Зазеркалье российской власти на примере заседания одного Совета

Для меня такие мероприятия больше про ощущения, чем про решения. Со стороны это напоминало тренировку перед прямой линией. Одни чиновники буднично отчитывались, как здорово они работают, но не без проблем. Систему обратной связи докрутить необходимо, а то отписки им шлют в ответ на важные запросы.

Дальше для редких зрителей включили контрастный душ. Сначала пошла долгая речь про русофобию и необходимость репатриации людей из недружественных, которые уже готовы сами ехать в Россию. Следом вдруг появляются реальные проблемы. 250 тысяч учителей не хватает школам, а цифровизация в учебных заведениях оказалась профанацией. Преподаватели работают много, ответственность у них огромная, а платят мало. Где-то мы это уже слышали.

- По данным нашего всероссийского мониторинга, который мы провели в этом году, от 20 до 50 процентов детей разного возраста, в том числе уже в подростковом периоде, не говорят вообще или владеют русским языком на очень-очень низком уровне, - сказала уполномоченный по правам ребенка в Ульяновской области Екатерина Сморода.

Вал школьных проблем завершился тем, что прозвучало предложение привлекать людей к ответственности за дискредитацию учителей. Так можно по каждой профессии свою статью сделать. Президент сгладил этот и другие углы, отметив, что он записал все наказы и поговорит с профильным министром.

Раз за разом в зазеркалье всплывала тема СВО: то про плетение сетей вспомнят, то президент попросит подумать как помочь гражданским жёнам (фактически сожительницам) погибших военных. И нашлось несколько человек, которые после своих речей выразили ярую поддержку Путину. И даже сказали, что готовы за него голосовать. Сам глава государства акцент на этом не делал. Фальшстарт вышел.

Единственную речь, которая меня по-настоящему удивила, произнесла обозреватель газеты «Московский Комсомолец» Ева Меркачева. Предлагаю вам прочитать её полностью. Главные моменты будут выделены жирным для тех, кто хочет пробежаться только по ним.

«Вы уже упомянули здесь тему заключения под стражу и борьбы с пытками. Я хотела бы сейчас начать с того, чтобы две темы расширить и предложить некоторые решения проблемы.

На самом деле, что касается заключения под стражу, у нас порядка 13 регионов сейчас имеют избыточное количество людей за решеткой. Речь как раз именно о СИЗО. Верховный суд во исполнение Вашего поручения подготовил законопроект о запрете брать под стражу людей, подозреваемых в ненасильственных преступлениях. Я бы хотела просить вас поддержать его и хотела, чтобы этот запрет касался не только беременных женщин с малолетними детьми, но и вообще всех, абсолютно всех.

Минимум треть заключенных могли бы дожидаться окончания расследования под подпиской или с залогом. Кстати, залог у нас совершенно не применяется, хотя законом предусмотрен, и это нонсенс. Между тем люди во многих случаях готовы были бы сброситься, особенно когда за решеткой оказываются преподаватели (мы говорим про нехватку преподавателей, но ведь в СИЗО сидят и учителя, в том числе по обвинению в экономических преступлениях), эти люди обвиняются, как я уже сказала, в преступлениях, которые никак не связаны с насилием, они не представляют никакой угрозы обществу. И если бы их оставили дома, они могли бы быть с семьями, продолжать работать, продолжать приносить пользу. Вместо этого они сидят в камерах, в бетонных «мешках» годами по пять-шесть лет до вынесения приговора, и это не преувеличение.

Кстати, здесь нужно дать сравнительный анализ. В годы СССР следствие у нас даже самого сложного дела иногда проходило в течение двух-трех месяцев, а судебные решения выносились за несколько дней. Как так получилось, что у нас сейчас следствие стало длиться очень долго даже по самым простым делам, а потом еще суд может бесконечно долго рассматривать дело? Это, наверное, вопрос, который стоило бы проанализировать, о чем я вас и прошу. Притом, что, я замечу, что в советские годы не было никаких телефонных биллингов, не было камер видеонаблюдения, но как-то же могли расследовать быстро и людей не держать в СИЗО.

Мы в свое время с покойным Андреем Владимировичем Бабушкиным получили множество свидетельств о пытках. Так вот все эти люди, а по нашему внутреннему убеждению или с учетом тех фактов, которые мы услышали, они реально подверглись пыткам, в итоге они все оказались в тех же самых колониях или СИЗО, на которые жаловались. То есть они были в руках и находятся до сих пор в руках тех, кто их мучил. Разумеется, многие из них уже отказались от этих показаний. Даже когда дела доходят до суда, на этой стадии отказываются.

Два простых решения, которые могли бы остановить пытки, вот два простых, вот прошу о них. Первое – чтобы человек, который пожаловался на пытки, чтобы его переводили в учреждения другого региона. И второе – чтобы дела о пытках расследовались не на местном региональном уровне, а центральным аппаратом СКР. Я думаю, что можно будет создать подобное подразделение, они бы выезжали и на местах расследовали.

Следующая тема, которую я хотела бы поднять – огромные сроки наказания. У нас в целом вообще растет число наказаний, не связанных с лишением свободы, и это замечательно. Но на этом фоне выросли сроки для тех, кого приговаривают все-таки к реальному лишению свободы. Я сейчас говорю [о наказаниях] за ненасильственные преступления. Вообще, сроки кажутся дикими – 7, 10, 15, 20, 24 года за преступление, в результате которого никто не пострадал, нет никаких жертв и никто не погиб.

Статья 2 Уголовного кодекса ставит на первое место задачу охраны прав и свобод человека, а потом уже собственности, общественного порядка и так далее. Но сегодня за изнасилование и убийство с особой жестокостью люди получают в два-три раза меньше, чем за какое-нибудь экономическое преступление. Это феномен на самом деле.

Я пример все-таки приведу. Коллеге, журналисту Баязитовой, которая обвинялась в ненасильственном преступлении, якобы они в телеграм-канале просили деньги у одного банкира за то, чтобы поставить блок на негативную информацию, 14 лет затребовал прокурор, 14 лет для девушки-журналистки. По-моему, сам потерпевший банкир был в шоке от этого, потому что на суде он просил: не надо ее к реальному лишению свободы приговаривать. Суд в итоге приговорил не к 14, но пяти. Но это колоссально много для девушки с сахарным диабетом, которая никого не убила, и потерпевший, повторюсь, сам не хочет, чтобы ее в тюрьму отправляли. Но она до сих пор сидит в СИЗО и, видимо, поедет в колонию на пять лет.

Я замечу, что вообще в целом у нас средний срок за убийство – это 6–8 лет.
Огромные сроки за ненасильственные преступления – это феномен, который появился именно в последние годы. Причем кажется, что как будто у нас продолжительность жизни увеличилась, не знаю, в 2–3 раза. Но ведь этого не произошло. Так чем руководствуются те люди, которые просят, повторюсь, вот эти сроки?

Статья 43 Уголовного кодекса Российской Федерации гласит, что наказание применяется в целях восстановления социальной справедливости, а также в целях исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений. Так вот, никакой исправительной функции огромные сроки не несут. Доказано, что уже после пяти лет нахождения в тюрьме происходят необратимые изменения психики, человека потом очень сложно интегрировать в общество.

Я прошу вас дать поручение пересмотреть уголовную политику в сфере наказания за ненасильственные преступления вот такими огромными сроками.

Эксперты прогнозируют резкий рост тюремного населения в долгосрочной перспективе именно из-за колоссальных сроков, которые сегодня дают по 228-й статье. Наркотики – это ужасно, никто не спорит, большие сроки и часть сегодняшней государственной политики в сфере борьбы с наркоманией, но позволю себе сказать, что это не работает. Авторы этой концепции, судя по всему, ориентировались на американскую практику.

В США в 80-е годы в период наркоэпидемии стали приговаривать за преступления в сфере оборота наркотиков колоссальным сроком, вплоть до пожизненного. Вскоре тюрьмы там переполнились, потому что заключенные не освобождались, а новые все поступали и поступали. Это привело к тому, что их негде было размещать, они даже стали на корабли размещать заключенных.
Владимир Владимирович, бороться с наркоэпидемией можно и нужно другими способами. Я прошу о пересмотре политики в борьбе с наркоманией.

В ее рамках запретить, например, сомнительную рекламу о привлечении на работу курьеров с целью заработать большие деньги, о создании социальных роликов о наказании по наркостатьям, привлекать настоящих наркоторговцев, а не так называемых закладчиков, которые являются низовым звеном во всей этой цепочке, или сократить сроки осужденным молодым людям по 228-й, совершившим преступление впервые.

Вообще прошу вас поручить разработать систему профилактики преступлений среди молодежи в целом. Сейчас ее, по сути, нет. Правоохранители в доверительных беседах признаются, что с них требуют показатели, и в этом главная проблема. То есть если они предупредили преступление, с молодым человеком поговорили, отпустили его, за это им ничего не будет. А вот если они, даже если он стоит на краю ямы, еще сделали так, чтобы все-таки его подтолкнуть туда, может быть, где-то спровоцировать, – за это у них будут и награды, и все прочее. Это главная беда. Я бы хотела, чтобы у нас показателем была как раз профилактика преступлений, пусть бы за нее правоохранители получали награды и благодарности, а не наоборот, как сейчас.

Следующее. У нас на сегодняшний день искусственный интеллект стал применяться в расследовании преступлений, особенно прошлых лет, что приводит к трагизму в настоящем. Единицы из нас, позволю себе сказать, могут вспомнить, где были 20–25 лет назад. Я, например, не могу вспомнить. Доказать, что они были в этот момент именно там, даже если вспомнили, невозможно, просто невозможно. Но даже те, кто могут, оказались бессильны перед искусственным интеллектом.

Пример тому я прямо конкретно тоже приведу ученого Цветкова: искусственный интеллект выдал, что составленный в 2003 году, то есть 20 лет назад, фоторобот убийцы женщин на 55 процентов совпадает с ним. Его задержали в аэропорту после экспедиции. И самое интересное, что у него все было задокументировано именно потому, что он ученый-гидролог. С ним вместе в те дни, когда совершались убийства в Москве, были профессора, доктора наук, в том числе директор Института РАН, и они удивляются, они говорят: «Как нам следствие не верит? Мы говорим, показываем фотографии, показываем результаты лабораторных исследований, свидетельствуем, что он был с нами за много километров». Но следствие держит ученого в СИЗО уже почти год. И все, что у них есть, – это показания искусственного интеллекта и еще уголовника, который на самом деле на любого может пальцем показать.

Вообще в этих преступлениях прошлых лет большая опасность, когда вспоминают об этих преступлениях люди, которые находятся на пожизненном сроке или в колониях особого режима. Им терять нечего, и они готовы дать любые показания, а люди от этого страдают, потому что не исключено, что есть фальсификация. Я попросила бы вас дать поручение прокуратуре, Верховному суду изучить практику применения искусственного интеллекта вкупе с показаниями людей, находящихся в местах лишения свободы, во время расследования преступлений прошлых лет.

Следующий год у нас – Год семьи. Много говорится про то, что нужно поддержать желание женщин рожать. Но если рожает заключенная, то ее возвращают из больницы в СИЗО через два часа. У нас были такие прецеденты, буквально недавно в Москве произошел: женщина родила, через два часа ее отправили в СИЗО, она восстановиться не смогла. Ребенка оставили при этом в больнице, она его не видела много-много дней. Вообще, что получается? Что маленький человек вообще с мамой не общается первые важные не только часы, но и дни.

В колониях что происходит? Если женщина находится там с ребенком, ребенок заболел, ребенка забирают и увозят в больницу, где он может быть и месяц, и больше, потому что лечится. Маму вместе с ним не кладут, а все потому, что конвоя нет, а без конвоя отказываются этих женщин класть. То есть, получается, наказывает таким образом общество и государство вот этих несчастных детей.
Я считаю, что эту проблему можно было бы решить, если бы вы дали поручение, думаю, что это произошло бы.

Но вообще, матери с детьми за решеткой – это, конечно, нонсенс. Я просила бы вас помиловать всех женщин, у которых есть несовершеннолетние дети, и которые подозреваются или уже осуждены за ненасильственные преступления. Пусть бы мамы с малышами вернулись домой. И прошу вообще помиловать всех женщин, которые совершили впервые ненасильственные преступления, по делам которых нет потерпевших или те не против их освобождения. Пусть бы они были дома, пусть бы создавали семьи и рожали.

Я уверена, что этот шаг милосердия со стороны государства многое изменит для всей страны. Он покажет, что милосердие возможно в любых ситуациях и что милосердие выше справедливости. Оно и есть та самая высшая справедливость.» 

Такая речь в 2023 году выглядит смелым решением. Ответ главы государства на неё был скудным - он возмутился термину «главный тюремщик», но предложил подумать над отправкой дел о пытках в центральный аппарат СК. Относительно больших сроков за ненасильственные преступления он привел в пример другие страны, где законодатель сознательно реагирует на наиболее опасные для государства деяния в определенные периоды его развития. По наркотикам оказался «тонкий вопрос», а вот относительно женщин заключенных Путин дал поручение проработать вопрос об амнистии определенных категорий.

- И тем не менее, и тем не менее я думаю, что вы правы. Примеры, которые Вы привели, конечно, в голове не очень укладываются, когда там за определенные действия, явно нарушающие, конечно, закон, но тем не менее, сроки там семь, десять лет. Это, на мой взгляд как гражданина Российской Федерации, вещи спорные, скажем так аккуратно, спорные, - сообщил Путин.

Ближе к концу мероприятия проклюнулась ещё одна неожиданная тема - память жертв политических репрессий. Государственная концепция, которая направлена на сохранение памяти о таких людях, завершает действие через несколько недель.

- Мы очень далеки от выполнения заветов Анны Ахматовой «хотелось бы всех поименно назвать». Необходимо продолжение архивных исторических исследований. К великому сожалению, несмотря на то, что вами были даны соответствующие поручения, так до сих пор не разработано специальное законодательство о сохранении и мемориализации мест массового захоронения, - заявил отец Кирилл.

- Для нас важнее, чтобы ничего подобного не повторялось в истории нашей страны, потому что все это в целом нанесло огромный, трудновосполнимый ущерб для нашего народа и для нашего государства. И отсутствие права как такового в решении судеб людей, оно неприемлемо, если мы хотим, чтобы у страны было будущее. Вот что важно. А в этой связи и вывод: безусловно, эта работа должна быть продолжена, - сказал в ответ президент.

Путешествие в зазеркалье - это важный опыт, который в ближайшие месяцы будет более частым. Следующий раз туда поедем 14 декабря во время прямой линии. Все эти традиционные мероприятия можно считать началом предвыборной кампании. Удивительно, что на совете прошли две достаточно жесткие речи отца Кирилла и Евы Меркачевой. Их главное достижение, что данные слова попали в стенограмму на сайте Кремля и после этого нельзя сказать, что об этих проблемах никто в кабинетах власти не слышал.