Огонь Среди Льда. Главы 24-25

Впервые с основания Ордена, его кроваво-чёрные знамёна сорвали с башен и стен.

Перед созданием Стражи, порядок на улицах поддерживали Дозорные — простые мужчины и женщины, добровольно патрулирующие улицы во имя безопасности горожан. Но потом их расформировали. И вот Дозорные снова вышли на улицы — единомышленники, уставшие от безразличия Ордена.

Ричард наблюдал с верхнего этажа ратуши, как мужчины тянут за цепи огромный стальной крест, поднимая его к Генератору. От него лучами торчали металлические штыри, длинные у основания и плавно укорачивающиеся к вершине. Все они были увешаны тем, что жители Нового Лондона считали ценным — от мехов до блестящих руд из шахт и светящихся ламп. Возвышаясь над площадью, это искусственное рождественское дерево сияло великолепием, превосходя любую ель или сосну.

С Эшафота проповедовал пастор, и паства слушала со вниманием. С Рождества и до Нового года не полагалось ни единого рабочего часа. Целая семидневка отдыха — грустно, что даже такой скудный перерыв нынче считался праздником для Нового Лондона.

«Тем более стоит его ценить, — полагал Ричард. — С этим постепенно забудется и недавняя резня»

Ричард бросил взгляд на окраины соборной площади, где Дозорные и Стража стояли друг напротив друга в напряжённом противостоянии. На самом деле, это просто небольшой спектакль. Ни одна из сторон не носила нарукавные повязки Ордена, слава Богу, ибо своевременное рождественское напоминание о благой Вере коснулось их сердец.

Сейчас не время для конфликтов — всех их объединял Господь.

Именно поэтому Братство Ордена решило снять свои знамёна в этот священный час — как жест доброй воли.

— Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое...

Молитва прозвучала хором сотен голосов, наполняя город, точно переполняющийся кубок с вином.

— Да придет Царствие Твое; да прибудет воля Твоя как на земле, так и на небесах...

Снежинки порхали в свете фонарей, а ледяной ветер пел ангельскую песнь, сливаясь с голосами людей.

— Хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого...

Инеем покрылись окна, а улицы и крыши завалило снегом — чистым и нетронутым, не тающим. Ричард не видел ничего подобного с того самого рокового дня, когда холодная ярость Бури победила кипящую ярость Генератора и поглотила город. Во всех остальных случаях снег в Новом Лондоне таял прежде, чем коснуться земли. Но на этот раз всё иначе. Генератор замолчал впервые с девятого октября, когда Ричард во главе первых восьмидесяти человек спустился в Яму. Автоматоны обратились в неподвижные каменные статуи.

Это свежая страница жизни Нового Лондона — дар небес, воля самого Господа.

Воцарилась тишина; последние отголоски Старого Мира торжественно молились. Ричард решил не упускать чудесную возможность и мысленно присоединился к ним.

Священник поднял буханку хлеба и чашу вина — дети встали, чтобы причаститься. Каждый прихожанин получил свой хлеб и вино. Затем дети разошлись по улицам города и постучали в каждую дверь и окно — сегодня ни один человек не должен был остаться голодным. Ричард даже некоторых из Вольных Людей, что столпились поодаль и с любопытством наблюдали за причащением — их удивило, когда маленькая девочка, вплетя в волосы венок из лишайника, подбежала к ним с подносом, угощая хлебом и вином.

Ричард повернулся к своему столу и взял собственное причастие. Когда все вокруг ели опресноки, ел и он, а когда пили вино — пил и он.

Раздался едва слышный стук — Генри Рен поставил чашу на стол.

— Пора, сэр. — Тихо проговорил он.

— Ещё нет, — нервно передёрнулся Ричард, поглядывая в сторону постов, — гонец с Двенадцатого аванпоста, которого нам пообещали, всё не прибывает.

Мистер Рен скрестил руки на груди и выглянул в окно, разыскивая среди расходящихся прихожан знакомые лица. Некоторые задержались после проповеди, чтобы насладиться редким снегопадом — они слепили крепости, разбились на группы, спрятались в «укреплениях» и со смехом бросались снежками друг в друга, ненадолго возвращаясь в беззаботные времена.

Ричард задумался, а не предоставили ли его люди по ту сторону Лондонского моста себе такой же передышки? По идее, так оно и должно быть — на Маяке установили радиопередатчик, рассылающий сигналы по всей цепи вышек в горах. Сегодня Рождество, сегодня день Господень. Впервые за долгое время они решились его отпраздновать. Работать в такой день — всё равно что согрешить.

Наконец Ричард поднялся и направился вниз, в общий зал, теперь преобразованный в «Законодательный Совет Ратуши». Пространство заняло пространство двух смежных домов, между которыми снесли перегородки и объединили в один. Весь зал заполнял один длинный стальной стол. Сидений не было — просто не хватило бы места.

Похоже, Ричард и Рен прибыли последними — все члены новообразованного Совета уже присутствовали.

Здесь были Изабелла Бёрд и Фанни Батлер, Амелия Дженкинс и офицеры из её медицинского корпуса. Командиры Дозорных и Гвардейцев — Чарли Ричман и первый лейтенант Бартон. Одиннадцать авиаинженеров, представлявших своих капитанов. Израиль Банкс, Уильям Адамс и Генри Бови — все ведущие инженеры и светлые умы Нового Лондона. Даже в расширенном помещении оставалось тесно, как в курятнике, а запахи пота смешивались с прохладным воздухом от тающего снега.

— Кто-нибудь, вырубите чёртовы бойлеры! — проворчал Ричард. — Я уже вспотел.

Раздался смешок; атмосфера немного разрядилась.

— Как грубо, — пробормотала мисс Батлер, хоть ей и самой пришлось прикрыть рот белой перчаткой, дабы скрыть рвущийся наружу смешок.

Внезапно дверь распахнулась, впуская в дом порыв ледяного воздуха. Джон Маклахлан ввалился внутрь в сопровождении пятерых своих разведчиков. Их дыхание облачками пара вырывалось в постепенно остывающем помещении. Тяжёлые рюкзаки всё ещё висели у них за плечами, а талый снег сразу же начал стекать по одежде. Последний вошедший волок за собой сани, едва протискивая их сквозь расширенный дверной проём.

Ричард понял, что они, должно быть, форсировали последний этап пути, чтобы успеть вовремя.

Маклахлан отсалютовал кое-как, а его рюкзак с грохотом упал на пол.

— Мы песнопения... издалека услышали, — выпалил он, задыхаясь, — боялись, что опоздали.

— Даже разведчики пришли, — удивился Ричман. — Что происходит, капитан? Вы созвали нас всех, да ещё и без предупреждения. Сегодня Рождество. Пожалуй, половина присутствующих предпочла бы провести его в таверне.

— Мне пришлось, Чарли, — простонал Маклахлан. — Я здесь как свидетель от Имперской Исследовательской Компании. Алвин, епископ, достаньте ящик со саней.

Двое разведчиков схватились за сани и подняли огромный деревянный ящик — размером с обеденный стол и той же формы. Механическая рука Алвина зажужжала, временно увеличивая его силу и облегчая ношу, пока они волокли ящик на стол. Капли талой воды скатывались со стальной поверхности, падая им на сапоги.

Изабелла Бёрд достала стопку бумаг и положила их на ящик, будто тот был письменным столом. Генри Рен принёс ещё одну папку и разложил её напротив стопки.

— Сегодня двадцать пятое декабря восемьдесят седьмого года, — констатировал Ричард.

— Согласен, — Маклахлан прошествовал к столу, сбрасывая меховую одежду разведчика и обнажая парадный мундир Исследовательской Компании. Он провёл ладонью по волосам в тщетной попытке привести их в порядок — ледяной ветер, похоже, намертво вморозил пряди.

— Погодите-ка, — потребовал один из инженеров. — Что здесь происходит? Зачем вся эта официозная чушь?

— Мы принимаем реальность, — просто ответил Рен.

На мгновение воцарилось молчание — собравшиеся пытались осмыслить эти слова.

Мисс Бёрд тяжело вздохнула:

— Эти земли принадлежат Имперской Исследовательской Компании, как и все Площадки Генераторов вокруг них.

Она указала на бумаги: королевская грамота, выданная Компании короной. Она была составлена в том же ключе, что и грамоты, полученные Британской Ост-Индской компанией или Компанией Гудзонова Залива, — определяла границы владений на севере, права на использование британских подданных и каторжников, обязательства по возделыванию и разработке площадок Генераторов в условиях Великих Холодов.

С бюрократической точки зрения все они являлись наёмными работниками Компании. Поэтому Ричард Эйнсворт до сих пор носил чин капитана. Даже «Беллерофонт» технически принадлежал Компании, а он сам был её сотрудником.

— К настоящему моменту, — пояснил Ричард, — мы должны были получить указания от Правительства Её Величества в Новом Бирмингеме. Но этого не произошло. Мы не знаем, почему — возможно, их не перенесло в этот новый мир вместе с нами, или, да упасёт Бог, они не пережили Великую Бурю. Может статься, мы — последние остатки Британской Империи и всего Старого Света.

Похоже, бойлеры всё же отключили, потому что в помещении стало заметно холоднее. Разумеется, не критично, — жилищный комитет тщательно продумал проекты и схемы, так что дома в Новом Лондоне были утеплены вплоть до подвалов, — но падение температуры всё равно ощущалось.

Кто-то скептически хмыкнул.

— У Исследовательской Компании срок действия королевской грамоты истекает двадцать пятого декабря восемьдесят седьмого года, то есть сегодня, — Маклахлан скрестил руки на груди. — Сообщение из Нового Бирмингема должно было содержать новые указания — продление грамоты или что-то ещё. Но его не последовало.

Генри Рен раскрыл папку:

— Разумеется, парламент предусмотрел такой исход. Это Полярный Акт о Поселении, принятый год назад. Его копия хранилась на всех дредноутах, посланных на Север. Статья четвёртая гласит, что по истечении срока грамоты Исследовательской Компании, если нет информации о статусе Правительства Её Величества, можно задействовать этот акт, чтобы предоставить нам статус доминиона с собственным ответственным правительством.

Амелия Дженкинс презрительно фыркнула:

— Что? Значит, вся эта возня — предлог для очередной бюрократической гадости? Вот же чёртовы британцы, никак не уймётесь со своей...

— Успокойтесь, мисс, — серьёзно оборвал её Ричард. — Это уже не игра. Если мы задействуем Полярный Акт, то признаем и примем факт падения Британской Империи, пока не получим опровержения этого предположения. Для американца это может ничего и не значить, но для нас...

Это значило, что они официально остались в одиночестве, во всём мире. Единственный островок цивилизации посреди океана льдов, дикой природы, и просто дикости местных аборигенов. Они ничего не знают о судьбе Нового Бермингема, Нового Манчестера, Нового Ливерпуля или немцев с французами. Если они примут статус доминиона, то признают, что Новый Лондон остался один. Их будущее теперь полностью в их руках — а эта мысль пугала куда сильнее, чем мог признаться себе любой мужчина, как бы прямо она ни звучала.

Даже если когда-нибудь в далёком будущем им снова удастся воссоединиться с Британской Империей, к тому времени, между ними уже накопится критическая масса отличий.

Все явственно почувствовали на своих плечах тяжесть этого решения.

— Все вы, собравшиеся здесь, обладаете официальным статусом в Новом Лондоне. — Взял слово Ричард. — Вы принимаете решения. От ваших приказов и поступков зависит наше общество. Поэтому я считаю уместным, что именно вы решите наши дальнейшие действия. Проголосуем?

— Погодите-ка, — кто-то поднял ладонь, — кто же тогда станет Генерал-губернатором? Вы?

— Это вопрос решённый. — Резко бросил первый лейтенант Бартон. — Или у вас есть свой кандидат?

— Если есть, — мягко вмешался Ричард, — давайте его выслушаем.

Повисла тишина.

— Отлично, — рявкнул Рен. — Все, кто за принятие статьи четвёртой Полярного Акта о Поселении — прошу поднять руки.

Лес рук взметнулся к потолку.

— Кто против?

Руки опустились.

— Акт принят единогласно. — Огласил Рен. — Мы официально объявляем себя Территорией Нового Лондона.

— От имени Исследовательской Компании я засвидетельствовал это решение и утверждаю его. — Спокойно сказал Маклахлан.

— Прошу прощения, — подала голос одна из разведчиц Маклахлана, — могу я внести поправку?

— Лувения, — Маклахлан развернулся к ней, — в чём дело?

Она смутилась:

— Двенадцатый Аванпост растёт. Пока мы раскапываем и ремонтируем «Беллерофонт», некоторые аборигены из соседней долины решили присоединиться к нам. Разве в Тринадцатом Аванпосту не так же? Новый Лондон вряд ли сможет контролировать всё за этими горами... Поэтому я предлагаю объявить нас Конфедерацией Нового Лондона.

— Как Канада?

— Совершенно верно.

— Но мы не конфедерация, — указал Ричард на несостыковку.

— Просто сделаем небольшую поправку, — предложил Рен. — Объединённые Территории Нового Лондона.

— Мне нравится, как это звучит! — Ухмыльнулась мисс Дженкинс. — Кто за?

После голосования, их новообразованное государство официально получило название «Объединённые Территории Нового Лондона».

— А теперь, когда мы наконец определились, — Маклахлан потянулся к принесённому ими ящику. — Пора его открыть.

Бумаги споро убраны, и разведчик Алвин использовал свой протез, чтобы сорвать крышку. Внутри лежал ряд книг размером с кирпичи и два сложенных флага: Юнион Джек и кормовой вымпел «Беллерофонта».

— Что это? — все вытянули шеи, стараясь рассмотреть содержимое.

— Инструкции и заповеди по созданию государства, — ответил Ричард.

— Значит, Джек станет нашим флагом? — спросила мисс Батлер. — Я полагала, мы более не ассоциируем себя с Империей, разве что номинально.

— Я предлагаю сделать нашим флагом кормовой вымпел «Беллерофонта», — высказался Ричман. — Нет такого человека в городе, мужчины, женщины или ребёнка, который бы его не узнал.

— Согласен, — кивнул Банкс. — Он никогда не подводил нас прежде.

— Выносим на голосование?

По результатам голосования, в груди Ричарда Эйнсворта вспыхнула искорка гордости.

На дворе 26 декабря Предначертанного Господом 1887 года. Солнце взошло над городом, окрасив Новый Лондон в тёплые тона, и высветив два флага, реющие высоко над ярко украшенным Генератором — один чуть выше другого.

Нижний — Юнион Джек: синий, красный и белый, что трепетал на ледяном ветру. Он олицетворял Объединённое Королевство и Империю за морями. Он говорил им: теперь это ваш дом. Вы здесь надолго.

Выше же развевался флаг, что привёл их из Старого Света на Север, сквозь лютые штормы и метели. Флаг, что вёл их по немилосердному морю — кормовой вымпел «Беллерофонта»: белое полотнище с Юнион Джеком в углу, который перечёркивал герб дредноута. Блистательный золотой грифон, величественно возвышающийся над снежной равниной.

На дворе 26 декабря Предначертанного Господом 1887 года. Люди стекались на центральную площадь — шестьсот душ толпились на улицах и крышах, глазея из окон.

Сегодня они сделали первый шаг в неизвестное будущее.