Верования и мифология финно-угорских народов. Частные поминки.

После похорон о покойниках нужно заботиться, иначе они разгневаются, вернутся и станут беспокоить живых. Умерших, часто посещающих свои семьи, эстонцы называют кодукяйя («посетителями дома»), – обычно при жизни отличавшиеся порядочностью, рачительностью и строгостью. Их редко увидишь, но временами они издают шум и даже могут ударить своих детей, если те не устроили подобающих поминок [Holzmayer, s. 81–82; Varonen, s. 34–35].

Поминки бывают либо общими – памяти всех умерших родственников, либо частными – в честь одного сродника.

Последний вариант, кажется, более архаичен. Первые поминки в честь члена семьи проводятся в день его похорон. Миссионер Лундиус рассказывает об употреблении шведскими лопарями на похоронах особого «поминального пива». Предварительно они макали в него пальцы и потом размазывали его по лицу. Опьянев, поминающие начинали расхваливать покойника, говоря, каким умным и сильным, хорошим охотником, мужем и отцом, могучим шаманом и т. д. он был [Nicolai, s. 34–40].

Обычай размазывать спиртное по лицу существует и у норвежских лопарей: согласно Рандульфу, перед тем, как идти на Вечерю Господню, они брали стакан пива или самогона и, смочив им три пальца, осеняли крестным знаменьем лоб, а иногда наносили на грудь этими пальцами три точки – по одной каждым, тем самым ограждая себя от умерших родственников [Qvigstad 1903, s. 56–57].

Эту практику лопари переняли у скандинавов. А вот традиция убивать оленей, доставивших покойника к могиле, по-видимому, возникла у лопарейсама. Миссионер С. Реен сообщает, что «спустя три дня после похорон умершего лопари забивают оленя, привезшего тело на кладбище, и вместе с родственниками и иждивенцами съедают его. Затем собирают все кости, кладут их в особый сундук, на него большого или маленького (в зависимости от размера покойника) деревянного идола, и все это зарывают в землю» [Rheen, s. 47]. По словам Граана, вместе с костями клали три окровавленных прута, а на них – кусочки сердца и легких оленя [Graan, s. 72–73].

Даже после поминок о покойнике не забывали, принося ему на могилу табак или его любимые вещи. Реен сообщает, что если покойный был богат, то оленей жертвовали ему спустя год-два, а то и три после его смерти, при этом кости жертвы закапывали в землю, а в ее ухо вдевали черную нитку [Rheen, s. 47].

Лопари полагали, что если не принести жертву покойнику, то живые обнищают: согласно Лундиусу, тогда все олени «умрут вслед за своим хозяином, потому что будут стоять или ходить как травинки» [Nicolai, s. 21].

Если покойнику давали какое-нибудь поручение, например, по оленьему стаду, то ему ежегодно приносили жертву. По словам Й. Килдала, лопарь тем самым вверял своему покойному отцу или иному близкому родственнику охрану своих оленей в течение до трех лет, после чего умерший возвращался к мертвым [Reuterskiöld, s. 91].

Скончавшихся поминали и на обычных праздниках. Согласно Рандульфу, когда лопарь пил за чье-нибудь здоровье, то сначала всегда выплескивал часть напитка на землю –в честь духов, но, в первую очередь, покойника [Qvigstad 1903, s. 59]. Лундиус сообщает, что на праздниках лопари приносили в жертву сыр, мясо, рыбу, жир, костный мозг и другую еду, которую клали в небольшое корыто и закапывали в землю вместе с идолом [Nicolai, s. 29].

У самоедов, как и у лопарей, отсутствуют конкретные поминальные дни и ежегодные торжествав честь умерших. Оленя, отвезшего покойника на кладбище, они обычно сажают на кол на могиле, а иногда съедают.

Согласно Миллеру, если у покойного имелся олень, то самоеды привязывали одного-двух их на могиле, где животные умирали от голода. В ряде мест родственники заботились о мертвых до тех пор, пока шаман не забирал души-тени последних в мир мертвых. Если по какому-то случаю (например, болезни человека) они приносили в жертву умершему оленя или собаку, то делали это за чумом после захода солнца и укладывали головой на запад [Müller 1720, s. 203].

По словам Палласа, северные угры —

«позадь покойника (мущины) ведут трех наилучших и любезнейших его оленей, в сани запряженных, во всем их убранстве, коих, как скоро мертвого закопали, одного после другого привязав к задним ногам по ремню разтягивают двое мужиков, а другие четверо обвостренными кольями прокалывают оленя со всех четырех сторон. При похоронах богатых остяков убивают великое множество оленей и разными образами, особливо привязав за шею и за ноги палками по спине бьют до тех пор, пока не издохнет; пожертвуя покойному скотину оставляют просто на могиле; збруя кладется в гробницу сделаную над могилою из хворосту, над которою опрокидают и сани. Между тем не в отдаленности варят есть для поминков, где, когда довольно наелись, остатки берут с собою и в деревне раздают ближним и соседям для поминовения умершого. Дают также и после таковые для поминок обеды, когда только сродникам вздумается»

[Pallas, s. 55].

Позднее стали убивать любимого оленя умершего, съедать его мясо, а кости и рога вместе с санями и упряжью класть на могилу [Karjalainen 1918, s. 81].

Гондатти отмечает, что сразу после похорон северные вогулы готовят кашу или мясное блюдо, которые затем вываливают рядом с гробом. Дно кастрюли выбивают и оставляют на могиле. Если покойника привезли на олене, то его прямо на могиле умерщвляют, здесь же варят и съедают, шкуру закапывают, а кости складывают с умершим [Гондатти 1880, c. 67].

Как и лопари, угры часто поминают своих умерших, особенно период их жизни в царстве теней. Однако обычно поминки проводятся у них не в определенные дни, а по договоренности с родственниками. Согласно Карьялайнену, северные угры организуют их для умершего мужчины на пятидесятый, а в честь женщины – на сороковой день после похорон. Сама церемония предельно проста и заключается в приготовлении пищи, которую, подержав некоторое время на могиле, съедают дома. В Тромъёгане эту процедуру проводят через 1–2месяца, полгода и год, «ставя блюдо или корыто из бересты». Рыбу и мясо варят и вместе с остальной едой помещают в сосуды или на землю у двери дома со стороны петель или относят на кладбище, где кладут на землю у изголовья умершего или под окошком могилы, если таковое имеется. На землю выливают чай, подливку, самогон и немного холодной воды, поэтому этот обряд называют «поливание водой»[Karjalainen1918, s. 90–91].

Согласно Мункачи, северные вогулы празднуют поминки на третий день после смерти, затем в конце Страстной недели и потом трижды в год. Для этого они разводят у могилы костер и готовят еду, часть которой кладут в чашку, приговаривая: «Не поминай нас, не замышляй дурное» [Munkácsi 1905, s. 95]. В местах, подвергшихся внешнему влиянию, поминки проводятся в строго определенные дни: уюжных угров – на девятый, шестнадцатый и тридцать шестой день, через полгода и год после смерти [Karjalainen 1918, s. 92].

Новицкий описывал это следующим образом:

[Новицкий, c. 46 (ср.: Müller 1720, s. 204)].

Кастрен и Паллас сообщают, что эти поминальные куклы изображали людей, занимавших особое положение в обществе. Идол хранился в жилище покойного и отношение к нему было таким же, как и к его прототипу, т. е. его регулярно «кормили», утром одевали, вечером раздевали, а вдова клала его к себе в постель. По словам Кастрена, так продолжалось три года, после чего идола хоронили: считалось, что за это время тело истлеет [Castrén, 1853, s. 296; Pallas, s. 59–60]. В некоторых местностях идола хранят пять лет если умерший был мужчиной, и четыре года, если женщиной, а потом сжигают, однако сохраняется и прежний обычай класть его вместе с покойником. Там, где все еще практикуют сооружение надмогильных домов, куклу помещают в них. Финш встречал на могилах большинства северных угров домики размером с собачью будку, а внутри них – одетую куклу. Она, очевидно, была аналогичной той, которую приносили на кладбище по завершении поминального периода и помещали в могилу [Finsch, s. 547; Karjalainen 1918, s. 92].

Поминальная кукла встречается и у некоторых самоедов, хотя они вроде бы предпочитают использовать шаманских идолов. По словам Лехтисало, юраки изготавливают деревянную фигурку души-тени шамана в виде самца оленя, которую вдова или сын покойного хранят в чехле из целой шкуры олененка.

Тот факт, что душу-тень шамана изображают именно такой, проистекает из представления самоедов о том, что его душа, покидая тело, превращается в самца оленя (ср. гл. 18 наст. кн.).

Карьялайнен полагает, что обычай северных угров изготовлять идола умершего восходит к южным остякам и вогулам: последние хранят грязные нательную одежду и постельное белье покойного на его ложе, причем остяки обычно под подушкой. Эту одежду выносят во время поминок и кладут на постель, затем помещают ложку в посуду с ручкой, направленной в сторону одежды. В ряде мест вдова даже кладет одежду покойного мужа к себе в постель. Карьялайнен видит в этом истоки традиции северных угров изготавливать изображения умерших [Karjalainen 1918, s. 116–118]. Но следует помнить, что лопари, у которых отсутствовал культ одежды почивших, тоже использовали эти изображения всякий раз, когда приносили жертвы покойникам. Этим идолам, вероятно, не поклонялись дома, а изготовляли их только по случаю жертвоприношений, и они не имели одежды [Rheen, s. 47].

В настоящее время у большинства финно-угров одежда покойника считается воплощением его самого. То же самое характерно и для всех народов Поволжья, и хотя сегодня они не используют идолов, однако, согласно древнейшим источникам, раньше у мордвы, по-видимому, были поминальные куклы, которым молились на поминках. Кроме того, широко распространена практика выбирать представителем умершего внешне похожего на него живого человека – на поминках его одевают в одежду покойного. О том, что даже имя усопшего впоследствии стало зримым объектом культа для живых, уже говорилось, когда речь шла о карсикко финнов. На севере Саво словом «карсикко» называли листок белой бумаги, на котором писали имя умершего, годы его жизни и в день похорон клали на ткани, расстеленной у задней стенки хижины [Varonen, s. 100].

Подобно чувашам, поволжские финны проводят поминки в день похорон, потом на третий, седьмой и сороковой день, а в ряде мест и на годовщину смерти человека. Обычно это делают поздно ночью, поэтому они называют поминки на третий день «третьей ночью», на седьмой – «седьмой ночью», а на сороковой – «сороковой ночью». При этом каждый раз забивают какое-нибудь животное, хоть курицу, ибо, по мнению вотяков, без пролития крови этот обряд проводить нельзя [Holmberg 1914–1915, s. 31].

Вотяки начинают готовиться к первым поминкам еще до похорон. Омыв и одев умершего, его кладут на скамью, а старшая в семье женщина ставит рядом с ним две чашки и делает лепешки с мясом. Старший мужчина берет лепешку, отламывает от нее три кусочка и кладет их в одну чашку, а в другую наливает кумышку, говоря при этом:

Вслед за ним те же действия и слова повторяют остальные [Смирнов 1890, c. 181].

В Сарапульском уезде считается, что прежде скончавшиеся родственники приходят на поминки к новому покойнику. По этому случаю мужчины делают восковые свечи, а женщины готовят курицу, если покойник женщина, и петуха, если он мужчина. У двери возле очага ставят корыто, к немуи к изголовью кровати прикрепляют свечи. Произнося имена усопших, в корыто бросают куски мяса и подливку с призывом есть, пить и принять недавно умерших в свое общество [Wasiljev, s. 104].

Эти обряды присущи всем поволжским финнам. Эстонцы, прежде чем отвезти покойника на кладбище, варят бобы или горох (которые у балтийских финнов считаются поминальным блюдом) и вываливают их черпаками на гроб, на который кладут всякую пищу, белый хлеб и т. д. В некоторых местах они в момент увоза тела выливают у ворот пиво или самогон, чтобы покойник не страдал от жажды на том свете [Varonen, s. 81–82].

Однако чаще всего поволжские финны проводят поминки после возвращения с кладбища. Обычно на них намеренно никого не приглашают, но все знают, что нужно прийти и помянуть покойника. Каждый приходит со своей едой, а мертвецу сообщают, кто что принес. Блюдо для него ставят на стол там, где он сидел, а тем, кто умер раньше, предназначается корыто у двери – считается, что именно здесь останавливаются прибывшие на поминки покойники. В честь умерших, их близких и дальних родственников, о которых еще помнят, зажигают восковую свечу. Поминают даже правителей царства мертвых и кладбища. Первая чашка и первые кусочки пищи предназначаются покойникам. Случайно упавшее со стола на пол поднимать нельзя. Еду, предназначенную умершему, потом выносят во двор собакам, и если они ее не едят, значит, она покойнику не понравилась, а если передерутся за нее, то между мертвыми нет согласия. Яства берут на кладбище и крошат там над могилой, кое-где у изголовья могилы выкапывают яму и наливают в нее кумышку, медовуху или воду, зыряне при этом говорят: «Пей, пей».

В наши дни поволжские финны редко забивают на поминках живность крупнее домашней птицы, но раньше, кажется, было иначе. Олеарий сообщает, что в первой половине XVI в. черемисы, хороня богатого человека, умерщвляли его самую лучшую лошадь, которую затем съедали друзья покойного [Olearius, s. 344–345]. Сто лет спустя Миллер отмечал:

[Müller 1758, s. 144].

Многочисленные примеры свидетельствуют, что балтийские финны раньше тоже забивали в таких случаях крупный скот. Даже в наши дни кое-где верят, что если этого не сделать с коровой, она умрет. Пережитком упомянутого жертвоприношения является обычай финнов и эстонцев дарить священнику корову после похорон в качестве платы за погребальную церемонию. Эстонцы после смерти мужчины одаривали священника быком, а после смерти женщины – коровой.

Иногда священник сам готовил еду для участников похорон. На севере Карелии предназначенную ему корову привязывали на кладбище к дереву, после чего он ее забирал [Varonen, s. 77–81].

Одни поволжские финны проводят поминки торжественно, другие – скромнее. Так, согласно Георги, вотяки первый раз поминают усопшего на третий день, когда друзья покойного приходят выпить вина и поесть блинов, часть которых выносят во двор для умершего, и только на седьмой день закалывают овцу, а на сороковой – корову или лошадь [Georgi 1776, s. 57]. Поминки на третий день у зырян Орловского уезда описал Добротворский. По прибытию гостей на окна и по обе стороны порога ставят и зажигают несколько восковых свечей. Когда гости садятся за стол, дверь на время отворяют, приглашая душу (лол) умершего на пир. В передний угол кладут шапку или платок – исходя из того, мужчиной или женщиной был усопший. Место, где лежит шапка, никто не занимает. Против него на столе ставят чашку с блинами, овсянкой, молоком и водкой, и всякий гость должен положить в нее часть всего, что подается на стол [Добротворский, c. 577–578].

Поминки на седьмой день во многих местах напоминают обряды третьего дня. Один из родственников покойного идет на могилу помянуть его. Дома зажигают свечу на краю чашки с едой, предназначенной для умершего. Когда в чашку кладут первые кусочки пищи, все произносят несколько слов о покойном, напоминя, что сегодня седьмой день после его смерти. В других местах его проводят почти столь же торжественно, как и сороковины: участники церемонии идут к могиле с двумя лошадьми, чтобы «пригласить» умершего, закалывают для него курицу, а то и овцу, вечером «идут» с ним в баню, всю ночь его «угощают», и только на рассвете он возвращается в свой мир [Holmberg 1914, s. 19].

Все поволжские финны и многие восточноевропейские народы считают, что покойник в течение сорока дней продолжает общаться со своей семьей. Вотяки говорят, что душа умершего обитает в избе сорок дней после смерти, и в это время нужно проявлять к покойному особую доброту и гостеприимство. В ряде мест в течение этих дней принято ставить чашу ему всякий раз, когда семья садится за стол [Holmberg 1914–1915, s. 34].

Зыряне полагают, что после похорон покойник вместе с гостями возвращается в свою избу и остается там в течение вышеупомянутого времени, поэтому в эти дни принято вешать в избе в определенном месте полотенце, чтобы умерший мог вытирать лицо, когда помоется, и ни одна живая душа не должна прикасаться к этому куску ткани, так как это может привести к смерти.

Мордва считает, что умерший попадает на тот свет через сорок дней или шесть недель после смерти [Смирнов 1893, c. 545–546]. То же самое можно сказать и о балтийских финнах, испытавших русское влияние. По словам Граундстрома, водь в течение шести недель не ругает покойника, душа которого живет в это время в доме, обычно под столом. Поэтому, сидя за ним, нельзя вытягивать ноги, чтобы не «затоптать» покойника [Groundstroem, s. 318 (ср.: Varonen, s. 109–111; Lukkarinen 3, s. 7)]. Подобно зырянам, тверские карелы в течение шести недель вешают полотенце на заднюю стену избы, чтобы покойник, возвращаясь домой, мог вытереться [Krohn 1884, s. 51].

Этот обычай характерен для русских, у которых финны скорее всего его и заимствовали.

Поскольку сороковины являются одновременно и прощанием с умершим, они отмечаются более торжественно, чем остальные поминальные даты. У всех поволжских финнов обрядность сороковин очень схожа. Автор настоящей книги был свидетелем того, как черемисы Уржумского уезда на сороковой день забивают овцу и даже более крупную живность, а вся родня, соседи и друзья покойного собираются вместе. Самого умершего члены его семьи с особыми церемониями «забирают» с кладбища. Когда солнце достигнет зенита, они запрягают в телегу лучших лошадей, берут с собой мясо, напитки и на полном скаку, звеня колокольчиками, едут на могилу с двумя лошадьми, чтобы привезти покойника на большой пир.

У могилы на белой скатерти раскладывают мед, мясо, кумышку, пиво, хлеб, сыр и блины. Пришедшие, обнажив головы, стоят на коленях и говорят покойнику:

Затем они выливают на могилу питье, кладут немного еды и произносят: «Вот твоя доля!» Покойник должен «привести» с собой скончавшихся прежде родственников, всех умерших отцов и матерей этой семьи и даже хозяина преисподней. Уезжая, участвовавшие в поминках кладут в телегу мягкую подушку, чтобы покойнику было удобно «сидеть». «Осмотрев» его со всех сторон и отведав еды, они просят умершего сесть в повозку. Если покойник застесняется или растеряется, они говорят ему: «Ты же узнал нас, свою телегу и своих лошадей», а его спутник приглашает: «Садись рядом со мной, поедем домой». Хотя на самом деле место этого пассажира пустует, черемис полагает, что там сидит душа покойного, поэтому в пути он часто поворачивается к нему и разговаривает. Если за покойником приехали несколько человек, телега, на которой он «едет», находится во главе процессии. В некоторых местах черемисы, прежде чем отправиться домой, трижды объезжают могилу.

Дома вдова «встречает» скончавшегося мужа и вместе с детьми встает на колени у крыльца. Впереди них с непокрытой головой стоит распорядитель обряда, держа в руках хлеб, сыр и питье. Он ласково обращается к покойнику по имени и просит войти в избу. Вдова и дети смотрят на прибывающих гостей со слезами на глазах. Решив, что покойник «вышел» из повозки, подушку переносят в дом на его место и просят умершего сесть на нее. Другие сюда уже не садятся, а рядом на матице вешают одежду и лапти покойного. Указывая на них, вдова говорит: «Смотри, вот твоя одежда, никто ею не пользовался, ничего из нее мы не потеряли». Перед «покойником» ставят мясо и питье, а когда решат, что он наелся досыта, мужчины «ведут» его посмотреть скот, зерно, сельскохозяйственные орудия и даже в баню помыться. К этому времени прибывают и родственники, живущие далеко отсюда, но настоящий пир начинается только после захода солнца.

Затем вся родня и друзья покойного приходят во двор, приносят мясо и напитки. Принимающий гостей говорит покойнику: «Смотри, вот что принес твой друг (называют его имя)». Кроме мяса и питья, у каждого при себе имеется восковая свечка. Торжественность обряда усиливается прежде всего многочисленными свечами, установленными у задней стены на особой подставке. В середине жилища горит толстая восковая свеча высотой в метр, скрученная из трех обычных свечей, справа от нее – ряд маленьких свечек (по одной для каждого родственника покойного, ушедшего в мир иной ранее), а слева каждый гость ставит свою свечку в честь умершего, и когда они сгорают, зажигают новые.

К «умершему» приковано всеобщее внимание. Все взирают на подушку, лежащую на скамье в глубине комнаты под свечами, где он «сидит». Женщины соперничают за право носить туда еду. Яства предназначаются для умерших, но и о живых не забывают: черемисы и вотяки полагают, что чем больше съедят гости, тем лучше насытится покойник. Мясо, хлеб, блины, пироги и яйца кладут в отдельную посуду, а кумышку и медовуху – в большую круглую берестяную бадью. Подходя попробовать их, люди становятся на колени около «сидящего» покойника и бросают в его сосуд еду или наливают немного напитка, приглашая отведать их. Также в его чашку кладут по кусочку от всех частей заколотой овцы. Старики стоят на коленях перед «усопшим», прося его защитить семью, а скот от падения в ямы и от диких зверей, дать богатый урожай, изгнать вредных насекомых с полей, мышей из сарая и т.д.

К полуночи все уже бывают навеселе, периодически опорожняют стаканы с кумышкой, постепенно наполняется и чарка покойного. Вдруг кто-то достает из за пазухи дудочку, и все приглашают душу-тень умершего потанцевать. Люди начинают раскачиваться и кружиться. Их руки уже не способны ставить новые свечи, даже вдова и дети на время забывают о своем горе. Многие старики двигаются уже чисто по инерции, некоторые из них спят по углам.

Но вдруг танцы и шум стихают, раздается крик: «Покойник идет!». После этого некий человек, похожий на покойника комплекцией и внешне, с очень важным видом входит в хижину и садится на место умершего. На ночь его одевают в одежду усопшего, называют «представителем покойного» и относятся к нему с величайшим почтением. Вдова обнимает его, называя мужем, старики жмут ему руку, обращаясь к нему по имени. Каждый стремится угостить его мясом и напоить. «Покойник» рассказывает о жизни на том свете, увещевает родственников помнить о нем, жить в мире, не лениться и быть бережливыми, а присутствующие просят у него защиты.

Постепенно свечи, кроме самой большой, гаснут. Тогда один из стариков будит спящих: «Рассветает, покойнику нужно отдохнуть». Истомленные люди начинают шевелиться, ибо до восхода солнца «умершего» нужно доставить на кладбище, но сначала молятся, встают на колени и поворачиваются лицом к «покойнику», сообщая ему, что он должен вернуться к другим усопшим, желают всего наилучшего, советуют подружиться со «старыми черемисами», под которыми подразумевают ушедших из жизни ранее. Последним, которые здесь тоже «присутствуют», желают: «Да будет у вас там хлеб и соль в изобилии, не уходите от нас голодными и жаждущими, будьте богаты и счастливы, ступайте легко, помогайте нам, не пугайте нас, не забывайте нашего скота и не вредите нашей семье».

Затем один из присутствующих берет поднос со свечами, другой – с едой, третий –сосуд для напитков, а остальные вместе с вдовой несут одежду усопшего и выходят во двор, причем «представитель покойного» идет впереди. Все идут на кладбище, женщины в это время громко причитают. Сначала процессия останавливается на холме у деревни, где остатки горящих свечей, еду и напитки сбрасывают вниз. Все продолжают вспоминать покойника, желают ему счастья и просят его жить привольно среди тех, кто уже обрел покой там, и просят не возвращаться, 

особенно в качестве незваного гостя. Кроме мяса и питья ему дарят деревянные ложку и чашку, которые сразу же ломают, – иначе покойнику они не достанутся.

На сороковины горные черемисы обычно забивают лошадь, если умерший мужчина, и корову, если женщина. На поминках все мясо нужно съесть. Чашки и свечи покойника ставят у порога. Жертву умершему приносят со словами: «В память о тебе мы приготовили мясо и питье; мы, твои родственники и соседи, все собрались. Не обижайся, если мы плохо развлекали тебя, прости, если обидели тебя при жизни, не сердись и не наказывай нас, посылая нам болезни и другие несчастья». Затем «покойного» с музыкой и пением «переносят» в особое место, где ему ставят столик на одной ножке («стол покойника»), а на него чашку для еды и три ложки. В ряде местностей принято класть длинную жердь («мост покойника») через пропасти и ручьи (если таковые имеются поблизости), чтобы мертвец мог их перейти: видимо, это символ «моста в царство мертвых», по которому, согласно представлениям, корни которых уходят в Иран, умершие попадают в иной мир [Яковлев-Моляров, c. 745–747; Яковлев, c. 72].

У некоторых восточных черемисов Бирского уезда принято ложиться на сороковую ночь с покойником. Вдова берет подушку, на которой покойник «сидел» на поминках, и говорит: «Последнюю ночь будем спать вместе». На следующий день ранним утром «умершего» на двух лошадях торжественно «отвозят» на кладбище [Holmberg 1914, s. 25].

У черемисов Пермской губернии один из родственников покойного отправляется верхом на лошади на погост, чтобы пригласить усопшего, а потом на полном скаку возвращается домой с криком: «Идет, идет!» В тот же миг люди с ножами бросаются на запыхавшуюся лошадь, умерщвляют ее, мясо варят и едят, а шкуру вешают над могилой [Городской, c. 33].

Сходные представления и обряды существуют и у мордвы. Покойника «увозит» с кладбища лошадь, обещанная ему в жертву. Облачившийся в одежду умершего рассказывает о жизни на том свете, сообщая, что у одного там прекрасные лошади, другой гуляет по лесам, этот лишился хозяйства, тот женился, такой-то занимается пчеловодством и т. д. Среди других диковинных поминальных обычаев мордвы можно упомянуть рубку деревьев «умершим». Человека в одежде покойного садят на стул с подушкой, дают ему большой нож и прямо на стуле выносят из избы к сушилке, где уже воткнут в землю прутик. «Покойник» начинает яростно рубить его ножом, после чего этого человека относят обратно в избу вместе со срубленным «деревом». На рассвете представителя покойного везут на кладбище и сажают на могилу на подушке спиной к востоку. К его ногам кладут блины, баранину и прочее, в последний раз уговаривают поесть с ними, а потом прощаются, прося прийти снова во время жатвы, когда соберут его часть урожая. Замещающий умершего кланяется и быстро уходит с кладбища [Смирнов 1893, c. 545–548].

У зырян на поминках главным гостем является женщина, если умершая была таковой, и мужчина – в случае, если покойник был мужского пола. В конце торжеств они выходят из избы во главе остальных, держащих в руках свечи, причем умершего представляет его заместитель, которого в ряде мест сопровождают до первой развилки [Смирнов 1891. С. 243–244; Налимов. С. 6; Рогов, c. 127]. Когда в Ингерманландии люди отмечали «шесть недель», они ходили на могилу с едой, чтобы пригласить умерших на праздник (илл. 7), а вернувшись домой, клали еду в стоящую на столе чашку с ложкой и не прикасались к ней. Самый старший в семье разбрасывал по столу соль, горох и кусочки яйца в пользу умерших.

Во время трапезы женщина начинала причитать у входа, прося покойного присоединиться к родственникам. После еды все выходили на улицу и поворачивались в сторону кладбища, при этом каждый втыкал в землю палку, символизировавшую посох усопшего [Lukkarinen 3, s. 9–10].

В Русской Карелии родственники отправлялись на кладбище, чтобы «привезти» оттуда на поминки покойного. Одна из лошадей была без ямщика и запряжена в пустые сани с расстеленной на них белой скатертью, на которой «привозили» умершего домой [Forsström, s. 401–402].

В ряде мест у зырян и народов Поволжья существует традиция отмечать годину со дня смерти человека прощальными поминками. Согласно представлениям восточных вотяков, умерший сначала покидает родственников, среди которых до этого жила и благоденствовала его душа (урт). На поминках, где присутствует вся родня, забивают овцу или корову, и часть еды уносят на кладбище. Привязанный в день похорон к матице белый кусок ткани забирают с собой и торжественно закапывают в могилу. Одежду умершего, которая тщательно сберегалась и демонстрировалась только на больших поминальных торжествах, теперь раздают бедным [Holmberg 1914–1915, s. 36]. Вотяки считают, что без проведения поминок покойника не пустят в загробный мир, и он будет скитаться по деревне [Wichmann, s. 42].

В третью годовщину со дня смерти своего родственника восточные черемисы Бирского уезда кладут одежду покойного на его любимого коня, которого трижды обводят вокруг могилы. На могиле зажигают свечу, говорят умершему, что наступила годовщина, и обещают заколоть в его честь лошадь. По возвращению домой лошадь немедленно забивают и готовят из нее поминальную трапезу, во время которой родственники говорят умершему: «Ешь то, что мы приготовили для тебя. Мы не запрягали твою лошадь и не пользовались ею, теперь возьми ее с собой».

Потом лошадиные кости уносят на кладбище, вешают их там на дереве, шкуру продают, а выручку раздают бедным и сиротам [Holmberg 1914, s. 26].

Вотяки организуют поминки по умершим через год или несколько лет после смерти. Обыкновенно эту так называемую «лошадиную свадьбу» или «свадьбу мертвых» отмечают поздней осенью. Это бывает веселый пир со свадебными песнями и соответствующими подарками. В качестве жертвенного животного, которое обычно закалывают во дворе, выступает лошадь, если поминают мужчину, и корова, если женщину. Там, где поминки отмечают в первый год после смерти, обычно приносят в жертву самое любимое животное покойного. На жертвенную трапезу приглашается только родня. Вечером, при свечах, с музыкой и пением кости животного уносят на кладбище и вешают там на дерево (илл. 8) [Wichmann, s. 42–44; Гаврилов 1891, c. 119–120].

Мордва проводит так называемую «жатву мертвых». В период весенней посевной люди молят Господа, чтобы хлеб рос на благо живых и мертвых. Во время праздника урожая родственники умершего пожинают его долю, для чего каждый из них срезает несколько соломинок. Главную роль при этом играет вдова, которая целый день носит соломенный пояс собственного изготовления. На празднике забивают скот [Смирнов 1893, c. 550–551]. Такие поминки существуют и у зырян [Налимов, c. 5].

Считается, что мертвые сообщают живым во сне или как-то иначе о своих желаниях. Поминки могут устроить, если, например, по словам жреца, покойник наслал на человека болезнь. У мордвы больной должен приползти на четвереньках к могиле усопшего и попросить у него прощения.

По представлениям вотяков, если лошадь или корова пропадет с пастбища или заблудится в лесу, значит ее похитил один из покойных родственников. В этом случае зажигают восковые свечи и приносят еду мертвым в надежде, что они вернут животное. Даже мелкие неприятности – например, когда кумышка получилась плохой, в дороге отвалилось колесо, ребенок постоянно плачетит. д., – могут стать поводом для проведения поминок [Holmberg 1914–1915, s. 50, 53–54]. По крайней мере, вдова всегда должна быть к ним готова.

Если у черемиски заболит спина, значит, ее покойный муж ночью имел с ней половой акт. Тогда она зажигает восковую свечу и приносит ему жертву, говоря: «Верни мне здоровье! Вот тебе блины и свеча, ешь и больше не прикасайся ко мне!» [Holmberg 1914, s. 28–29] Агрикола сообщает о финках: «Если вдова вновь выходит замуж, то приносит жертву умершему мужу».

1 — Верования и мифология финно-угорских народов. Вера в души. https://boosty.to/merjamaa/posts/ecd33e48-5c03-4fb7-8b02-94ca253d43d3

2 — Верования и мифология финно-угорских народов. Смерть и похороны. https://boosty.to/merjamaa/posts/f1a2e7c5-9793-4308-ae26-051e3d65c8fc