Nikolai Sokirkin

В пятницу я провел тренировку, и в разговоре услышал от спортсменов, что в Fight Nightизменили правила, минимимизировав партер, если нет активности.

Вопрос о, так называемой возне на земле, давно стоял. Согласен, что смотреть вялую борьбу никому не интересно, но и безрезультативные махания в стойке тоже.

Есть такое слово в валлийском, которое не имеет перевода на другие языки. «Hiraeth» - это тоска по месту, в котором никогда не был. Спасибо моему другу профессору с нашего факультета, он познакомил меня с ним, и оно очень четко отражает состояние русского человека, если говорить о культуре в целом, а еще отражает мое состояние. 

Еще ребенком, а потом юношей я, периодически, испытывал это чувство. Если, конечно, я его полностью правильно понял. Только в таком мимолетном эстетическом понимании. Hiraeth – это и тоска, и ностальгия, и желание найти что-то мимолетное, что-то ушедшее.

У каждого свои воспоминания. Всегда можно ностальгировать по чему-то и, всегда, это что-то, приобретает более хорошие черты, чем было на самом деле. Политики любят пугать 90-ми, а у моего поколения, это была пора детства, мультфильмов, приставок, вкладышей. И, вряд ли, вы напугаете кого-то из-нас детством. 

Лично я люблю по осколкам воспоминаний находить что-то такое, о котором никто не помнит. Какой-то кадр, строчка из песни. Так я, иногда сам, иногда с единомышленниками, отыскали сериал «Странник», в стиле городского фэнтези, недавно в сети появился сериал «Пятый угол» - шпионский триллер из 90-х.

Стянуты руки невидимыми ремнями. Черные полосы сопровождают мою жизнь от диктатора к диктатору, только диктат меняется. Я хочу быть человечным, хочу видеть больше хорошего в мире, а получается, что злость – единственный выход для жизни в моей стране. 

Прискорбно, что о таком сериале так мало написано в сети. «Аль-капотня», сериал 2021 года, который демонстрирует российские будни, как они есть. Правда в сериале присутствует некая нарочитость в плане социального пессимизма, но кто был в Подмосковье или в таких вот районах Москвы поймет о чем идет речь.

Почему Подмосковье, почему неблагополучный район Москвы? Есть на нашей Хтонической Руси города и похуже, но там серость и уныние как бы идет ровным путем от одной русской безграничности к другой. А вот Подмосковье на фоне гламурной столицы выглядит особенно контрастно, так же смотрится и окраина Москвы, словно нет в ней центра с шикарными небоскребами и гламурными улицами. 

«Аль-капотня» - сериал об одном из самых неблагополучных регионов Москвы. Кусочек 90-х, неблагополучный мир, мир постапокалипсиса сегодня. 

В этом мире как-то нужно жить или выживать. Вот об этом повествует сериал. Неблагополучные семьи, их дети, которым не светит «светлое будущее». А еще там есть полиция, которая существует в этом же пространстве, на этой же Хтонической Руси. Это типичный русский мир, Россия в миниатюре, где всем на все плевать. Но, как бы пафосно не звучало, в этом сером и равнодушном пространстве находятся те, кто еще что-то пытается исправить.

Одним из таких является полицейский Паша - руководитель отдела по делам несовершеннолетних местного отдела. В прошлом он и сам был в пяти минутах от тюрьмы, но кто-то подсказал ему как не свернуть в тупик.

В эпоху, когда полицию бояться, любое сопротивление ей на митингах светит проблемами, а громкие дела с «подбрасываниями» будоражат умы, говорить хорошо о полиции как-то не принято. 

Но на это у меня вопрос?

Он знал.

 Что зловещее ощущение пустоты внутри его уже не покинет. Сколько войн он уже прошел, и итог всегда был один.

Он знал.

Войну нельзя выиграть. Никто не покидает поле боя здоровым человеком. Кто-то становится калекой физически, а кто-то калекой психологически. Когда-то он думал, что все это нытье, что это все это нытье либералов.

Скрипнула дверь.

- Кто здесь?

Сначала испугано, но потом он вспомнил, что руководит целой страной, да еще какой, которая занимает столько места на суше.

- Кто здесь?

А ведь никого здесь быть не должно. Он мог увидеть каждого подходящего, да и охрана за дверью, да и столько лет силовиком он приучил себя быть внимательным к шагам за дверью. Вдруг подслушивают, вдруг что-то готовят.

- Кто здесь?

Уже раздражение. Уже сомнение в собственном всесилие. Он уже стар, он завидует молодости, он болен. Теперь даже его дочери отвернулись от него, у которых совсем недавно было все, а теперь и з-за стариковской обиды и злобы их отца, они потеряли все. Было там, где-то в ненавистном и в таком манящем далеко. Еще с юношеских времен, он помнил, это далекое, это чужое, такое манящее, в котором хотелось жить, чей плод хотелось вкушать, вкушать ив кушать.

И он вкушал. Он и дальше хотел это делать, он хотел стать частью этого далеко.

Он называл себя просвещенным человеком, может даже считал себя Человеком Возрождения, он хотел докричаться до этих чистеньких белых воротничков, что он такой же как они.

И никакой он не Цезарь, не Александр и даже не Нерон. Даже сатрапского в нем было недостаточно, что свою плюгавистость хоть чем-то перекрыть.  

Вокруг него создали раздутый миф, что он силен, что он свеж, что само воплощение мужественности и решимости. Но на деле, он простой плюгавенький интриган, который выбился благодаря тому, что не стеснялся заниматься грязной или рутиной работой. Но зато как он ловко устранил тех, кто был ярче его, кто помнил его плюгавистость, его жалкое прошлое.

Ей было пятнадцать. Пятнадцать, когда она убила своего ребенка. Убила сразу после рождения швейными ножницами. 

Я был психологом в центре для содержания такой вот публики, хотя, справедливости ради, замечу, что долгое время, кроме воришек всяких мы никого не видели. А тут то насильники, то убийца…

Когда она приехала, было сложно узнать в ней человека, который убил собственного ребенка. Все говорили, дескать она скрывала, что беременна, она всегда была немного полной, поэтому живот был незаметен.

Я слышал о случаях, когда беременность происходила незаметно, но когда девушка живет в женской семье, где мама и бабушка и они ничего не заметили…

Меня не отпускала мысль, что в этом всем замешан кто-то из взрослых… Но, может я просто пересмотрел криминальных драм?

Просто все как-то так странно совпадало, мать в маленьком городке занималась ногтями, ее клиентки были следовательницы и дознавательницы, может кто-тот намекнул, что по закону ее дочери ничего не будет. Нет, то что девушка виновата, это точно, но она подготовилась, взяла в туалет ножницы, потом нашла пакет, выбросила маленькое тельце и все так незаметно ни для кого…

Я не знал как себя вести. Вернее знал, но мне трудно было с собой совладать. Черт бы побрал эту должность, эти погоны. Закон у нас суров, но не для тех, кто виновен по-настоящему. Видите ли, ответственность за убийство младенца наступает только с шестнадцати лет, а тут всего лишь пятнадцать. Как будто этот год что-то решил бы…

Поэтому барышню определили к нам, какой-то месяц в ЦВСНП и домой.

Я все отодвигал момент беседы с ней, диагностики, надо было собраться с мыслями. Здесь, знаете ли, оставаться бесстрастным трудно. Но девушка попросилась ко мне сама. Она рыдала, говорила что не привыкла к тому, что ее запирают.