«РАЗБИТЫЕ СТЕКЛА, ПРОБИТЫЕ КРЫШИ…»

Девять лет назад, 18 февраля 2015 года завершилась изнурительная Чернухино-Дебальцевская операция, более известная в российских СМИ как «Дебальцевский котёл». На протяжении месяца ополченцы ДНР и ЛНР вместе с российскими добровольцами (в том числе из батальонно-тактической группы «Вагнер» под командованием Дмитрия Уткина) пытались остановить возможную угрозу наступления со стороны Дебальцевского выступа, захваченного Вооруженными силами Украины летом 2014 года.

Результаты этой победы оказались спорными и далеко не однозначными. С одной стороны, ополченцам и российским добровольцам удалось освободить Дебальцево и Углегорск, а также выровнять линию фронта, которая с тех пор (за редким исключением) не менялась до начала специальной военной операции ВС РФ. С другой стороны, на фоне заключения Минских соглашений, значительная часть группировки войск противника бежала из зоны поражения и избежала справедливого возмездия. Несмотря на это, подвиг бойцов армий народных республик и добровольцев будущей ЧВК «Вагнер» неоспорим: как отмечается, именно бойцы «оркестра» и других добровольческих подразделений принимали непосредственное участие в ключевых операциях на Дебальцевском выступе.

Свои воспоминания о событиях января-февраля 2015 года под Дебальцево успел оставить военный корреспондент Федерального агентства новостей (ФАН) Кирилл Романовский (1985 - 2023). В 2021 году в интервью руководителю военно-политического Telegram-канала Astra Militarum Комиссару Яррику военкор рассказал о том, чем для него запомнились бои за Дебальцево, а также о той роли, которую сыграли в этих событиях русские добровольцы.

Волны моей памяти бережно омывают год две тысячи пятнадцатый от Рождества Христова. В то время автор этих строк, считавшийся исполняющим обязанности шеф-редактора маленького СМИ, еще постигал азы военно-политической журналистики в одной из петербургских редакций. За это время мы уже успели насмотреться всякого – и на горечь первых обстрелов Донецка и Горловки, и на зверства украинских карателей и боевиков «Исламского государства» (запрещено в РФ).

В целом, это было то самое время, о котором пел Высоцкий в своей балладе:

Но даже для меня стало некоторым шоком, когда в один из теплых августовских дней 15-го года дверь в нашу редакцию резко открылась, как будто ее вышибли ударом ноги. Вслед за дверью в небольшую каморку, где набилось семь журналистов, вошел высокий и небритый молодой человек в очках. За плечом – видавший виды рюкзак и сумка с фотоаппаратом.

«Иншалла, православные! – поприветствовал человек собравшихся. – А где мне ваше начальство найти?». Я встал, поприветствовал гостя – о нем я уже знал, но лишь из материалов СМИ, и провел в соседнюю комнату к главному редактору. Заодно и познакомились.

Это был Кирилл Романовский.

За последующие семь лет мы успели неплохо сдружиться и сработаться. Я брал у Кирилла интервью, когда тот был в командировке в Сирии – он много мне рассказывал, как местные арабы уважают и любят Владимира Путина, о том, как только что приехал из Хомса: некогда «столица революции» и главный город гражданской войны в Сирии по его рассказам представлял собой крайне хтоническое зрелище. Кир успел подержать на руках моего маленького сына (с неизменной шуткой «А что, у нас в журналистику уже с младенчества принимают?»). И, конечно, мы старались поддерживать общение – как по рабочим моментам, так и по личным, несмотря на тяжелый недуг Кирилла.

Эти моменты становятся особенно яркими и ценными сейчас, когда Кира с нами больше нет…

Сейчас мы все ожидаем выхода полного издания книги Кирилла Романовского «Восемь лет с Вагнером», которая содержит истории и воспоминания бойцов и командиров ЧВК «Вагнер», записанные нашим другом и коллегой. По словам близких Кирилла, в полную версию войдут истории, которые не были включены в первый драфт книги – в том числе, касающиеся участия бойцов «оркестра» в боях за Дебальцево в 2015 году. Именно поэтому я, находясь в ожидании публикации книги, решил отложить следующую статью из цикла «ЧВК «Вагнер»: Летопись», посвященную событиям января-февраля 2015 года.

Но, поскольку события в Дебальцево были и остаются одной из важнейших вех в истории войны в Донбассе – мне есть, что представить на суд читателей проекта Astra Militarum.

В 2021 году автор этих строк вместе с военным историком Евгением Нориным готовил большой материал, посвященный событиям Дебальцевской операции. Вместе с Евгением мы восстановили как ход операции, так и события, предшествовавшие началу боев за Дебальцевский выступ. И в качестве спикера для статьи я предложил Кирилла Романовского - он видел своими глазами наиболее важные события этой операции, такие, как бои в Углегорске и Логвиново, а также взятие самого Дебальцево.

Я связался тогда с Кириллом, подготовил несколько вопросов и попросил его накидать своих воспоминаний и впечатлений о событиях вокруг «Дебальцевского котла». Особенно меня интересовало мнение Кирилла относительно участия российских добровольцев и их знаковой роли в тех событиях. Зная, что Кир давно и прочно работал с бойцами и командирами ЧВК «Вагнер», именно он, на мой взгляд, мог дать наиболее полное описание того, как и в какой степени российские добровольцы под командованием Дмитрия Уткина («Вагнер», «Девятый») поспособствовали победе сил ДНР и ЛНР.

К сожалению, тогда, в 2021 году, интервью не было опубликовано, и статья о боях за Дебальцево вышла без комментариев Кирилла Романовского. Однако недавно, разбирая архивы, я обнаружил эти записи. И сегодня, в день окончания Дебальцевской операции, я хотел бы восстановить историческую справедливость и опубликовать интервью Кирилла Романовского о Дебальцево – в память о нашем друге и коллеге, и в память о событиях тех дней.

«…Я не знаю, как звали того украинского майора, надвое развалившегося вдоль дорожки, что вела ко входу в особняк из розового кирпича за кирпичным же забором. В особняке находился то ли штаб, то ли командный пункт.

Служил майор в 26-й артиллерийской бригаде. Одна половина майора, пытавшегося добраться до подвала во время обстрела, лежала правее тропинки, примяв берцем записную книжку и пробитый насквозь магазин АК.

Другая же половина, исторгавшая во время последнего рывка то ли молитвы, то ли матюги, покоилась слева, разведя чуть согнутые руки в неком подобии жеста, обычно выражающего смирение…

«Ну что ж теперь поделаешь!» — разводили руками полмайора. И никому из только что зачистивших дворы и закоулки ополченцев не было дела ни до первой половины, ни до второй. Единственным существом, проявлявшим интерес к мёртвому артиллеристу, был серый кот, с аппетитом выедавший мозги из раскроенного офицерского черепа.

Я снимал. Ни страха, ни отвращения, ни удивления не чувствовал я тогда. Увидев запретное, глаза твои не сообщают мозгу истинное содержание картинки. Они фиксируют её, подобно матрице камеры….»

«Больше всего запомнилось, конечно, начало штурма Углегорска - первая неудачная атака 3-ей Горловской отдельной мотострелковой бригады ДНР, бывших ребят Безлера. Подорвались два танка - один на противотанковой мине вдоль дороги, а второй, увидев, что первый танк взорван, рванул с шоссе, которое находится слева через поле, при заходе на позиции украинской армии провалился в блиндаж и произвел выстрел. Разорвало пушку, контуженный экипаж начал из танка вылезать – и тут украинцы, которые были в непострадавшем блиндаже левее, уничтожили весь экипаж.

Я сам бой не наблюдал, но мы на тот момент заходили с разведкой артиллеристов 3-ей мотострелковой бригады. Украинцы, которые занимали эти блиндажи, были уничтожены, часть из них бежала, но сам Углегорск еще оставался под контролем ВСУ. И эти два взорванных танка стоят одиноко посреди растаявшего поля. Грязь по колено, вокруг валяются трупы украинских солдат. Там было пять или шесть мертвых украинцев – у одного из них из этой полевой грязи торчали только ноги, согнутые в коленях. И на одной из коленок его – попавший под его форму, покрывающий одну из его ног украинский флаг. Такой сюрреализм»

«Впоследствии, когда мы зашли с ребятами из артиллерийской разведки 3-ей омсбр – это был конец января, число 27-е или 28-е - справа от нас в поле стояла стела с самолетом и сгоревший украинский МТ-ЛБ с полностью уничтоженным экипажем. Эта «мотолыга» еще дымилась, оттуда пахло жареным мясом. А прямо на границе поля и частного сектора стояла украинская «Рапира» - как позже выяснилось, заминированная. Она была накрыта каким-то тряпьем – а под ним стояла растяжка. Видимо украинцы надеялись, что ополченцы ее возьмут, не будут сильно разбираться, что это за тряпка, сдернут ее – и сработает растяжка.

У разведчиков была информация, что украинцы готовы к отступлению из основной части Углегорска. Но уже в частном секторе выяснилось, что ВСУ не отступили – видимо, узнав, что мы туда зашли, они начали мощный минометный обстрел из 82 мм минометов, плюс поначалу прилетало несколько 120 мм. Каждый раз, залезая в подвал, мы наблюдали, как менялся вокруг нас ландшафт частного сектора. Разбитые стекла, пробитые крыши, развалившиеся дома. Все это внушало определенные опасения за свою жизнь и здоровье – но только первые полчаса-час. Потом всем уже стало абсолютно все равно».

«На тот момент украинские батареи стояли за городом. Если смотреть на Углегорск через железную дорогу, чуть правее главной площади, то там сильно на окраине есть террикон, возле которого стояла минометная батарея, которая била по нам. Видимо в надежде, что зашла не просто разведка, а основные силы ополчения.

Запомнился один показательный случай: в тот подвал, где мы сидели, ввалился разведчик, он бы из русских добровольцев. Забегает и говорит – мужики, вы не поверите, но я в первый раз в жизни от страха обоссался. Что произошло? А оказалось, что, когда начался обстрел, он нырнул в чернозем на подходе к частному сектору – и прямо рядом с ним в землю вонзилась 120-мм мина. И не взорвалась. Как он говорил, приземлилась буквально в полуметре от головы.

Ребята поехали на тот самый террикон, с которого били минометы, через поле на БМП. В поле был густой, превратившийся в грязь, растаявший чернозем – и БМП, несмотря на свою высокую проходимость, двигалась очень медленно. Они почти доехали до террикона, когда по ним открыли огонь из стрелкового вооружения. БМП развернулась и уехала в город. В результате неудачного рейда из парней, которые были на броне, убили одного. Заднее левое крыло БМП, прикрывавшее левую гусеницу, было все в крови этого ополченца. Это было очень печальное зрелище – несмотря на то, что к тому времени уже Углегорск был победоносно зачищен»

«Когда мы вернулись в Углегорск 29-30 января, наступление уже началось полным ходом. Большая часть города все еще находилась под украинцами, в частности – единственная в городе девятиэтажка, она была чуть левее главной площади, по-моему, она находилась в такой небольшой низине. И с этой девятиэтажки по железнодорожному переезду работали снайперы. Когда внезапно подошла еще часть ополчения, они скучковались на этом переезде, выставили зачем-то в сторону частного сектора крупнокалиберный пулемет – «Корд» или «Утес». А мы вышли на них как раз из частного сектора, сообщили, что сектор зачищен, там никого нет. Они развернули этот «Корд» в сторону девятиэтажки и начали долбить.

Мы чуть-чуть углубились в сторону главной площади, а когда вернулись – на переезде шла активная стрельба, и на переезде лежал мертвый ополченец. Как потом выяснилось, снял его как раз снайпер с девятиэтажки, причем из чего-то крупнокалиберного. Нам потом сказали, что работали там возможно, наемники – скорее всего, поляки»

«Очень качественно был обработан командный пункт ВСУ артиллеристами из 3-ей омсбр. Как раз, когда началось отступление ВСУ, ребята очень четко втопили по команднику из всех калибров. В основном, из 120-мм минометов, но били и из Д-30. Несколько укропов погибло прямо во дворе командного пункта, координация была полностью нарушена – и украинцы принялись в спешном порядке отступать.

Украинцы вышли из Углегорска такой дугой, перешли железную дорогу – и вышли на левый фланг наступающих войск. Основные силы вошли уже вперед в город, а на этих позициях в районе поля осталось несколько прикрывающих групп. Каково же было их удивление, когда по ним начали работать снайперы. Эту снайперскую группу пришлось выбивать российским добровольцам – нескольким снайперским звеньям. Так вот наши «почикали» украинцев буквально за считанные часы – может, часа полтора. Когда наши оттуда выходили – сказали, что по полю работало четыре снайперских звена при поддержке автоматчиков, был еще тяжелый пулемет, но его заклинило. И наши, постепенно приближаясь к ним, через посадки или работая просто из чернозема, фантастически быстро перемололи эти снайперские звенья. И в итоге, благодаря работе наших добровольцев, захода с фланга у украинцев не получилось».

«Погибший украинский пулеметчик – это даже ополченцы признали – вот это был достаточно серьезный боец. С таким противником не стыдно было бороться ребятам. Как выяснилось, украинцы его оставили – он был ранен в ногу, но он засел в частном секторе и некоторое время там держался. Он выбрал себе удачную позицию – затерявшийся среди других домик, подходы к которому были только через соседние участки. В одном окне он установил пулемет, а в противоположном окне работал с автомата – поскольку он был ранен, передвигаться толком он не мог, но кое-как себя перевязал. Он сдерживал небольшие подразделения, которые пытались зачистить частный сектор, вел по ним огонь. И погиб в итоге после выстрела из подствольного гранатомета в этот дом. Помню, что его накрыли сперва украинским флагом, а потом запеленали в чистые простыни (которые на удивление нашли) и вывезли оттуда. Потом тело его передали украинскому Красному Кресту со всеми положенными почестями.

Все мои знакомые ополченцы местные и российские добровольцы сошлись на том, что Углегорск (ну и может, Логвиново, хоть и там не такие масштабы боев были) стал переломным моментом во всей Дебальцевской операции. Если в окрестностях самого Дебальцева были серьезные бои средней интенсивности, то вот Углегорск показал первый – и, наверное, последний за всю операцию – случай очень сильного украинского сопротивления. Очень долго оттуда украинцев выбить не могли – но все же выбили».

«Ополченцы начали очень плотный накат из БМП и стрелковки. И вдруг внезапно, буквально во время боя, со стороны переезда и девятиэтажки рванули машины с повязанными на зеркала белыми лентами. В них сидело совершенно измученное мирное население, и этими белыми лентами они сигналили, что они гражданские. Летели, как ошпаренные, через этот переезд, сквозь всю перестрелку в сторону Горловки. Ополченцы их естественно не трогали, спокойно пропускали.

Бабушка, которая встретила нас в частном секторе – потом она ушла в Горловку сама по дороге, не боясь обстрелов – она на нас, помню, так посмотрела… Несмотря на то, что со мной были взрослые мужики, в том числе и добровольцы из России, ветераны других конфликтов. Посмотрела на нас, сказала на украинском – «Ребятки, да вы ж как дети малые». Все к ней кинулись, давали еду, сухпайки – она от всего отказалась.

«Вам нужнее - вы наш город спасаете от этих… - тут она применила какое-то украинское ругательство. – Вот освободите, тогда приходите ко мне на борщ».

«Что касается российских добровольцев и специалистов по артиллерии – трудно недооценить их огромный вклад в контексте ВСЕЙ Дебальцевской операции. Те ополченцы, которые собирались в качестве артдивизиона 3-ей омсбр, базировавшейся в Горловке, не умели обращаться с гаубицами, приводить их к бою, ремонтировать их. И парни обучали их всему буквально во время боев – и артиллеристов, и минометчиков. Когда все поняли, что на подходе к Углегорску самую большую угрозу несут именно украинские артиллеристы, то ребята-минометчики и расчеты гаубиц по ним отработали чрезвычайно качественно.

Уверенно и хорошо работала разведка 3-ей омсбр, в частности среди них был такой человек со странным позывным «Бухарь». Он и его парни настолько ничего не боялись, что буквально ходили в наступление с действующими частями ополчения, проводили разведку боем, давали четкие координаты артиллеристам – и те били куда надо. В общем и целом, именно благодаря работе российских инструкторов и добровольцев Углегорск не превратился для ополченцев в кровавую баню. Хотя ополченцы очень сильно рисковали огрести – те два подбитых в самом начале танка очень сильно деморализовали местных ребят.

Качественно работали ребята-ПТУРисты. В самом начале активных боестолкновений за переезд они выставились как раз возле сожженной «мотолыги» в поле и начали по украинскому блокпосту и КПП очень плотно работать. Говорят, что украинская БМП, которая пыталась оттуда свалить, получила ПТУРом в гусеницу, из нее вывалился весь экипаж. И в этот момент по экипажу прилетает второй ПТУР – как мне рассказывали, одного из украинцев разорвало просто в клочья. Видимо, это тоже сильно повлияло на моральный дух ВСУ, потому что район ж/д переезда опустел очень быстро».

«Запомнился очень странный и подлежащий не столько осуждению, сколько презрению, случай мародерства со стороны ВСУ. Возле железной дороги стояла кирпичная техническая будка – скорее всего, станционного смотрителя. За ней находился украинский укреп, он же КПП. И вот вся эта будка была доверху забита обувью из местного обувного магазина – она там просто была в кучу свалена.

Судя по надписям на будке, там стояли уроженцы не то Львова, не то Ивано-Франковска – в общем, «западенцы». Видимо, не очень богатые украинские солдатики хотели этой обувкой поживиться. Хотя непонятно, что бы они с ней сделали – потому что большая часть обуви была женской».

«На дороге от Дебальцева до Красного Луча – километра два между кольцевой развязкой и собственно городом, возле Редкодуба – состоялся один из немногих полноформатных танковых боев за всю войну. Мы приехали к окончанию этого танкового боя, когда танкисты начали работать по украинскому укрепрайону, где у ВСУ стояло три танка и одна БМП. Очень мощно схлестнулись, сначала заехала ополченческая БМП в надежде, что украинцы оставят позиции – не оставили, БМП подбили, весь экипаж убит. В этот момент в наступление пошли танки.

Как говорили, украинцы атаковали танки из всего, что у них было, от РПГ до ручных гранат. На площади 300-400 квадратных метров стояли подбитые танки, заваленные блиндажи, по которым эти танки проехались, трупы украинских солдат, разорванная украинская БМП. Все это дымилось, местами горело – и среди этого ходили ополченцы и собирали автоматы. Такая малогабаритная Курская битва получилась. И посреди нее стояла разбитая машина «Жигули», в которой были мертвый дедушка и мертвая бабушка – они, как потом рассказывали, пытались уехать из Редкодуба, но попали в самую гущу сражения. Так и остались там, как символ всей этой страшной гражданской войны».

«В Дебальцево мы зашли уже под самый конец, как оказалось, на следующий день после того, как украинцы бежали из «котла». Со стороны Красного Луча, мимо всех подбитых танков, мы въехали в город, минули полуразрушенный мост над железной дорогой – половины у него не было, если смотреть вдоль. Еле-еле вписались на нашей машине и въехали в Дебальцево. Прибыли на поле, которое было основной базой ВСУ. Во всех блиндажах, по которым мы ходили, помимо боекомплекта, формы и оставленной техники, мы встречали огромное количество детских рисунков. Я их тогда собрал, часть отдал в Музей современной истории России.

Некоторые были совершенно невинные – там, поддерживаем, надеемся, возвращайтесь живыми. Но на некоторых детских рисунках была, например, символика «Правого сектора» (запрещен в РФ), дивизии СС «Галичина» или ОУН-УПА («Организация украинских националистов – Украинская повстанческая армия», запрещена в РФ). Было также примечательно, что параллельно с номинальным уважением к детским посланиям, украинские солдаты использовали их и по утилитарному назначению. Когда мы зашли в блиндаж, который оказался импровизированным туалетом, то выяснилось, что солдаты использовали как раз эти детские рисунки вместо бумаги».

«Российские добровольцы и серьезные подразделения, в которых этих добровольцев было много, пресекали любые попытки мародерства после взятия Дебальцево – например, со стороны казачьих частей. Пресекали на корню. После Дебальцево казакам позволили вывести некоторые силы техники – они в город набежали, хотя всю операцию были на вторых ролях, начали вывозить много разной техники. В ответ на мародерские рейды добровольцы их останавливали и приводили в чувство».

«Что хорошо запомнилось – так это абсолютное безразличие с украинской стороны. Даже несмотря на, казалось бы, оперативное отступление, ВСУ в упор не хотели забирать тела погибших. В итоге их приезжали забирать из Красного Креста, из волонтерских формирований, занимались оформлением трупов. Большое количество трупов, валявшихся на полях, на трассах, у техники, Киев вообще не интересовали.

Некоторые украинские волонтеры совершенно спокойно с нами общались и говорили, что командование даже не может предоставить имена и фамилии погибших в «Дебальцевском котле». В суматохе и полном хаосе мобилизации украинский Генштаб вообще не вел должного учета и просто отправлял народ на убой. Волонтеры-гуманитарщики ходили и распознавали эти трупы – несмотря на то, что этим должна была заниматься украинская армия».

«Заслуги российских добровольцев в Дебальцевской операции очень трудно переоценить. Я часто встречался, и в Интернете, и вживую, с ребятами, которые приехали в Донбасс из России, рассказывали много об Углегорске, о Дебальцево, ребята из роты «Ольхона» много рассказывали про Логвиново – когда мы туда приехали, оно находилось под плотным обстрелом украинских САУ, хотя самих силовиков уже оттуда вышибли.

И Углегорск, и Дебальцево, и Логвиново – вклад российских ребят в эти эпизоды огромен. Многие заходы на Дебальцево были чреваты большими потерями для местного, не шибко хорошо обученного на тот момент ополчения. Некоторые эпизоды – например, танковый бой у Редкодуба – могли бы очень плохо кончиться для ополченцев. Но, благодаря российским добровольцам с хорошей подготовкой и большим боевым опытом, все удалось реализовать. Не без потерь, это необходимо признать – но все же украинские военные понесли гораздо больше потерь, нежели российские добровольцы и ополченцы».

ЧВК «ВАГНЕР»: ЛЕТОПИСЬ. 

2014. «Стражи Родины»: о создании «Группы Вагнера»

2014. «Боевое крещение»: Луганский аэропорт

2014. «Дневник добровольца»: история Александра Чепишко

2015. Дебальцево - 2015: интервью Кирилла Романовского

2017. «Берсерк»: история Виктора Блинова

2017. «Акербатский котёл»: бои в Восточной Хаме

2017. «Пешком через пустыню»: прорыв к Дейр эз-Зору

2017. «Через огонь и воду»: форсирование Евфрата

2017. «Герои сирийской пустыни»: Цуркану и Заболотный

2017. «Бой посреди Евфрата»: штурм острова Хувейджа Катыа 

2018. «Черный февраль»: столкновение ЧВК «Вагнер» и США в Хшаме

2018-2020. «Под сенью Южного Креста»: о работе ЧВК «Вагнер» в ЦАР 

2020-2021. «Битва за Банги»: бои за столицу ЦАР 

2022. «Позывной Терек»: Алексей Нагин 

2022. «Горящая стрела»: о подвиге летчиков Антонова и Никишина 

2023. «Соль земли»: освобождение Соледара 

2022-2023. «Бахмут: сквозь невозможное»