"Роковые" женщины международного терроризма. 2 и 3 части

Вечный город Рим встречает теплое весеннее утро. В крытом дворике ничем не примечательного дома появляются длинноногая длинноволосая брюнетка и мужчина средних лет в очках. Они ведут под руки седоволосого старца с изможденным лицом. Старика зовут Альдо Моро. Он председатель Христианско-демократической партии, ведущей политической силы Италии. В недавнем прошлом - премьер-министр страны. Во дворике стоит «Рено» красного цвета.

Девушка открывает багажник автомобиля: «Залезай туда! Быстрее!». Старик послушно лезет в гроб багажника, на дне которого расстелен оранжевый плед. Мужчина достает «узи» и посылает в тело Моро автоматную очередь. Одиннадцать пуль. Девушка надевает черные очки и садится за руль «Рено». Мужчина открывает ворота и садится рядом со своей спутницей. Автомобиль с телом покойного председателя ХДП начинает путь по просыпающимся улицам итальянской столицы...

На дворе 60-е годы XX века. В странах Западной Европы и США продолжается экономический подъем, начавшийся после завершения Второй мировой войны. В тех же Франции и ФРГ, восстановившихся на американские деньги по плану Маршала, не хватает рабочих рук и для решения кризиса в страны будущего ЕС начинают массово завозить мигрантов из стран третьего мира. Количество студентов ВУЗов растёт неслыханными доселе темпами — впервые в своей истории человечество сталкивается с социальным взрывом образовательного бума. Целое поколение послевоенного бейби-бума, не знающее ужасов войны и насквозь пропитавшееся идеологией нового гуманизма, заявляет претензии на свое место под солнцем. Образуется самый масштабный с 20-х годов разрыв поколений, где дети на десятки лет опередили своих консервативных родителей.

По всему миру бушует новая мода, новые тенденции и веяния, на корню отрицающие родительский авторитет. Появляется множество групп, таких как Битлз, к которым с подозрением относится старшее поколение, традиционно опасающееся всего нового. Из-под коротких мини-юбок на белый свет робко пробиваются первые женские коленки на переполошенные седины родителей да на буйное либидо свежеприехавших специалистов не самого высокого профиля. Юбки становятся все короче, пока полностью не исчезают в песчаной буре ноу-хау эпохи — нудистских пляжей. Пройдет еще немного времени, и британец Иэн Дьюри изречет ничем не примечательную фразу, которая при всей своей простоте станет символом эпохи: «секс — наркотики — рок-н-ролл».

Молодежь всем своим видом показывает: по дурацким правилам припорошенного махоркой снобизма родительского невежества жить не будет! Каждая листовка студенческого движения; каждая строчка песни новорожденного рок-н-рольщика давала понять: «старикам тут не место». Так начиналась беспощадная война поколений, прямым продолжением которой к 70-м станет новая волна европейского терроризма. Следует ли говорить о том, что средний возраст террориста составлял 20-30 лет, а средний возраст жертвы террориста — 50-70 лет? Война отцов и детей в своем первозданном великолепии. Но что самое интересное, усредненный террорист носил юбку с обтягивающей блузкой, в то время как усредненная жертва — брюки и дорогой пиджак. Не только война поколений, но и война... полов?

В то же время 60-е — период тектонических сдвигов и эпических баталий на международной арене: Куба объявляет о начале строительства социализма и подвергается жесточайшей блокаде и военному давлению со стороны США; Хрущев стучит по трибуне ботинком, из-под подошвы которого вылетает подозрительно напоминающая ядерный пепел пыль; Африка, Азия, Латинская Америка бурлят антиколониальными движениями, подавляемыми западными империалистами; при непосредственном содействии бельгийских спецслужб и ЦРУ зверски убит лучший друг советского труженника, да и в целом славный малый Патрис Лумумба; в Боливии разгромлен отряд Че Гевары, а сам главный символ маскулинности 60-х расстрелян с последующим выставлением его трупа на всеобщее обозрение. Но больше всего мировую общественность потрясает война во Вьетнаме. США при содействии своих союзников сбрасывает на Вьетнам больше бомб, чем было сброшено на Германию за все время Второй мировой войны; пресса рапортует о совершенно варварских методах ведения войны американцами; количество жертв зловещего оскала империализма исчисляется сотнями тысяч, которые плавно превращаются в миллион, а потом в еще один. Демократические кадры гуманитарной интервенции в страну так и не взошедшего солнца, шокируют весь мир. Вернее, молодежную его часть, к ужасам войн не особо привыкшую. Групповые фото сотен расстрелянных американцами детей способствуют формированию у европейской молодежи антиамериканских мировоззренческих установок.

Все больше европейской молодежи воспринимают США как нацистскую диктатуру ХХ века, а правительства своих стран — пособниками США и продолжателями славного дела СС. В качестве противоядия появляется гигантский спрос на коммунизм, идеи которого, срываясь с губ, заполоняют облаком голодной саранчи все свободное пространство. Джон Леннон записывает песню Imagine, в которой рассказывает о том, как всем будет заебись, если отменить частную собственность - песня становится не просто хитом, но и новым коммунистическим манифестом (через год Леннон переезжает в особняк на Манхэттене с пятью спальнями и 4 ваннами - в таких местах придаваться сладостным мыслям об отмене частной собственности куда приятнее, не могу не согласиться); группа the Beatles в качестве пародии на империалистическое Back in the USA записывает песню Back in the USSR. На фоне вытворяемого американцами во Вьетнаме беспредела СССР для многих становится стороной света, идеалом, к которому во что бы то ни стало надо стремиться (откуда ж им было знать о суровых реалиях настоящего СССР? Я думаю, европейские романтики не мало б прихуели, увидев из окна своего пряничного домика Воронеж), СССР в свою очередь довольно потирает руки и ждет часа, чтобы стать главным международным спонсором терроризма (чему мы посвятим отдельные статьи).

Особо острая ситуация вырисовывается в Западной Германии, где "несправедливое" империалистическое настоящее накладывалось на тень сурового нацистского прошлого. Бытует мнение, согласно которому по итогам Второй Мировой войны нацисты понесли заслуженное наказание, представ перед судом. Нет. Это просто красивая сказка, призванная убедить население в том, что «добро всегда побеждает зло». Пред судом предстали единицы: либо те, кто не успел свинтить с захваченных СССР территорий, либо наиболее крупные шишки, либо те, кто особо рьяно подбрасывал торф и плохих людей в жаркую топку холокоста. Абсолютное же большинство нацистов либо благополучно расползлись по Канадам, Америкам и Аргентинам, либо вообще остались в Германии. Все они прожили долгую и счастливую жизнь, отдав концы богу лишь в глубокой старости. Никому до них не было никакого дела, даже Израилю со знаменитым Моссадом. Например, из более чем тысячи участников резни в Бабьем яру, перед судом предстало всего 12 человек и один был повешен в Нюрнберге. Еще 11 человек судили в 1967 году, и все они отделались символичными наказаниями.

Логика безразличия предельно ясна: эти люди отстранены от власти, третий рейх разгромлен, стало быть, они совершенно безопасны. Поимка же стоит не малых денег. А в Израиле считать деньги умеют, как нигде. Ну и какой практический смысл тратить деньги и силы на поиски совершенно бесполезных людей, которые ни на что уже не влияют? В Израиле была даже известная организация «Охотники на нацистов», члены которой грозно хмурили брови, а иногда даже грозили пальцем, но единственное в чем действительно преуспели -  в самопиаре (здесь даже само название напоминает затравку для комикса). Что говорить, если похищению Моссадом из Аргентины самого известного нацистского преступника Адольфа Эйхмана и Моссад, и правительство Израиля  противились из последних сил. Их еврейское население буквально силой заставило похищать Эйхмана, инициировав мощный скандал — как это так, вот простой народ нашел, где живет Эйхман, а вам просто похуй. Так что сказки про карающую руку Моссада, буквально из под земли достававшую нацистов, — не более чем сказки.

Бывшие крупные деятели нацистской партии и люди, имевшие самое непосредственное отношение к СС, буквально пронизывали весь госаппарат, всю судебную систему и все бизнес-круги Западной Германии и Австрии. И там, и там существовали целые партии, состоявшие преимущественно из бывших офицеров Вермахта и членов НСДАП. Например, Австрийская партия свободы, основанная корешем Геббельса Антоном Райнталлером. Эта партия, что символично, сегодня полностью финансируется Кремлем и поддерживает политику Путина. Недавно они демонстративно покинули выступление Зеленского в парламенте Австрии. Коммунистическая же партия Германии с 1956 года была официально запрещена, а все внесистемные силы выдавливались из пространства публичной политики, что у молодежи вызывало агрессию и недоумение. Фактически Германия 60-х подозрительно напоминала Россию сегодняшнюю, с той лишь разницей, что госаппарат Германии захватило старческое номенклатурное мудачье НСДАП, а аппарат России — КПСС.

Равнодушие правительств всех стран мира среди прочего объяснялось и практическими соображениями: в первой половине ХХ века профессиональных кадров было, не больше чем зерна в погребе поволжского крестьянина 30-х, так что решительно каждый что-либо представлявший из себя профессионал успел зашквариться самой активной работой с крикливым любителем придурковатых усцов. После войны кадров по понятным причинам стало еще меньше, и кого, позвольте спросить, ставить на руководящие должности в восставшем из пепла войны новом государстве? Конечно же, вчерашних осознавших ложность своего пути эсесовцев. По приблизительным подсчетам к началу 70-х годов 85% чиновников МИД ФРГ должны были сидеть не в своих уютных кабинетах, а на скамье подсудимых международного трибунала. В той же мере аналогичная численность распространяется практически на все сколь-либо значимые сферы экономическо-политической жизни Германии. Подобие люстрации произошло разве что в оккупированной СССР ГДР, но и там до конца довести дело не удалось — приблизительно четверть всех чиновников новой советской колонии были также выходцами из аппарата Третьего Рейха.

В 50-е годы парламентской комиссией во главе с Ойгеном Герстенмайером был принят ряд законов, от открытия доступа в бундесвер бывшим эсесовцам до восстановления бывших фюреров СС в прежнем положении, либо в выплате им полноценных пенсионных пособий. Бывшие «нацистские преступники» прочно обосновались на западногерманской политической сцене, стали высшими правительственными чиновниками, судьями, прокурорами, депутатами бундестага, статс-секретарями и министрами боннского кабинета. Например, главным спецслужбистом Германии стал Гелен Рейнхард, бывший спецслужбист Третьего Рейха, один из разработчиков плана "Барбаросса" и организатор власовского "РОА". После поражения Германии сдался американцам и предложил им сделку: сформировать под его командованием из бывших нацистов службу противодействия «агрессивным устремлениям СССР в Европе». Американцам идея понравилась и они профинансировали "Организацию Гелена". Впоследствии Гелен стал главой немецкого БНД (аналог ЦРУ или ФСБ).

Согласно страсбургским решениям, «второй гарнитур» гитлеровцев устремился вверх, с той лишь разницей, что вместо черных, коричневых и зеленоватых мундиров эти лица носили теперь черный фрак или отлично сшитые костюмы респектабельных деловых людей. Представители западногерманского финансового капитала и боннского государственно-монополистического аппарата также неразрывно связаны с хорошо организованным преступным миром бывших заплечных дел мастеров Гиммлера.

Например, самый влиятельный и богатый бизнесмен Германии 60-х Фридрих Флик в 30-е был одним из ключевых спонсоров НСДАП и даже находился в партии в должности «военно-экономического руководителя». Во время второй мировой войны на предприятиях Флика по изготовлению боеприпасов работало ок. 50 тыс. «подневольных рабочих» из числа унтерменш. Около половины из них погибли. В 1947 году предстал пред Нюрнбергским судом как военный преступник и был приговорен к смехотворному сроку наказания в 7 лет. Впрочем, даже этого срока Флик не отсидел, условно-досрочно оказавшись на свободе уже к началу 1950 года. Уже через год он восстановил свой статус самого богатого и влиятельного человека Германии, став неким аналогом Березовского в России 90-х. Умер в 90 лет. Схожая ситуация была с Герхардом Петерсом, владельцем корпорации Degesch, изготовлявшей Циклон-Б для избавления этого мира от досадного существования сами знаете кого — отсидев незначительный срок и выйдя условно-досрочно, Петерс остался влиятельной фигурой немецкой экономики и политики. То же касается Штиге Генриха из корпорации Degussa — непосредственного участника убийства Карла Либнехта и Розы Люксембург. После войны все те же корпорации вернулись все в тех же составах и заняли такое же влияние, коим обладали в Третьем Рейхе. Кульминацией истории в 1961 году прозвучали ставшие легендарными слова бьющегося в патриотическом экстазе бывшего офицера вермахта Франца Йозефа Штрауса в адрес бывшего политэмигранта Вилли Брандта: «Позвольте спросить, что господин Брандт делал все эти 12 лет, там, за границей. Мы-то знаем, что мы здесь делали». Да, долбоебами не только Россия богата.

Вот как об этом говорила террористка РАФ Биргит Хогефельд:

Послевоенные дети — первое поколение, увидевшее, как в домах появляются телевизоры. Телевидение оказало глубокое влияние на это поколение двумя способами. Во-первых, это дало им общую перспективу, с которой они могли смотреть на мир, получая представление о нем. Во-вторых, телевидение позволило им наблюдать за крупными общественными событиями. Ну, а главное — высшее образование стало массовым. Весь никчемный родительский опыт оказался атавизмом: равно как мы сегодня называем своих стариков никчемными совковыми мудозвонами, так и немецкая молодежь именовала своих родителей никчемными нацистскими мудаками. Однако же если мы будем смотреть на вопрос с точки зрения социальной биологии, то можем обнаружить, что истинные корни проблемы находились несколько глубже: рост количества рабочих мест откровенно не поспевал за ростом новоявленных обладателей высшего образования (главным образом гуманитарного). В мире царило торжество сумрачной геронтократии, отжившие свой век старперы занимали все сколь либо значимые места и отдавать их без боя явно не собирались. С т.з. биологии рост молодежного недовольства был обусловлен скорее не стремлением к справедливости (это, как обычно, лишь облагораживающий мотив в мире биологического эгоизма), а банальной войной за ресурсы. Голодная молодежь пошла войной на зажравшуюся старость, как некогда голодный рабочий на зажравшегося капиталиста. Отсюда и уклон в левачество как противопоставление консерватизму родителей. Мы уже рассматривали вопрос молодежной культуры, строившейся на противопоставлении родителям, начиная с музыки и заканчивая политикой. В пользу «войны поколений за ресурсы» в данном случае говорит и сам лозунг немецкого молодежного движения 1960-х: «Не верь никому, кто старше 30».

В той или иной мере данный процесс происходил решительно во всем мире, к концу 60-х численность послевоенной страждущей заявить о своих претензиях на этот мир молодежи 18-25 лет достигла критической отметки, и в 1968 году вся планета, как по сигналу свыше, погрузилась в хаос уличных беспорядков. Ян Палах не очень удачно чиркнул спичкой, и понеслось — масштабные акции протеста против войны во Въетнаме в США, «Пражская весна», ввод советских танков в Чехословакию, политический кризис в Польше, итальянская «Битва в Валле-Джулии», восстание в ФРГ и Западном Берлине, восстание албанцев в Косово, хорватов в Хорватии, боснийцев в Боснии и сербов в Сербии, многомиллионные забастовки во Франции («Красный май»), «Захват студ дома» в Финляндии, протесты в Турции, Пакистане, вообще везде. Даже в чуждой европейскому миру Японии произошли массовые антиправительственные демонстрации «Синсаеку». Да что там Япония! Не остался без дела и СССР, в 1968 году породивший самую значимую акцию в истории советских диссидентов («Демонстрация на Красной площади 25 августа 1968 года»), почти одновременно с этим произошел знаменитый солдатский расстрел прохожих на площади в Курске. Следует ли говорить о том, что РАФ увидел свет в том же 1968 году?

Предтечей 1968 года в Германии стали июньские события, разыгравшиеся годом ранее. По мере увеличения численности протестной молодежи усиливался и нажим полицейского насилия. Очередной студенческий митинг жестоко разгоняется полицией. Часть демонстрантов разбегается по соседним дворам, несколько полицейских догоняют в одном из таких дворов двоих студентов. Один из них получает несколько ударов по голове, но остается жив. Второй, 26-летний Бенно Онезорг, совершенно беспричинно застрелен с близкого расстояния в затылок, стреляет в него полицейский Карл-Хайнц Куррас. В последовавшем процессе полицейских оправдывают, так как они ссылаются на то, что им показалось, что студенты вооружены. Именно с этого выстрела Германия входит в эпоху левацкого терроризма. Лишь после распада СССР станет известно, что стрелявший полицейский Куррас был агентом советских спец-служб Штази, после чего история убийства почти полувековой давности заиграет новыми красками.

Власть шаг за шагом отвоевывала свободу рук, которая позволяла ей вооружаться, ограничивать в правах неудобных журналистов, менять конституцию и даже, как в случае с Онезоргом, стрелять в прохожих. Но оставалась одна запретная зона, куда хода не было даже на уровне парламентских дебатов. В середине 1950-х впервые всплыло словосочетание «Закон о чрезвычайном положении», и дискуссия вокруг него затянулась на годы. Коллективная память подсказывала здесь совсем уж беспросветно-ужасное: аналогичный закон в марте 1933 года позволил рейхсканцлеру, некоему Адольфу Гитлеру, сделать из какой-никакой, но все же парламентской республики террористическую диктатуру.

Передача высшей власти от законодательной к исполнительной ветви, ограничение личных прав и свобод, цензура, бесконтрольное прослушивание телефонов, перлюстрация частной переписки, возможность задержания по простому подозрению и так далее — разные версии закона появлялись в парламентских дебатах, и силами разных партий его отклоняли в 1956-м, 1958-м, 1960-м, 1963-м, 1965-м и, наконец, в 1967 году.

Наиболее харизматичным и активным лидером студенческого движения 67-68 годов становится Руди Дучке  за свою деятельность подвергшийся крайней обструкции в немецких СМИ. Против неугомонного студента запускается полномасштабная травля, в ходе которой его называли воплощением красной угрозы (СССР во всем западном мире в те годы был главной государственной страшилкой, из серии «хотите так же, как в России?»), издевались над его внешностью и даже пытались отыскать... еврейские корни. Это в свою очередь спровоцировало и уличную войну между правыми детьми пролетариев и левыми детьми среднего класса. Прям как некогда в Российской Империи, когда черносотенцы вышли на улицы ломать пенсне дохуявыебывыющегося студента-зазнайки. В том же 1968 году Дучке в упор расстреливает неонацист Йозеф Бахман. Что примечательно, Бахман был родом из Саксонии. Как я уже неоднократно писал и говорил, невероятным образом Саксония испокон веков являлась наиболее радикальным ультраправым регионом Германии, и сохраняет за собой это звание по сей день (что примечательно, именно в Саксонии наибольшее одобрение имеет Путин) — 90% всех неонацистов германии 60-2000-х годов являлись выходцами из ГДР (где парадоксальным образом СССР провел наибольшую люстрацию нацистских преступников) с пиком активности именно на Саксонию. Практически одновременно с Дучке с разницей в одну неделю в США правый боевик одним метким выстрелом убивает видного оппозиционера и яростного критика войны во Въетнаме Мартина Лютера Кинга. Именно в эти дни наиболее радикальным активистам Европы приходит в голову мысль о том, что мирная борьба в дальнейшем невозможна, и они начинают присматриваться к разработанной Карлосом Маригеллой тактике городской герильи.

Наиболее "увлеченные" представители левой оппозиции, обладающие особо глубоким духовным миром, стали сбиваться в весьма своеобразные коммуны, в которых царило лишь одно правило — никаких правил. Ну и до кучи полное обобществление всего сущего. Наибольшей популярности достигнет немецкая «Коммуна-1», обитатели которой отрицали решительно все ценности не просто консерватизма, но и общества как такового и главной ячейки этого общества — семьи, которую активисты считали пережитком фашистского прошлого. Что есть семья? Семья — лагерная система подчинения и угнетения, вечная борьба за доминирование между мужем, женой и детьми. Никто и никому не вправе диктовать свою волю. Почему мужчина, например, не может изменять жене под страхом морального террора со стороны ее пронзительных голосовых связок? Какое она имеет право ему запрещать (вот с этой концепцией, я, пожалуй, соглашусь)? А почему женщина не может изменять мужу? Это же самый настоящий тоталитаризм и угнетение. Как мы уже писали ранее, культивирование беспорядочного секса и обнаженки являлось одной из ключевых форм протеста против консервативных родительских устоев как в общественном пространстве, так и в индивидуальном (отсюда и тотальные гонения на любые виды проявления сексуальности в автократиях, начиная с Третьего Рейха и заканчивая сегодняшней Россией). Обнаженка стала носить статус молодежного культа, поджидая ничего не подозревающего горожанина даже с обложек виниловых пластинок суровой задницей Йоко Оно, видимо, своим видом выражающей все ужасы тоталитарного гнета разом. Поэтому, когда ты знакомишься с оппозиционной чикой - первым делом требуй, чтоб она раздевалась. Пусть не словом, а делом подтвердит свою приверженность идеям и неприятие Путинской политики. Лично я с этого начинаю свое общение со всеми подписчицами. Увы, как показала практика, меня читают судя по всему одни консервативные запутинки, но я не отчаиваюсь и продолжаю верить в лучшее

С идеей свободы и обобществления коммунары, должно сказать, ебанулись на отличненько. «Коммуна-1» началась с девяти мужчин и пяти женщин, которые во время очередных кухонных посиделок, накурившись отборного кампучийского гашиша, обсудили перспективы революционного движения в Западной Европе и решили проживать вместе. Коммунары занимали большой спортивный зал, где не было никакой мебели, только несколько тюфяков. Принципами общежития были общность имущества и обязательность группового секса. На фоне критики (точнее, самокритики) «отдельного человека» отказ в сексе товарищу по коммуне осуждался и переставал быть «личным делом». Девушки или юноши из «недотрог» быстро становились нежелательными, уходили сами или изгонялись общим голосованием. Например, своего идеолога Руди Дучке члены «Коммуны» из спортзала изгнали, так как он не смог отдать в коллективное пользование свою невесту. Руди, думаю, и сам здорово переживал из-за такого проявления своего несовершенства.

Групповым сексом коммунары занимались ежедневно, и никто не имел права отказать другому в этой услуге. Именно поэтому некоторые члены коммуны позже вспоминали о групповом сексе как об ужасно нудном и малоприятном занятии. На первый план в коммуне выходило взаимное воспитание на пути отказа от эгоизма: все всегда в общем пространстве на виду у всех, доступ всех ко всем и всему во всех смыслах. Например - в коммуне туалеты должны быть без дверей. Степень и формы «максимального обобществления» вызывали откровенное недоумение порой и у самих сторонников обобществления.

Приветствовалась и буквализация слова «коммунио» как «общего тела» или фантастической мечты о преодолении частных границ своей телесной приватности. Одной из целей группы было «максимальное обобществление»: все владеют всем и ко всему имеют доступ, в некотором смысле владеют друг другом. На территории коммуны каждый обладает остальными. Велись неомарксистские дискуссии на темы «с чего ты взял, что твое тело — "твое"? Кто такой "ты" и кем/ когда "ты" сформирован? Что такое "твое"»? Иллюзия, согласно которой тело «твое» и ты можешь им распоряжаться, объявлялась некритичным переносом на себя частнособственнических представлений, на которые опираются капиталистические отношения. В общем гашиша они хапнули на той кухне - отборного. В наши дни такого не найти уж.

Что интересно, эта идеология распутно-обнаженной коммуны перекочевала в Европу прямиком из СССР, где в 20-х годах некоторые особо просветленные деятели интернационала вполне серьезно рассматривали создание подобных коммун или установок «будок для порева» на улицах Ленинграда. И сама идея нудизма зародилась (в той идейной обертке) именно в СССР, где на первых порах существовало даже общество «Долой стыд!». Участники движения исходили из убеждения, что единственным олицетворением равенства может служить только нагота. Сейчас уже никто и не вспомнит, как в 22-23 годах на улицах России проводились голые шествия нудистов, порой достигающие десятка тысяч человек. Основной замысел советского нудизма сводился к следующим представлениям:

— одежда служит маркером классовой принадлежности (чем дороже одежда, тем выше социальное положение);

— одежду шьют буржуи для общества потребления. Нет одежды — нет заработка для буржуя;

— человек — животное. Но где вы видели обезьяну в брюках (впрочем, я обезьян в брюках и юбках вижу регулярно).

Но главное в том, что нудизм — право распоряжения своим телом. Поэтому именно женщина стала в авангарде движения «Долой стыд»; женщина, третируемая консервативно-религиозным воспитанием. Женщина, каких бы голубых кровей ни была, все равно воспитывалась (даже при наличии образования) как туловище для справления половых потребностей высокопоставленного чиновника, за которого ее выдадут родители. Через нудизм (или в наши дни через порнографию) искалеченная консервативным воспитанием психика заявляет миру, что «мое тело — это мое тело, и делаю с ним, что хочу».

Впрочем, одним лишь внутренним чудачеством жильцы «Коммуны-1» не обходились. Поставив во главу своей идеологии анархичное отрицание любых устоявшихся норм и ценностей, отрывались ребята по полной. Один из вождей колонны Фриц Тойфель, например, обучился мастерству блевать в нужный момент, чтобы во время допросов заблевывать следователей и протоколы. Не удивлюсь, что перед допросами он специально ел венегрет, дабы было еще эффектнее. Также Тойфель очень любил на похоронах выскочить в неподходящий момент из заранее поставленного гроба с проклятиями в адрес капиталистов. А как вам ворвавшиеся во время церковной службы в церковь коммунары и устроившие групповую оргию? 

Именно в спортзале упоротой коммуны завязался роман между двумя самыми известными деятелями будущего РАФ — Гудрун Энслин и Андреасом Баадером.

От слов к делу берлинские коммунары перешли в 1967-м, аккурат после того, как полиция во время акций протеста застрелила Бено Онезорга. В ответ на это по всей Германии проходят митинги протеста. Полицейские убивают еще одного молодого парня. Члены «Коммуны» понимают, что пришла пора начинать городскую герилью. И для начала они решают что-нибудь поджечь. Идея поджога давно импонировала Коммунарам. Когда в Брюсселе сгорел гигантский универмаг «Иновасьон» и в пожаре погибло более трехсот человек, его группа выпустила листовку:

Через день после поджога Баадера арестовали. Чтобы написать о нем, в тюрьму к Баадеру приходит знаменитая журналистка Ульрика Майнхоф. В тот момент, когда они встретились, на свет появился РАФ.

Вездесущая журналистка Майнхоф проявляет интерес к научным занятиям раскаявшегося террориста. Кроме нее, штудии Баадера интересуют некую доцентку социлогии. Под этой легендой скрывалась Гудрун Энслин. 14 апреля 1968 года доцент в сопровождении группы студентов появляется в читальном зале. Все погружаются в чтение. Спустя сорок минут надзиратель приводит Баадера и снимает с него наручники. В этот момент в библиотеку с развевающимися волосами и автоматом в руках влетает Майнхоф. «Студенты» выхватывают пистолеты. На улице беглецов уже ждут мотоциклы. Спустя три дня редакции крупнейших газет получили письмо, подписанное РАФ: «Неужели эти свиньи поверили, что мы оставим в их руках нашего товарища?!»  В то же самое время по тому же самому принципу в Италии формировалась другая террористическая организация «Красные бригады». Время шуток закончено.

Несколько лет подряд РАФ держит страну в состоянии перманентного стресса. Боевики взрывают Берлинский яхт-клуб и штаб-квартиру Западного корпуса армии США. Они застрелили генпрокурора ФРГ, председателя «Дрезднер-Банка», министра хозяйства Баварии. Убили главнокомандующего НАТО в Европе, чуть не убили госсекретаря США Александра Хейга. Взорвали немецкое консульство в Стокгольме, вместе с машинами сожгли троих из пяти немецких госсекретарей и даже разбомбили ракетами базу ВВС НАТО. РАФовские акции — это легенда терроризма ХХ столетия. Врываясь в банки, боевики под дулом автомата заставляли служащих поедать кремовые пирожные. На вырученные деньги они летали в Палестину обмениваться опытом с тамошними экстремистами. Подвиги немцев-РАФовцев затмили даже достижения итальянских «Красных Бригад».

Народная Воля, РАФ, Красные Бригады — разные эпохи, разные народы с различными культурами — казалось бы, что у них может быть общего? Все! Невзирая на то, что временной промежуток на пути от «Народной воли» до «Красных бригад» составлял без малого сто лет, все эти террористические организации повторяли друг друга в точности до тончайших деталей: цели, методы, средства, биографии, иерархия — меняй местами лишь названия, в то время как все остальное останется на своих местах.

Например, во главе всех трех группировок стояли не одиночки, а семейные пары: Перовская/Желябов, Баадер/Майнхоф и Курчо/Каголь (из этой тенденции выбивались разве что эсеры). Во всех трех случаях формальными лидерами являлись мужчины, реальными же — их спутницы (а в случае «Красных бригад» после ликвидации пары Курчо/Каголь единовластным главарем группировки стала Барбара Барцелани). В частности, именно Ульрика Майнхоф написала знаменитую «Концепцию городской герильи». Во всех описываемых случаях ситуация не сильно отличалась и на более низких ступенях иерархии, особенно ярко выражено было женское доминирование в рядах РАФ и «Красных бригад», что порой приводило к курьезным ситуациям. Например, когда РАФ отправила своих боевиков для получения террористического опыта в лагеря подготовки главной террористической организации Палестины «Фронт освобождения Палестины», то буквально через неделю арабы их любезно попросили нахуй с «фронта». Причиной стало то, что «в группе явно верховодили женщины, что для арабских руководителей было неприемлемо». Причем, если говорить об уровне ниже, то схожая ситуация с женским засилием проявлялась даже в руководимых мужиками группировках. Взять тех же эсеров, где верхушка, хоть и была представлена мужчинами, а вот треть мест уровнем пониже занимали женщины.

Также половинки всех верховодящих пар коренным образом отличались социальным происхождением, где женщина — представительница голубых кровей, мужчина — выходец из низших слоев. Вообще мы уже неоднократно обсуждали причины, по которым молодежь становится на путь терроризма. Впрочем, эти причины и без того очевидны всякому голову имеющему: невыносимость условий жизни столь крайняя, что ты ее и сам перестаешь ценить. Вроде бы все логично, но есть один интересный нюанс. Это правило в принципе неприменимо к женщине. Например, Софья Перовская — аж дочь губернатора Петербурга, в то время как ее муж Желябов — выходец из семьи крепостных крестьян. Баадер — отпетый маргинал, дебошир и просто замечательный человек. Его первая РАФ-пассия Энслин — пра-правнучка Гегеля, отличница-хорошистка, обвешанная учебными медалями, как ветеран медальками. Его вторая пассия Майнхоф — авторитетная и уважаемая журналистка Германии, имевшая дом в немецком аналоге российской Рублевки, перед которым красовались два новеньких «Мерседеса».

Подобное правило распространялось и на боевиков рангом пониже. Например, вторая женщина «Народной воли» после Перовской — Мария Оловенникова — дворянка, дочь губернского секретаря. Татьяна Лебедева, также из зажиточной дворянской семьи, дочь мирового судьи. Американский исследователь терроризма Эми Найт анализировала классовую принадлежность 40 эсеровских террористок. Из них 15 были дворянками или дочерьми купцов, 11 происходили из семей мещан, 4 — разночинцев, 1 — дочь священника и 9 — из семей крестьян. При том даже эти 9 были выходцами из семей не абы каких крестьян, а относившихся к зажиточным. У мужчин ситуация оказалась резко обратной: из 130 исследованных террористов-эсеров 90 оказалось выходцами их крестьян или рабочих. Аналогичным образом дела обстояли и с профессией/образованием. 11 из тех же 40 эсерок имели высшее образование, 23 — среднее, 6 — домашнее (его могли позволить себе также лишь зажиточные семьи), неграмотной не было ни одной. Наиболее часто террористки работали учительницами (9 чел из 40). Тенденция подверженности молодых учительниц терроризму в той же мере была выражена и в Европе много лет спустя, когда там орудовали РАФ и «Красные бригады». Вот как выглядел профессиональный состав «Красных бригад»: 35% — студентки, 20 процентов — учительницы, 23 процента относились к «белым воротничкам».

В качестве ярчайшего примера различия классового происхождения женщин и мужчин-террористов мы можем рассмотреть один из самых громких терактов коммунистов в РИ — взрыв на аптекарском острове. Все трое смертников-мужчин — Забальшанский, Иванов и Типунков — рабочие, вышедшие из бедных крестьян. Две организаторши теракта — Наталья Климова и Надежда Тереньтьева — выходцы из уважаемых семей обеспеченных купцов.

Было в кругах девушек-террористок и еще одно отличие от мужчин, общее, одно на всех. Практически все они происходили из ультра-религиозных, ортодоксальных семей. Тут можно, конечно же, спросить: «А кто тогда происходил не из ортодоксальных религиозных семей?» Ну, во-первых, много кто. Во-вторых, религиозная семья религиозной семье рознь. Есть семьи, где детей просто заставляют учить Библию, а есть семьи, где их поливают кипятком за грех рукоблудия. Если говорить о начале ХХ века, то парадоксальным образом чрезвычайная религиозность была присуща именно среднему классу мещанства и выше, в то время как в жизни низов вроде крестьян носила сугубо формальный вид. Недаром же в гражданском противостоянии среднего класса и нищеты первые напирали на православие, вторые — на коммунистический атеизм. Слабая роль православия в жизни российского крестьянина, вероятно, обусловлена с одной стороны тяжелой работой (когда в поле с тебя за день семь потов сошло, уже не до храмов как-то), с другой — безграмотностью. Все же для того, чтобы постичь христианство, для начала надлежит хотя бы прочитать Библию. Притом крестьянство было крайне суеверным, веровало в заговоры и ведьм, но религиозность его сводилось лишь к форме шаблонных обрядов на православные праздники.

Практически невозможно себе представить, чтобы в крестьянской семье кого-то пороли за недостаточно восторженное распевание псалмов, а вот в помещичьей семье такое было сплошь и рядом. Так что большой вопрос в том, детям каких слоев в те годы жилось лучше. Жизнь детей крестьян была не очень сладкой, но они фактически воспитывались сами по себе, росли буйной травой в поле. В дворянской семье подход был несколько иным, в особенности для девочек. Дворянство жило по принципу «не быть, а казаться», поэтому для дворянина было очень важно показать высшему обществу изысканные манеры своей дочери. И методы для привития этих манер применялись зачастую весьма своеобразные. На людях-то, конечно же, семья выглядела любящей и культурной, однако самое интересное начиналось вечером, когда гости разъезжались, а дверь наглухо закрывались пудовым замком.

Отец казненной за убийство царя Софьи Пировской, губернатор Санкт-Петербурга, по воспоминаниям многих современников был отменнейшим ебанатом, домашним тираном (и свою тиранию он распространял в той же мере на затравленных крестьян), самодуром и религиозным фанатиком. Главное хобби губернатора вне работы сводилось к изощренным издевательствам над членами своей семьи, которая жила по домострою. Жена Льва Перовского, мать Софьи, происходила из бедных слоев, типичная провинциалка, вытянувшая «счастливый» билет. Различие классов, как это водится, приводило к тому, что мать Софьи для отца являлась не более чем личной вещью, которую он отчаянно обучал быть настоящей женщиной и не позорить его колхозным рылом в высшем свете. Например, он мог надеть ей на голову кастрюлю борща, поданного недостаточно горячим или, наоборот, недостаточно охлажденным. Одной из любимых забав губернатора являлось обучение малолетнего сына галантным манерам по отношению к женщине. Видение о галантных манерах у него были несколько специфическим — например, он заставлял маленького сына избивать мать палкой, когда она смела в чем-то провиниться или же просто недостаточно восторженным взором встретить уважаемого мужа с работы. В частности, губернатор очень любил придаваться греху распутства с другими представительницами высшего света, которых водил прямо домой и драл чуть ли не на глазах у матери, приговаривая очередной пассии на ушко что-то вроде «не обращай внимания на эту плебейку».

Перовская, также третируемая отцом, была крайне привязана к матери, а потому понятно, какой след тирания отца оставила в ее детской психике. В подростковом возрасте измученная отцом-ебанатом девушка сбежала из дома. По рассказам современников, при таких методах воспитания Перовская не просто выросла крайней феминисткой, но и крайней мужененавистницей, которая ненавидела «хуемразей» по одному лишь факту их половой принадлежности. А самое страшное оскорбление с ее уст компактно умещалось в слово «бабник».

Точь-в-точь детство Перовской повторяет и детство второй после нее женщины «Народной воли» Веры Фигнер. Начнем с того, что она тоже вышла из супер-элитарной семьи, сами же воспоминания о нравах, царивших в лоне семьи, предоставим непосредственно Вере:

Людмила Волкенштейн из той же «Народной воли» мемуаров не оставила. О ее детстве мы можем судить по кратким воспоминаниям той же Фигнер. Как говорила Фигнер, ее отец был настолько отбитым ебанатом, что, чтоб он ее окончательно не зашиб мать, по достижении дочерью подросткового возраста она сняла ей даже отдельную квартиру, в которой и запрятала поглубже:

В который раз мы наблюдаем ту же самую картину: обеспеченная уважаемая семья и противопоставление хорошей доброй матери отцу маньяку и обмудку.

Не меньше ситуация отличалась и в случае евреек «Народной воли». Например, Геся Гельфман очень неохотно рассказывала о своей семье, о своем детстве; как вспоминают современники, по всей вероятности, потому, что «ей нелегко было вспомянуть недобрым словом тех, кто были виновниками ее невеселого детства и тяжелой юности». Поэтому даже наиболее близкие ей люди были мало знакомы с ее жизнью в родительском доме. Но вот что нам известно в общих чертах. Геся родилась, как и подобает террористке, с одной стороны в состоятельной еврейской семье, с другой — в семье, приверженной ортодоксальному иудаизму. Из-за чрезмерной религиозности ребенка не учили читать и писать, ибо грамота — от диавола. Положение Геси дома значительно ухудшалось тем, что она очень рано лишилась матери. Вторая жена ее отца очень скоро оказалась для нее той лютой мачехой, о которой так часто повествуется в народных сказках. Когда девушке минуло 16 лет, отец, по ортодоксальному обыкновению, выбрал для нее жениха, которого она едва ли даже видала когда-нибудь в глаза и о котором знала только то, что он принадлежит к почетному званию «талмудистов». В те же 16 лет она сбежала, долго бродяжничала пока не нашла свой дом в группировке революционеров.

Они ее отмыли, причесали, научили читать и писать, а главное — открыли для нее учение Карла Маркса. Так на свет появилась очередная фурия, карающая, мстящая и уничтожающая все на своем пути. А дальше — бесконечные тюремные сроки, издевательства стражников, невыносимые условия содержания, хронические болезни и, как итог, — повешение за участие в убийстве царя Александра II. Очень страшная жизнь для няши-очароваши с фото.

Неким дополнением может похвастать еврейка «Народной воли» Фанни Морейнис. Помимо типичного багажа, ее отец еще был ультра-националистом, ненавидевшим русских и запрещавшим даже говорить на русском языке:

Конечно же бывают и исключения из правил, например, Мария Школьник, автобиографию которой мы публиковали отдельно. Она, наоборот, выходец из социальных низов, т.е. из крайне бедной голодной крестьянской семьи, в ее доме не было какого-то убер-насилия, отец и мать были вполне нормальными, а религиозность носила умеренные формы. Но Школьник — одна такая на миллион террористов. Во всяком случае, аналогичных ей эсерок я больше не нашел. Это показательно. Практически все эсерки повторяют биографию Софьи Перовской, зачастую вплоть до полного мужененавистничества.

Каким образом Перовская при таких взглядах на жизнь умудрилась сойтись с Желябовым, не совсем понятно, но предположить возможно: судя по всему, Желябов был полной противоположностью ее отца — нежный, обходительный, во многом женоподобный, анархичный. В нем она нашла то, что не находила в отце. К сожалению, детство как Желябова, так и остальных мужчин-террористов Российской Империи мало изучено (кто ж в те годы интересовался детством дремучих крестьян), но мы можем спроецировать на него особенности воспитания верного последователя — Андреаса Баадера, благо Баадер и его баба Гудрон (а потом и Майнхоф) были полной калькой пары Перовская-Желябов.

Баадер — с точностью да наоборот: типичная безотцовщина, росшая в окружении женщин. Андреас воспитывался в окружении многочисленных тёток, которые не чаяли в нём души и всячески баловали. Красивый, белокурый мальчик практически ни в чём не знал отказа, что плачевно сказалось на формировании его характера. В школе он учился крайне плохо, переходя из одного учебного заведения в другое. Мать и тётки, занимавшиеся воспитанием Баадера, старались найти объяснение в том, что у мальчика было трудное детство, и обвиняли учителей, «уделявших ему недостаточно внимания». Преподаватели Андреаса были совершенно иного мнения. Они считали, что мальчик избалован, ленив, эгоистичен и агрессивен. Где бы ни появлялся Андреас, вокруг него сразу начинала формироваться хулиганская шайка подростков. Желание быть лидером стало проявляться у Баадера с раннего детства. Тяга к вандализму и насилию стала неотъемлемой частью его натуры. К 20 годам Андреас Баадер не имел ни специальности, ни образования, ни постоянного дохода, позволявшего себя содержать без посторонней помощи. Ни на одной работе он подолгу не задерживался. Постоянным предметом его интереса были лишь пивные бары, женщины и наркотики. Время от времени он промышлял мелкими взломами и угонами мотоциклов, за что регулярно попадал в полицейский участок. Однажды многочисленная родня Баадера была вынуждена признать, что он превратился в мелкого уличного преступника. Впрочем, мужчинам-террористам хоть и было присуще происхождение из кругов с преобладающим женским давлением, все же массу они собой представляли весьма неоднородную. И часто были, как и женщины, выходцами из ультра-религиозных слоев. Например, великий и ужасный Карлос Ильич Рамирес — его отец чуть было не стал священником, а мать — ультра-религиозная фанатка. Что интересно, его отец благополучно перешл из религиозного консерватизма в коммунистический, да так благополучно ебанулся мозгами на этой почве, что имена всем троим сыновьям раздал в честь Ленина. Так один Брат стал Владимиром, второй Лениным, третий Ильичом.

Однако же в женском вопросе терроризма все было однозначно до неправдоподобного. Гудрун Энслин мало того, что является выходцем из очень религиозной семьи, так еще и ее отец был очень авторитетным пастором. Она росла в системе координат крайней религиозной догматичности и сама являлась религиозным фанатиком вплоть до первого знакомства с учением Маркса. Современники вспоминали о том, что Гудрун была в детстве крайне религиозной девочкой, для нее была характерна жажда кровавого мученического подвига, смерти за идею, подвижничества, стремление достичь Абсолюта, крайний максимализм, нетерпимость в достижении Царства божия на Земле. Стоит вспомнить, что и главный лозунг мюнстерских анабаптистов был Царство божие на Земле. RAF в этом плане можно рассматривать как некое воскрешение анабаптизма.

Ульрика Майнхоф — вообще выходец из целой династии священников, и отец ее, и дед, и прадед — священники. В юности Майнхоф была крайней религиозной фанаткой и даже едва не постриглась в монашки в подростковом возрасте. Позже состояла в масонской ложе «Братство святого Михаила». Потом открыла для себя учение Маркса.

Если мы начнем копаться в биографиях остальных левых террористок, то у нас не хватит ни дня, ни ночи объять столь масштабный материал. Достаточно просто краем глаза пробежаться по первым же строкам их биографий в той же англоязычной Википедии. В 80% случаев биография каждой начинается со слов «воспитывалась в строгой католической семье». Но даже в тех случаях, где подобного примечания нет, оно опосредованно сочится в наш мир через интервью террористок. Например, про религиозный фанатизм семьи террористки РАФ Биргит Хогерфельд в официальных источника нет ни слова. Но если мы нагуглим ее интервью, то узнаем, что в детстве она мечтала стать… органным мастером. Очень странное желание для ребенка, особенно девочки, не так ли?

То же самое касается и боевиков итальянских «Красных бригад». Биография первого лидера Маргареты Каголь начинается со слов: «В юности отличалась религиозностью, не пропускала воскресных богослужений». После убийства «Мары» место лидера в группировке заняла Барбара Барцелани, также вышедшая из ультра-религиозной семьи.

В той же мере это относится и к террористкам Российской Империи. Библия занимает весьма видное место в воспоминаниях той же Веры Засулич, отданной на воспитание зажиточной тетке-мещанке. Тетка заставляла ее чуть ли не учить писания наизусть, а за любые огрехи в этом богоугодном деле порола от души.

…

(тут запись обрывается. Видимо, что-то совсем безрадостное вспомнилось)

В той же мере религиозное происхождение распространялось и на евреек. Например, воспоминания Савинкова о Доре Бриллиант начинаются со слов «она была из очень обеспеченной и крайне ортодоксальной семьи иудеев». Воспоминания Савинкова, лично знавшего много террористок-смертниц, являют собой крайне ценный пласт личностных характеристик его личного выводка домашних террористок. И что интересно, невзирая на столетний разрыв поколений, зачастую они слово в слово повторяют то, что позднее будут рассказывать знакомые террористок из РАФ. В частности, Савинков отмечает, что многие женщины отличались именно религиозной фанатичностью к делу самопожертвования. Ту же Дору Бриллиант вспоминает как «молчаливую, скромную и застенчивую, жившую только своей верой в террор», и более того, «она выросла далекой от религии предков. Религиозным в ней было только стремление к жертвенности». А теперь убегаем выше к воспоминаниям о Гудрун: «Для нее была характерна жажда кровавого мученического подвига, смерти за идею, подвижничества, стремление достичь Абсолюта, крайний максимализм, нетерпимость в достижении Царства божия на Земле».

Практически все девчонки террористки вышли из крайне религиозных семей, большинство из них и сами были религиозными фанатками до подросткового возраста, пока не открыли для себя учение Маркса, а некоторые умудрялись оставаться религиозными фанатками даже в процессе революционной борьбы. Например, трудно понять, в библейском или марксистском учении находила свою мотивацию террористка Мария Беневская. Вот что о ней вспоминал Савинков:

Как и подобает террористке, Беневская принадлежала к убер-элитам России, а именно, являлась аж дочерью губернатора Амурской области. Поразительное совпадение с родословной Софьи Перовской, являвшейся дочерью питерского губернатора. Много ли женщин способны похвастать такой родословной? А вот в рядах террористок-смертниц, как оказывается — очень многие. Сплошь внучки Гегелей да дочери губернаторов. Настоящая фантастика.

Итак, сегодня мы однозначно выявили ряд характеристик, которые формируют психологию женщины террориста:

— практически всегда она является из уважаемой семьи;

— в семье практически всегда наличествует отбитый наглухо отец — тиран-истязатель;

— семья практически всегда ультра-религиозная;

— вышедшая из семьи женщина практически всегда обладает хорошим высшим образованием, высоким уровнем культурного сознания и отличается прилежностью.

Как вы понимаете, такое количество общих на всех характеристик не может быть простым совпадением. Да, именно консервативная религиозная семья - есть, главная кузница по производству террористки. Исламские шахидки не дадут соврать, но как мы видим это правило распространяется и на атеистов. Теперь осталось разобраться, как же из этих компонентов лепится идеальный убийца, фактически настоящий биоробот, не знающий страха, упрека, жалости и страха…

Продолжение следует...