Вредительская статья №5. Брестская уния

Добрый вечер.

Вчера мы подробно разобрали Лионскую (1274) и Флорентийскую (1439) унии, но оставили на ужин самое вкусное — Брестскую унию 1596 года, если, вообще, конечно, можно называть «едой» этот вампирский продукт. Брестская уния стала триггером кровавых событий на Украине, ныне известных как Хмельниччина и Руина. Разговор о Брестской унии важен в том числе и потому что в долгосрочной перспективе запущенный ею вектор до сих пор не завершен. События Украинской войны 2014—2024 гг — прямое продолжение этого вектора, возможно, его исторический финал. Грубо говоря, сегодня мы видим всё то же противостояние православного и католического миров, что и в XVII веке.

При этом Запад старательно пытается создать некую иллюзию самостоятельности, которая выглядит то как уния, то как порошенковский «томос». Всё это обставляется красивыми словами о единстве христианства, но по факту является попыткой вырвать Украину из православного братства. Повторю еще раз то, что я говорил во вчерашней статье: Запад попросту не понимает, что совершает зло, подобно тому, как этого часто не сознают литературные или кинематографические герои, оправдывающие свои злодеяния желанием «принести мир и порядок в Галактику», например. Они свято уверены в своей правоте. Они считают, что несут синекожим дикарям «просвещение». Они думают, что защищают «республику».

Брестская уния хороша тем, что она выявила откровенно дискриминационный характер западного христианства. Удивительное дело: Запад всегда в одной руке держал кнут надсмотрщика, а в другой — христианский крест. Вспомните хотя бы черного дядюшку Тома из романа Бичер-Стоу: он добрый христианин. Его бьют, продают, измываются над ним, — а он при этом говорит: «Слушаюсь, хозяин». Кажется, что это и есть христианство. Кажется, что так и должно быть. Но это не так. Христианство — вера свободных людей. В христианстве нет ни эллина, ни иудея, ни господина, ни раба. А вот слепая рабская покорность, тем более дискриминация, — это-то как раз лицемерие, фарисейство, попытка прикрыть социальную несправедливость и расизм христианскими догматами. Эту фальшь нужно уметь чувствовать нутром, по наитию, что ли, определять, правда это или ложь, действительно ли это главная христианская добродетель — смирение, либо же социальное зло, замаскированное под смирение.

В прошлой статье я указал, среди всего прочего, на поворотный, на мой взгляд, эпизод русской истории 1441 года, когда Москва категорически отказалась принимать Флорентийскую унию, вплоть до ареста митрополита Исидора, который эту унию подписал, более того, как показала его дальнейшая судьба, был ее горячим сторонником, если не одним из иинициаторов. Так получилось, потому что Москва с самого начала своего возвышения в XIV веке ощущала себя последним оплотом православия; православие было здесь национальной идеей, если хотите, и любые попытки скрестить православие с пришедшими с Запада тенденциями (ересь «жидовствующих», например) воспринимались в штыки, ну или в сабли, потому что в XV веке основным оружием была все-таки сабля.

У Москвы был политический суверенитет, который дополнялся православным эсхатологизмом. А вот Украине и Белоруссии в этом смысле не повезло, потому что у них никакого политического суверенитета с того же XIV столетия не было. Так получилось, потому что еще в 1320-х гг литовцы разбили русских князей на реке Ирпень и заняли Киев. С этого момента западнорусские земли начали входить в состав Литовского княжества, которое, начиная с Кревской унии 1385 года, когда литовский великий князь Ягайло вступил в брак с польской королевой Ядвигой и был провозглашен польским королём, начало откровенно втягиваться в западную орбиту.

Уже в XV веке, как раз накануне Флорентийской унии, это привело к тому, что в Великом княжестве Литовском возникла типичная смута по национальному признаку, характерному для всех подобных химерных государств. По смерти князя Витовта, 4 декабря 1430 года великим князем литовским был коронован Свидригайло Ольгердович, глава русской партии. Все ключевые посты в государстве заняли православные. Началась гражданская война, в которой Свидригайло потерпел поражение. Он был разбит пропольской партией 1 сентября 1435 года под Вилькомиром.

Битва под Вилькомиром стала началом откровенного расизма в отношении православных. Белорусы и украинцы были превращены литовцами и поляками в бесправных рабов Привилеем Казимира IV в 1447 году. Отчичей (зависимых крестьян) можно было продавать, покупать, дарить или закладывать, с землей или без земли. В 1588 году был принят статут, по которому отчич, ударивший шляхтича, наказывался смертной казнью.

Ну т. е. это дискриминация. Очевидная, гнусная дискриминация даже не по социальному, а по этнорелигиозному признаку, мало чем отличающаяся от черного рабства в Америке в первой половине XIX века. Литовская шляхта была католической, и она быстро начала смешиваться с польской. А вот собственно русское, православное население было дискриминировано. Да, для русской знати и духовенства (т. е. «элиты») были сохранены определенные привилегии, чтобы всё не скатилось в новую гражданскую войну. Но вы просто вспомните, хотя бы из романов Сенкевича или Гоголя, образы этих гордых польско-литовских шляхтичей, которые считают народ «быдлом», людьми второго сорта, — и вы поймете, почувствуете суть этой системы, в которой ты получаешь замок, деньги и панночку только если предашь свой народ, предашь православие. И, наоборот, многие недовольные убегали в Московское государство, где такой дискриминации по религиозному признак, естественно, не было — потому что православие было государственной религией в Москве. Да, в Москве были свои проблемы, нужно было с татарами, например, воевать, или можно было под горячую руку царя в придворных интригах попасть, но это уже другой вопрос, это не сравнимо с ситуацией, когда у тебя отбирают веру, забирают церкви, навязывают какие-то западные стереотипы поведения. Вот это раздражает всегда людей гораздо больше чем царская немилость. Царь свой, православный, ты можешь говорить с ним на родном языке, церковная служба у вас одна, тексты молитв и книг. А если ты придешь к польскому королю требовать правды, над тобой посмеются, скорее всего, и выгонят. Потому что ты чужой. Ты схизматик, еретик, русское быдло, говорить с тобой всерьез никто не будет.

Вот это дискриминационное положение и была призвана укрепить в конце XVI века новая церковная уния, получившей название Брестской. Эта уния возникла, во-первых, как реакция на установление патриаршества в Москве в 1589 году, т. е. был однозначный политический контекст, потому что Московское царство и Речь Посполитая были заклятые враги. А во-вторых, уния возникла как реакция уже на внутриевропейскую религиозную тряску — Реформацию. Брестская уния — это инициатива одного человека, по большому счету, польского короля Сигизмунда III. Сигизмунд был типичный ученик иезуитов, и его окружение было в основном иезуитским. А иезуиты — это такие люди, которые без мыла в попу влезут, простите. Вот они и придумали это всё, чтобы православные иерархи подписали унию, т. е. перешли в юридическое подчинение римском папе. Потому что им нужно было кровь из носу сохранить эту дискриминационную парадигму. Потому что она кормили и поила их и потому что Польша была католической страной, и в условиях большой надвигающейся религиозной войны (таковой стала Тридцатилетняя) это было крайне важно, необходимо, для противостояния, в частности, шведам, с которыми поляки схлестнулись во время русской Смуты. Шведы были протестанты, и их противник, поляки, естественно, апеллировал к католицизму и к унии.

Всё это и вылилось в итоге в кровавый вихрь в середине XVII столетия, когда сначала бунт «огнем и мечом» поднял Богдан Хмельницкий, повздоривший из-за «ляшки» Гелены с поляком Чаплинским в 1648 году, а потом и шведы залили Польшу своим знаменитым «потопом», хорошо известным всё по тем же романам Сенкевича. Хмельницкий объявил, по сути дела, Троянскую войну из-за очередной Елены, и православная Украина пошла за ним, потому что терпеть польский расизм было больше невозможно. Хмельниччина сопровождалась и острой публицистической полемикой, был, например, в первой половине XVII века такой знаменитый антиуниатский автор Иоанн Вишенский, который громил Брестскую унию почем зря и доказывал, что все люди от природы равны, а римский папа узурпировал право абсолютной власти и попирает эти естественные права людей. Абсолютно прав же преподобный ревнитель. Ну конечно, это так. Нет ничего христианского в Римско-католической церкви, это банальная диктатура. И спустя два с половиной века Достоевский всё то же самое скажет: католичество — это антихристианство, потому что оно пытается спасти людей насилием и навязывает дискриминацию, не говоря уже про геноцид, в отношении испанских евреев, например, марранов, — чем занималась в том же XVI веке (в конце XV-го уже) испанская инквизиция.

Именно настойчивая дискриминация со стороны поляков и попытка навязать Брестскую унию православному населению западнорусских земель и привела-то к тому, что в 1654 году запорожцы присягнули московскому государю Алексею Михайловичу, который в том же году начал русско-польскую войну в защиту Малороссии, в сущности, СВО XVII века, которая закончилась только в 1686 году «Вечным миром». Защита. Защита веры, национальных корней — вот что двигало московскими правителями и тогда, и сейчас. И то что сегодня на Украине про это забыли и, в сущности, предали тех, кто защитил их, — это самое больное из того, что мы видим сейчас, конечно же. Люди откровенно продались Западу, пошли против всего того, за что сражались и погибали их предки. Свой народ вы предали, свою страну и веру, а вовсе не Россию.

Закончим на этом сегодня. Потому что много уже было сказано, пережевано, перетерто, — а всё равно как об стенку горох. Потому что в головах у людей сплошное рабство, калибанство, желание прислуживать западным помещикам и иезуитам, — а не служить Богу.

Вот и всё.