Воплощённое Пламя. Главы 11-12

Вернувшись на следующий день к полю битвы, они обнаружили лишь воронов, клюющих мертвецов.

С высоты казалось, будто в землю врезался метеорит — настолько масштабными были разрушения. Брат отчётливо помнил ту ночь; воспоминания накатывали обжигающими вспышками, являя лица тех, кого он сжёг, покалечил и убил. Они преследовали его до сих пор. Он тряхнул головой, отгоняя видения — нельзя позволить этому тяготить разум и сердце. Он сделал то, что должен был. Ради сестры.

Рядом взревела Рэйт, явно гордясь увиденным. Он хотел отчитать её, но передумал. Пусть празднует победу, если желает.

Он опустил голову и начал снижаться, сестра следовала по пятам. Приземлившись, они сполна ощутили истинную бойню, разыгравшуюся здесь. Тела устилали землю, деревья дымились от тлеющего огня, целые участки почвы вывернуло наизнанку. Его передёрнуло — вот она, подлинная мощь дракона, не только пламя, но и физическая сила.

Он принялся осматривать заинтересовавшие его предметы. Сначала подошёл к громадной клетке, которую люди соорудили для их поимки. Провёл когтем по холодной стали, оценивая толщину. Затем двинулся к разбросанным то тут, то там телам, всмотрелся в их лица. Кто-то молод, кто-то стар — разглядывая их так близко, он вспомнил своё лицо, то, что носил так давно.

Дискомфорт накатил волной — ведь это были люди. У них имелись жизни, стремления, желания, возможно, семьи. Теперь они никогда не вернутся к родным. Из размышлений его вырвал тычок сестры.

Её мурлыканье напоминало львиное, только куда более гортанное. Он ответил тем же. Их отношения изменились после нападения на деревню много недель назад — там, где прежде она доминировала как старшая сестра, теперь они стали почти равны.

Казалось, она жаждала его внимания больше прежнего. К счастью, эта привязанность оставалась платонической.

Звук рассекаемого крыльями воздуха привлёк их внимание к матери, спускавшейся из логова. Её золотистые глаза осматривали их и окрестности, готовые заметить любую угрозу. После событий прошлой ночи он стал ценить Мераксес куда больше прежнего — впервые в своей короткой новой жизни он увидел в ней истинную мать и защитницу. Такова была общая тенденция.

С каждым днём он всё больше сближался со своей драконьей сущностью. То, что казалось странным и необычным, становилось нормальным и обыденным. Даже полёты превратились в привычную часть жизни — если раньше он с трепетом взирал на землю и её обитателей, теперь искал новое и жаждал увидеть больше, чем показал ему этот остров.

Возможно, время покинуть гнездо приближалось.

Он посмотрел на сестру, понимая — когда придёт пора оставить гнездо и мать, он возьмёт её с собой. Он больше не боялся её или её намерений, зная — когда будет готов путешествовать по миру, пролетая над великими океанами, горами, реками, ручьями и озёрами, он захочет видеть её рядом.

Он подошёл и толкнул её, как она обычно делала с ним. Они начали бороться и возиться, и из его пасти вырвался звук, похожий на смех. Драконы могли общаться между собой, но настоящий язык от него ускользал — он пытался произносить слова из прошлой жизни, то, что знал как английский, но выходило лишь подобие собачьего лая.

Мать говорила, что существует язык, который они понимают от природы — валирийский. Его разум всегда путался, пытаясь осмыслить языки. В прошлой жизни он был билингвом; если бы удалось восстановить способность говорить на человеческих языках, он мог бы достичь многого. Английский, испанский, драконий и валирийский — только представьте: дракон-полиглот.

От этой мысли он рассмеялся.

Но затем задумался.

«Если я верну способность к настоящей речи, какие ограничения будут на меня наложены? Стану ли ещё ценнее? Дракон, способный общаться, а главное — выражать свои чувства и мысли... Будут ли относиться ко мне как к остальным?»

Мысль о всаднике тревожила его, а идея быть использованным как инструмент вызывала гнев.

«Если уж иметь всадника, пусть он будет бескорыстным и справедливым, добрым и невинным. Пусть будет умным и честным».

Разве не сказал однажды мудрый робот, что свобода — право всех разумных существ? Всадник должен учитывать его мнение, причём не только его, но и всех драконов.

Он гадал, спрашивали ли когда-нибудь мнение Балериона — может ли он лететь туда или сюда, согласен ли сжечь сотни людей. Он надеялся получить возможность поговорить с ним — было бы здорово пообщаться со старейшим из живых драконов.

Но пока это могло подождать — он слишком занят погоней за сестрой. С земли Мераксес наблюдала за игрой детей, носившихся в воздухе и пытавшихся поймать друг друга.

Идиллию нарушил рёв. Они с сестрой повернулись в сторону звука, доносившегося от Драконьей Горы. Спустились на землю, где мать уже рычала, занимая позицию между ними и далёким рёвом. Прогремел ещё один рык, затем два, один за другим — там было два дракона.

Он напряжённо ждал, и ожидание оправдалось.

Из вулканических облаков над Драконьей Горой появился самый огромный дракон, которого ему доводилось видеть — несомненно, Балерион. Чёрный Ужас взревел так громко, что захотелось заткнуть уши. Сестра храбро ответила своим писклявым рыком — какая глупость.

Следом за ним показался дракон поменьше, мельче матери. Отсюда было не разглядеть, но окрас казался бронзовым — скорее всего, Вхагар. Драконы пересекли вулкан, заметили их и ринулись вниз. При виде приближающегося Балериона первобытный страх сжал сердце. Он позвал сестру, призывая взлетать. Нужно бежать.

Они рванули ввысь и помчались в противоположную сторону.

«Возможно, если уйдём достаточно далеко над водой, они прекратят погоню» — подумал он.

Сестра держалась прямо над ним; их маленькие крылья работали на пределе возможностей. Оглянувшись, он увидел, как мать взмыла в воздух, устремляясь прямо к Балериону — на миг ему показалось, что Мераксес вступит в схватку с гигантом, и в этой картине он представил, как её разрывают на части. Но этого не произошло.

Вместо этого Мераксес заняла позицию перед Чёрным Ужасом, преграждая путь. Когда Вхагар пролетел мимо неё, устремляясь к ним, он понял — драконы не ищут боя, они охотятся за ними.

Вхагар издал призывный клич, но они не остановились, продолжая ускоряться. Тут он заметил — на драконах были всадники. На спине Вхагара сидели две женщины в доспехах: одна с серебристой косой, другая с распущенными волосами, в алом плаще.

Как ни пытались они лететь быстрее, всё оказалось тщетно — Вхагар настиг их в мгновение ока, бронзовый зверь накренился влево, вынуждая их сместиться в том же направлении.

«Нас загоняют» — осознал он.

Благодаря усилиям Вхагара они теперь летели в обратном направлении, возвращаясь к Драконьей Горе.

Сверху мелькнула тень. С силой тысячи тонн Мераксес врезалась в бронзового дракона, и они закружились в воздухе, прежде чем восстановить равновесие — тщетная попытка матери освободить детей. Тщетная, потому что в тот момент, когда Вхагар отступил, на них обрушилась ещё более грозная аура Балериона.

— Будьте благоразумны, малыши, — произнёс он голосом, от которого любой король позеленел бы от зависти. — Следуйте за мной.

Теперь уже не сбежать — он признал поражение. Сестра не желала подчиняться, звала его вырваться и бежать с ней, но он отказался и остался на месте. После секундного колебания она последовала его примеру. Позади них Вхагар и Мераксес приземлились, заключённые в борьбе, и Рейнис медленно начала успокаивать их мать.

Огибая Драконью Гору и глядя на далёкий силуэт величественного замка, выстроенного в форме множества драконов, он гадал, что ждёт их впереди.

***

Цепь у основания шеи неприятно впивалась в чешую. Дракон раздражённо дёрнул её, недоумевая, зачем вообще понадобилось заковывать его — он ведь даже не сопротивлялся, просто пытался улететь. Впрочем, нет. Дело не в побеге, а в той истории с деревней. После всего произошедшего за последние недели те события ощущались далёкими, словно случились в другой жизни.

Ошибка. Непростительная ошибка — вот чем было нападение на деревню. Будучи драконом, можно позволить себе многое, но нападать на людей... это переходило все границы. Как они могли проигнорировать подобное? Особенно учитывая, что у власть имущих было три чудовищных дракона, каждый размером с гору.

Несмотря на толщину стен и потолка, — добрых несколько футов камня, не меньше крепостных, — он всё равно улавливал доносящиеся снаружи крики матери и сестры. Оставалось лишь гадать, какими техниками эти серебровласые люди приручали драконов. Как им удавалось усмирять существ, способных играть слонами, будто тряпичными куклами? Один вид Балериона вызывал трепет — сама мысль о том, что нечто столь исполинское подчиняется созданию, которое по всем законам логики должно быть для него не крупнее муравья, не укладывалась в голове. Придётся расспросить его об этом, когда выберется отсюда.

Расправив крылья, он взмыл в воздух.

«Хвала богам за ночное зрение» — промелькнула мысль.

В кромешной тьме камеры любые упражнения в полёте превратились бы в сущий кошмар. Радовала и длина цепи — её хватало на несколько минут свободного парения вдоль просторной камеры. Лишь когда он маневрировал между колоннами, обматывая их звеньями, цепь наконец натягивалась до предела.

Усталость давила на плечи.

Она навалилась вскоре после заточения, хотя причина оставалась загадкой. Не та привычная усталость, что приходит от недостатка сна или отдыха — нечто иное, словно он не высыпался, даже когда спал вдоволь.

Скрежет камня по камню привлёк его внимание к входу в камеру. Назвать это дверью язык не поворачивался — просто круглый валун, который отодвигали в сторону, чтобы попасть внутрь. Сощурившись, дракон наблюдал, как в щель медленно проникает свет. Он взмыл к потолку и прильнул к нему, точно гигантская летучая мышь.

Когда валун наконец откатили, в камеру вошли пятеро.

Четверо были облачены в чёрные доспехи. Трое держали по факелу в каждой руке, у четвёртого в руках были верёвки, привязанные к свинье и козе. От одного вида животных рот наполнился слюной, на языке уже чудился их вкус. Последней, возглавляя процессию, шла женщина в тунике и штанах красно-чёрных цветов. Её волосы отливали серебром и золотом в свете факелов — он узнал в ней одну из двух всадниц, восседавших на Вхагаре.

Достигнув пространства между двумя колоннами, женщина обернулась к воину с животными и велела связать их вместе, после чего отпустить. Четверо стражников отступили на несколько шагов, оставив её одну. Она принялась осматривать камеру в поисках дракона. Когда она заговорила, в её речи слышался чужой язык, но, как ни странно, смысл оставался понятен, за исключением отдельных слов. Должно быть, это и был тот самый валирийский, о котором рассказывала мать.

— Где же ты, милый? — В её голосе звучала неподдельная нежность. Женщина погладила животных, словно дразня его обещанием пищи. — Где ты прячешься?

Он не шелохнулся, оставаясь в своём тёмном убежище. Один из стражников попытался убедить её уйти и позволить дракону поступать как вздумается, но она лишь покачала головой и вновь позвала:

— Почему ты не доверяешь мне? Я — всадница твоей матери, мы связаны на всю жизнь! Её чувства — мои, а мои — её!

Дракон застыл неподвижно.

Спустя десять томительных минут женщина сдалась и направилась к выходу. Однако, прежде чем уйти, она оставила один из факелов на земле рядом с животными. Она не узнала, но он остался благодарен за этот жест, хотя и тосковал по нормальному свету.

После того как валун вернули на место, дракон спикировал к связанным животным. Коза в ужасе дёрнулась, заметив внезапный порыв воздуха и тёмную фигуру, возникшую из мрака.

Короткая струя пламени оборвала жизни обеих тварей, заодно уничтожив верёвку — он ненавидел, когда что-то застревало в зубах. Насытившись подношением, дракон почувствовал прилив сил, но вскоре проклятая усталость вновь навалилась подобно чуме. Он попытался не обращать на неё внимания.

Утолив голод подношением, он растянулся возле факела, наслаждаясь его теплым светом, пока тот не погас, вновь погрузив камеру во тьму.

День за днём она возвращалась, принося сочные угощения, и каждый раз уходила разочарованной — дракон так и не спускался к ней.

Но однажды она разгадала его уловку и нашла цепь, тянущуюся к потолку. Когда она осторожно потянула за неё, дракон ответил недовольным клёкотом.

— Спустись, милый, — позвала она, но он даже не взглянул вниз. Женщина раздражённо фыркнула и вновь удалилась. Когда она вернулась в следующий раз, то пришла одна. В правой руке она держала факел, в левой — поводок, к которому были привязаны две откормленные свиньи.

Достигнув привычного места, где обычно оставляли подношения, она не стала следовать обыденному ритуалу. Вместо этого женщина опустилась на пол и замерла в ожидании. Дракон мгновенно понял её замысел — она решила взять его измором.

Тяжело вздохнув, он осознал горькую истину: можно сколько угодно игнорировать её, но они не оставят его в покое. Придётся уступить, хотя бы в этом.

Отпустив каменный потолок, он медленно спланировал вниз. Женщина повернула голову на звук взмахов крыльев, но пока не могла разглядеть его во мраке. Дракон приземлился на самой границе освещённого пространства, застыв на пороге света и тьмы, наблюдая за ней.

Её фиалковые глаза пронзали темноту, манили своей нежностью. Медленно, позволяя цепи волочиться по полу с тихим шорохом, он приблизился.

— Я вижу тебя, сладкий, — прошептала она, поднимая факел выше. Свет озарил его тело; белая чешуя засверкала драгоценными камнями, а золотые крылья отразили пламя, словно зеркала. С её губ сорвался восхищённый вздох, и, что греха таить, это польстило его самолюбию.

— Иди же, — поманила она, — отведай то, что я принесла тебе.

Женщина отступила в сторону, освобождая путь к хрюкающим свиньям, лоснящимся от жира. Он видел благоговение в её взгляде, когда бело-золотое пламя вырвалось из его пасти, доводя мясо до идеальной готовности.

Окинув её взглядом золотых глаз, дракон склонился над первой свиньёй. Рвал и терзал плоть в жутковатом ритме, обнажая кости. В отличие от юных времён, теперь он мог без труда разгрызать и их, осторожно высасывая божественный костный мозг. И тут чья-то рука легла ему на шею.

Первым порывом было развернуться и зарычать на женщину, но он подавил этот инстинкт. Вместо этого просто обернулся — она улыбнулась в ответ. Не осознавая происходящего, он начал тонуть в её фиалковых глазах; на краткий миг его окутало умиротворение, но он резко отпрянул, вырывая себя из этого наваждения.

«Что это было?» — промелькнула тревожная мысль.

Странное ощущение — будто погружаешься в мягкую постель, позволяя ей поглотить себя. Теперь он остерегался. Больше не станет смотреть ей в глаза.

Продолжая трапезу, дракон терпел её прикосновения. Он отчётливо понимал: для этой женщины и её семьи они всего лишь животные. Всё происходящее не отличалось от поглаживания собаки или лошади во время еды.

Пока что он позволял это. Было что-то до боли знакомое в прикосновениях женской ладони. Где-то на задворках сознания мелькал образ — кто-то важный из прошлой жизни. Имя ускользало, но он помнил, что эта женщина значила для него многое. Супруга? Родственница? Память отказывалась отвечать.

Он не смирится с участью животного, никогда не позволит себе пасть так низко. Он — существо независимое, но... пока что стерпит такое обращение. До поры до времени.