Воплощённое Пламя. Главы 19-20

Слова путались в голове, словно листья в осенней круговерти.

Каждое настолько напоминало английский, что попытки осмыслить их отзывались болью, а любые старания расшифровать и придать им окончательное значение лишь подчёркивали их неправильность. Будто пытаешься найти смысл в бессвязном лепете. Больше всего раздражали странные буквы, словно слипшиеся между собой — особенно эта причудливая «А», похожая на «Е».

Снова и снова он повторял их про себя, затем попытался выцарапать когтем на земле. Медленно, неуверенно проступали слова: Речные земли, Железные острова, Ярмарочное Поле, король Харрен, Пайк, Вестерос.

Написанное выглядело… просто чудовищно — будто слепец пытался освоить каллиграфию. Но лучше, чем ничего. Он повторял названия, стараясь запомнить новые слова. Они звучали чужеродно, некоторые ощущались и вовсе искусственными, лишёнными смысла. Особенно «Речные земли» — это название ставило в тупик, заставляя недоуменно качать головой.

Как регион с многовековой историей и культурой мог получить столь примитивное название? Всё равно что назвать Флориду «Болотными землями», а Айову — «Кукурузными полями». Нелепица какая-то.

Постепенно, однако, странный язык, притворявшийся некой разновидностью английского, начал обретать смысл. И лишь когда слова и речь стали понятны, мир превратился в полноценное фэнтези — хотя сам факт того, что он дракон, никуда не делся. Через новые расспросы он узнавал всё больше: о Западных землях и Просторе, о благородных домах здешних мест — Талли, Бракенах, Блэквудах, Пайперах и Фреях. Какие занятные имена! Узнал он и о культуре железнорождённых, что правили Речными землями.

Чем больше он узнавал о железнорождённых, тем сильнее росло отвращение.

Возможно, дело в том, что основными источниками знаний служили простолюдины — не лучшие знатоки культуры, — но даже то немногое, что он видел, вызывало гримасу отвращения. Их «игры» с метанием топоров друг в друга, где проигравший лишался пальцев; культура, построенная на грабежах и насилии; «железная цена» и пресловутый «Старый Обычай», возводящий в культ дикость и жестокость.

Мерзкий народ с недостойной культурой… Он-то думал, они похожи на викингов, которые время от времени совершали набеги. Но эти ублюдки возвели грабёж и разбой в основу всего своего существования. И речь не о каких-то отдельных группах — весь народ, от последнего бедняка до верховного короля в замке.

Точно паразиты — чего не могут вырастить или построить сами, отнимают у других. Неудивительно, что они так дорожат этими землями. Больше полувека оккупируют Речные земли, превратив их в свою игровую площадку, а местных жителей — в игрушки. Крепости с гарнизонами в тысячи воинов усеяли весь край.

Сит недоумевал, почему до сих пор не вспыхнуло полномасштабное восстание. Похоже, местная знать и крестьяне оказались куда покорнее европейских. В средневековой Европе бунты вспыхивали каждые несколько десятилетий, а здесь — тишина, по крайней мере судя по прочитанным мыслям. Чем больше он размышлял об этом, тем сильнее крепло ощущение, что это место — какая-то пародия на средневековую Европу, где вся бредятина той эпохи умножили в тысячу раз.

Впрочем, сейчас он отбросил эти мысли, отправившись на поиски тихого места.

Он летел без цели и направления. Обычно они с сестрой держались логова, покидая его лишь чтобы размять крылья или поохотиться. Но сегодня Сита потянуло на разведку. Он редко чувствовал желание просто «прогуляться», порой забывая, что теперь может себе это позволить. Никто больше не держит его на острове под надзором матери — он достаточно вырос, чтобы заботиться о себе. Хотя до взрослого дракона ему ещё далеко; совсем юнец, о котором мать до сих пор с удовольствием заботится.

Он летел, должно быть, с полчаса, просто держа один курс, затем менял направление, и снова, и снова. Взгляд скользил по земле в поисках чего-нибудь примечательного. Последние недели выдались до зевоты скучными — дороги словно вымерли, а если и встречались путники, то лишь железнорождённые, марширующие большими отрядами. Сит сомневался, что они знают о присутствии драконов — свидетелей-то не оставалось, — но патрульные отряды заметно разрослись. Там, где раньше ходило полсотни воинов, теперь маршировало не меньше двух сотен.

Возросший риск лишь добавлял остроты ощущениям, когда удавалось застать очередной отряд врасплох. Забавно — вот он парит в десяти тысячах футов над ними, а они и не подозревают, что их величайший кошмар так близко. Однажды он наткнулся на нечто неожиданное, и поразился, как раньше не замечал этого места.

Озеро раскинулось футов на сто в длину и столько же в ширину — идеальное место для посадки. Приземлившись пружинистым шагом, он огляделся. Картина предстала точно с полотна живописца: солнечные блики играли на воде, лёгкий ветерок приносил освежающую прохладу и Ситу, и деревьям, что теснились у берегов.

«Красота неописуемая, — подумалось ему. — Может, стоит перенести логово сюда из старого болота? В озере наверняка водится рыба.

Посреди водной глади виднелся поросший деревьями островок. Улыбнувшись, дракон пролетел над водой к острову, приземлился и начал осматриваться. Нетронутая земля — нога человека никогда не ступала здесь.

Так он думал, пока не заметил одно дерево в самом сердце острова, разительно отличавшееся от остальных. В отличие от тёмных дубов, его ствол отливал призрачной белизной, а листва алела кровью. Но поразил Сита не столько внешний вид, сколько то, что было вырезано на стволе.

«Это что… лицо?»

На белом дереве проступало человеческое лицо, искажённое глубокой скорбью — складывалось впечатление, будто гримаса печали вот-вот сползёт по всему стволу. Из глазниц сочился застывший красный сок, похожий на кровь. Зрелище тревожило душу — будто набрёл на что-то древнее, магическое. Но в то же время сердце затрепетало от возбуждения: в прошлой жизни он изучал историю, и мысль о том, что он обнаружил нечто нетронутое временем, будоражила разум.

Он приблизился к дереву, тщательно исследовал его, принюхался к соку — хотя лизнуть всё же не решился.

«Великолепно, — думал он, гадая, что это за порода и какое значение имеет вырезанное лицо. — Религиозный символ? Часть местной культуры?»

Головоломка манила недостающим фрагментом, зудела желанием разгадать тайну.

Но пока что он просто наслаждался озером, пейзажем и присутствием загадочного белого древа.

Постепенно его дни разделились. Часть времени он проводил с сестрой, часть — у озера. Здесь он обретал покой и умиротворение, каких не находил больше нигде — возможно, даже сильнее, чем на Драконьем Камне в тепле вулкана.

***

Зевнув, Сит пробудился от чудесного сна — ему снилось, как он парит над бескрайними землями, где громоздятся горы, петляют реки и расстилается нескончаемый лес. Встряхнув головой, он огляделся: вокруг теснились деревья, а над головой шелестела кроваво-красная листва белого древа, под которым он уснул. Потянувшись всем телом, он отошёл от дерева, но тут же вернулся — коснулся ствола мягким движением и прошептал короткую молитву, благодаря Господа за дарованное утро.

После молитвы на душе потеплело — он и не осознавал, как сильно скучал по этому ритуалу. Эх, были бы ещё чётки…

Подойдя к кромке острова, он припал к воде, наслаждаясь вкусом холодных струй, стекающих по горлу.

«Ну всё, — мелькнула мысль, — Рэйт сегодня с меня шкуру спустит. Наверняка допытываться будет, где пропадал. Ну да ладно»

Он расправил крылья, готовясь взлететь, но что-то привлекло его внимание. Краем глаза он уловил движение за деревьями на берегу — медленное, осторожное. Присмотревшись, различил лошадь, а на ней — девушку с густыми чёрными кудрями, закутанную в бурый плащ. Всадница не замечала его, пока не выехала из-за деревьев на берег озера. Когда она наконец подняла взгляд, на лице отразилось изумление.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, затем Сит взял инициативу в свои лапы — стремительно взмыл в небо, оставляя девушку позади. Сделав круг, он заметил, что она всё ещё там, в седле, провожает его взглядом. Без лишней суеты он набрал высоту и направился к логову, улыбаясь про себя.

Сит надеялся, что зрелище пришлось ей по душе.

***

В начале третьего года до завоевания Эйгона

Джейн с детства верила в истории, что рассказывала ей нянюшка — сказания о Детях Леса, о Последнем Герое, об Иных, о Гарте Зеленой Руке и драконе Урраксе, поверженном копьём в глаз. Она продолжала считать их правдой, даже когда мейстер Алин методично разбирал их на части, вскрывая зияющие прорехи в повествовании:

«Гарт Зеленая Рука не был ни богом, ни верховным королём Первых Людей, — твердил он. — Всего лишь обычный король, чьё имя и наследие со временем обросли легендами»

Но больше всего её завораживали драконы. Невероятные существа, заставившие весь известный мир склониться перед собой; твари, которых древние валирийцы оседлали, чтобы обратить любого врага в пепел; создания, что ныне обитали на востоке, на Драконьем Камне в заливе Черноводной. Когда Джейн узнала, что драконы пережили Рок и теперь живут в Вестеросе, совсем рядом, она тешила себя мыслью, что однажды найдёт способ добраться до острова и увидеть их собственными глазами.

Но с возрастом такие мечты превратились в несбыточные фантазии — она осознала своё место в мире. Возможно, родись она мужчиной, грёзы могли бы стать явью, но она была женщиной из благородного дома. Её предназначение заключалось не в приключениях, не в познании мира и даже не в борьбе за семью и земли, а в замужестве и рождении детей для продолжения рода. До сих пор помнились слёзы, когда отец объявил о помолвке с кузеном. Не то чтобы она ненавидела будущего мужа — он всегда относился к ней с уважением и добротой, сохранив эти качества и в браке, — но роль жены виднелась до ужаса скучной.

Видимо, Старые Боги рассудили иначе.

По крайней мере, ей было девятнадцать, когда она вышла замуж. Многих женщин выдавали куда моложе и за мужчин гораздо старше, так что ей повезло. А ещё больше женщин — не знатного происхождения. Так что ей повезло во много-много раз больше, чем всем остальным, что она отчётливо понимала. Её муж, Джейсон Блэквуд, оказался благородным и обходительным человеком — несомненно, стал бы рыцарем, исповедуй он веру в Семерых. Высокий, статный, как и их сын Лайон.

Хоть сыну уже исполнилось четыре года, а дочери два, для неё они оставались младенцами — теми же крохами, что сосали грудь кормилицы и её собственную, теми же малышами, которым требовалось менять пелёнки. Говорят, для матери ребёнок всегда остаётся дитём, независимо от возраста. Джейн поняла истинность этих слов после рождения сына.

Шли годы, и обязанностей прибавлялось — однажды ей предстояло стать леди Рейвентри-холла. И хотя обычно жёны лордов просто следовали по стопам мужей, Джейсон настоял на другом. Он хотел, чтобы Джейн изучила искусство управления замком и владениями так же тщательно, как учился сам под началом отца и его советника.

— Мир жесток, кто знает, что может случиться со мной, — шептал он ей долгими ночами. — Ты должна быть готова стать регентом маленького Лайона, если со мной что-нибудь произойдёт. Быть не просто матерью, но и леди вместо меня. Быть готовой направлять его и учить. Боги хранят нас, но мы живём в тёмные времена, а железнорождённые всегда стремились проредить наши ряды.

Железнорождённые… От одного упоминания этих уродов кровь закипала в жилах. Они стали проклятием для Джейн и всей её семьи — её собственного отца настигла их так называемая справедливость, когда они обвинили его в измене королю и повесили, точно простого преступника. Такова была участь всех речных лордов — все страдали под железным игом, и страдания лишь усилились при нынешнем короле. Харрен Хоар воплощал собой тиранию во плоти: жирный, лысый, приземистый и широкий — казалось, само его тело отражало уродливую натуру.

Она возблагодарила богов, что видела это чудовище лишь раз в жизни, почти пять лет назад, и молилась, чтобы больше никогда не встречать его. Разве что увидеть его голову, отсечённую и брошенную в Закатное море — туда, откуда он явился.

«Откуда явился его отец» — поправила она себя.

Подобно паразитам, Харрен Хоар родился не на Железных островах, а в Речных землях, в Ярмарочном Поле, где его дед и отец устроили свой двор. И не он один — все его сыновья тоже появились на свет здесь. Если бы только они прониклись той же любовью к этой земле, что разделяли все речные жители!

Вместо этого сыновья Харрена, похоже, унаследовали лишь его жестокость и чёрную душу. Сколько ещё им терпеть железнорождённых? Сколько ждать, пока не появится спаситель, вокруг которого они сплотятся? В такие моменты она особенно благодарила мужа за то, что настоял на её участии в советах и делах государства — теперь она знала куда больше обычной женщины. Знала, что пламя вот-вот вспыхнет, что речные лорды жаждут восстания. Не хватало лишь вождя, за которым они последуют.