Сериалы: «Ирма Веп» (2022)
Посмотрел премьеру HBO и А24, сериал Оливье Ассайаса о кинопроцессе, фантазиях и фантомах. Не видел его полнометражную «Ирму Веп», но решил пока отложить, чтобы не сравнивать два проекта — кажется, и для сериала это необязательно, а может, и вредно.
Голливудская дива Мира Харберг (Алисия Викандер) приезжает в Париж, чтобы забыть работу над супергеройским блокбастером, сыграв главную роль в сериале одного из любимых режиссеров. Рене Видаль (Венсан Макен), невротик и социофоб, решил 100 лет спустя познакомить современного зрителя с «Вампирами» Луи Фейада.
В заглавие он выносит имя энигматичной главной антигероини — «Ирма Веп» (анаграмма слова «вампир» — vampire / irma vep). 20 лет назад Видаль уже проделывал похожий фокус, сняв одноименный инди-фильм с гонгконгской звездой Джейд Ли (Вивиан У), теперь — экс-супругой режиссера, которая перестала сниматься в кино. А он — продолжил снимать и даже завел новую семью, но призраки — Фейада, Мюзидоры, которая играла Ирму 100 лет назад, Джанет и кого только не — продолжают его преследовать.
Как и Миру, которая во время командировки в Париж встречает и самовлюбленного режиссера Германа (Байрон Бауэрс), поставившего тот успешный суперфильм с ней, и бывшую возлюбленную-ассистентку Лори (Адриа Архона), которая выходит за постановщика замуж и поддразнивает Миру игрой в подчинение, и бойфренда-актера Имона (Том Стёрридж), оставленного ради Лори…
Фантомы прошлого и сгустки сомнений, эмоциональные порывы и грезы кинематографа — вот настоящие герои нового проекта Оливье Ассайаса. В 1996-м он уже снял «Ирму Веп» с Мэгги Чун — звездой «Любовного настроения» и других гонгконгских хитов, ныне экс-супругой режиссера, а о призраках вокруг нас — «Персонального покупателя» с Кристен Стюарт. Мера автобиографичности, впрочем, довольно условна: Рене Видаля экс-кинокритик Ассайас выводит с долей самоиронии — и как голос в толпе, одного из пленников прошлого, блуждающего в толще мнений и возможностей.
Фокус «Ирмы Веп» — на могуществе и изменчивости образа, открытости к интерпретации и готовности раскрасить опыт того, кто его играет/видит. Кто она, женщина в трико, возмущавшая главу парижской полиции и будоражившая эротическими намеками фантазии зрителей, иконический силуэт из фильма Фейада, который остается визитной карточкой «Вампиров», и вновь и вновь возвращается в фильмографию Ассайаса, столь увлеченного этой фигурой?
Тягучий, сбивчивый, порой умеренно остроумный, порой ворчливо неловкий, сериал Ассайаса ставит вопрос «Что такое кино?» в один ряд с «Что такое любовь?».
Для Видаля — это сеанс столоверчения, призывающий духов прошлого, полет в фантазию, чтобы вновь почувствовать вес и ценность реального. Для Миры — арт-терапия, попытка собрать свои множащиеся идентичности под одну обложку. Шведская актриса и голливудская звезда, объект восхищения/вожделения и душа, раздираемая страстями, уверенная профессионалка, похихикивающая над спутанными откровениями режиссера, и молодая женщина, уставшая от внимания, мечтающая стать призраком, чьим-то фантомом, чтобы бродить, как кошка, сама по себе, иногда подслушивая тех, по кому тоскует.
Есть и наркозависимый бунтарь Готтфрид (Ларс Айдингер), который не расстается с электронным вейпом и постоянно ищет приключения если не на пятую точку, то на шею. Его «программный» монолог о красоте хаоса звучит нелепо в окружении стандартных столов и стульев на прощальной вечеринке. Вдвойне — в сочетании с мытарствами, через которые он прошел за время съемок, пытаясь воплотить «утраченный риск» цивилизации, кинематографа, общества. Еще один призрак былого, который преследует человека на съемочной площадке.
В кино, как и во влюбленности, неизбежны недопонимания: превратно истолкованный жест или образ могут привести к дискуссии, обиде или даже травмам (как случилось с массовкой Фейада, пострадавшей от реального взрыва; об этом рассказывают вставные фрагменты, экранизирующие мемуары Мюзидоры). Но как бы «Ирма Веп» ни вила из кинопленочной ленты персональные фантазии участников об эросе и танатосе — недаром на постере профиль Викандер составлен из нее же, — кино остается коллективной галлюцинацией. А значит — придется найти общий язык, прийти к общему знаменателю, никто не умрет или не будет принужден к съемкам в рекламе, которую видел в гробу. Может быть, случайный разговор на площадке даже станет началом настоящей дружбы, чего-то (кинематографически) совершенно иного.
Ни один режиссер не способен управлять, порядок всегда сопровождает тень хаоса (и наоборот), а призраки уж постараются как-то договориться.
