Верования и мифология финно-угорских народов. Вера в души.
Представления финно-угров о душе крайне примитивны. Лопари полагают, что жизнь после смерти в той или иной форме существует до тех пор, пока цел скелет. Это подтверждает их медвежий праздник. Они также считают, что благодаря божествам новая плоть вырастает на костях жертвы, которые поэтому хранят особо тщательно [Reuterskiöld, s. 6, 59]. Судя по жертвенным церемониям, так раньше считаливсе финно-угр. При разрушении тела душа исчезает: если медведь становится врагом людей, то вогулыстараются полностьюуничтожить его тушу. Харузин видит в этом стремление убить дух зверя [Харузин 1898, c. 32–33].
Миссионер Граан отмечал, что после смерти человека пите-лопари (1 <Группа саамов, проживающих в Швеции. В настоящее время насчитывают2 тыс. чел.>.) годами бросают на могилу крошки ячменного хлеба, «пока могила не осядет, т. е. пока тело не превратится в прах» [Graan, s. 19]. Остяки тоже считали, что после разложения трупа мертвец уже не оживет [Бартенев, c. 86]. Еще не так давно ингерманландские финны ходили на кладбище, причитали там и клали еду на могилы соплеменников до тех пор, пока тела не истлеют (когда «души уже не будет») [Länkelä, s. 274–275]. Если от покойника исходит опасность, труп расчленяют или даже сжигают. В одном селении вблизи Бирска вотяки поступили так с останками человека, кончина которого, по словам их жрецов, вызвала массовую эпидемию.
Остяцкие самоеды до сих пор боятся мертвецов, которые якобы ходят по ночам и вредят живым, но утрачивают силу утром. Существует множество рассказов о столкновениях между ними и живыми людьми, поэтому, чтобы покойники не выходили из могил, в последние нужно воткнуть кол [Donner 1915, s. 140–141].
Помимо веры в общую душу, финно-угры считали, что у отдельных частей тела тоже имеются души. Поэтому во время жертвоприношения отрезали по кусочку от всех частей жертвы и приносили их вместе с костями божеству. Дýши, или, точнее, жизненные силы, располагаются в наиболее значимых органах – сердце, печени и крови, а кровоток в организме, очевидно, породил черемисское поверье, что «душа», или «жизнь» (чон), может блуждать внутри тела. Если в результате повреждения какой-то его части человек умирал, то черемисы считали, что душа в это роковое мгновение находилась как раз в этом месте. Например, если человек гибнет от травмы головы, они думают, что его смерти можно было бы избежать, если бы душа в этот момент находилась в другом месте [Holmberg 1914–1915, s. 11]. Душа считалась реальным объектом, и ее можно было обрести, съев содержащие душу другого человека органы. По словам Гондатти, древние вогульские богатыри, убив врага, съедали его сердце и печень, «чтобы сила погибшего перешла к ним, а сам он не воскрес из мертвых» [Гондатти 1880, c. 64].
В одной хронике под 889 г. говорится, что венгры поедали сердца пленников в качестве снадобья, и даже в наши дни черемисский жрец просит Бога оградить людей от «тех, кто вырезает сердце и печень». Этот обычай, несомненно, существовал и у предков финнов, ибо он зафиксирован у эстонцев в XIII в. – тогда крестьяне Сакалы (<Историческая область в центре южной части современной Эстонии>) вырвали сердце у живого датского крестоносца, поджарили его, разделили между собой и съели, чтобы побеждать христиан. Употребляя в пищу кровь человека, вогулы и другие народы полагают, что обретают его жизненную силу [Paasonen 4, s. 2, 27].
Считается, что душа может обитать в волосах, ногтях и зубах, поэтому их стараются беречь. Как еще можно защитить ее от попадания к злодею? По словам Новицкого, вогульский жрец объяснял своему народу опасность русских миссионеров следующим образом: «Блюдитеся, друзи... егда будут вам стрищи власы, то вырезавати мут из вас души». Следует заметить, что остяки, снимая с врага скальп, полагают, что отныне его душа не будет ходить по земле [Новицкий, c. 106; Karjalainen 1918, s. 323]. Душой обладают даже личные вещи: по мнению лопарей, человек заболевает, когда хозяин преисподней забирает у него шапку, рукавицы или сапоги [Nicolai, s. 7]. Отсюда происходит магическая теория pars pro toto ( <Прием речи, когда называется часть предмета вместо целого предмета>.),тоже проявляющаяся в жертвоприношениях.
Потерю сознания черемисы объясняют уходом человеческого «призрака», или «тени» (öрт) – это может произойти в результате сильного испуга. Если черемису приснился город, он полагает, что ночью его туда забрал öрт – иначе как можно было все там увидеть? Сны тоже вызваны странствиями öрт, и когда человек просыпается, его öрт возвращается в его тело [Holmberg 1914, s. 11].
Черемисскийöрт соответствует вотяцкому урту. Если он не успевает вернуться в тело до пробуждения человека, последний заболевает, становится бледным и начинает чахнуть, поэтому спящего нельзя внезапно будить [Holmberg 1914–1915, s. 14–15].
Считается, что исчезновение души приводит к тяжелой болезни: в таком случае рекомендуется обратиться к шаману (прорицателю), чтобы тот нашел потерянную душу и вернул ее в тело. Иногда душа умирающего отправляется в преисподнюю, но потом возвращается, и тогда человек продолжает жить. Так, в одной остяцкой песне рассказывается о герое, который в бою получил удар мечом по голове и потерял сознание. Его душа-тень поднялась на небо, но затем вернулась, ибо тень его ранее умершего брата сообщила ей, что час смерти для этого человека еще не настал [Patkanov 1897, s. 148–149; Patkanov 1900, s. 32].
Широко распространено мнение, будто бы душа-тень шамана может искать помощи в подземном мире. О связи между телом человека и его душой-тенью говорится в рассказе о лопарских шаманах, датируемом XIII в. Там сообщается, что во время путешествия шамана по преисподней враждебная душа-тень ударила по животу его душу-тень, и след от этого появился на теле лежавшего в веже шамана [Symbolæ, s. 4–5]. Несколько п добных примеров будет приведено в следующей главе. Смерть не разлучает душу с телом. Финские лопари на вопрос, почему они оставляют кости жертвы целыми, отвечали: «Иногда по ночам жертвы, которые мы приносим, блуждают, подобно теням, от могилы к могиле вместе с людьми из преисподней» [Holmberg 1915, s. 14].
Обычно считается, что после смерти человека душа-тень переселяется в его могилу. Финно-угры полагают, что у человека имеется душа-дыхание – еще одна душа, которая может покидать тело. В момент смерти («уход дыхания») остяцкая лил, вогульская ули, венгерская лекек, зырянская лол, вотяцкая лул («выдох, душа») и эстонская лейл («выдох, душа, испарение»; ср. фин. лёюлю – «пар в бане») выходят через рот или нос. Очевидно, первоначально проявлением такой души считались дыхание или пар. Лол у зырян, согласно Налимову после смерти человека превращается именно в пар.
Финские народы полагают, что, выйдя из тела, душа может предстать не только в квазичеловеческом обличье, но и в виде какой-нибудь живности. Налимов записал зырянскую легенду, согласно которой лол,выйдяиз спящей женщины,в облике мышонка плясал у нее на груди. Какое-то время ее рот был накрыт одеялом, но потом душа вновь превратилась в пар и возвратилась в тело, чтобы спящий мог проснуться (Полевые записи В. П. Налимо а в архиве Финно-угорского общества Финляндии.).
Вотяки верят, что во сне душа может принять облик летучей мыши. Один старик объяснил, что эти существа не видны днем, когда люди бодрствуют, и появляются только ночью, когда все спят. Если к человеку приблизится летучая мышь, это означает, что к нему пришла душа родственника или знакомого. Тот же самый старик объяснил, что летучая мышь – это душа-птица. Однажды некий человек пошел спать, а его товарищи остались на дворе и вдруг увидели вблизи летучую мышь. Когда этот человек проснулся, оказалось, что во сне он видел те места, где летала эта зверюшка. Отсюда они заключили, что это была егодуша. Иногда она может принимать облик маленькой серой бабочки.
Согласно вотякам Бирского уезда, если человека сильно напугать, урт может покинуть его тело, и тогда человек заболеет. Тогда обращаются за помощью к знахарю, который, держа в руках белую тряпку, начинает искать беглеца и в итоге обнаруживает маленькую серую бабочку, ловит ее, заворачивает в эту тряпицу, а ночью обвязывает ею шею больного. На следующее утро в воду льют расплавленный свинец и по образовавшимся фигуркам определяют, действительно ли пойманная душа-бабочка – это урт больного.
Душа спящего летает в виде бабочки в рассказе, записанном автором настоящей книги в Мамадышском уезде. Однажды два человека отправились рубить лес. Во время отдыха один из них увидел, как изо рта его спящего товарища вылетела бабочка и направилась к ведру с водой, потом в дупло дерева, оттуда опять к ведру, а затем рот спящего. Проснувшись, этот человек поведал: «Мне снилось, что я плыл по реке, на берегу ее росло дерево, в дупле которого было спрятано множество золотых монет». Когда лесорубы вернулись домой, тот, который бодрствовал, вскоре отправился ночью в лес, заглянул в то дупло и обнаружил в нем монеты [Holmberg 1914–1915, s 14–16; Гаврилов 1880, c. 124–125].
Если во время поминок по вотяку в окно залетит маленькая серая бабочка – значит, пришла его душа. Считается, что души усопших могут принимать обличье других насекомых, поэтому при нашествии на засеянные поля гусениц черемисы приносят жертвы бездетным умершим. Вера в души-мыши проявляется у них в жертвоприношениях, которые они проводят для избавления от мышей [Holmberg 1914–1915, s. 29–30].
Остяки полагают, что умерший превращается в жука и тем самым дает о себе знать. Финские девушки выпускают из рук этих насекомых, чтобы по направлению их полета узнать, куда выйдут замуж – у себя, на чужбину или попадут «в темное чрево земли» (если жук улетит на погост– жди смерти). Подобные верования имеются и у других европейских народов. У лопарей душа мертвеца, похороненного на маленьком острове и посещавшая его днем, прилетает оттуда в обличье большой птицы [Turi, s. 150]. После смерти нечестивцы могут принимать облик волков, поэтому вотяки, изгоняя духовна Пасху кричат: «Идите, волки, идите!»
Но человеческие души могут скитаться по миру и в виде вихря. В Бирском уезде черемис рассказал мне, что бросил в вихрь нож, который сразу же в нем исчез. Когда вечером этот человек набрел на придорожную хижину и решил устроиться в ней на ночлег, он встретил там старика с ножом в щеке. Рассказчик сразу узнал свой нож и понял, что вихрь был душой старика. Души живых и мертвых могут превращаться в «огненного змея» (метеора). Согласно черемисам, их полет можно прервать, если оторвать манжет от своей рубашки или ремешки у лаптей, либо сломав деревянные вилы, – тогда метеор сразу упадет на землю и вновь превратится в человека. Зыряне полагают, что душа (орт) умершего может даже явиться в облике горящего на земле синего огонька (орт-би – «огонь орта»).
У зырян души-тени превращаются в двойника или покровителя конкретного человека. У всякого человека есть свой орт, он приходит во сне, как правило, в облике своего хозяина и порой щиплется до синяков. В ряде мест считается, что он живет в птицах. Однако одним из доказательств того, что орт первоначально был именно душой-тенью человека, является то, что после смерти хозяина его душа сливается с его ортом, образуя с последним одно целое. В течение сорока дней орт умершего приходит в облике усопшего, а затем пропадает [Налимов, c. 4, 8, 13–14; Попов, c. 59; Кандинский, c. 107–108]. Орт является человеку накануне смерти преимущественно в виде птицы. Согласно вогулам, «урт живет в лесу. Перед смертью человека его урт начинает кричать: если это ребенок, то голос урта детский, а если взрослого – то взрослый. Он разноцветный, а крылья как у летучей мыши».
Видеть его могут только шаманы. Услышав крик урта, нужно сказать ему: «Ежели кому из моих родственников предстоит умереть, подойди ко мне». В случае приближения чьей-то смерти урт подходит, в противном случае отправляется прочь. Согласно Фрису, норвежские лопари называли птицу, рыдающую по ночам человеческим голосом, шуёйе-лодде (птица-хранитель).
Словом «суэе» в Шведской Лапландии называли покровителя шамана, и, вероятно, первоначально оно означало душу-тень. Особенно склонны видоизменяться души-тени шаманов [Paasonen 4, s. 19, 20, 25].
Душа человека финнов, «халтья» (хозяйка), криком и шумом заранее извещает домашних о его приближении. Варйохалтья (тень-хозяйка) может рассказывать своему хозяину о грядущих событиях – например, о видах на урожай. В ряде мест считалось, что ребенок обретает ее в качестве защитницы только на третий день жизни, а до этого за младенцем нужно присматривать, иначе его могут подменить. Но халтья способна и вредить.
По-видимому, ее синонимами являются редко упоминаемые сааттайя («сопровождающий») и онни («удача»). Всю жизнь человека сопровождает его судьба. Подобно халтье, она идет впереди своего хозяина, оповещая о его приходе. Если ему грозит несчастье, то у человека начинает звенеть в ушах, чешутся глаза или нос и т. д. Шведским аналогом финской халтьи является родаре или ро («правитель»), а финской сааттайи – скандинавская фюльгья [Krohn 1914, 164–166].
Слово для обозначения души-тени, которое используют финно-угры и испытавшие их влияние народы, обычно переводится как «тень», «обличье» и «лик». Изображения божков солнца, луны или человека юраки называют душами-тенями. Вогулы обозначают души-тени деревьев, домов и людей одним словом – ис (фин. итсе – «я»). Земные божества и их деревянные идолы у остяков называются «тонх» (первоначально «душа-тень»). «Хааму» («душа-тень») у финнов означает плоть, по-лопарски – «призрак», а по-мордовски – «лицо» (мокш. шама, эрз. чама). Душу-тень черемисы иногда называют заимствованным у татар словом тӱс, хотя на самом деле это «лицо» или «облик» – в частности, как мы увидим далее, так называют свинцовую фигурку жертвенного животного. Мордовское «чипаз» (душа) означает также и изображение Бога.
Казалось бы, внешне душа человека соответствует его лицу, однако раньше финно-угры не очень-то любили изображать себя: даже в наши дни они весьма неохотно фотографируются или позируют художнику. Видя себя в зеркале, черемиска, смущаясь, просит: «Не забирай мои обличье и лицо». Особенно боялись показывать зеркало ребенку. Согласно миссионеру Рандульфу, «когда лопарь хочет причинить вред человеку, то независимо от местонахождения врага прибегает к помощи сделанного из оленьего рога маленького лука и стрел –одной затупленной, а другой острой. Если нужно обездвижить руку, ногу или другую часть тела недруга, то он стреляет тупой стрелой в соответствующую часть его изображения, а если намеревается серьезно ранить противника или вызвать у него постоянную боль внутри, тогда стреляет стрелой с острым концом в соответствующую часть чучела ворога» [Qvigstad 1903, s. 49–50].
Считалось, что особо значимые персонажи – первопредки, шаманы и богатыри – после смерти продолжают жить в своих идолах или душах-тенях. Душой-тенью обладают не только люди и животные, но и другие физические объекты, однако душа может покинуть их. Она есть у всех растений: вотяки считают, что урт зерна может принимать облик маленькой бабочки – как у человека, а черемисы наделяют öртом землю, огонь, воду и т. д. Лишившись души, земля перестает плодоносить, вода становится затхлой и мутной – испив ее, заболеешь. У хижины тоже есть душа, и если там шумят и ругаются, она может убежать («Вы прогоняете душу моей избы!» – говорит в таких случаях черемис), после чего жилище становится несчастливым, неуютным. У заброшенного дома не бывает души. Черемисская избяная душа (пöрт öрт) – это не что-то конкретное, а свидетельство удачи, уюта и благосостояния в доме. У коровника и гумна тоже естьдýши, которые делают подворье успешным, скотину – многочисленной и плодовитой, а малую толику семян –изобильной. Но ежели душа покинет умно, то даже избыток зерна не приведет к богатому урожаю. При отсутствии в овине семян души там тоже нет.
У финно-угров душой обладают даже мелкие предметы. Отсюда происходит обычай разбивать вещи, предназначенные для мертвых, – деревянные ложки и чашки, глиняные горшки и тому подобное, чтобы умерший мог взять их с собой в иной мир. Безусловно, это отражает представление о том, что в потустороннем мире вещи выглядят иначе, и сделать их его частью можно только путем повреждения.
Иными словами, чтобы душа покинула предмет, его нужно «умертвить». Для этого мордва просто царапает предназначенные покойнику вещиножом. Во время жертвоприношений в рощах черемисы неистово трясут обрядовые предметы: если вспомнить, что жертва вздрагивает подобно испуганному человеку и теряет свою душу-тень, то причина этого действа становится понятной. Наряду с покровителем человеческой души-тени собственными халтьями (этим термином, как мы видели, финны обозначают двойников людей) обладают вода, земля, лес, дерево, дом ит. д.
Душа связана с именем человека. Это, в частности, объясняет, почему вотяки называют обряд имянаречения «поиском души» (урт кутон) [Wasiljev, s. 102]. Если ребенок постоянно плачет, болеет или на его коже появляется отметина, оставленная мертвецом, –значит, с именем младенца ошиблись. В этом случае проводятмагические обряды, перечисляя имена умерших предков – следовательно, душа, подбираемаядля ребенка, принадлежала какому-то его праотцу. О глубокой древности этих представленийсвидетельствует практика лопарей, полагавших, что во сне или с помощью шаманов беременная женщина может назвать умершего родственника, который желает возродиться в ее ребенке.
Имя новорожденному давала старуха, которая в христианские временаприговаривала: «Я крещу тебя именем такого-то и такого-то умершего. Пусть у тебя будет такая же судьба, какая была при жизни у него (нее)». Кроме того, лопари верили, что вместе с именем ребенок получает покровителя, имевшегося упрежнего носителя этого имени. Покровители могут принимать и зримыйоблик–в частности, рыбы. Покойнику, чье имя получал ребенок, приносили жертву. Если правильное имя найдется не сразу, его можно было неоднократно менять [Jessen, s. 34–39; Leem, s. 417; Holmberg 1915, s. 19–20].
По представлениям северных остяков, через несколько лет дух умершего мог вновь возродиться в ребенке, принадлежащем к его роду, и тогда имя покойного становилось гарантом преуспевания и здоровья чада [Karjalainen 1918, s. 45–46]. Восточные финно-угры могли дать младенцу название предмета или явления, которые бросились в глаза его родителям или повитухе в момент рождения ребенка [Mainov, s. 12–14; Wasiljev, s. 101–102; Patkanov 1897, s. 152].
О том, что обряд наречения имени существует у финно-угров с незапамятных времен, свидетельствует тот факт, что само слово «имя» является общим для всех, поэтому финское nimi имеется и в языке самоедов (ним). Вероятно, оно присутствует и в индоевропейских языках (naman, övoμa, nomen, name и др.).
Текст: Уно Харв. Верования и мифология финно-угорских народов.
Иллюстрации: Юрий Лисовский.