Огонь среди Льда. Главы 32-33

Воздух был неподвижен и безжизнен, словно вода в трясине.

Игритт подумала, что именно так должны себя чувствовать каждый день рыбы, живущие в трясинах — обездвиженные и задыхающиеся. А потом она задалась вопросом, водятся ли вообще в трясине рыба, потому что сама никогда не видела там ни одной. Впрочем, она и не ловила никогда рыбу в трясине, потому что все её соплеменники говорили, что у них есть ноги и они на вкус как мамонтово дерьмо. Хотя... Однажды, в детстве, она подговорила Рика вытащить одну такую рыбу из трясины. Пришлось вытаскивать за ноги его самого. Рик, в свою очередь, похвастался скудной добычей — лягушкой.

А потом эта лягушка обоссала их, отчего они покрылись красными пятнами и волдырями на коже, так что родители уложили ребят в постель на несколько дней — даже позвали знахарку из соседней деревни, чтобы осмотрела их. После того случая они оба поклялись больше никогда не соваться в трясину.

Следом Игритт задумалась, откуда её вообще соплеменники знают, каков мамонтов помёт на вкус.

Она попыталась пошевелиться, но обнаружила, что привязана к кровати. Очнулась Игритт недавно, когда за окном ещё было темно; сейчас солнечный свет бил ей прямо в лицо, и она не желала ничего так страстно, как выбраться из этой затхлой, проклятой палаты. Её правая рука привязана за запястье, и верёвка нещадно тёрла кожу. Левой руки почему-то она не чувствовала. Пустота, будто её и нет вовсе. Да и увидеть её не получалось — она спрятана под прохладной свежей простынёй.

По крайней мере, одеяло приятно пахло.

Как только её размышления утихли, в груди снова поднялась лёгкая паника. Игритт тут же подавила её — на это не потребовалось много сил, поскольку она слишком измождена, чтобы впадать в панику. Да и не впервой. Она знала о холодных демонах, уже сталкивалась с ними, когда была совсем крохой без имени. Из тех дней она мало что помнила, кроме холодных демонов.

Она проснулась в ту ночь, но не проснулась; холод проник в её кости и заморозил, оставив неподвижной. Она была в сознании, широко раскрытыми глазами глядела на спящих мать и отца, но не могла пошевелить ни конечностью, ни даже издать звук. Игритт стала пленницей, запертой в собственном разуме. Она изо всех сил пыталась брыкаться, кричать, издать хоть какой-то звук, чтобы родители её услышали, но всё тщетно.

Игритт провела так несколько часов, пока наконец не взошло солнце, прогнавшее прочь холодных демонов. Позже отец рассказал ей, что холодные демоны приходят, только если очень поздно ложиться спать, или если в принципе слишком долго спать. С тех пор Игритт поклялась всегда ложиться до того, как луна достигнет зенита, или вообще не спать.

«Навевает воспоминания» — Подумала она, находя сходства с давно позабытыми ощущениями от холодных демонов. Однако, пошевелив пальцами, поняла, что на этот раз у неё хотя бы есть какой-то контроль над своим телом.

— Эй... кто-нибудь, — тихо позвала она, мысленно скривившись от собственно голоса, хриплого и слабого.

Горло было сухим, как пустыня.

— Очнулась, девочка? — Послышался рядом грубоватый голос мужчины. — Не можешь пошевелиться? Ладно, постарайся вздремнуть — скоро ночные сестрички начнут обход.

Игритт изо всех сил попыталась повернуть голову, морщась от каждого хруста в шее, пока наконец не развернула её. Между двумя койками висела тонкая ширма, почти прозрачная. Сквозь неё, в мерцании потолочных фонарей, она смогла разглядеть силуэт мужчины.

— Чувствую себя так, будто целые годы проспала. — Прохрипела она. — Не могу закрыть глаза, даже если постараться.

— Почти угадала. — Отозвался мужчина. — Ты здесь уже месяцы. Что вообще с тобой случилось?

«Месяцы? — Игритт нахмурилась. — Что, чёрт возьми, я здесь делаю? И где это „здесь“?»

— Я... — Она облизнула губы. Точнее, попыталась. — Ничего не помню.

— О-как. А я вот не успел отскочить от мчавшегося пса* пару дней назад и лишился обеих ног, — последовал хриплый смешок, будто его это позабавило. — Так что теперь лежу тут, как овощ, и жду, когда сёстры принесут мне новые ноги.

Игритт повернула голову к белому потолку, позволяя себе погрузиться в мягкие простыни.

Что там ноги, потерять хотя бы одну конечность к северу от Стены — смерть. Смерть, и никак иначе. Ты становился обузой не только для себя, но и для семьи с клана. Если сам не вызовешься пойти на охоту, то скорее всего в одну прекрасную ночь тебя настигнет зловещий ветер.

Но здесь, похоже, могут просто заменить ноги?

Они снова замолчали, терпеливо дожидаясь, когда утренний свет озарит всю палату; единственным звуком, нарушавшим тишину, был ровный гул машин за стеной. Этот покой нарушил хриплый кашель слева от койки Игритт, а за ним — свистящий вдох.

Человек явно задыхался.

— И так каждую ночь. — Проворчал мужчина. — Лежат здесь столько же, сколько и ты. Ну, вроде бы, я так-то не знаю. Из-за них адски трудно заснуть. Будь я человеком похуже, то заключил бы с тобой пари на то, когда они наконец задохнутся. Ты там что-нибудь видишь?

Игритт снова повернула голову и заморгала. На кровати лежала какая-то фигура, над ней же парил странный механический манипулятор, металлические пальцы которого были похожи на дюжину стилетов разных форм.

— Похоже на руку. — Доложила она. — Над койкой. Как у чудовища.

— Механическая рука? — Задумчиво протянул он. — Им жуть как не повезло. Потому что это означает, что над ними работали хирурги. Как тебя зовут, девочка?

— Игритт, — тихо ответила она.

— А, — в его голосе появились ледяные нотки, — ты из местных. Ладно, теперь понятно, что ты здесь делаешь.

Она хотела было спросить, в чём дело, но не осмелилась.

Гул машин стал громче, когда со скрипом отворилась дверь, и в палату вплыл тихий шелест платьев. Затем дверь закрылась, и по коридору застучали шаги — женщины отправились в обход.

— Это вы, соловьи? — Окликнул их мужчина. — Девчонка очнулась. Уведите её отсюда.

Последовал приглушённый шёпот, и шаги ускорились.

— Почему вы называете их соловьями? — не удержалась от вопроса Игритт.

— Они дамы со светильниками. — Односложно ответил он.

И действительно, у женщин были не нагрудные фонари, а заключённые в клетки огни, точь-в-точь как у ворон на их ледяной Стене. Озарённые потоками света из окон, три женщины были похожи на призраков, всё ещё опутанных саванами, вплоть до платков на головах, — призраков, явившихся похитить живых.

К её лежащей фигуре приблизилась суровая женщина с круглым лицом, на котором усталость прорезала глубокие морщины. Она аккуратно поставила светильник на столик рядом с кроватью. Слегка приподняв простыню так, чтобы только сестра могла заглянуть под неё, женщина осмотрела Игритт, к её немому неудовольствию.

— Мисс Тредуэй, — женщина уронила одеяло, — пожалуйста, позовите доктора Дойла. Сестра Джек, прошу наркотизировать мистера Нила. Мистер Нил, ваша операция начнётся в ближайшее время.

Мужчина за ширмой пошевелился.

— Благодарю, доктор Батлер.

Доктор Батлер исчезла так же быстро, как и появилась, оставив Игритт в одиночестве без единого слова и скрывшись в конце коридора. Когда сёстры распахнули окна, тёплый ветерок зашуршал тканью ширм, а их тёмные фигуры замелькали вновь, словно призраки, порхающие между мирами, пока они переходили от койки к койке.

Доктор Дойл явился довольно скоро. Это был высокий мужчина, столь же могучий, как Тормунд, однако по его впалым щекам и запавшим глазам становилось ясно, что он сильно похудел за последнее время и безмерно устал, а так, наверное, был даже больше Великаньей Смерти. Взволнованный из-за вызова сестры, мужчина на мгновение растерянно оглядел палату, прежде чем заметить Игритт и поспешить к ней.

Он положил тонкую стопку бумаг на столик, бормоча что-то себе под нос сквозь великолепные усы, а затем подтащил табуретку.

Краем глаза Игритт заметила, как две сестры укатывают кровать мистера Нила куда-то прочь; его фигура была неподвижна и безмолвна, точно у мертвеца.

— Мисс... Игритт, верно? — доктор Дойл прищурился, вглядываясь в бумаги. — Вы... предпоследняя из ваших соплеменников, кого выписывают.

— Соплеменников?

Мужчина внимательно посмотрел на неё:

— Вы помните, почему оказались здесь?

— Нет...

Доктор Дойл пренебрежительно фыркнул и подозвал дежурную сестру:

— Неважно. Мне приказали как можно скорее выписать вас, так что давайте поторопимся.

Одним движением он откинул одеяло, обнажив плотные ремни на её теле и руках, удерживающие Игритт привязанной к кровати. Она изо всех сил попыталась рассмотреть то, как мужчина аккуратно расстёгивает каждый из них. Затем Игритт заметила свою левую руку, которую по-прежнему не чувствовала, — та была полностью забинтована, без единого клочка открытой кожи.

Игритт напрягла правую руку, слабо приподнимая её, но левой конечностью по-прежнему не могла управлять.

— Прошу простить нас за такое обращение, — сказал доктор, — но это была необходимая мера. Мы не знали, как вы отреагируете при пробуждении, понимаете? И опасались, что вы можете оказаться агрессивной. Как ваши... соплеменники.

Сестра вернулась, неся пугающую конструкцию из странных трубок, баллонов и шлангов.

— Спасибо, мисс Тредуэй. Закройте глаза, мисс Игритт, — распорядился Дойл. — Это может быть болезненно.

— А? — Она внезапно почувствовала укол в правое плечо и увидела, как сестра вытаскивает из её плоти длинную-предлинную иглу. В неё что-то впрыснули?

«Эта штука помещается внутри руки?!»

Онемение расползалось по её телу, пока она перестала чувствовать пальцы. А затем перешло на лицо. Игритт с трудом сглатывала скапливающуюся слюну. Доктор Дойл ослабил повязки на её руке и вставил в неё трубку, торчащую из аппарата. Внутри застучало стеклянное колесико с иглой.

Что-то хлынуло по трубке, и тупая боль взорвалась в левой половине тела. Игритт разинула рот в беззвучном крике, ощущая, будто расплавленный металл заливает мышцы, а тысяча кинжалов вспарывает плоть. Её глаза вылезли из орбит, когда она увидела, как из левой руки вырывается пар, струящийся тонкими клубами и намачивающий бинты.

Мужчина отсоединил аппарат, и боль стихла, словно уходящий ветер — медленно, мучительно.

— Попробуйте пошевелить рукой, — попросил он.

— Я её не чувствую, — доложила Игритт, но всё же попыталась. — Моя... рука?

На этот раз левая конечность отозвалась, поднимаясь со странным жужжанием, похожим на гудение насекомого. Игритт расслабилась, а рука лязгнула и застыла, тыча пальцами в потолок.

— Э... — Она попыталась опустить её, но та оставалась вытянутой. При этом... совершенно не чувствовалось от неё усталости.

И вообще, Игритт всё ещё не чувствовала эту конечность.

— Потребуется некоторое время, чтобы вы смогли полностью ею управлять, — сообщил доктор. — Но для тестовой калибровки у вас поразительный самоконтроль. Для сравнения, один человек, с непривычки сломал себе механической рукой, кисть бионической руки. Пришлось и её менять протезом. А теперь возьмите, пожалуйста, вот это и подержите.

Доктор Дойл помог ей опустить руку, силой согнув локоть, а затем положил в раскрытую ладонь деревянный шарик.

— Сожмите кулак.

Игритт послушалась, и деревяшка тут же треснула, расколовшись на части.

— Ну, глупо было ожидать многого. — Вздохнул мужчина, а затем что-то повернул у неё на запястье, заставив пальцы разжаться сами собой.

Искорёженный шарик, — теперь больше напоминавший лепёшку — упал на пол.

Сестра Тредуэй аккуратно размотала бинты, и длинная полоса ткани мгновенно слетела, обнажив металлическую конечность.

Игритт сглотнула и снова пошевелила странной рукой, с изумлением глядя на крутящиеся внутри детали, видневшиеся в зазорах на сочленениях.

— Это экспериментальная модель с пальцами, — пояснил доктор. — Насколько я знаю, это второй в мире протез с пятью пальцами. Хочу предупредить, что если возникнут какие-либо проблемы с новой конечностью, двери госпиталя Святого Джеймса открыты круглые сутки... Хотя, похоже, вас отправляют на следующий поезд в Анкоридж.

Не дождавшись реакции на свои слова, он поднялся, собирая бумаги.

— Что ж, если с протезом всё-таки возникнут неполадки, ищите некую Амелию Дженкинс. Она вам поможет. Ах да, кажется, снаружи вас ждёт друг — Рик, если не ошибаюсь.

«Рик! Что с ним случилось? Он в порядке?»

Игритт скатилась с кровати, запутавшись в простынях и рухнув на колени.

— О боже, девочка, ты что творишь? — Сестра Тредуэй подхватила её под мышки, стаскивая с пола вместе с простынёй. — Давай не будем торопиться, милая...

Сестра аккуратно подняла её и продолжила удерживать на подгибающихся ногах. Игритт попыталась оттолкнуть женщину, — она уже не маленькая! — но та не отпускала.

— Ты долго не ходила, дорогая. — Не без доброты сказала она. — Давай разомнём ножки.

Игритт заковыляла к выходу. Щёки её пылали от смущения и унижения, но перечить не стала. Сестра не сделала ей ничего плохого. Не оскорбила. Оглянувшись через плечо, она с удивлением обнаружила, что палата куда более пуста́, чем ей казалось — занята была лишь каждая пятая койка. И впервые она ясно увидела своего соседа.

Доктор Дойл стоял над ней, — над женщиной — что-то записывая, в то время как трубки уходили в отверстия на её груди, всё глубже и глубже. Лицо её было закрыто. Каждый вдох невесть как живого человека заставлял Игритт ёжиться, ибо звучал он так, словно меч скребёт по камню.

А затем она узнала, кто это.

— Рагвайл?

Мисс Тредуэй остановилась.

— Значит, вы знакомы.

Игритт вцепилась в её рукав:

— Что с ней случилось? Она в порядке?

— И правда ничего не помнишь. — Моргнула сестра. — Ну да, ты ведь сильно ударилась головой, когда упала. Именно поэтому ты впала в кому. Мисс Рагвайл спасла тебе жизнь, дорогая. Она приняла на себя четыре пули.

Игритт хотела рассмеяться ей в лицо. Рагвайл? Спасла чью-то жизнь? Сама мысль об этом казалась абсурдной. Рагвайл скорее позволила бы сумеречному коту сожрать собственную мать, чем пропустила бы обед, и уж точно не стала бы никого спасать ценой своей жизни.

— Она выживет? — всё же спросила она.

Мисс Тредуэй продолжила идти, увлекая её за собой.

— У неё коллапс левого лёгкого, позвоночник прострелен. Сейчас она находится под седативными препаратами, пока мы делаем ей протез лёгкого и грудного отдела позвоночника. Но сработают ли они — решит Господь. Уже то, что она всё ещё жива — свидетельство Его силы, мисс Игритт. Не стоит сомневаться в нём. Мы тоже боялись, что вы не очнётесь, но, видимо, Господу угодно, чтобы вы жили.

Когда её вывели, Игритт бросила последний взгляд на искалеченное тело Рагвайл. Её грудь неровно вздымалась и опадала, а хриплое дыхание резало слух.

Как только она ступила за порог здания, на неё налетело чьё-то тело, крепко сжимая в объятиях.

— Ты жива! — Ахнул Рик, стискивая ещё крепче. — Надо же, так надолго заснуть!

— Мистер Рик. — Укоризненно произнесла мисс Тредуэй, — тело мисс Игритт всё ещё слабо́ — прошу, не ведите себя так грубо.

— Ох. — Съёжился Рик, будто сестра была сделана из льда. — Прости. Слава богу, ты жива. Не знаю, как бы я объяснился с твоей мамой.

— Боюсь, мистер Рик, мисс Игритт потеряла часть воспоминаний. Советую дать им вернуться естественным путём, резкое напоминание может напугать её. — Сестра поклонилась. — Счастливого пути.

— Понял, спасибо, леди.

— Какие воспоминания? — нахмурилась Игритт. — Почему просто не расскажешь? Я не какая-то южная...

Ответа она так и не получила, и, к своему вящему удивлению, настаивать не стало. Похоже, с её головой и впрямь что-то не так.

Когда Рик закинул её руку себе на плечо, Игритт не удержалась от вопроса:

— Бог?

— Имперцы верят лишь в одного бога, — ответил он. — Как мне кажется, из-за него или же с ним, они пережили Великий Мороз. Ну или Великую Бурю, Шторм. Они по-разному его называют.

— Это... это как Долгая Ночь?

— Похоже на то, судя по рассказам. — Рик бросил взгляд направо. — Я им верю. Их Бог кажется мне куда живее любого чардрева. Чувствуешь?

Игритт притихла, позволяя лёгкому снегопаду осыпать волосы хлопьями и холоду раскрасить щёки. Рик прав: в воздухе витало нечто иное, нечто более... мирское, но при этом — могущественное. Она нахмурилась, прикрыла глаза и вдохнула — и тут поняла, в чём дело.

Новый Лондон тих. Невероятно тих.

В городе никогда не бывало тишины. Даже в самый поздний волчий час раздавался рык бродящих по улицам паровых чудищ, а рёв Генератора не смолкал ни на миг, заглушая даже вой ветра. Но сейчас... царил покой. Игритт слышала щебет птиц в вышине и журчание воды под ногами.

«Воды»

Она опустила взгляд и с изумлением обнаружила под настилом мостовой ручей кристально чистой воды с растущими по берегам цветами изморози. Они сияли таким ярким, хрупким светом. Говорят, что узоры на изморози — это души умерших в детстве детей, стремящиеся ещё хоть на миг увидеть свет жизни, прежде чем неизбежно расколоться и растаять. Её взор проследил за маленьким ручейком, впадающим в более широкий поток, текущий посреди города.

«Весь город стоит на озере, — поняла Игритт, — а мы сейчас находимся на самом краю»

Над ней возвышалась стена котлована, где солнечные лучи, преломляясь о край, рассыпались великолепной радугой красок, озарявших крыши чудным нимбом. Брызги водопадов создавали в воздухе радуги — эфемерных призраков, порхающих в мимолётном танце.

Продолжая идти по краю Нового Лондона, Игритт заглянула в один из деревянно-стальных каньонов, расчерчивающих город, точно пирог. Даже издалека Генератор напоминал сплошную серую стену, заполняющую пространство между домами. И он молчал. Не было ни пламени, ни дыма, ни шума. Холодный монумент покрывал снег, липнущий к поверхности.

Нет... весь Новый Лондон был тих. На улицах ни души, из труб не валил дым, не доносилось ни стука инструментов, ни топота сапог. Город погрузился в мёртвую тишину, и лишь свист ветра нарушал безмолвие.

— Тихо, правда? — Рик оказался рядом; доски заскрипели под ним. — Рабочие часы, а Промышленный район как раз на другой стороне города. Но отсюда кажется, будто все спят.

Игритт готова была поверить, что всё ещё спит, и это просто сон. Она не могла оторвать взгляд от безмолвного Генератора, не в силах поверить, что великан мёртв. Ведь от него по-прежнему исходило тепло — то самое тепло, какое Игритт ощущала, только когда куталась в меха, связанные матерью, сжимаясь между родителями.

От Генератора исходило именно то тепло... как будто сам бог, зорко наблюдающий за ней, смыкал в своих тёплых объятьях.

Её механическая рука зажужжала, когда Игритт протянула её вперёд, точно пытаясь дотянуться до металлического монстра. Ей бросилось в глаза сходство между ними: тусклая стальная обшивка, скрывающая нагромождение тросов, готовых вот-вот лопнуть, и все шестерни, и поршни, движение которых создавало иллюзию жизни. Она могла бы с лёгкостью поверить, что кто-то уменьшил Генератор и прикрепил его к ней вместо руки.

«Значит, Генератор — это рука? — Игритт и в это могла бы поверить. Издалека он выглядел скорее не пастью — откуда вообще пришла эта аналогия, кто её придумал? — а огромной когтистой лапой, тянущейся к небу и хватающей облака. — Чья же эта рука? Та ли, что спасла мне жизнь? Что спасёт Рагвайл?»

Она сжала металлический кулак, и пар клубился вокруг лица.

«Бога?»

пса* - скорее всего, речь о втором виде автоматонов, создать которых предлагал инженер. Правда, не совсем понимаю, как их так быстро спроектировали и внедрили в рабочий процесс. Потом ещё раз проверю оригинал, может ошибся где-то.