Катынь 9. Ничего кроме правды. Часть 1
Мы продолжаем тему рассмотрения Катынского вопроса на Нюрнбергском процессе и сегодня у нас не совсем обычный выпуск, потому что весь он посвящён одной книге. Все выпуски в аудио.
katyn_9.mp3
00:00 / 01:01:25
Это книга Татьяны Сергеевны Ступниковой Ничего кроме правды. Подзаголовок книги: Нюрнбергский процесс. Воспоминания переводчика.
Почему эта книга? Да потому что сторонники версии Геббельса очень любят ссылаться на воспоминания Ступниковой в той их части, где речь идёт о рассмотрении катынского дела на процессе.
Дочь учёного-химика Сергея Даниловича Ступникова. Татьяна Сергеевна Ступникова была переводчиком-синхронистом в Нюрнберге в составе советской делегации. Этот факт пришлось проверять, уж очень странные мемуары она оставила. Но факт этот несомненный, она есть на записях кинохроники, её упоминают в своих воспоминаниях другие участники процесса. Есть документ о награждении медалью “За боевые заслуги”. И наградной лист, размещённый на сайте Бессмертный полк, женщиной, которая утверждает, что она “крёстная дочь” Ступниковой.
Переводчик группы ближней разведки 130-го отдельного винницкого краснознамённого полка связи. Русская, беспартийная, в армии с июля 1944-го, на фронте с 9 декабря 1944-го, ранений и контузий не имеет. В период наступательных действий нашей армии работала переводчиком в группе ближней разведки на приёмнике ЛПУ. 14 января 1945-го года ей была перехвачена радиограмма противника о намерении сбить поднявшийся наш аэростат для корректировки артогня. Перехваченная радиограмма была доложена начштаба, и аэростат был убран.
7 февраля 1945 года товарищ Ступникова перехватила работу корректировщика противника, корректировавшего огонь своей артиллерии по дороге, идущей в село ЗАбжег, где продвигались наши автомашины с боеприпасами. В результате принятых мер был найден обходной путь, и огонь противника эффекта не имел. Вся эта работа проходила под сильным артминомётным огнём противника. Несмотря на это, товарищ Ступникова продолжала свою работу. Достойна правительственной награды орденом Красная Звезда.
Это из наградного листа. Также “крёстная дочь” Малышева Е.Б. сообщает в своём описании на сайте, что Татьяна Сергеевна выполняла “разведывательные задания в ближнем тылу противника, где она, постоянно рискуя жизнью, под видом беженки из Прибалтики, добывала для нашего командования ценные сведения” и “в Чехословакии, ей довелось принять самое непосредственное участие в операции по задержанию генерала Власова”. И также:
Как одна из наиболее квалифицированных фронтовых переводчиков Т.С. Ступникова была прикомандирована к штабу Главнокомандующего Советскими оккупационными войсками и Главноначальствующего Советской военной администрации в Германии Маршала Советского Союза Г.К. Жукова. Здесь ей приходилось переводить во время ответственнейших переговоров и совещаний, на которых обсуждались вопросы послевоенного устройства в советской зоне оккупации, будущей ГДР.
В конце 1945 г. в Нюрнберге начался процесс по делу главных военных преступников. Для его обслуживания была сформирована группа переводчиков-синхронистов, в которую вошла Татьяна Сергеевна.
В общем, как видите, по описанию достойный человек, с интересной судьбой. Если я правильно понимаю, в своих воспоминаниях Татьяна Сергеевна изложила о процессе в Нюрнберге нечто, что нашим геббельсовцам нравится и подходит, очень уж часто они на неё ссылаются. Поэтому и предлагаю сегодня прочитать её книгу.
По просьбе немцев
Первое издание книги датируется 1998-м годом. Написана она была по словам Ступниковой, после 1994-го года, то есть где-то в период с 95-го по 97-й. Ступникова не только не скрывает, что написала книжку воспоминаний для немцев, по их просьбе и под их контролем, она, напротив, начинает с этого свой рассказ. Сегодня такие признания были бы приняты в штыки. Но таковы были реалии 90-х.
Сегодня уже подзабыли, сегодня у нас культ Победы, но в 90-х пришедшие к власти активно пытались доказать, что советская власть и нацистская Германия суть одно и то же, НКВД ничем не отличается от гестапо, Сталин и Гитлер - близнецы-братья, а война никакая не Отечественная, просто Гитлер опередил Сталина, который готовился напасть первым. И авторы конъюнктурных книжонок нисколько не стесняясь, писали о себе такое, что сегодня где-нибудь в одноклассниках даже запостить страшно.
Помните такую - Римму Нератову? Дочь профессора Кошкина/Курганова, которая написала воспоминания про “Дни войны”. Они были опубликованы в России в 90-х годах. Доктор экономических наук Кошкин/Курганов - бывший колчаковский офицер, недостреленный советской властью, был к 41-му году профессором Ленинградского финансово-экономического института и автором множества научных работ по бухгалтерскому делу. Имел квартиру в центре Ленинграда и дачу в Сосновом Бору. С началом войны вместе с дочкой был эвакуирован в Ессентуки, где и оставался после прихода немцев. Работал на немцев в финансовом отделе городской управы, и ушёл с ними. В Германии дочь трудилась в министерстве пропаганды Геббельса, а папа участвовал в деятельности власовских организаций. В итоге они оказались в США, где Кошкин печатался в НТСовских журналах. Это именно на его высоко научные труды ссылался писатель Солженицын, когда говорил о том, что большевики разными способами уничтожили 60 миллионов своих соотечественников. А жёнушка Солженицына уже после его смерти спокойно рассказывала об этом по телевизору в программе Познера, не упоминая, конечно, о том, что Кошкин был предателем. Внук Кошкина, сын его дочери Риммы, в США стал архитектором и построил для Солженицыных дом в штате Вермонт, тот самый который вы можете видеть в нетленных документалках Станислава Говорухина.
Это я всё к тому, что нужно понимать, что за время в этом смысле были 90-е. Римма Нератова, дочка, Кошкина/Курганова обо всём этом, обо всех гадостях, совершённых ей лично и её папой, совершенно спокойно написала в книге воспоминаний, и это публиковалось здесь, у нас. Сочинения предателей. Если тема интересна, можете посмотреть на канале видео На кого ссылался Солженицын? , это подробный разбор книжки Нератовой. Кстати, в аудио-формате тоже можно выложить.
В 90-е они перестали стесняться. Было полное ощущение, что они победили, и в общем, так оно и было. Иначе бы мы не разбирали сегодня Катынское дело. Курс тогда был на сближение с сатанинским ныне Западом и наши геостратэги за признание легитимности бандитским путем взятой власти готовы были признаться в чём угодно, даже в распятии Христа, не то что в расстреле Сталиным каких-то там поляков 50 лет назад.
И вот, значит, после предложений от немцев у Татьяны Сергеевны Ступниковой в возрасте за 70, как она пишет, “возникло непреодолимое желание рассказать о пережитом”. В течение полувека такого желания не возникало, но в середине 90-х, вот, возникла “непреодолимость” поведать об ужасах советской жизни и провале СССР в Нюрнберге. Сразу после того как немцы предложили написать и издать. Снова вспоминается режиссёр Говорухин, обвинивший Ленина, например, в работе на немцев, доказательств чему так и не было найдено, но сам при этом снявший свои документалки на немецкие деньги, о чём сказано прямо во вступительных титрах.
Бездны ГУЛАГа и Всемогущий Властелин
С первых же страниц Ступникова опускается до самых низких оскорблений в адрес не только советских руководителей, но и обычных советских людей, называя их “винтиками”. Разумеется, это не её мысль, а всего лишь повторение распространённого в то время штампа. Благо телевизор фигачил об ужасах сталинизма 24 на 7 с конца 80-х.
Может быть, потому, что события 90-х годов на моей Родине хотя и не вырвали из души полностью, но всё же приглушили чувство страха, владевшее советскими людьми - «винтиками» в годы сталинизма.
На первых же страницах мы узнаём, что она - дочь врагов народа. То есть репрессированы были и папа и мама. И она, стало быть, с такой биографией сначала закончила разведшколу, потом оказалась переводчиком штаба Советской военной администрации в Германии (СВАГ), а потом была в составе советского представительства на Нюрнбергском процессе. Жестока была советская власть. Свирепа и жестока.
Жизненный маршрут, пройденный мною до Нюрнберга, был крут. Временами мне казалось, что его прошла не я, а мой двойник, действовавший вместо меня. Сверхчеловеческие тяготы породили и укрепили во мне уверенность, что ничего чрезвычайного в моей жизни больше не произойдет.
“Жизненный маршрут был крут” - это позаимствовано у Евгении Гинзбург - ещё одной страдалицы ГУЛАГа, которая свою книжку так и назвала “Крутой маршрут”. О “сверхчеловеческих тяготах” чуть дальше.
С этими мыслями я и приступаю к своим воспоминаниям о Нюрнбергском процессе, о котором я хочу рассказать Правду, только Правду и ничего кроме Правды.
В ветреный холодный вечер января 1946 года мне, переводчику штаба Советской военной администрации в Германии (СВАГ), приказал явиться к себе заместитель наркома НКВД Берии — сам генерал Серов. Путь от порога квартиры, где я жила, в Карлсхорсте до резиденции грозного генерала был недалек, но, пока я шла, перед моим мысленным взором промелькнули все страшные события моей молодости. Я готовилась к этой встрече, как к неизбежной гибели. Я могла бы поклясться Богом, что не совершала никаких преступлений, но была глубоко убеждена, что клятвы мне не помогут. Вызов к столь могущественному лицу означал, что моя участь, несомненно, уже решена. Опыт всей предыдущей жизни не позволял мне в этом сомневаться. Я знаю, что меня не поймут современные молодые люди, но тот, кто жил при сталинском социализме или гитлеровском нацизме, хорошо знает, что это сущая правда.
Ну, вот такой вот слог, такой посыл, такое содержание. Её участь уже решена, сейчас её немедленно арестуют, а потом непременно расстреляют и, может быть, даже не один раз. И делать всё это будет лично грозный генерал - заместитель Берии, которому, как мы все с вами хорошо понимаем, больше нечем заняться, кроме как репрессировать 22-летнюю переводчицу лично. И это только начало.
Кстати, по поводу того, что я вот, мол, дочь репрессированного папы сейчас меня и саму непременно репрессируют. Чтобы вы понимали. Папу арестовали в 37-м, достоверных данных о том, за что, не опубликовано. Папа тогда был главный инженер 6-го Главного Управления Наркомата оборонной промышленности СССР. Трудился папа в заключении в шарашке, работал на заводе. Был эвакуирован в Сибирь в начале войны. В 1943 г. папу освободили и назначили главным инженером особого бюро Управления химической промышленности. В 1945-м он - главный инженер Государственного института по проектированию заводов основной химической промышленности Минхимпрома СССР. Защитил докторскую диссертацию. В 1946-м году - получил сталинскую премию 2-й степени (в составе коллектива) и награждён орденом «Знак Почёта».
Со страхом я открыла массивную дверь, и мои налитые свинцом ноги с трудом переступили через порог серого дома, в котором в то время быстро и безжалостно решались судьбы многих немцев и русских.
Со страхом открыла массивную дверь… свинцовые ноги… серый дом.. Наверное, грозный генерал Серов - участник церемонии подписания капитуляции Германии и герой Советского Союза - выбрал в этом Карлсхорсте самый серый дом, какой только смог найти. Чтобы безжалостно решать судьбы многих немцев и русских. Давайте-ка ещё раз то же самое, но с музыкой, дабы подчеркнуть настроение, которое хочет передать нам автор.
Со страхом я открыла массивную дверь, и мои налитые свинцом ноги с трудом переступили через порог серого дома, в котором в то время быстро и безжалостно решались судьбы многих немцев и русских. Мне предстояло пройти еще несколько больших пустых помещений, полы которых были покрыты коврами, и каждый раз я внутренне готовилась к предстоящей встрече и, как бы ожидая удара, втягивала живот. Только сейчас, когда я пишу эти строки, мне пришло в голову, что эта анфилада ярко освещенных комнат перед кабинетом всемогущего властелина была не простой случайностью, а хорошо продуманной системой запугивания маленького человека.
Всемогущий властелин Серов выбрал в этом вашем Карлсхорсте самый серый дом с самой хорошо продуманной системой запугивания маленького человека. Хотя, может, ему там построили по-быстрому специальный дом для запугивания.
Но по тексту выясняется, что Серов всего лишь отправляет её синхронным переводчиком на процесс. Серова Ступникова называет “хозяином”. Себя она в таком случае, очевидно, идентифицировала “рабой” или “прислугой”.
Мне была обеспечена бессонная ночь. Я была в полной растерянности и никак не могла собраться с мыслями. Чувство мучительного страха с новой силой овладело мной. Завтра мне предстоит, думала я, заполнить длинную анкету для отъезда за границу в служебную командировку. Анкету, в которой надо будет сообщить все данные о моих родственниках, происхождении, месте работы и даже о том, служила ли я в белой армии (очевидно, за два-три года до моего рождения!).
Вот так прям в 1946-м году иронизировала? И до старости так и не поняла, что все анкеты ВСЕГДА штампуют типовые, и в том разделе, который к тебе не относится, люди обычно просто ставят прочерк? А в её наградном листе “участие в гражданской” и “участие в отечественной войне” - это вообще ОДНА строчка. Просто вписываешь то, что относится к тебе. Ничего не относится, - ничего не вписываешь. Это всё равно, что сегодня издеваться над вопросом в анкете о смене фамилии или гражданства.
Загадочным оставалось лишь поведение генерала, или, точнее, его приказ отправиться в Нюрнберг без промедления. Генерал должен был знать, что для беспартийной дочери «врагов народа» такая поездка была невозможной.
Дочь главного инженера Государственного института по проектированию заводов основной химической промышленности Минхимпрома СССР, лауреата сталинской премии.
К тому же служебная обязанность генерала как раз и состояла в том, чтобы не допускать подобных промахов. И поэтому мне было ясно, что не позднее завтрашнего дня эта ошибка начальства будет исправлена, возможно, самым роковым для меня образом. При везении же я могла надеяться, что получу возможность отправиться не в Нюрнберг, а домой, в Москву.
Но на следующий день все пошло как по маслу, без задержки. И - о, чудо! - без анкеты и без допроса. … На второй день после вызова к генералу я и еще три переводчика из СВАГ приземлились на аэродроме в городе игрушек и колыбели нацизма — Нюрнберге.
Да что вы говорите? Что, даже пыток не было? А анкету для выезда за границу, скорее всего не пришлось заполнять, потому что Карлсхорст - это район Берлина и, так же, как и Нюрнберг, находится в Германии. Разные зоны оккупации, да, но тогда ещё не заграница.
Без переводчиков!
Оказалось, что вначале советская делегация... прибыла в Нюрнберг без переводчиков, ибо наши руководящие товарищи были убеждены в том, что в американской зоне американцы возьмут на себя не только решение всех экономических и технических проблем Нюрнбергского процесса, но и перевод на четыре языка.
Это вряд ли. Ступникова утверждает, что советская делегация припёрлась в Нюрнберг БЕЗ ПЕРЕВОДЧИКОВ. Дескать, нам переводчиков предоставят организаторы - то есть американцы. И в правильности перевода, каких-то категорически неизвестных им людей советские представители были уверены? И кем должны были оказаться эти переводчики? Белоэмигрантами? Полностью довериться им? При такой-то тирании, при таком жутком тоталитаризме приехать на процесс, который будет идти на 4-х языках, с уверенностью, что тебе американцы дадут неизвестных тебе переводчиков, которые будут тебе неведомо что переводить? Кто в состоянии поверить в эту глупость?
И это при том, что процесс начался 20 ноября 1945-го года. Ступникова, как она пишет, приехала в январе 46-го. И как же процесс шёл часть ноября, весь декабрь и часть января БЕЗ ПЕРЕВОДЧИКОВ? Что они там делали без переводчиков? Ушами хлопали? Глава секретариата советской делегации Аркадий Полторак прибыл в Нюрнберг 1 декабря 1945 года (стр. 21). Не знаю, почему не к началу процесса, но так он пишет в своих воспоминаниях. Возможно, он кого-то заменил. Тем не менее. Процесс идёт, заседания идут. Наши, значит, сидят, не понимают нифига, глава секретариата, наверное, оценивает ситуацию, но не делает ничего. И только в январе начинают собирать переводчиков. Ну, понятно, интересно же всё-таки, что происходит. О чём говорят-то на процессе? Это всё, конечно, настолько мощная фантазия… позвольте, я включу аплодисменты.
АПЛОДИСМЕНТЫ
Это были аплодисменты в честь Татьяны Сергеевны Ступниковой, потому что тот уровень, тот полёт её фантазии мы, конечно, должны были как-то отметить. Но, всё самое интересное впереди.
Скрывала, что знает немецкий
Воспоминания покоятся в моей памяти, как тяжелые камни в проточной воде быстротекущего времени.
Вот этот комичный пафос исчезает только тогда, когда Татьяна Сергеевна вставляет куски чужого текста, выдавая его за свой. Но об этом чуть позже. А пока вот такое:
Что значат для последующих поколений фамилии Берия, Серов, Вышинский, Гиммлер, Кальтенбруннер? А мы, свидетели тех событий, случайно оставшиеся в живых, пытаемся воскресить ужасы прошлого и показать их молодым людям XX и XXI веков не для расширения их научных познаний в области истории, как это принято делать в учебниках и научных исследованиях. Мы стремимся донести до них свои личные переживания.
Свидетели тех событий выжили по чистой случайности. Это какой-то антисоветский плакат, где смерть в красной шинели и красной будёновке машет косой. Жить в СССР было так страшно, что из соображений безопасности Татьяна Сергеевна даже скрывала, что знает немецкий язык. Как вам такое? Правда, она же пишет о тёплой дружбе с германскими нацистами и о том, как большевики нацистам всячески помогали, но не будем цепляться за эти, такие милые, противоречия.
Знание немецкого языка я получила в немецкой школе в Берлине, куда моего отца послали в длительную командировку, и в немецкой школе имени Карла Либкнехта в Москве. Но речь об обеих школах еще впереди. Эти свои знания на Родине я долгое время скрывала. Так было необходимо для моей безопасности. И только когда мне было сказано, что немецкий язык срочно требуется на фронте Великой Отечественной войны, я вновь заговорила по-немецки. Это произошло на 4-м Украинском фронте в Польше, Германии и Чехословаки.
А до фронта Татьяна Сергеевна училась в разведшколе “при Военном институте иностранных языков”, как сообщает нам её крёстная дочь на сайте Бессмертный полк. И вот, значит, обучаясь там, в институте иностранных языков, она скрывала, что знает немецкий язык и заговорила только на фронте, в 1944-м году. Ловко! Как же она попала-то туда? В разведшколу при Институте иностранных языков? На кого училась? Кто и зачем её туда взял?
Оковы коммунизма
Как можно сохранить порядок, когда хаос царит в целом мире, когда народ Толстого и Достоевского позволил обмануть себя призраком коммунизма, а народ поэтов и мыслителей — нацизмом?
Ну, ничего, оковы коммунизма давно сброшены и теперь на нашу землю наконец-то вернулся порядок!
Мои впечатления о Нюрнберге, кроме того, тесно связаны с событиями на моей Родине, ибо большевики и нацисты - близнецы.
Я напомню. “За годы войны отдали свою жизнь во имя победы около двух миллионов коммунистов – свыше половины состава ВКП(б) к лету 1941 года”. (История Коммунистической партии Советского Союза. Т. 5. Кн. 1. М., 1970. С. 643). С теми, кто был на кандидатском сроке, число увеличится в два раза. Братья-близнецы нацистов, знали бы они, какими помоями их будут поливать не только потомки, но и современники, “чудом оставшиеся в живых”.
А если прочитать книгу Эрхарда Рауса “Танковые сражения на Восточном фронте” (стр. 40) - немецкого военачальника, участника двух мировых войн, то можно узнать, что:
То, что солдаты Красной Армии продолжали сражаться в самых безнадежных ситуациях, совершенно не заботясь о собственной жизни, можно в значительной степени приписать храброму поведению комиссаров. Разница между Российской Императорской Армией в годы ПМВ и Красной Армией даже в самые первые дни германского вторжения была просто колоссальной. Если в прошлой войне русская армия сражалась как более или менее аморфная масса, малоподвижная, лишенная индивидуальностей, духовный подъем, вызванный идеями коммунизма, начал сказываться уже летом 1941 года.
Генерал Эрхард Раус знал, о чём писал. Это он командовал боевой группой 6-й танковой дивизии, которая летом 1941 года под РасЕйняем была остановлена одним советским танком КВ-1. Танк сутки держал оборону и не давал Раусу продолжить наступление. В группе Раус было от 2-х до 3,5 тысяч человек. Танк заблокировал продвижение группы, расстрелял несколько автомобилей, успешно противостоял танкам противника, уничтожил пытавшуюся атаковать его противотанковую артиллерию группы и даже умудрился лишить группу связи со штабом дивизии. В итоге танк всё же удалось взорвать. Потратили на это около 22 часов. Экипаж танка был похоронен с воинскими почестями, так как немцы были глубоко потрясены героизмом танкистов. В 1965-м году останки экипажа перезахоронили на воинском кладбище. При раскопках среди прочих личных вещей был найден нечитаемый комсомольский билет одного из танкистов. Брата-близнеца нацистов по мнению Татьяны Сергеевны Ступниковой.
Именно поэтому русские и немцы после всего пережитого должны сделать все возможное, чтобы страшный обман народов не повторился. Ведь никакой роли не играет то, на какой сцене ставилась эта жестокая пьеса и какие лозунги и символы в ее постановке использовались: свастика или серп и молот. Подумать только, какая ужасная судьба постигла даже сами эти в сущности прекрасные символы рождения огня и созидания всего, чем жив человек! И так ли важно, под каким лозунгом ведут вас «вожди»: «Труд освобождает» или «Труд есть дело чести, дело славы, дело доблести и геройства»? Куда важнее вспомнить, что и тот и другой лозунги использовались в Германии и в Советском Союзе в лагерях для заключенных. Это ли не доказательство родства двух тираний?
Я вам больше скажу, и Сталин, и Гитлер носили усы. Это ли не доказательство родства тираний?
Но вот и Нюрнберг!
Целая глава посвящена тому, как в первый же день её забыли в каком-то кабинете, все ушли без неё, и она заблудилась в коридорах Дворца Юстиции в Нюрнберге, американские солдаты нашли её и заперли в какой-то комнате, где она сидела и переживала, что за общение с иностранцами ее отправят в ГУЛАГ.
Для советского следователя 40-х годов состав преступления был налицо и не требовал никаких дополнительных доказательств. Оставалось только назвать меня агентом американской или даже нацистской разведки, корни которой, несомненно, сохранились в американской зоне оккупации.
Такое развитие событий казалось мне неизбежным. Более того, миллионы моих сограждан могли бы подтвердить реальность этих опасений и отсутствие в них бредового начала.
Потратив около 30-ти страниц на общие слова и описания своих эмоций, Ступникова вдруг резко приступает к вопросам о секретных протоколах к пакту Молотова-Риббентропа и катынскому делу. Это сделано настолько топорно, что просто бросается в глаза.
Думаю, что о секретных протоколах наши высокие судьи, как и мы, простые смертные, впервые узнали на суде. Что же касается Катынского расстрела, то полагаю, что им были слишком хорошо известны советские методы физического уничтожения людей, более того — находясь на ответственных постах в юридическом аппарате Советского Союза, они просто не могли не принимать участия в кровавых злодеяниях большевистской власти.
А то! В Советском Союзе расстреливать по 11 тысяч человек и аккуратно, рядками, укладывать их в могилы в двухстах метрах от оживленной трассы и рядом с домом отдыха и пионерлагерем - это было в порядке вещей, ничего особенного.
При этом ни один, буквально - НИ ОДИН эпизод процесса до сих пор не описан и не упомянут в этих “воспоминаниях”. Возможно, количество упоминаний нужных эпизодов было заранее оговорено условиями, при которых внезапно возникло “непреодолимое желание” поделиться с миром воспоминаниями молодости. Такая мысль возникает потому что несмотря на то что ты, читатель, уже настроился на чтение наконец-то воспоминаний о Нюрнберге, Ступникова резко бросает эту тему.
Теперь следует несколько листов тяжеловесной лирики про тоталитаризм, ужасы советской власти и невыносимо тяжёлую жизнь в атмосфере "большевистских злодеяний".
Кара за малейшие ошибки и проступки, да и вообще ни за что, а просто так, по доносу завистника или секретного сотрудника, которых в советской делегации было больше, чем достаточно,могла настичь нас везде. Каждый мог полагать, что расправа будет жестокой и беспощадной.
Откуда 22-х летняя переводчица знала о количестве секретных сотрудников в составе делегации?
Наши секретные агенты в Нюрнберге были, как правило, в чинах и погонах или же без погон и без определенных занятий.
Были “как правило” в погонах или без погон. Голову можно сломать.
Правда, иногда им приходилось, большей частью для отвода глаз, выполнять задания, связанные с Международным процессом. Однако их основная работа заключалась в слежке за всеми и за каждым в отдельности в целях «разоблачения преступной связи советского гражданина с иностранной разведкой». Доклады начальству о каких-либо высказываниях и действиях антисоветского характера они должны были писать регулярно. Поэтому, если таковых высказываний и действий не было, их следовало выдумывать.Как говорится, «ни дня без строчки». Служба соглядатаев должна была работать бесперебойно.
Складывается впечатление, что Татьяна Сергеевна Ступникова лично руководила работой секретных агентов. Либо агенты были настолько секретны, что обсуждали свои будни, нужды и чаяния в курилке Дворца Юстиции лично со Ступниковой и прочими “статистами процесса”, как она сама себя называла. В противном случае откуда она так хорошо осведомлена не только об их наличии, но и о том, как часто им приходилось писать доклады?
Надежными помощниками профессиональных секретных агентов были добровольные осведомители - наши коллеги. Дружная совместная работа не мешала некоторым из нас строчить доносы на своих товарищей, вызывавших у них чувство зависти или неприязни.
Ну, так и есть, она очевидно заведовала этим лично. А между тем, это уже 30-ть страниц из 200! Воспоминания о Нюрнбергском процессе: тридцать страниц грязи и плевков в свою страну, в свою молодость, в свое прошлое, в своих сослуживцев.
Вслушайтесь, как мы, в ход судебного разбирательства, сравните, сопоставьте, и вы увидите, что многое, если не почти всё, звучавшее на процессе относится к любому из тоталитарных государств. Как бы они себя ни называли: нацистскими, фашистскими или «социалистическими», — они подобны близнецам-братьям. …
Права назвать близнецами СССР и нацистскую Германию мне никто не давал. Это право можно дать только себе самой. И на этих страницах я впервые решилась писать только правду, а это значит рассказать о том, что было мною выстрадано на скамье переводчиков в Нюрнберге.
Что ж, давайте же наконец узнаем, что именно было выстрадано на скамье переводчиков в Нюрнберге.
Волею судьбы попав на Нюрнбергский процесс, наблюдая и слушая происходившее в зале заседаний и за его пределами, я сердцем и душой ощущала удручающий параллелизм в действиях двух диктаторов и их подручных. Сравнения напрашивались сами собой. Ничего не надо было придумывать. Они возникали незаметно, вплетаясь в речи обвинителей, защитников и подсудимых, в представляемые документы и, наконец, в устные и письменные показания свидетелей.
Интересно, будут ли уже какие-то воспоминания о процессе?
И я клянусь Богом, всемогущим и всеведущим, что буду писать Правду, только Правду, ничего кроме Правды. Да поможет мне Бог.
Кровопиец Вышинский
Аминь. Далее следует сравнение жены советского прокурора Вышинского с женами нацистских преступников.
Думаю, что возражений против ее формального приравнивания к женам подсудимых Нюрнбергского процесса, по крайней мере со стороны моих соотечественников, не последует. Из памяти советских людей моего поколения никогда не изгладятся преступления, совершенные Вышинским в период массовых репрессий и в бытность его Генеральным прокурором СССР. Он не только принимал активное участие в преследованиях жертв сталинского режима, но и, будучи образованным юристом, всячески способствовал творимому в нашей стране беззаконию своими «теоретическими» изысканиями в области юриспруденции.
Кто, где и когда признал Вышинского преступником? Каким судом вынесено это решение? На основании чего? Какие именно жертвы преследовались? Опубликованы ли следственные дела “жертв”, чтобы мы могли убедиться в их невиновности, в том, что они именно “жертвы”? О каких именно изысканиях в области юриспруденции идёт речь? Должны ли мы отвергнуть капитуляцию Германии, которую Вышинский принимал вместе с Жуковым 8 мая 1945 года? Он же и привёз текст документа и вообще обеспечивал всю правовую поддержку процесса. Теперь, раз он преступник, то и действия его преступны? Ответов на эти вопросы у Ступниковой вы не найдете. Очевидно, что Вышинского она заклеймила преступником по собственному почину, так человеку захотелось. Тем более, что она пишет “Я наблюдала за этим человеком в домашней обстановке”.
Далее идёт обмусоливание каких-то слухов о смерти Вышинского и до сих пор - никаких воспоминаний о Нюрнбергском процессе.
А как вам такой пассаж?
Зато достоянием гласности, преимущественно зарубежной, стал тост, произнесенный советским инквизитором 26 ноября 1945 года на приеме, устроенном в его честь главным американским обвинителем Джексоном. На этот прием были приглашены судьи, обвинители и вообще вся руководящая элита Нюрнбергского процесса. Вышинский, как ему и было положено, произнес бесхитростный тост: «Давайте выпьем за подсудимых. Пусть их путь приведет их из зала суда прямо в могилу!» Прежде чем переводчик успел перевести это зловещее пожелание на английский язык, многие иностранцы, в том числе и судьи, уже успели осушить свои бокалы. Услышав перевод тоста, некоторые из них как бы поперхнулись, считая недопустимым такое явное предвосхищение приговора Трибунала всего лишь через шесть дней после начала его заседаний. Я в то время еще работала в Берлине, и мне не суждено было встретиться с Вышинским, чему можно только радоваться.
Ступникова не была на приёме, который описывает, в чём честно признаётся. Однако описание дано как воспоминание, как имевший место факт и нет ни малейшего сомнения. Сам эпизод честно украден из книжки сына Рузвельта “Его глазами”. Только Рузвельт утверждает, что произнёс этот тост Сталин на Тегеранской конференции, чем взбесил Черчилля. Черчиль был возмущён и весь красный ругал тирана за такие предложения, которые противоречат “английскому чувству справедливости”. Верить в данном случае нелепому рассказу Рузвельта, конечно, нельзя. И вот почему.
Даже если принять на веру эмоциональный рассказ Ступниковой, а чему, собственно, поперхнулись уважаемые судьи? Премьер-министр Черчилль неоднократно призывал решить судьбу нацистских лидеров в административном порядке путём принятия политического решения. Проще говоря, убить их без суда и следствия.
А тут, значит, кто-то высказывает уверенность том, что военных преступников, убивших миллионы людей, после суда постигнет справедливое наказание и судьи поперхнулись! Почему? ну, и воспоминания Рузвельта, это, конечно, просто анекдот.
Дальше оказывается, что семейство Ступниковых было соседями по даче с семьей Вышинских.
Дачи и заборы были деревянными, и наши участки отделял друг от друга деревянный штакетник, сквозь который прекрасно был виден Генеральный прокурор СССР, двигающийся между картофельным полем и овощными грядками.
Жуткое дело. Генерального прокурора и опричника Сталина могли запросто рассматривать соседи. Ну, не беда, ошибки прошлого учтены и никогда больше не повторятся. Сегодня любому желающему поглазеть на чиновника такого ранга прямо в рыло упрётся высокий демократичный забор. А могут рыло и набить.
Дальше следует рассказ про мать жены Вышинского, про то, как он не разрешал ей вешать иконы в красный угол, а она его в ответ называла “кровопийцей и палачом”.
А я напоминаю, что мы всё ещё читаем воспоминания о Нюрнбергском процессе, на которые, как на исторический источник ссылаются геббельсовцы и в частности Википедия.
Ее дочь боялась мужа и не могла оставить его, страшась мести и гнева, будучи уверена в том, что он способен погубить не только жену, но и собственную дочь. Весь архипелаг ГУЛАГ был в его распоряжении.
Как сейчас вижу Капитолину Исидоровну — худую и, несмотря на пожилой возраст, не потерявшую стройности фигуры женщину с некрасивым болезненным лицом и потухшими грустными глазами. Она была глубоко верующим человеком и не могла оставаться равнодушной к страданиям людей. В тайне от мужа помогала она узникам ГУЛАГа, живя в атмосфере постоянного страха и к тому же всеобщей неприязни окружающих.
Здесь читателю предлагается по умолчанию принять, что все узники ГУЛАГа, - это ни в чём неповинные жертвы репрессий. Хотя, как знать, может быть Капитолина Исидоровна воровала у мужа какие-то следственные дела, изучала их, сама решала, кто жертва, и помогала только таким. А может, помогала всем без разбора - убийцам и насильникам тоже. Знала бы она, что за все труды праведные будет приравнена к жёнам нацистов! Господи, вот уж точно, бумага все стерпит.
И у нас, в социалистической стране, жены власть предержащих чиновников в массе своей мало чем отличались от жен нацистских чиновников.
Ну, вы знаете этих жён советских чиновников, обожающих абажуры из человеческой кожи! А я напоминаю, мы читаем воспоминания человека, который присутствовал на Нюрнбергском процессе в качестве переводчика и вынес это присутствие в подзаголовок своего сочинения.
Когда же Нюрнберг?
Мы уже на 51-й странице двухсот страничной книги воспоминаний о Нюрнберге, а о самом процессе пока было только появление там жён двух подсудимых и короткое упоминание катынского дела и секретных протоколов.
На 52-й странице Ступникова коротко описывает свои впечатления от неприятной внешности Гесса и снова переключается на воспоминания, не имеющие никакого отношения к Нюрнбергу.
Дальше снова рассуждения о том, как могли люди совершить то, что совершили. И по-прежнему категорическое отсутствие каких-бы то ни было воспоминаний о процессе. Вообще ничего.
Рассуждения о пропаганде, про Гитлера, про хорошо оплачиваемую работу, которую можно было бы сочетать с аспирантурой и которую она нашла, вернувшись в Москву, “в министерстве кинематографии, у самого министра Большакова”. Жестока была советская власть, ох жестока. Дочь врага народа, лауреата Сталинской премии, берут в разведшколу, она выполняет ответственные задания на фронте, служит переводчиком в штабе у маршала Жукова, участвует в Нюрнбергском процессе, потом работает у министра, учится в аспирантуре, потом работает в библиотеке имени Ленина, по-прежнему проживая в центре Москвы у Покровских ворот…
Как она выжила-то вообще? Как дожила до 2005-го года? При таких-то страшных лишениях и муках?
Тут вспоминается интервью с бабкой Смилгой, которое мы разбирали в выпуске Дудь, Колыма и снова мороженщица. Жила в Доме Правительства в шестикомнатной квартире, папу посадили ни за что без суда и следствия, вокруг был крепостной кошмар, аресты 20-летних детей, следователь кормил бутербродами с колбасой, матом не ругался, не бил, лагерь был хороший, никто не обижал, устраивали концерты, дом культуры, пианисты, оркестры, играла в джазе ударником, изолятора не было, карцера не было, Сталин - зверь, погубил Россию. Рекомендую, если кто не видел, это очень смешно.
Министру срочно понадобились переводчики, в том числе и с немецким языком, для перевода трофейных фильмов. … Условия оказались подходящими, не говоря уже об оплате. Работать надо было через день, точнее через ночь, чередуясь с другой переводческой бригадой.
А потом ещё выяснилось, что фильмы переводить нужно аж для самого Иосифа Виссарионовича Сталина. Как вы понимаете, заниматься этим могла только дочь врага народа.
Фильмы надо было не просто переводить, но сразу же и отбирать, руководствуясь следующими указаниям высочайшего начальства: никаких любовных сцен (тогда понятия эротики, не говоря уже о сексе, в нашем лексиконе еще не было), никакой политики и только черно-белые ленты. Дело в том, что Вождь опасался вредного воздействия цветного изображения или даже просто самих красок на здоровье. А как любой диктатор, драгоценный и любимый вождь народа, он хотел, нет — просто обязан был жить вечно!
Интересно, Сталин кино смотрел или просто лизал плёнку? Какое воздействие красок? Что за нездоровые сюжеты?
И вот, на 59-й странице воспоминаний начинается что-то про Нюрнберг. И мы, затаив дыхание, читаем о том, о чём можем прочесть в десятках других книг, да и просто в стенограммах процесса, изданных на 4-х языках. Шахта спросили, Шахт ответил, Никитченко заявил… но тут мы опять внезапно заканчиваем с Нюрнбергом и снова продолжаем поносить сталинский СССР. И снова Нюрнберг, и опять нудное перечисление общеизвестных эпизодов Трибунала. И снова ужасы совка:
Надо иметь в виду, что мы, советские граждане, старались не распространяться на подобного рода исторические и в данном случае по существу политические темы. Мы были в буквальном смысле окружены стукачами, которые, чтобы выслужиться перед начальством или просто навредить несимпатичному человеку, а то и по указанию свыше могли ловко исказить или «тонко» прокомментировать любые твои высказывания, накатать на тебя любую наглую и беспардонную клевету, чреватую серьезными неприятностями.
Это была сентенция со страницы 62-й. В книге, напоминаю, 200 страниц. Двигаемся дальше. Следующая глава.
Иногда возникало практически безвыходное положение. Человек вынужден был высказываться, но не знал, как «попасть в струю», то есть чего именно желали бы от него услышать Партия и Великий Вождь Советского Государства. Даже самые закаленные бойцы советского идеологического фронта нередко терпели фиаско. Как лучшее тому подтверждение мне запомнилась история, рассказанная в 60-е годы известным советским журналистом и писателем Борисом Полевым.
А мы же найдем здесь “воспоминания про Нюрнберг”? Вы же ещё верите в это, как верю в это я?
Мы встретились с ним на берегу Женевского озера как участники одной из международных встреч, организованных Всемирным советом мира (он корреспондент, я синхронный переводчик).
Дети врагов народа что-то переводят лично для Сталина, учатся в аспирантуре, работают у министров и участвуют во Всемирных советах мира. Кровь стынет в жилах от осознания ужасов советской реальности.
Дальше следует какая-то развлекательная байка про Сталина и следующий пассаж:
Мне нынче нечего терять. За моей спиной не стоят страдальцы родственники. Вокруг меня не толпятся стукачи, которые, я всё же думаю, не перевелись на Руси, но скорее всего заняты другими объектами — зачем им пенсионерка? Поэтому я без страха и сомнения пишу о том, что мне самой удалось увидеть, прочувствовать и передумать в Нюрнберге и на моей Родине в те теперь уже далекие годы. Прежде страх замыкал мои уста и останавливал перо. И я, может быть и с опозданием, но пишу, надеясь, что мои наблюдения и переживания представят некоторый интерес для современного читателя.
Кажется, всё это было предисловие. Страх теперь на замыкает уста и не останавливает перо. Мы на 65-й странице, и теперь уж точно будет про Нюрнберг. И вот автор воспоминаний рассказывает нам… биографию Геринга. Перечисляет должности, которые занимал Геринг в Третьем Рейхе.
И на всех этих постах Геринг не проявил себя не только мудрым, но хотя бы достаточно грамотным руководителем. Исключение составляет лишь та сторона его деятельности, которая была связана с ограблением оккупированных территорий. И Геринг действительно грабил, используя все возможности для обогащения, страшно сказать, в первую очередь себя самого, а потом уж и любимого, но в конце концов покинутого им фюрера. На поприще грабежа рейхсмаршал проявлял удивительную смекалку и действовал весьма энергично.
Это воспоминания, да? Воспоминания переводчицы Нюрнбергского процесса. Она же просто пересказывает ЛЮБУЮ статью о Геринге.
69-я страница - пересказывает биографию Геринга.
70-я страница - длинная цитата из показаний Шахта.
Мысли Ступниковой о Геринге. Когда же уже начнутся мемуары? Вся информативная часть о Нюрнберге к настоящему моменту сводится ровно к тому, что она там была и была переводчицей.
Местами Ступникова просто пересказывает своими словами текст Приговора или статьи из газеты Правда за 1946 год, в которых освещался процесс (Я намереваюсь грабить, и именно эффективно!). совершенно механический текст, который представляет из себя не воспоминания, а просто переписывание других текстов. Это очень хорошо видно, потому что писатель из Ступниковой мягко говоря никакой, и граница между, как сегодня говорят, копипастой и собственными попытками поиграть в писателя видна невооруженным глазом. Даже по длине предложений видно. Сама Ступникова пишет короткими, простыми предложениями примитивной конструкции. Украденный текст представлен сложными предложениями в три-пять-семь строк. Это бесконечное растягивание “воспоминаний” выглядит просто нелепо.
Вот, например, из личного творчества:
На моей многострадальной Родине было совершено немало преступлений, но Нюрнбергского процесса у нас не было и нет. Может быть, поэтому в России ныне остались только жертвы и нет палачей. Сталин, как и Гитлер, ушел из жизни, не дав показаний по своему уголовному делу.
Я долго думал над этим пассажем, но я так и не понял, почему в России якобы нет палачей и почему их нет из-за того, что в России не было Нюрнбергского процесса. То есть, если бы в России был Нюрнбергский процесс, то появились бы палачи? В смысле, палачи, признанные процессом? Осуждённые?
Что за уголовное дело Сталина? Это что-то из параллельной Вселенной? Из альтернативной истории? По какому “своему уголовному делу” Сталин не дал показаний? И как эту кашу можно называть воспоминаниями? И какое отношение она имеет к Нюрнбергскому процессу?
Но будем терпеливы. Рано или поздно мы доберёмся до тарелки, ради которой затевался обед.
Творческий плагиат
А в 1946 году совсем близко от меня сидели оставшиеся в живых немецкие братья советских палачей, посаженные на скамью подсудимых народами, которые в долгом, кровавом и упорном бою одержали победу над нацизмом.
Нацистские преступники, оказывается, были кому-то “братьями” в Советском Союзе. Такие воспоминания.
Ну, или вот, например:
Геринг считал, что рядом с ним должны были бы сидеть Сталин и Черчилль.
Это я так фантазирую, я так считаю, или я это где-то прочитала? Я даже не стану проверять, заявлял ли Геринг на процессе что-то подобное. Я просто как читатель не могу понять из текста - это личные воспоминания? Она это слышала? Когда? При каких обстоятельствах? Воспоминания пишутся не так.
Воспоминания всегда ПЕРСОНАЛИЗИРОВАНЫ. Если, скажем, генерал Праун сообщает в мемуарах, что он видел подполковника Аренса в сентябре в катынском лесу, то он пишет: вот, мол, меня Гудерин взял с собой на совещание в Смоленск, летели самолетами, было это такого-то числа, я встречался со своими офицерами, недалеко от Катыни в лесу, командовал там подполковник Аренс и так далее. И у Ступниковой должно быть что-то вроде “я помню, Геринг заявил, что рядом с ним должны сидеть Сталин и Черчилль. Это было, если я не ошибаюсь, в такой-то день заседаний Трибунала. Геринг заявил об этом, отвечая на вопрос обвинителя”... И так далее. А тут просто одинокий кусок информации неизвестно откуда. Это не воспоминания.
Это был Суд народов над главными немецкими военными преступниками, что нашло отражение и в его официальном названии. Поэтому показания живых главарей нацистского государства, как и сами главари, вызывали и продолжают вызывать большой интерес мировой общественности.
Это воспоминания участника событий или текст передовицы Московского комсомольца? 74-я страница воспоминаний без воспоминаний.
Главный преступник признавался в том, что он совершал преступления, но делал эти признания даже не под давлением неопровержимых доказательств, а как бы потому, что считал свои действия правильными, не нарушающими обычаев людских и заповедей Божьих. Со стороны подсудимого и его защитника это была продуманная тактика, преследовавшая одну цель — лишить главного американского обвинителя Джексона возможности с должной убедительностью показать несовместимость действий подсудимого с людскими обычаями, человечностью и Божьими заповедями. Пользуясь этим приемом, Геринг на перекрестных допросах в каком-то смысле как бы переигрывал Джексона.
Она вспоминает, что поведение Геринга - это была продуманная тактика? На процессе объявили об этом? Или она лично общалась с Герингом? Или просто продолжает пересказывать другие источники, слава богу, недостатка в них не было. Трудилась Татьяна Сергеевна, кстати, долгие годы библиотекарем.
Что касается внешнего облика подсудимого, то отмечу исчезновение одутловатости лица и мешков под глазами. Начальник тюрьмы полковник Эндрюс не без гордости (о, скромная гордость тюремщика!) приписывал эти положительные перемены своей заботе о заключенном, у которого сразу же после прибытия в тюрьму отобрал один или даже два (точно не помню) чемодана с наркотиками.
Что это значит? Она непрерывно следила за внешностью Геринга все фронтовые годы? А на процессе заметила изменения? Или он в процессе суда изменился? Чёрт, ну, это же явная вставка чужого текста. Тюремщик “приписывал” - это что? Она разговаривала с тюремщиком? Или откуда это? “Два или один чемодан с наркотиками, точно не помню”, да кто бы её посвящал в такие подробности?
Кстати, фотографии Геринга на процессе резко спорят с “мемуарами” Ступниковой, мешки под глазами Геринга настолько явные, что возникает вопрос, а была ли вообще Татьяна Ступникова на Нюрнбергском процессе? Но не волнуйтесь, разоблачения героини-фронтовички не будет. Просто открываем книгу Полторак А.И. Нюрнбергский эпилог. – М.: Военное издательство Министерства обороны СССР, 1965 год. Глава I. Суд народов. Читаем:
Ничего зверски палаческого не проглядывало и в Геринге. Он широк в плечах. На энергичном лице - серые живые глаза, прямой нос, тонкие губы. Лишь мешки под глазами выдавали патологию. Полковник Эндрюс повел с ней борьбу, лишив Геринга наркотиков. Может быть, именно потому Геринг и выглядел к началу процесса более презентабельно, чем в былые времена. То, что не смогли сделать его многочисленные врачи, сделала нюрнбергская камера.
Ничего криминального. Всего лишь невинный творческий плагиат и только. Про чемодан наркотиков Геринга взято из той же главы из раздела "Весьма важные персоны".
Аркадий Иосифович Полторак – руководитель советской группы переводчиков и секретарь советской делегации в Международном военном трибунале. После войны работал в военной коллегии верховного суда СССР, преподавал в военно-юридической академии, был старшим научным сотрудником института государства и права. Доктор юридических наук, профессор. Защитил диссертацию «Нюрнбергский процесс. Основные правовые проблемы». Автор многих научных и популярных книг о процессе. Умер он в 1977-м году, так и не узнав, основой для какого грязного дела послужат его труды.
Вот еще пример из Ступниковой:
В своих показаниях Геринг признал, что был заинтересован в преследовании евреев с чисто экономической точки зрения, чтобы завладеть их собственностью и устранить их из экономической жизни Европы. Это не помешало Герингу возмутиться акцией, осуществленной в ночь на 10 ноября 1938 года и получившей название «хрустальной ночи». Но причиной его возмущения были не проведенные в ту ночь по всей Германии погромы еврейских магазинов, «хрустальные» стекла витрин которых были разбиты вдребезги, а непродуманность грабежей и отсутствие в их итоге желаемых экономических результатов. Другими словами, не была пополнена казна третьего рейха. На совещании, которое рейхсмаршал провел после «хрустальной ночи», он не только высказал возмущение, но и изложил свой проект эффективного ограбления, который должен был вынудить евреев добровольно уступить свои материальные ценности государству. Стенограмма этого совещания была во время допроса предъявлена Герингу, и он признал ее достоверность.
Фиксируем последовательность изложения: 1. Геринг признается, что евреев преследовали из экономических соображений 2. Геринг был возмущен хрустальной ночью 3. Были разбиты стекла 4. Грабежи были не продуманы 5. На процессе Герингу предъявили стенограмму совещания по ограблению евреев.
Теперь открываем все того же Полторака - Глава II. Герман Геринг с близкого расстояния, раздел Хрустальная ночь (стр. 229) и читаем ровно в той же последовательности:
Первое:
Разрабатывая и осуществляя на практике расовую теорию, в частности антисемитскую политику, нацистские заправилы руководствовались отнюдь не эмоциями. … Участники первых еврейских погромов все больше и больше входили во вкус прибыльного и ненаказуемого разбоя.
Второе:
На суде, однако, и сам Геринг и его защитник сделали попытку создать иллюзию, будто события "хрустальной ночи" вызвали у бывшего рейхсмаршала чувство возмущения.
Третье:
Нашли протокол совещания, которое Геринг проводил сразу же после "хрустальной ночи". .. энтузиазм погромщиков повлек за собой уничтожение десятков тысяч зеркальных стекол. … евреи застраховали свои магазины и теперь получат от "арийских" страховых компаний полное возмещение убытков.
Четвертое:
Надо покончить с мелким кустарничеством. Грабить так грабить! Грабить таким образом, чтобы и казна пополнилась, и собственный карман Германа Геринга припух. Да и самый грабеж должен выглядеть респектабельно. Зачем это битье зеркальных стекол?
И наконец, пятое:
Стенограмма попала в руки обвинителя, и тот любезно предложил Герингу ознакомиться с ней. Герман Геринг скрежещет зубами, намеренно долго читает ее. Он ищет выхода, но не находит. В конце концов ему не остается ничего, кроме как признать достоверность стенограммы.
Итого, строго по Полтораку. Двигаемся точно по тексту, переписываем его своими словами, получаем те самые, на первый взгляд странные и не соответствующие общему простому до грубости стилю изложения, вставки. Столь прилежное переписывание первоисточника могло бы даже вызвать некоторое уважение, если бы не одно НО. Это чужие воспоминания. Чужие мысли. Чужой труд.
И это именно воровство. Ворованные у Полторака куски ярко проступают на страницах книги Ступниковой из-за стилистического несоответствия. Не заметить его просто невозможно. И если бы они были выделены как цитаты, вопросов бы не возникло. Но Ступникова выдает их за свой авторский текст.
Да простят мне читатели этих записок нагромождение вообще-то известных фактов, описанных и сотни раз пересказанных в официальных изданиях, исторических трактатах и мемуарах.
Прощаем. Но когда же уже воспоминания? Свои, не чужие.
Объятия Геринга
Ну, вот же они!
Дело было так. В один из жарких летних дней начала августа я мчалась по коридору в зал суда, в наш переводческий «аквариум», куда можно было проникнуть через боковую дверь в конце коридора. Нечего и напоминать, что нам надлежало быть на рабочем месте до того, как маршал суда провозгласит «Встать! Суд идет!», то есть до открытия очередного заседания. Опоздания были нежелательны, а строгий американский начальник синхронистов имел обыкновение лично проверять нашу пунктуальность. Потому-то я, ничего не замечая вокруг, бежала, напрягая все силы, чтобы не опоздать, но вдруг поскользнулась на гладком полу, пролетела по инерции некоторое расстояние и наверняка бы упала, если бы кто-то большой и сильный не подхватил меня. В первый момент я ничего не могла понять и только почувствовала силу мужских рук. Я оказалась в объятиях крепкого мужчины, удержавшего меня от падения. Всё это длилось, наверное, несколько секунд, которые показались мне вечностью. Когда же я очнулась и подняла глаза на моего спасителя, передо мной совсем рядом оказалось улыбающееся лицо Германа Геринга, который успел прошептать мне на ухо Осторожно, дитя моё! Помню, что от ужаса у меня внутри всё похолодело. За спиной Геринга стоял тоже почему-то улыбающийся американский охранник. Не знаю, как я дошла до двери в аквариум. Но и здесь меня ждало новое испытание. Ко мне подскочил откуда-то взявшийся французский корреспондент. Нас, переводчиков, все хорошо знали, так как мы ежедневно сидели в зале суда рядом с подсудимыми у всех на виду. Хитро подмигнув, корреспондент сказал по-немецки: «Вы теперь будете самой богатой женщиной в мире». И, очевидно, заметив мою растерянность, пояснил: «Вы — последняя женщина в объятиях Геринга. Неужели непонятно?»
Ну, вот же они, настоящие воспоминания! Как резок, как несправедлив был я, когда пытался иронизировать. Вот они настоящие воспоминания. Всамделишные. И остается только подивиться свободе нравов, царивших во дворце Юстиции города Нюрнберга в один из жарких дней начала августа славного 1946-го года от Рождества Христова. Переводчицы порхают по коридорам и падают прямо в крепкие мужественные руки нацистских преступников, которые спокойно разгуливают по тем же коридорам под одобрительные улыбки туповатых американских конвоиров.
Интересно, кто их инструктировал? Какой идиот? А если дамочка ткнёт главного нациста отравленной иголкой, кого судить будете? А я вот читал, что на подсудимых даже ночью конвоиры смотрели не отрываясь через дверные глазки, что подсудимые во время сна должны были держать руки на одеяле, что в зал суда из тюрьмы их доставляли по подземному туннелю, под усиленным конвоем и в строго определённом порядке.
Ничего кроме правды! Клянусь всемогущим богом, или как там было в начале?
Весть о самоубийстве Геринга дошла до нас молниеносно. Ко мне, казалось бы, всё это не имело никакого отношения, если бы не тот самый случай с объятиями и не мои неустойчивая психика и чересчур живое воображение. Я восприняла эту весть как грозящую мне неотвратимую опасность. Такое восприятие моим молодым соотечественникам покажется смешным. Им неведомо, что советский страх был особым всепоглощающим чувством. Он возникал внезапно, по самым невообразимым причинам или вовсе без причин.
Ох, уж этот беспричинный советский страх, воспетый лучшими дудями нашего поколения!
На этом, пожалуй, я вынужден сделать перерыв. Получается какая-то радиопостановка, я не думал, что повествование растянется аж на два часа. Но раз так получилось, мне кажется, будет правильным разделить его на две части. Во второй части мы дойдём, я уверен, всё-таки до катынского дела, услышим рассказ автора о репрессиях против немцев в СССР, будет что-то смешное про арест папы, рассмотрим манипуляции татьяны ступниковой со стенограммами процесса, нам расскажут про истерику переводчиков и невероятное поедание мороженого за одним столом с американским палачом. Ну, и тема плагиата Ступниковой будет продолжена в самых ярких красках.
Поменялся владелец бусти и теперь проблемы.До этого спокойно оплачивал.
