Изобретая Колесо. Главы 1-2

Тайвин Ланнистер застыл у постели жены, словно натянутая тетива лука — такой же напряжённый, готовый сорваться в любой миг. Высокий и жилистый, с соломенными волосами и мускулистыми руками, он напоминал отлитый из железа клинок, в котором острый ум сочетался с непреклонной волей. Морщины на его челе прочертило не время, а привычка хмуриться: мрачный лев Утёса Кастерли, новоиспечённый Хранитель Запада и десница короля, человек, утопивший Рейнов в их норах и вырвавший Тарбеков с корнем.

Но сейчас с его лица исчезла привычная суровость. В зелёных глазах плескалась тревога, а губы, обычно роняющие желчные слова, сжались в немом беспокойстве.

Впрочем, что удивительного? Тайвин Ланнистер, при всей своей жёсткости и опасности, оставался отцом и мужем, любящим свою жену. Именно поэтому он оставил обязанности десницы и вернулся в Утёс Кастерли. Он присутствовал при рождении первых двух детей и не собирался пропускать появление третьего.

Его пальцы сжимали ладонь Джоанны, хотя и не так сильно, как она стискивала его руку. Такая хрупкая на вид, прекрасная и смелая, с золотыми локонами и зелёными глазами — точь-в-точь как у него. Любовь к ней пронзала сердце Тайвина острой иглой, и вдвойне больнее становилось от того, как часто долг перед Эйрисом разлучал их.

Как и сейчас — когда он мог лишь держать её за руку, бессильный унять терзающую её боль.

— Ах… ах… идёт… я чувствую! — простонала Джоанна, превозмогая боль с той силой воли, которую он так любил в ней.

Тайвин попытался заговорить, но язык прилип к нёбу. Когда рождались Джейме и Серсея, от его слов не было никакого толку — только опозорился. Джоанна потом годами поддразнивала его, разумеется, наедине. Поэтому сейчас он просто молчал, пока жена опиралась на него, а её ноги били по рукам повитух, помогающих при родах.

А потом его прекрасная, всегда собранная Джоанна закричала, и минуты в сознании Тайвина растянулись в часы. Вопли, боль, мучительные потуги — он не мог разделить с ней ничего из этого. Мог только быть рядом, пока секунды отстукивали бешеный ритм его сердца, и на свет появлялся второй сын Тайвина Ланнистера.

Позже, в уединении их покоев, измождённая Джоанна признается, что роды дались ей легче, чем с близнецами, хоть Тайвину так не казалось. А после добавит, смеясь, что просто теперь не стеснялась кричать в его присутствии.

Его это странным образом утешило.

Но сейчас он просто радовался, что всё обошлось. Как только ребёнок появился на свет, Джоанна заметно успокоилась, а после того, как повитухи завершили свои хлопоты, пришло время знакомиться со вторым сыном.

Родившийся с опозданием младенец оказался крупным и пухлым, с тонким пушком светлых волос и розовым родимым пятном посреди лба.

Тайвина кольнуло дурное предчувствие — когда-нибудь сына начнут дразнить за эту метку. Пальцы невольно сжались в кулак, но он отогнал мрачные мысли. Не время для них, особенно когда Джоанна со смехом велела служанке поднести ребёнка. Сила материнских инстинктов творила чудеса — усталость словно ветром сдуло.

Младенец не плакал и более того… его… его словно охватило изумление? Он издавал забавные звуки, будто бы удивляясь самой возможности говорить. Захлопал ручонками, распахнул покрасневшие зелёные глазки и принялся с жадным любопытством озираться по сторонам, будто стремясь впитать весь мир разом. Впрочем, стоило малышу оказаться в объятиях Джоанны, как он мгновенно уснул, точно задутая свеча. Вскоре к тихому смеху матери присоединилось мягкое посапывание.

Тайвин поймал себя на том, что улыбается — редчайшее выражение на его лице. Но как не улыбнуться при виде любимой жены, баюкающей ещё одного ребёнка — второго сына! Здорового, крепкого, полного жизни — что ещё могло вызвать улыбку грозного льва?

Джоанна повернулась к нему, склонив голову:

— Знаю, мы обсуждали имена, но, признаться, он совсем не похож на Виллема.

Тайвин фыркнул:

— Ты знаешь моё мнение. Что угодно, только не пытайся назвать его в честь отца.

— Не омрачай момент, муж мой… хм, он слишком жизнерадостный для твоего имени, хоть волосы и твои… может, Кэллум? — быстро перебила Джоанна.

— Кэллум? — Тайвин покатал имя на языке. Жизнерадостное имя, чем-то напоминающее имя Кивана. А это неплохо — брат хоть и не создан для власти, но как правая рука незаменим. Быть может, и Кэллум однажды станет верной опорой Джейме. — Мне нравится. Достойное имя для второго сына.

Джоанна улыбнулась и прижала малыша к груди:

— Значит, Кэллум… Кэллум… — её голос затих, она задремала вслед за сыном, и Тайвину снова пришлось сдерживать улыбку.

Воистину, даже для самого грозного лорда, отцовство оставалось величайшим чудом.

Леди Джоанна Ланнистер, супруга лорда Тайвина Ланнистера, десницы короля, разрешилась от бремени Кэллумом Ланнистером, третьим ребёнком и вторым сыном десницы. В Утёсе Кастерли устроили пир, после чего двор короля Эйриса вернулся в Королевскую Гавань, где пребывал с последней луны 267 года от З.Э.

Семеро, спасите её от собственных детей! Порой они были сущими ангелочками, но когда решали вести себя иначе — о, когда они решали вести себя иначе!..

Джейме и Серсея, ещё младенцами, непрерывно ссорились друг с другом. Дрались у материнской груди, устраивали битвы едой, катались по полу — у Джоанны сердце кровью обливалось, не в последнюю очередь оттого, что она не могла различить этих маленьких проказников. Близнецы родились почти идентичными, несмотря на разный пол, и в четыре года сохраняли поразительное сходство. Джоанна перепробовала всё: наряжала Серсею в платья, стригла Джейме, но стоило девочке увидеть новую причёску брата, как она тут же состригала свои локоны под такую же. До сих пор Джоанна посмеивалась, вспоминая, как дочь уговорила Джейме надеть её платье и отправиться на уроки, пока сама носилась с мечом. Мальчику повезло — он был слишком мал, чтобы запомнить тот случай. Но Джоанна, о, Джоанна помнила. Она предвкушала, как однажды за тихим ужином расскажет эту историю жене Джейме.

Однако сегодня её беспокоили не близнецы. О нет, Джоанна охотилась за младшим сыном, Кэллумом, который в очередной раз ускользнул от бдительных слуг и отправился на поиски приключений по Утёсу. Обычное дело — для ребёнка, который старше его раз в четыре.

Вот только Кэлу едва исполнилось два года.

Впрочем, таким уж уродился её младший. Странным появился на свет, и только страннее становился с возрастом. В его зелёных глазах всегда мерцал недетский ум, и, хотя мальчик был мил, как солнечный лучик, явно не походил на обычного ребёнка — ни поведением, ни сообразительностью, ни способностью перехитрить нянек с того самого момента, как научился ползать.

Да, странным он был с самого начала. Даже к кормлению грудью относился на удивление вежливо и разумно — когда хотел есть, просто указывал на грудь, потом на свой рот. Джейме и Серсея часами ныли, а Кэллум казался слишком нетерпеливым для этого, словно само младенчество наводило на него скуку.

В полгода он уже научился говорить, хотя поначалу делал это редко. Его первые слова звучали пискляво, почти неестественно для едва ползающего малыша, но стоило ему научиться задавать вопросы — и хлынул настоящий потоп. Что означает то или иное слово? Что находится за пределами Утёса? Когда он начнёт учить буквы? (Какой ребёнок вообще жаждет изучать грамоту?!) Сын засыпал её вопросами всякий раз, когда она оказывалась рядом — возможно, именно поэтому она так часто поручала его заботам слуг с тех пор, как ему исполнилось полтора года. Джоанна могла выдержать лишь определённую «дозу» общения с младшим сыном за день.

Не то чтобы ему не хватало любви или нежности — напротив, он был самым обласканным из её детей. Серсея и Джейме половину времени держались за руки друг с другом, а Кэллум обнимался и прижимался только к матери. Джоанна наслаждалась этими моментами, особенно когда он уставал и временно истощал запас своих вопросов. Проблемы начинались, когда у него появлялись силы.

Похоже, сегодня сил у него через край. Джоанна поморщилась, подбирая юбки и поднимаясь по лестнице туда, куда, по словам мейстера Эомунда, направился мальчик. Она любила Утёс Кастерли, древнее средоточие могущества их семьи, но порой жалела, что в замке не обошлось без такого количества лестниц. Вороны и голуби в замковой голубятне встретили её карканьем и воркованием, когда она проходила мимо, взбираясь на самую высокую дозорную башню Утёса — ту, что возвышалась здесь ещё со времён Ланна Умного.

К тому моменту, как Джоанна достигла вершины, она задыхалась, хватая ртом воздух, а колени пылали огнём. Щурясь от яркого солнца, оставлявшего на древних камнях редкие тени, она огляделась. В углу её малыш стоял на старом плетёном стуле, вглядываясь с вершины Утёса в морскую даль.

— Кэллум! — позвала она между вдохами. — Прекрати убегать, ты погубишь свою бедную мать.

Обычно такие слова пропали бы втуне для двухлетки. Но она знала — Кэллум поймёт. Щуплый мальчуган моргнул, повернулся к ней, и его личико окрасилось тревогой.

— Ах… эм… матушка… я думал, вы найдёте меня ещё не скоро, — мальчик имел совесть покраснеть. — Я не планировал забираться так высоко к моменту ваших поисков.

«Прекрасно, теперь он пытается разгадать и мой распорядок» — Джоанна вздохнула про себя, хотя её раздражение смягчилось, когда сын слез со стула и бросился обнимать её.

— Вы в порядке? Хотите присесть? — Не в меру вежливо и искренне поинтересовался ребёнок.

«И ведь это всё из-за тебя, знаешь ли?» — Джоанна посмотрела на сына, который, похоже, искренне волновался, и задумалась, что лучше — отругать его или дать отдых ноющим коленям. В итоге победили колени.

Леди Утёса Кастерли с облегчением опустилась на плетёный стул, на котором недавно стоял её сын. Летнее солнце припекало кожу с безоблачного неба, но морской бриз и высота делали жару терпимой. Пока она переводила дух, раздражение на терпеливо ждущего рядом малыша начало остывать, хотя она определённо устала от этих погонь по замку.

— И что ты здесь делал? — спросила она, взглянув на сына, вытянувшегося по струнке рядом с ней.

— Хм? О, просто хотел посмотреть, как тут, — мальчик помедлил. — В смысле, за пределами замка. Из окон мало что видно, а отсюда можно разглядеть всё вокруг Утёса на много-много миль, — в его голосе звучала тоска, которую Джоанна никогда не слышала ни у Джейме, ни у Серсеи, но для их брата это было в порядке вещей. — Какой же широкий… какой прекрасный мир, правда? И прекрасная земля.

Джоанна смотрела на сына, чей взгляд устремился в просвет между зубцами, где открывался вид на Западные земли, а на губах играла улыбка, от которой таяло материнское сердце. Маленькая улыбка, мягкая улыбка, счастливая улыбка — такая, которую любая мать мечтала бы видеть на лице своего ребёнка.

— Тебе нравится здесь?

— Хм? О, очень нравится, — кивнул мальчик.

Джоанна уже собиралась предложить проводить здесь больше времени вместе, может быть, устроить пикник, но вспомнила про эти лестницы. Ух. Утёс Кастерли возвышался на две тысячи футов, а они находились ещё на пятьдесят футов выше, на вершине башни.

И всё же, раз сын просит…

— Что ж, полагаю, мы могли бы устроить здесь пикник… — проронила Джоанна, и лицо Кэллума просияло.

— О да, это было бы чудесно, — он энергично закивал. — Думаю, когда вырасту, я перестрою эту башню, сделаю наверху кабинет… о, и, может быть, маяк — его будет видно даже из Ланниспорта!

Джоанна улыбнулась, слушая, как мальчик принялся рассуждать обо всех изменениях, которые внесёт в башню, и обо всём, что сделает, когда вырастет.

Может, её сын и странный, но в душе он всё ещё оставался ребёнком.

Королева Рейла Таргариен разрешилась мертворождённым ребёнком от короля Эйриса II Таргариена. Лорд Тайвин Ланнистер, десница короля, распорядился о строительстве дополнительных казарм для Золотых Плащей в районе Блошиного Конца Королевской Гавани. Также лорд Ланнистер одобрил пристройку нового крыла для размещения септонов в Великой Септе Бейлора, поскольку старое пребывало в запустении и нуждалось в значительном ремонте.