EN
Konstantin Kropotkin
Konstantin Kropotkin
63 subscribers
goals
5 of 1 000 paid subscribers
И это даст мне надежду, что пишу не напрасно.
1 of 2

Дивная Джена и отравленный воздух

Почему Queendom - главный на сегодня квир-фильм о России
Ему рукоплещут на западных кинофестивалях, о нем не могут говорить открыто в России. Его хвалят кинокритики, его обаянию не может не поддаться широкая зрительская аудитория. Главный в 2023 году квир-фильм о России - док Queendom. 
Первое и не последнее правильное решение: Queendom хронологически линеен, повествовательно прост — ясно сразу и кто, и откуда. Уже из первых сцен мы узнаем, что Гена —  из Магадана, там приходилось в драке отстаивать своё право одеваться и краситься по собственному вкусу; родителей нет, есть добросердечная бабушка и дед, более-менее, терпеливый.
Это случай, когда объект наблюдения настолько субъектен, что от документалистов, вроде, не требуется никаких особых конструкторских усилий: артистка-перформерка Gena Marvin; с паспортным обозначением «муж.» не согласна; в Москву приехала учиться на стилистку, оригинальными мейкапами привлекла внимание столичной фэшн-индустрии; попробовала себя в уличном дрэге, все отчетливей понимая себя как гиперболу общественно-политическую, как вызывающее напоминание о праве на уникальное «я». Обозреватель The Guardian в поисках визуальных соответствий поминает отчуждающую утонченность работ Джакометти, что справедливо. 
Агния Галданова, выпускница московской школы Марины Разбежкиной и берлинской киношколы, в интервью CNN сообщила, что хотела сначала снять сериал о московской дрэг-культуре, но, познакомившись с Дженой, поняла, что портретной галерее лучше предпочесть фильм-портрет о выразителе людей, лишенных в России права голоса.
Свой второй полный метр Галданова начала снимать еще до февраля 2022, зафиксировав с помощью фигуры столь нерядовой сгущение туч, предчувствие большой беды: инопланетным существом Джена-Гена гуляет по Москве, привлекая внимание униформированных мужчин и, как мнится, уцелеть ей удаётся только чудом. Гена, —  уже, скорей, Джена, —  дефилирует по улице в цветах российского флага в знак поддержки Алексея Навального и лишается учебы. 
Саспенс —  доминирующая, щекочущая нервы эмоция фильма: «сейчас что-то будет». Чувство это возникает и когда Джена маячит у входа в Парк Горького, где колышутся пьяные пузаны в тельняшках, и когда едет в метро, позируя перед посторонними под мерный стук вагонов. «Мне нравится, когда люди, глядя на мое творчество, испытывают разные эмоции — от ярости до страха и радости», — приводит западная пресса слова артистки, отмечая, что в своих уличных перформансах она не вступает с людьми в диалог, она сама — повод для разговора, катализатор эмоций. 
Бесстрашие в самой природе дрэга. Джена —  на каблуках-котурнах, в облегающем пластике и лицом красоты неземной, —  сравнивает себя с рыцарем в доспехах. Ей, расстающейся на наших глазах с прошлым «Геной», нравится быть на виду, — и наилучшим образом делая вид, что камеры нет, она оказывается где-то на грани нон и фикшен: переживая, представляет, представляя, переживает.
Монтажные швы, если захотеть приглядеться, видны: например, подкручивая горелку драматизма, режиссер самым недвусмысленным образом монтирует уличные перформансы Джены с массовыми избиениями и задержаниями на антивоенных акциях в Москве.
Тучи сгущаются, чернеют тучи. Изгнанная из учебного заведения, она едет к семье в Магадан, где чистит рыбу, палит из пистолета, ссорится с дедом, который волнуется о внучке-внуке на свой лад: на что будет жить, как? Джена сидит у костра с подругой, которая и в феминитивах точна, и как счастье понимает уверенное стремление Джены шить жизнь по собственным лекалам. Джена возвращается уже в другую Москву, где на одной стороне аплодисменты от людей, знающих толк в искусствах, а на другой, —  внимание удивленное, непонимающее, враждебное.
Ритм выверен так, как классики завещали, —  длиннот почти нет, если не считать таковой пьяный монолог модельера, после дефиле сулящего Джене большое будущее (словно это, учитывая все представленное в фильме прежде, не разумеется само собой). Агния Галданова не только показывает, но и говорит, и в целом в вербализации кадра сохраняет лаконичную точность.
Квир-мигранты —  абсолютные жертвы абсолютного зла путинизма —  взывают к безусловному, к абсолютному же соучастию. И объяснимы, конечно, бурные аплодисменты публики на западных фестивалях —  вот же оно небанальное выражение понятной людям из стран развитых демократий России, которая не безмолвствует, которая живописно-красноречива в своем молчании. «Этот портрет —  кинематографическая мощь, а главная фигура —  и озарение, и выражение кричащего протеста», —  писали кураторы недавнего кинофестиваля в Цюрихе. 
У недруга Джены нет лица. И это еще одно правильное решение. Мы не знаем, как выглядят женщины в колледже Джены, которые, прежде, чем выгнать студента-нарушителя, жестяными голосами читают нотации. Мы не знаем, кто говорит из информационной будки возле парка, куда не пускают Джену. Мы не знаем, кто задерживает ее на антивоенной демонстрации в Москве. Мы не знаем, кто ее судит, принуждая поменять Москву на Париж, Россию —  на беженство в Европе. Тело коллективного путина обло и лаяй, оно источает миазмы, представая взору внутреннему и зловонной субстанцией, и тушей, и субстратом зла. 
Отравленным кажется самый воздух. 
В месседже недвусмысленный этот док равен нынешнему времени. Однако было бы несправедливым упрощением сводить Queendom до публицистики. Агния Галданова вместе с оператором Русланом Федотовым мастерски сочетает три взгляда на персону: нейтрально-документальный в средних планах, сочувствующий в планах сверхкрупных и восхищенный в представлении общем, в эпизодах постановочных. И драматизма особой силы создатели добиваются в сценах не публичных, а камерных, с восхитительной деликатностью обращаясь с чужой жизнью, не инструментализируя ее до материала, но давая человекуголос. 
Важное в нежном проговорено мельком, что в долгом послевкусии укрупняет для зрителя мелочи до говорящих деталей. Так, суровый дед Джены поминает мать Джены, —  как-то и где-то сгинувшую, —  и это ощущается как обозначение невидимой России, которая —  не то была, не то есть; обстоятельства нынешние таковы, что о ней, подлинной, можно только догадываться, увидев ее как прочерк живого в черном, страшном лесу. 
Снятый на русском и по первому режиссерскому намерению для России, в производстве Queendom и американский, и французский. Невозможное в нынешней России — возможно вне неё.  Прощай российское квир-кино, здравствуй, квир-кино о России. 
Я рассказываю об интересном из мира квира - без ограничений, без цензуры и не приписанный к какой-либо редакции. Поддержать мою человеколюбивую частную инициативу можно донатами: https://boosty.to/kropotkin/donate

Subscription levels

Чашка кофе квир-обозревателю.

$ 2,12 per month
Пусть кофе попьёт, пока думает, что же мне квирного посмотреть и почитать. 

Чашка дорогого кофе квир-обозревателю.

$ 5,3 per month
Пусть попьёт кофе в кафе подороже, может это сделает его квир-обзоры еще лучше. 

Пусть квир-обозревателю будет хорошо.

$ 32 per month
Он рассказывает о том, о чем в России теперь запрещено рассказывать: о квире в культуре. Чтобы такой контент не исчез, за работу лучше платить. 

А потому что я человек хороший...

$ 106 per month
...и почему бы  мне не помочь уникальной частной, независимой квир-просветительской инициативе. 
Go up