Фильм на выходные #6: Сон Кан Хо и Kia Brisa в трагикомедии «Таксист» — о восстании в Кванджу 1980-го

По случаю премьеры «Чрезвычайной ситуации» с Сон Кан Хо писал его артистический портрет и решил закрыть белое пятно в виде сравнительно нашумевшего фильма «Таксист». Не путать с шедевром Мартина Скорсезе, где все ровно наоборот: хотя и оба водителя заряжаются некоторыми общественными настроениями, но Ким едет к переменам, а Трэвис — к кровавой бане вины и безнадеги.

Май 1980 года. После убийства диктатора Пак Чон Хи, который правил 18 лет без перерыва, и короткой передышки с номинальной чехардой из и.о. президента, к власти в Южной Корее окончательно пришли военные. Именно май 1980-го — период, когда будущий диктатор Чон Ду Хван получил рычаги власти и ввел в стране военное положение. Почувствовав дыхание нового режима, жители отдельных корейских городов бастовали, но тоже не все. Например, таксист и отец-одиночка Ким Ман Соп (Сон Кан Хо) рассекал по Сеулу на своей зелененькой Kia Brisa в поисках клиентов: долг за аренду уже накапал в 100 тысяч вон, а еще надо питаться, одевать дочь и, не дай бог, чинить авто.

🍏 Рецензия на «Паразитов» с Сон Кан Хо

Уличные протесты его скорее раздражают: молодые «бездельники»-студенты чем-то недовольны, а могли бы работать на заводе, зачеркнуто, отпахать пять лет в Саудовской Аравии, как сам Ким. Тогда бы поняли, что жизнь в Республике Корея не так уж и плоха. Вести о жестких столкновениях в Кванджу до него еще не долетели — куда насущнее проблема, что супруг с рожающей женой в итоге не смогли расплатиться, — зато достигают ушей немецкого репортера Юргена Гинцпетера (Томас Кречман), который уже лет пять работает специальным корреспондентом в Японии и помирает от тоски, попробовав все возможные виды саке и суши. Быстро среагировав на тему, Юрген прыгает в самолет, а потом — в такси до Кванджу, за рулем которого — в результате небольшой махинации — оказывается Ким. Обещанные за поездку 100 тысяч как раз решат его финансовую беду. Пустяки же: приехали-уехали, приключение на полдня — даже к комендантскому часу можно поспеть.

Трагедия в Кванджу, чьи масштабы явно искажают нейтрально-официальные формулировки вроде «акции протеста» (Вики) или «коммунистический мятеж» (Чон Ду Хван), перепахала не одного поколение южнокорейских кинематографистов — что и говорить о всех остальных. Навскидку: она навсегда исказила мировосприятие героя в трагикомедии «Человек, который был Суперменом» (2008) и прячется горькой начинкой в «Мятной конфете» (1999) Ли Чхан Дона. В общем, девять дней одного года, может, и не привели к переменам в настоящем, но явно выступили топливом для будущего. И без репортажа Гинцпетера, который облетел каналы всего мира, масштабы катастрофы с блокадой города и уличными боями наверняка сохранились бы только в папочке какого-нибудь пыльного засекреченного архива. И Ким, которого немец больше никогда не видел, сыграл в этом не последнюю роль.

Юрген — гарант безопасности зрителя: сторонний наблюдатель, человек европейской культуры, наконец, вряд ли участник провальной авантюры — иначе не было бы фильма. Ким — беспокойное сердце Кореи: трагикомичный обыватель, следующий по маршруту родительского долга и погрязший в воспоминаниях — о супруге и Саудовской Аравии. Если «Таксист» Чан Хуна как скорости сменяет жанры: от комедии до военной драмы, от музыкальной паузы к чуть ли не мелодраме, — то герой Сон Кан Хо столь же ловко раскрывается в предлагаемых обстоятельствах. Он не столько эволюционирует, сколько именно раскрывается: вспоминает в себе то, что не функционировало за ненадобностью. Созревают, как раньше, рискнуть (не)благополучием — ради ближнего. И в итоге становится каплей в ручье, который точит камень.

Патетика фильма не в том, что в моменте хоть что-то сдвинулось. Восстание жестоко подавили, Чон Ду Хван властвовал еще восемь лет, в эпилоге — спойлер? — Ким даже не сменил профессию. Оптимизм «Таксиста» в том, что подобное притягивает подобное — и что-то человеческое щелкает даже в одном из офицеров, которому положено следовать приказам. Как неизбежно в таксисте зреет сочувствие и гражданская воля, когда он смотрит на избиваемых студентов, когда заправляется на бензоколонке бесплатно, когда уплетает еду, которую местные жители раздают бастующим.

Кажется, «прозрение» Кима сегодня как нельзя актуально: что ты не одинок в торнадо истории, а другой — не обязательно враг, конкурент или прихлебатель. Ощутив эту моральную правоту, уже сложно закостенеть обратно. Даже встречные люди, пускай и в военной форме, как будто в «Таксисте» это чувствуют. И поддаются ауре не скорого, но неизбежного будущего.