Твой Добрый Сосед. Главы 15-17

Стражники его игнорировали. Слуги не поднимали взгляда. Лишь оказавшись в опасной близости кабинета отца, Брандон осознал всю серьезность содеянного. С перебинтованной рукой, он брел по коридорам Винтерфелла, своего дома, чувствуя себя чужим в родных стенах. Случившееся всё ещё казалось нереальным. Нарушить права гостя... нет преступления тяжелее, разве что убийство родичей. Даже самые дикие одичалые чтили законы гостеприимства. Очевидно, это оказалось непосильной задачей для наследника Винтерфелла.

Он направился в соляр отца, ориентируясь на звон цепи мейстера. Мелькнула шальная мысль развернуться, выйти из замка, сбежать в лес и сгинуть там по-тихому от холода и зверья, избавив семью от проблем, но ноги сами привели его к кабинету.

Подождав, пока мейстер доложит об их прибытии, Брандон вошел внутрь. Первым, кого он увидел, был последний человек, которого надеялся там застать.

— Лорд Брандон. — Произнес Охотник с прежним спокойным весельем в голосе. — Как ваши руки?

— Растяжение, но не переломы. — После паузы он добавил: — Милорд.

Слова дались ему с трудом, но гость будто не заметил этого.

— Рад слышать. В ближайшие дни мы будем часто видеться. Вы заплатили тому стражнику за его меч?

Внезапная новость, а затем резкая смена темы и вопрос, застали Брандона врасплох. Открыв рот, он закрыл его и молча покачал головой.

— Тогда моя следующая цель ясна. — Констатировал Охотник и, как и прежде, склонил голову перед мейстером, который ответил глубоким поклоном. Прежде чем уйти, он напоследок дал совет: — Брандон, впредь воздержитесь от дурных слов об Иветте. Подобные речи невольно заставляют усомниться в роли вашего отца в вашем воспитании.

За сим, Сирил Фэрчайлд удалился. Выдохнув, Брандон открыл дверь кабинета и вошел внутрь, — Мейстер Лювин не последовал за ним, — остановившись посередине комнаты, склонив голову.

— Ты знаешь, что натворил. — Раздался голос отца.

Брандон едва не вздрогнул. Это был не просто голос его отца, а голос лорда Рикарда Старка, сурово вершившего правосудие над нарушителями законов богов и людей.

— Мне нужно знать причину.

Брандон смотрел в пол, не в силах произнести ни слова.

— Посмотри на меня.

Сжав зубы, он с трудом поднял голову. За столом восседал его отец, лицо и брови которого были омрачены глубокими складками и тенями. Брандон не видел его таким изможденным со дня смерти их матери, когда тот просидел с ней до последнего вздоха, утешая его с Недом, а затем вернулся в Большой зал, дабы продолжить исполнять свой долг Хранителя Севера.

В этот раз, отца довела до такого состояния не болезнь и смерть близкого человека, и не суровая, долгая зима.

Он. Брандон стал виновником.

— Никогда прежде право гостя не нарушалось в Винтерфелле. Никогда мы, Старки, не предавали эту самую священную из клятв. Никогда.

Взгляд отца был полон гнева.

— Почему ты опозорил нас?

На этот вопрос Брандон не имел точного ответа. Разозлился ли он из-за поражения? Без сомнения. Привела ли его в ещё большую ярость насмешка Охотника? Конечно. Однако отнюдь не гнев стал тем, что толкнуло его на предательство.

— Когда он помог мне подняться и отвернулся... — Слова давались нелегко; он пытался собрать мысли воедино и сплести из них понятное полотно слов. — Я увидел открытую спину и подумал... решил, что это мой единственный шанс остановить его.

— Остановить? — Голос отца стал резким и холодным.

— Не убить. — Брандон взглядом умолял отца поверить ему, и был готов покляться пред чардревом, что не лжёт, если, конечно, Старые Боги не побрезговали бы клятвой такого человека, как он. — Только остановить.

Отец вглядывался в его лицо в поисках лжи. То, что Рикард сомневался в нём, а также то, что он вообще дал серьёзный повод сомневаться в себе... в его жилах стыда было больше, чем крови.

Он услышал тяжёлый, какой-то обречённый вздох.

— На что ты надеялся? От чего ты хотел его остановить?

— От чего угодно. — Выдавил Брандон. — Возможно, от всего. Всего, что он захочет сделать.

Слова лились потоком, и Брандон молился, чтобы в них была хоть крупица смысла.

— Я смотрел ему в спину и понимал, что если не остановлю прямо сейчас, то уже никто и никогда не сможет. Не знаю, к худу это или к добру. В тот миг, это не имело значения. Я просто почувствовал, что если не смогу его остановить, то он будет делать всё что пожелает, а нам останется лишь смиренно наблюдать.

Он пытался подобрать слова, но тщетно — объяснить не выходит.

— Его движения, бой, взгляд после... Отец, ни один мужчина не должен обладать такой силой.

Брандон взглянул на отца, с безмолвной мольбой: «пойми»; не «прости». Просить прощения он не смел. Долгое время Рикард Старк молчал. Тишина давила, а взгляд отца стал усталым.

— Лорд Фэрчайлд сказал, что ты сражался за свою жизнь. — Констатировал он, и, не получив ответа, задал не менее важный вопрос: — Зачем ты вообще бросил ему вызов?

Брандон собрался с волей.

— Я хотел помочь. Видел, что он делает с тобой, отец. Вы оставались здесь каждую ночь последнего лунного оборота, жгли столько свечей, что запах дыма доносился до наших покоев и залов. Каждое утро ты приходил более изможденным, чем в самый тёмный зимний день. Всё из-за того, что этот человек вторгся на Север, в наш дом. Я думал, что если одолею его во дворе, то остальные перестанут думать о нем, и тебе станет легче.

Он надеялся, что победа в поединке позволит отцу вести переговоры с позиции силы. Вместо этого ему пришлось сражаться за жизнь. Лорд Старк поднялся и встал перед сыном. Брандон знал — он высок и широк для своих лет, но рядом с отцом чувствовал себя ребенком.

— Глупый мальчишка. — Прозвучал низкий голос. — Какой отец, достойный этого звания, пошлет детей сражаться вместо себя? Пусть то на поле боя или на политической арене.

Брандон опустил голову, не зная, что еще может сделать или сказать.

— И не тебе было унижать человека, взрослого, обученного и знатного. — Вздохнул отец, окончательно потерявший запал. — А мне не следовало давать тебе даже шанса этого сделать.

Брандон вздрогнул. Отец пытался разделить вину за его преступления.

«Боги, только не это!»

— Отец...

Крепкие мозолистые руки сжали его плечи.

— Он мог убить тебя.

Голос Рикарда дрогнул, отчего Брандону стало ещё хуже. В глубине души он боялся Охотника. Но видеть отца слабым, зная, что виноват в проявлении этой слабости он... это вызывало не страх, а глубокое разочарования в самом себе.

— Он мог убить тебя, и был бы в своём праве. Что бы ты тогда велел мне делать?

Брандон молчал.

— Я бы убил его. Не смог бы поступить иначе. Честь и справедливость Старков были бы прокляты.

«Север был бы проклят» — Эти слова повисли невысказанными.

— Ты, твои братья и Лианна — всё, что у меня осталось. Если с тобой что-то случится, что я скажу при встрече с твоей матерью?

Отец и сын стояли молча.

— Меня изгонят?

— Нет, но ты будешь наказан, и лорд Фэрчайлд, которого ты оскорбил, лично позаботится о твоем наказании.

Будь это любой другой проступок, Брандон бы запротестовал. Волк в его крови завыл бы в знак протеста. Но что в этот раз оспаривать? Он не мог напасть на человека, который не является их врагом, а отец отчётливо дал понять, что Охотник таковым не является: он не потребовал его жизни и даже не попытался взыскать у Севера денежную компенсацию. Брандон понимал, что это намного больше, чем он вообще заслуживает.

Он послушно кивнул, соглашаясь с суждением и волей отца. Он опозорил свою семью. Что бы ни случилось, он не сделает этого снова.

— Будь оно всё проклято...

Слова прозвучали как ругательство, хотя тон его оставался спокойным. Рикард Старк сидел под чардревом, положив на колени Лед. Привычным движением он провел ладонью по древнему валирийскому клинку, и это принесло ему если не успокоение, то хотя бы облегчение. После напряженного ужина, при котором Брандон избегал взглядов Лианны и Бенджена, лорд Старк нашел убежище в богороще.

Фэрчайлды отбыли из Винтерфелла предыдущим вечером, забрав с собой часть его семьи. За все подарки и золото, за всё, что мог получить дом Старков, если Охотник сдержит слово... это неравноценный обмен.

Брандон по-прежнему жив и оставался в Винтерфелле, но для него он потерян.

Вчерашняя паника улеглась, а вместе с ней улетучилась из Рикарда и благодарность. Странно, что он почти возненавидел человека, который не причинил ему зла, но стоял в центре несчастий. Рикард не был дураком: Брандон бросил вызов и оскорбил чужеземного лорда, а на поражение ответил ударом в спину. Как глава дома Старков, Рикард был благодарен Охотнику за смягчение удара, который пришёлся по его роду, но как отец... как отец, он всегда гордился своими детьми.

Сирил Фэрчайлд лишил его этой гордости.

— Будь всё оно проклято. — Снова прошептал он.

Погрузившись в безрадостные думы, Рикард не заметил приближения Родрика, пока тень рыцаря не заслонила последние отблески закатного света.

Пропустив формальное приветствие, Родрик опустился рядом со своим лордом и откупорил флягу с вином. Аромат крепкого напитка наполнил сумеречный воздух. Рыцарь глотнул и передал Рикарду — таков был их ритуал со времен восстания, когда молодой лорд Старк ещё только учился отличать северных разбойников от опытных капитанов Золотых Мечей.

— Мне показалось, что вам не повредит. — Прозвучал знакомый грубоватый голос.

Рикард рассмеялся, несмотря на усталость и горечь.

— Неужто в старости меня стало так легко прочесть?

— Как бы сказать... вы точите валирийскую сталь, милорд.

Хранитель Севера пустым взглядом посмотрел сначала на покоящийся на ноге меч, затем на руку, в которой держал точильный камень. Вместо ответа, он слегка недоумённо, вымученно улыбнулся. Выдохнув, Рикард отложил камень вместе с клинком и принял флягу с вином. Он пил, делая паузы только тогда, когда легкие просили воздуха, затем передавал Родрику, и так по кругу. Старые Боги ценят умеренность. Но сейчас на это всем было плевать.

Когда вино иссякло, Родрик достал вторую порцию, но Рикард отказался.

— Ты был прав, старый друг. Не стоило звать сюда Фэрчайлдов.

Хмурый взгляд Родрика выражал беспокойство.

— Ты не мог знать, что замыслил твой сын. И предугадать поступок Фэрчайлда тоже был не в силах.

«Но зато должен был знать, на что способен Брандон, и действовать на упреждение» — Эти слова Рикард не облёк в речь, оставив их в своём разуме. Вот только в разуме прозвучали они не его голосом, а голосом Лиары.

Северный лорд тяжело и глубоко вздохнул, собираясь с силами.

— Насколько всё плохо на самом деле?

Рыцарь расправил плечи.

— Могло быть и лучше, а могло и хуже. Пожалуй, должно было быть хуже. Весь замок знает, что ваш сын сделал что-то непорядочное в тренировочном дворе, но не может прийти к единому мнению, что именно. За это спасибо лорду Фэрчайлду — его появление за ужином заставило тех, кто не видел драки, поверить тем, кто видел. Путаницы стало больше, чем возмущения.

Рикард кивнул. После покушения на гостя, слуги вестимо сочли своего господина безумцем, когда тот повелел подать ужин как ни в чем не бывало. Он ещё долго не забудет их лиц, когда Сирил Фэрчайлд вошел в столовую залу Большого замка легкой походкой, с ясным взглядом и еще более заразительной улыбкой, чем раньше. Не забудет он и весёлых искорок в глазах леди Иветты, того, как радостно она хлопала, когда муж объявил о том, что Брандон теперь будет учиться в Мастерской.

Эта сцена была бы комична, не будь её подноготная столь мрачна́.

— Что ещё?

— Удалось выяснить кое-что новое об Охотнике. — Родрик едва не уронил новую флягу на колени лорду. — Тот молодой парень, Доналл, прибежал ко мне с выпученными глазами, будто проиграл в кости Иным, и они пришли за долгом. Отдал мне золотую монету, мол, Фэрчайлд дал её в качестве извинений за меч, который во время «тренировки» взял Брандон. Охотник, дескать, хотел найти клинку замену, да не нашел ничего достаточно легкого в своём арсенале, поэтому остановился на монете. Мальчишка сказал, что ради любопытства попросил подержать проклятую трость Охотника, и что весит она как три-четыре полновесных меча, или два больших камня.

Прошло мгновение, прежде чем Лорд Винтерфелла не осмыслил прозвучавшие слова, а как осмыслил — хорошенько выпил. Два камня... Втрое тяжелее двуручного меча, а Охотник размахивал им, как тростинкой. Вероятно, Брандону было бы не лучше, если бы Сирил вышел на бой безоружным, но мысль о том, что Охотник ударил его сына боевой булавой, вновь разожгла гнев в груди Рикарда.

— Пусть Фейн даст ему золотого дракона.

Он не станет наказывать верных людей за проступки сына. Молодой оруженосец либо достаточно честен, чтобы отдать годовое жалованье золотом, либо достаточно умен, чтобы отдать иностранную монету, которую всё равно не смог бы потратить.

Дом Старков нуждается в таких людях.

Рикард перевел мысленный взор на Охотника, оценивая иноземного лорда, который стал предметом его гнева и благодарности. Сирил — ученый муж, изучавший язык и историю. Он посчитал Лювина старшим по званию, и, игнорируя собственный статус, проявлял к нему почтение. Также он воин, выживший в стране, наполненной ужасами. По словам Лювина, куда бы ни шли в тех землях люди, за ними по пятам следовали страдания. Запад оказался отнюдь не раем. Несомненно, там есть величие: города, превосходящие Королевскую Гавань, богатство, смиряющее Ланнистеров, и промышленность, затмевающая Арсенал Браавоса. Но не менее велики и их ужасы: Нечистокровные из Кейнхерста построили свой город на месте гробницы, населенной чудовищами. Рикард с трудом мог представить себе, какой крепостью должен быть город, чтобы каждую ночь без конца отражать осаду изнутри. Он также не хотел задумываться о том, какой враг мог заставить город призвать на помощь мужчин калибра Фэрчайлда.

Этот человек оставался загадкой, и чем больше Сирил Фэрчайлд твердил о своем скромном происхождении, тем сильнее Рикард убеждался в обратном. Он не подозревал Охотника в лжи. То, что он второй сын лорда средней руки, вероятнее всего, чистая правда. Вопрос в ином. Какие ещё титулы он скрывает? Или насколько на самом деле значим титул «Охотника»?

— Чего он добивается, Родрик? — Нарушил молчание вопрос лорда Старка. — Подарки, золото, знания... Фэрчайлд дал всё это и даже больше. Он забирает моего сына, но не в качестве заложника, а в качестве одолжения. Он явился в мой соляр и предложил хрусталь со стеклом в обмен на аренду земли, которую я охотно отдал бы за сохранение мира. — Так не бывает. Ни на Севере, ни на Юге, ни в Вестеросе, ни в Эссосе. Люди чести платят долги по клятве, платят за ошибки, платят за кровь. Остальные возвращают услугу за услугу и отдают долги с лихвой. Но Сирил Фэрчайлд раз за разом подрывал устои мира, который, как думал Рикард, он знал. — Чего он добивается?

Родрик обдумал вопрос и забрал у своего господина вторую флягу, с которой тот так и не отпил.

— Я не доверяю этому человеку, и никогда не скрывал этого. Но он держал нас за яйца, нагнув над бочкой. — Едва ли не прорычал рыцарь, и Рикард не сомневался, что слово «нас», он сказал из вежливости. — Это был идеальный момент, чтобы унизить Север, но Фэрчайлд не воспользовался им. Сомневаюсь, что его вообще интересуют наши земли. Мне кажется, что он с удовольствием осел бы в библиотеке вместе с мейстером Лювином.

После небольшой паузы, он сменил тему:

— К слову, не уверен, что у вашего сына есть право решать, на ком жениться.

Лорд Старк криво усмехнулся.

— Это личное дело Брандона. — В голосе Рикарда зазвучали черствость, которую он уже не хотел скрывать, и раздражение, которого тоже больше не желал сдерживать. Наткнувшись на молчание вместо ожидаемого смеха, он повернулся и увидел на лице Родрика осуждение.

Его тут же осенило:

— Фейн и Лювин?

Рыцарь кивнул.

— Да, они решили, что у меня больше шансов пережить этот разговор. Чего-чего, а здравомыслия у них хоть отбавляй, чего не скажешь о храбрости.

— Вы хотите, чтобы я лишил Брандона наследства.

Рыцарь снова кивнул — жёстко, но твердо.

— Прошу прощения, милорд, но он не может оставаться вашим преемником. Его поступок поставил под угрозу вас всех.

«Мой сын никому не угрожал» — Как хотелось произнести эти слова, не солгав.

Если правда всплывёт, Джон Аррен и Стеффон Баратеон отдаляться от Старков. Хостер последует их примеру, прекратив поставки зерна. Чтобы прокормить свои земли, северные лорды станут обходить Винтерфелл в торговле с Речными землями и Долиной. Лианна лишится шансов на достойный брак, Бенджен — на обучение при дворе. Сам баланс сил на Севере сместится, и Винтерфелл останется в одиночестве. Хранитель своего народа едва ли не наяву видел это: наследие восьми тысячелетий, что канет в бездну из-за одной ошибки одного проклятого дня.

А если бы Брандон ранил или убил лорда Фэрчайлда? Это означало бы войну. Рикард — гордый северянин, но против народа, способного пересечь море, по которому боялись плыть даже Железнорожденные, владеющего оружием, под которым кованая сталь мнётся как бронза... против них Старки не устояли бы.

И всё же решиться на необходимое он не мог.

— Вопрос решен. Великодушие лорда Фэрчайлда позаботилось об этом. — Произнес Рикард слова, в которые сам не верил. — Суматоха утихнет, когда Брандон начнет обучение. Новости могут дойти до Зимнего Городка, но не дальше. На Севере они распространяются медленно.

— Новости и впрямь распространяются медленно, но слухи летят с ветром. И мы с вами узнаем о них последними, милорд. — Родрик посмотрел на лорда сурово и твердо. — Слухи уже дошли до Зимнего Городка. Там обосновалось несколько купцов, а вся северная торговля рано или поздно проходит через Белую Гавань. Виман и ваш брат — хорошие люди, но я сильно сомневаюсь, что вы бы доверили им информацию о том, что здесь произошло.

Возразить было нечего. Лорд Нового Замка вырос в Винтерфелле, и пусть Рикард не сомневался в его верности, тритон был слишком проницателен, чтобы доверить ему подобную информацию.

Родрик продолжил безжалостно давить:

— Даже если весть о случившемся никогда не покинет этих стен, через три луны мы ждем первый урожай, а вскоре после — весенний пир. Все северные лорды, великие и малые, соберутся под вашей крышей. Кто-то заговорит. А когда разговоры распалятся, у ваших вассалов возникнут вопросы. — Он продолжил торжественно и твердо: — Двадцать лет я был вашим мечом, милорд, и никогда не был свидетелем тому, чтобы вы лгали. Готовы ли вы посмотреть в глаза каждому и опровергнуть слухи? Допустим, вам это удастся, но доверите ли вы Брандону то же самое?

Наступила тишина. Оба мужчины застыли, в то время как ветер усилился, а свет окончательно померк.

Хранитель Севера сказал свое слово:

— Брандон вызвал лорда Фэрчайлда на поединок. В пылу состязания, чувства взяли верх, и мой сын повёл себя недостойно своего положения. К счастью, лорд Фэрчайлд не принял это близко к сердцу и даже предложил взять Брандона в ученики, взяв в учёт его мастерство. — В этих словах звучали едва уловимые нотки правды, достаточные, чтобы выдавить их без отвращения. — Вот и всё, что я скажу по этому поводу. Но не всё, что сделаю.

Рикард Старк, лорд Винтерфелла и Хранитель Севера, встал и вынес приговор:

— Через шесть лет Брандон отречется от титула в пользу младшего брата. Он решит, что роль лорда ему неинтересна, и Нед унаследует мантию Хранителя после моей кончины.

Боги проклянут его за это. Но Родрик прав — даже в виде слухов, приглушенных великодушием Фэрчайлда, тень над репутацией Брандона сохранится до конца его дней, став оружием и для врагов, и, что ещё страшнее, для союзников. Слишком многие вовлечены, чтобы сохранить тайну: должен был идеально солгать Рикард, Брандон, так ещё и Фэрчайлд поддержать этот фарс... слишком опасно. Рикард не мог позволить хоть кому-то иметь такую власть над Старками, а у Охотника её и так уже стало слишком много.

Но имелась и более приземлённая, более страшная истина: Рикард больше не мог доверять старшему сыну будущее семьи и рода. Что бы ни думали другие, он знал о поступке Брандона. Он больше не мог полагаться на сына в вопросах долга и справедливости.

Родрик серьезно кивнул.

— Согласится ли мальчик на это?

— Согласится. Если он всё ещё уважает моё слово, то завтра встанет прямо здесь и поклянется в этом перед Старыми Богами и отцом.

Родрик снова кивнул.

— А что с ним будет потом?

— Он покинет Север и отплывет на восток. Я снабжу его людьми
и золотом на северной галере. Он будет волен обосноваться там, где
пожелает.

Рыцарь заметно напрягся.

— А если решит присоединиться к Золотым Мечам?

Рикард посмотрел на своего ближайшего доверенного лица и подумал, выдержит ли их дружба, длившаяся всю долгую жизнь, его следующие слова:

— Это будет его выбор. Они не Черные Плащи. Розы не ступали на Север уже три века. У них здесь нет прав.

— Нет, но ты им их дашь! — Голос Родрика сорвался на крик, а сам он временно отбросил официоз. — К черту всё, я верю и доверяю твоему сыну, даже после всего случившегося. Если он поклянется отречься, я поверю. Но что с его сыном? Или внуком? Потомки Неда столкнутся с врагом, имеющим больше прав на Винтерфелл, чем любой Блэкфайр на Королевскую Гавань!

— И что ты хочешь, чтобы я сделал? — В то время как голос Родрика распалялся, у Рикарда он, напротив, стал холодным и тихим, и от того, опасным. — Никогда наследник Винтерфелла не вступал в Ночной Дозор. Никогда первенец не отстранялся ради второго сына. Заставить его облачиться в Черное будет равноценно признанию вины, изгнание — то же самое. Что ты хочешь от меня? Чтобы я взял его на охоту и устроил несчастный случай?

Сердце Рикарда сжалось от гадкого удовлетворения, когда Родрик отшатнулся от его слов... впрочем, удовлетворение было недолгим, и едва ли не мгновенно сменилось горечью. Решение он принял отнюдь не легкомысленно: в глубине души он надеялся, что Охотник возьмет его сына в ученики, что Брандон будет сопровождать Фэрчайлдов, когда они через шесть лет вернутся на запад. Это позволило бы ему уйти с честью. Но он не мог напрямую просить об этом Охотника, не после того, что тот уже сделал.

— Брандон отречется от престола. Этого будет достаточно.

«Не проси от меня большего»

Хранитель Севера покинул богорощу с пустыми руками, оставив Родрика нести фамильный меч. Его ноша была достаточно тяжела и без физического напоминания о наследии, которое он едва не погубил.

Громкий стук в дверь вырвал его из тревожного сна. В комнату вошел Родрик, выглядевший таким же усталым, как и сам Рикард. Рыцарь почтительно поклонился, будто вчерашнего спора не было:

— Милорд, вы нужны в Зимнем Городе.

— Что случилось?

— Вы не поверите мне, пока не увидите сами. — Вздохнул рыцарь. — Фэрчайлд доставил свою ренту.

Рикард выехал с первыми лучами солнца, с двадцатью людьми — десятой частью своей личной стражи. Они пробирались по грязным улочкам, мимо приземистых домов из дерева и камня, припорошенного белым снегом, к рыночной площади. Хоть большинство простого люда вернулось в поля, все, кто остался, собрались на площади, прикованные к одному месту.

Там стояло шесть огромных деревянных ящиков, ничуть не меньше соседних домов. Один уже был раскрыт, демонстрируя всем желающим содержимое: огромные стопки прозрачного как озёрный лед стекла, выстроились вдоль ящика от пола до потолка; каждый слой был защищен плотными вкладками из шерсти. Фейн Пул и мейстер Лювин внимательно разглядывали лист высотой с человека и вполовину его ширины, и поклонились, когда Рикард подошел.

— Местный кожевник предупредил стражу о ящиках вчера около часа совы. — Доложил управляющий. — Никаких свидетелей, патрули и дежурные стражники тоже ничего не видели.

Лорд Старк осмотрел площадь. На грязной мостовой не было ни борозд, ни следов лошадей или повозки — ни малейших признаков того, что доставили стекло посредством человеческого труда.

— А что насчет самого стекла?

Лювин выступил вперед.

— Его прочность и чистота ставят в неловкое положение мастеров Мирра, милорд. Если верить моим знаниям, то это полированное листовое стекло. Стоимость даже одного листа — огромна.

Фейн кивнул.

— По нашим подсчетам, в каждом ящике достаточно стекла для новых стеклянных садов.

Шесть стеклянных садов. Шесть садов за шесть лет на Севере. Сирил предложил стекло, и Рикард согласился, не став обсуждать детали. Он тогда был слишком озабочен судьбой Брандона, чтобы ещё и об этом беспокоиться. Охотник мог вручить ему треснувшую вазу — и Рикард посчитал бы это достаточной платой. Более того, он полагал, что Фэрчайлду потребуется время для завершения сделки.

— Некоторые листы весят не меньше шести камней*. — Голос управляющего вывел Рикарда из задумчивости — Мы попросили мастера-каменщика проследить за перевозкой, чтобы никто не пострадал.

— Полагаюсь на вас в этом.

Фейн и Лювин глубоко поклонились, после чего Рикард вернулся к Родрику, чьи люди разгоняли толпу и готовили телеги для транспортировки. Рыцарь тихо спросил:

— Магия?

Единственным ответом ему был кивок.

Позже, Рикард в одиночестве стоял на крепостной стене и наблюдал за тем, как одна телега со стеклом за другой, проникает в ворота Винтерфелла. Он рассмеялся. Невесёлым, нездоровым смехом.

Дом Старков обзавелся своим первым стеклянным садом тысячу лет назад, когда его предки захватили владения Грейстарков после последнего восстания Болтонов. Для того чтобы создать один сад, потребовалось уничтожить целый знатный дом. Теперь у него их шесть: один построит в Винтерфелле, ещё пять подарит*. История запомнит его за это. Север сможет выращивать пищу зимой в невиданных за всю свою историю масштабах, а положение дома Старков станет прочным как никогда прежде.

Разве не глупо, что он готов отдать всё это ради того, чтобы его семья снова стала целой? День сменялся ночью, и тени под мягким светом бледно-кровавой луны становились всё длиннее.

шести камней* - это такая странная мера весов? А сколько один камень-то весит? 

ещё пять подарит* - не думаю, что здесь речь именно о подарке. Скорее всего имеется в виду, что сады построят в других местах.