Xiao Rin

Гром гремел над городом Бэтмена. В этом не было ничего необычного, Готэм — город вечного мрака, грозы и не очень умных людей, которые зачем-то шляются по подворотням Готэма ночью, хотя, казалось бы, их не банили в новостных каналах.
Но этим утром внимательные и острые на слух жители могли различить в шуме грома ещё один звук. Кто-нибудь, конечно, с усталостью подумал бы, что из Аркхэма сбежал Мистер Пиг и теперь режет несчастных свинок, переводя их не на аппетитные колбаски с добавлением сои, а на безвкусные маски для не очень умных людей, шляющихся по гэтемским подворотням ночью (по-сестрински, по-братски не говорите Мистеру Пигу, что автор назвал его свиные маски безвкусными, тем более что при достаточной свежести и правильной прожарке они могут быть вполне вкусными).
Так вот о Мистере Пиге беспокоиться не приходилось.
По крайней мере, пока что.
Потому что в Аркхэме по «Программе развития доступности хобби с индивидуальным подходом к каждому пациенту» Мистеру Пигу предоставили очаровательные резиновые маски, коллекцию косметики, набор для начинающих швей и настольную лампу, так что Мистер Пиг планировал на какое-то время воздержаться от союзов с другими мафиози, продумывающих под транквилизаторами план побега.
Те жители Готэма, что не подумали на Мистера Пига, но всё же различили в звуке чей-то голос, терялись в догадках.
***
Говоря о причинах заставивших мистера Хэнрикса — директора самой престижной и дорогой школы Готэма — кричать свинкой, мы должны ненадолго перенестись в прошлое.
— Мистер Уэ-Уэ-Уэээ… — невысокий, чёрный, полного телосложения мужчина с короткими волосами и аккуратной бородкой быстро заморгал, несколько раз снял и снова надел очки округлой формы и возжелал провалиться сквозь землю. Или чтобы взрослый, стильно одетый миллиардер со злобно зыркающим в сторону директора ребёнком провалились сквозь землю. Да, так даже лучше. Мистеру Хэнриксу не составит труда вспомнить молодость и перепрыгнуть через забор прежде, чем эти двое выберутся на поверхность.
— Мистер Уэйн. Моя фамилия — Уэйн, мистер Хэнрикс. Неужели вы забыли? — Брюс недоумённо приподнял бровь.
Дэмиен высокомерно цокнул (а вы думали! Его искусство цокания отточено до идеала!) и бросил на отца удивлённый взгляд — такая экспрессия на лице Бэтмена была для него вновинку.
Мистер Хэнрикс сжал кулаки, мысленно досчитал до десяти и выдохнул.
— Мистер Уэйн, вашу фамилию я не забуду никогда. Даже если очень захочу. Так же, как и ваших… прекрасных… и многочисленных детей. Я так понимаю, это один из них?
Брюс, не зная, как реагировать на первую часть того, что сказал директор Хэнрикс, просто кивнул.
— Один из них.
Дэмиен сложил руки на груди и цокнул ещё высокомернее и, знаете, с такой токсичной ноткой презрения и выражением тошноты:
— Многочисленные дети? Это вы о тех невоспитанных приблудах, которых отец достал из грязи, отряхнул и отправил в приличное общество так и не научившимися не харкать под ноги? Т-т. Не ставьте меня с ними в одном предложении. Я единственный, кровный, настоящий, родной, неповторимый, достойный, «трушный» сын Бэт…
Брюс на этом моменте неистово закашлялся.
«Чтоб тебе пусто было!» — воскликнул в душе мистер Хэнрикс.
Дэмиен ошибку понял и как ни в чём не бывало исправился:
—… сын Брюса Уэйна!
Мистер Хэнрикс, который как на кивке Брюса закатил глаза так их и не выкатил, сдержанно заметил:
— Я заметил. Сходства на лицо. Так, мистер Уэйн, который отец, вы решили показать сыну школу, в которой учились вы и ваши старшие три сына? А потом пойти по другим памятным местам? И больше не приближаться к этому месту? Я правильно понимаю?
Брюс широко улыбнулся, словно каждое следующее произнесённое им слово доставляло ему непередаваемое удовольствие:
— Нет, мистер Хэнрикс. Мы с сыном пришли подавать документы на обучение.
Мистер Хэнрикс кивнул:
— Да, сейчас как раз подходящее время.
— Согласен, мистер Хэнрикс, конец мая всё-таки.
— Да-да, экзамены для перехода на следующий год очень кстати начнутся через две недели.
— Вот-вот, а Дэмиен... Славное имя, не правда ли? Он как раз ни разу не обучался в школе.
— Как славно, как славно, как и всегда.
— Знаете, он вообще родом из мест, где говорят на арабском. Вы удивлены? Я тоже. Я ведь меньше недели назад узнал о его существовании.
— Надеюсь, что арабского языка, а не сына.
— Я просто не помню момент зачатия, вообще те дни стёрлись из моей памяти.
— Это очень похоже на вас, мистер Уэйн. Боюсь спросить, сколько лет ребёнку со славным именем Дэмиен, чтобы я знал, насколько всё… Чтобы я знал.
— Дэмиен, напомни, сколько тебе лет? Простите, директор Хэнрикс. Когда я сказал «меньше недели», я имел в виду, что его мать познакомила нас позавчера вечером.
— Поражаюсь, почему вы не привели его в нашу школу позавчера вечером. Что за непреодолимая преграда помешала вам?
— Я делал тест на отцовство.
— Вот как. Раньше отсутствие родства вас не смущало.
— А оно меня и сейчас не смущает. Меня смутило возможное родство. К тому же, Дэмиен предпринял попытку побега.
— И это тоже с вами не впервые.
— Вы всё помните!
— Мистер Уэйн, я же говорил, вашу фамилию я не забуду никогда, даже если очень захочу.
Брюс приобнял сына и подмигнул директору, глаза которого давно хотели вернуться в естественное положение из закатанного, но Брюс не прекращал говорить.
— Кстати, я уже сделал внушительное пожертвование в фонд школы.
— Мистер Уэйн, никакого пожертвования не хватит, чтобы закрыть мой гештальт.
— Так что, мистер Хэнрикс, готовы принять моего сына в свою школу?
Мистер Хэнрикс тяжело вздохнул и потёр переносицу:
— Дайте подумать. Ребёнок, никогда не учившийся в школе, с родным арабским, в конце учебного года. Родительские собрания и обязательные встречи, на которых вы не покажитесь даже под страхом смерти. Я, заваленный документацией, которая должна быть заполнена с вашим участием, но к которой вы никогда не притронетесь… У меня есть шанс отказаться?
— Нет! — лицо Брюса достигло своих пределов в улыбке.
— Добро пожаловать в нашу прекрасную школу!
Дик прижал руку к груди и попытался сделать свой голос ещё более сочувствующим и сожалеющим. Актёрское мастерство мастера Грейсона при всём его величии и таланте не могло перепрыгнуть самоё себя.
Дик взмолился оператору сотовой связи. Ещё никогда ему так сильно не хотелось, чтобы деньги на его телефоне или телефоне его собеседника закончились:
— Дядя Кристофер, я вас так понимаю, так понимаю. Ну не вам мне рассказывать о том, какой Брюс отсутствующий родитель. Я ж по себе это знаю даже лучше, чем по вам.
— Ричард, я знаю, что ты это знаешь. И ты знаешь, что я это знаю. Но также знаешь и другое!
— Что я не могу заменить собою Брюса.
— Да! Вот именно! Я, разумеется, счастлив, что у твоих младших братьев есть такой заботливый и ответственный старший брат, который ходит на все родительские собрания, выступления и решает проблемы в школе, но у тебя нет права опекунства над ними. Над Дэмиеном. И хотя ты делаешь всё, что в твоих силах, и я делаю всё, что в моих силах, у мистера Уэйна есть обязанности, которые он, я прошу прощения, обязывался выполнять. Хотя бы иногда. Он должен появиться на встрече семей учащихся в эту субботу! Он пропустил все предыдущие, и по новому закону…
Дик нервно сглотнул:
— Что по новому закону?
— По закону, если мистер Уэйн пропустит и это, десятое, собрание, он будет лишён родительских прав в отношении своего сына Дэмиена. Мне очень жаль.
— Но как же так! Дэмиену негде больше жить! Его мать, неизвестно, жива ли вообще. Дедушка по маминой линии — глава преступной группировки! И… И…
— Ричард, послушай, я правда не знаю, как вам помочь. Закон есть закон. Его нельзя забросать деньгами мистера Уэйна в надежде, что он испугается и убежит. Либо мистер Уэйн появляется на собрании и делает вид, что ему открылось высшее знание о наличии у него родительских обязанностей, либо…
— Я вас понял, дядя Кристофер. Брюс будет на собрании. Я вам обещаю.
— Что-то я в этом сомневаюсь. Он мне как-то сказал, что не понимает, зачем родители ходят на собрания, если на них можно не ходить. Я ответил, что вообще ходить на них обязательно нужно. А он лишь пожал плечами и сказал: «Ну я ведь не хожу, и ничего».
— Боже. И что вы ответили?
— Да ничего. Я впал в ступор минут на десять, и за это время мистер Уэйн успел сбежать из кабинета и улететь в Камбоджу.
Дик вспыхнул красным цветом с ног до головы. Казалось, даже синяя футболка почувствовала себя не в своей палитре.
Что ж, у Брюса не было совести, поэтому Дику приходилось отдуваться за двоих.
— Мистер Хэнрикс, молитесь за то, чтобы печенье нашего дворецкого всегда оставалось таким же горячим и шоколадным, как и всегда с пылу-жару. Мне нужно идти на планёрку.
— Ричард, какое, к чёрту, печенье! Какая, к Брюсу, планёрка!
— Такая, директор, посвящённая Брюсу и проблемам, которые он создаёт. Видимо, как и вся моя жизнь… Увидимся на собрании. Я буду в облегающем и с блёстками. Вы меня сразу узнаете. Брюс будет в чёрном. Увидите хмурую, накаченную тень в углу зала, не кричите «Бэтмен», он может испугаться и улететь в Камбоджу. У него там что-то в роде места силы. Пока.
— Ричард, что ты нес…
— Отбой!
Найтвинг шлёпнул по телефону так, словно давал ему пощёчину. Мысленно досчитав до десяти и напомнив себе, что силы нужно сохранить для битья другого кирпича, Грейсон поднялся со своего одеяльного трона и вышел из комнаты.
Порыв позвонить Брюсу сейчас же и прочитать тысячную лекцию про «Харэ уже!» в надежде, что Бэтмен не отключит микрофон после первой гневной ноты в голосе воспитанника, Найтвинг переждал не без усилий.
Руки чесались, язык чесался, горло чесалось, всё у него чесалось сообщить Брюсу, что сейчас он придёт к нему и утащит на собрание силком.
Однако Дик — тёртый калач и знал, что как только мышьи уши уловят слова «школа» и «собрание», Лига справедливости тут же, сама не зная почему, умчится за тридевять галактик, чтобы выполнить ну очень важную миссию по спасению мира от опасности, которая о своей опасности узнает только под хмурым взглядом визоров Бэтмена.
Нет, готэмская живность — дело тонкое. Тут нужен план и люди. И ещё желательно печенье Альфреда.
***
Диана проводила удаляющуюся спину Кларка странным взглядом. Оливер закинул руки за голову и раскачивался на стуле. Члены Лиги скучающе обменивались новостями, ожидая, когда соберутся опоздавшие.
Запыхавшийся Флэш запрыгнул на своё место с громким:
— Простите, ребят! Спешил, как мог!
Зелёный Фонарь помахал на друга буклетиком из парфюмерного, пытаясь прогнать пары пота.
— Уж надеемся, что ты не прогулочным шагом сюда добирался.
— Вы не поверите, что со мной произошло!
Диана хмыкнула:
— Ты прав, не поверим.
— Почему? Я же правду хотел сказать! Меня чуть не сбил чувак в красном колпаке, с цепью и на мотоцикле. Спросил меня таким страшным и весёлым голосом, где он может припарковать своего Пегаса. Чуваки, мне кажется, я его где-то видел.
Оливер зевнул и бросил взгляд на приближающегося Супермена. Лицо у того было, словно он пришёл не на собрание, а в парк развлечений.
— Чего такой радостный? Вдруг возлюбил ближнего своего? — Кларк на это лишь непонимающе выгнул брови. Оливер указал на соседа Супермена. — Не знал, что тебе нравятся трёхчасовые бухтения Бэтса о его детективных изысканиях касательно Пингвина.
Бэтмен обратил свой взор на собеседников. Оливер натянул зелёный капюшон, скрывая блондинистые усы, и притворился георгиной.
На вопрос Бэтмена, случилось ли что-то серьёзное, Кларк потряс телефоном:
— Звонил Найтвинг. Спросил, долго ли ты будешь на собрании. Там в Готэме появилась миссия. Вроде неопасная, но нужно твоё участие. Он не стал звонить тебе, чтобы не отвлекать на случай, если ты уже начал свой увлекательный доклад.
Брюс позволил себе самодовольную улыбку. В душе разумеется. Не показывать же её людям. «Всё-таки смог я его приучить не отвлекать меня, когда я работаю».
— А довольный чего такой? — поинтересовался Флэш, ища взглядом что-нибудь съестное на столе.
Кларк махнул рукой и честно ответил, что после собрания собирается хорошо отдохнуть в компании Нэтфликса и вкусного печенья.
***
Арка телепорта засигналила песней «Look what you made me do» Тейлор Свифт и замигала всеми цветами радуги. Лига подорвалась с мест как ошпаренная, и не мудрено — вообще-то все, у кого был доступ к башне, уже находились на ней. А значит, опасаться неизвестных вышедших из арки стоило.
Впрочем Супермен и Чудо-женщина не шелохнулись — как будто вероятный взлом кодов доступа и нападение на башню тревожили их не больше, чем пасмурный день в Готэме.
Диана наклонилась к прикрывавшему улыбку своей огромной ручищей Кларку и с надеждой спросила:
— Думаешь, он будет сопротивляться?
— Надеюсь, иначе зря я летал за попкорном.
Перед Лигой предстала троица…
— Что. Вы. Творите.
— Бэтс, кто они такие? Ты их знаешь?
— Этот парень с цепью кажется мне знакомым…
Разумеется, Найтвинг, Красный Колпак и Красный Робин были известны Лиге справедливости, но без подробностей и без истинных лиц (а предстали они как раз без масок). Связь Красного Колпака с Бэтменом вообще была известна лишь Принс и Кенту.
Так что три молодых парня с уложенными волосами и неоднозначным, эм, набором предметов в руках, вызвали некоторое недоумение у большинства членов Лиги.
Эмоции Брюса можно было описать как смесь глубокого охреневания, гнева, желания надавать ремня, а потом уже получить ответы. И весь этот коктейль внешне сдерживался лишь силой воли Тёмного Рыцаря. Знаете, дети иногда ведут себя странно, но имидж Бэтмена — это святое.
Дик Грейсон поудобнее перехватил левой рукой дорогой, выглаженный, чёрный костюм, запакованный в прозрачную плёнку.
— Внимание, это ограбление, — правой рукой Дик указал на Брюса, который, злобно зыркая на детей, стирал зубы в крошку. — Мы собираемся украсть у вас миллиардера. Ненадолго. Чтобы обменять его тело на документы.
Оливер облегчённо выдохнул: повезло, а то ж Брюс тут не единственный богач.
— Чувак, кто они? Ты же знаешь их? Кому ты перешёл дорогу? Какой-то модельной мафии?
Дик самодовольно поиграл бровями и изящным движением руки поправил свои идеальные, покрытые блёстками волосы:
— Благодарю тебя, Оли. В отличие от Брюса ты умеешь говорить комплименты. Наверное, ты умеешь и в любви признаваться, — лицо Дика погрустнело, — наверняка, ты бы хорошо относился к своим детям и ходил бы на родительские собрания. Не каждому такое дано!
Оливер, не зная, как переработать странный поток информации от странного парня, который странным образом знает его личность, решил воспринять всё как комплимент.
— Ээ, спасибо.
Лицо Бэтмена стало совсем каменным.
— Полагаю, это камень в мою бэтпещеру?
Робины как один кивнули.
— Это восстание? Бунт? Вы организуете профсоюз и требуете улучшения условий работы и… родительства?
Молодые люди удивлённо переглянулись. Джейсон, такой же напомаженный, как и Дик с Тимом, но в отличие от старшего держащий в руке не чужой костюм, а тяжёлую нержавеющую цепь, присвистнул:
— Вообще-то это хорошая идея. Надо взять на заметку.
Тим поудобнее устроил большую чёрную сумку на плече.
— Пока что мы собираемся просто убедить тебя пойти с нами на собрание семей учащихся. Видишь ли, Брюс, нашего энгри бёрдса собираются попросить вон из школы.
Дик закивал:
— Тебя лишают родительских прав, дорогой.
— Что? По какому праву?
— По такому праву. По законному! Что, думал, если у тебя красивое личико, то тебе всё можно?
— Я не…
— Не перебивай меня! Знаешь, ты не можешь просто скинуть свои обязанности на нас.
— Я не…
— Зачем вообще заводить детей, если ты не собираешься о них заботиться? Теперь из-за твоей безответственности Дэмиена отправят либо в детский дом, что может быть опасно для детей этого дома, либо к его матери…
— Талия — ужасная мать, — категорично заявил Брюс и под испепелящим взглядом старшего воспитанника сделал шаг назад.
Тим на это закатил глаза.
— Знаешь, ты тоже не тыквенный латте. Да и гном наш не восьмичасовой сон. Но я бы не отдал члена своей семьи на съедение Талии аль Гул. Поэтому давай ты притворишься примерным отцом и пойдёшь с нами в школу.
Спустя долгую минуту раздумий Бэтмен сделал виртуозное сальто через стол и пустился в бега.
Супермен поднял руку, призывая членов Лиги опуститься на свои места и не мешать семейным разборкам. И не мешать Супермену и Чудо-женщине наблюдать за семейными разборками.
Найтвинг с воинственным кличем «Робины, за мной!» сорвался с места в след за Брюсом. Двери в другие помещения были заблокированы Тимом заранее, так что бегали змейкой, вокруг стола Лиги.
— По-хорошему ты не захотел. Значит, будет по-плохому. Действуем по плану Б. Мальчики, вяжите его!
Тим вынул из сумки за плечом целую коллекцию наручников. Самые тяжёлые наручники он просто бросил в беглеца, выведя из строя локаторы и вестибулярный аппарат Брюса.
Джейсон мотнул цепью на манер лассо и, пока Дик ставил потерявшему равновесие Бэтмену подножку, заарканил отца семейства как быка.
Поваленный и обездвиженный зверь просипел: «Я никуда не пойду».
Тим снял с плеча сумку. Сумка оказалось плотной и вместительной. В ней вполне мог поместиться… Брюс.
— Я буду сопротивляться.
— Есть план В. Джейсон цепляет конец твоей цепи к своему мотоциклу и на скорости 140 км в час делает тебе пилинг задницы асфальтом.
Джейсон выглядывает из-за спины Дика с садистской лыбой:
— Прошу, прими моë предложение.
— Есть и другие варианты, — Тим с умным видом загибает пальцы, — мы выпускаем Плюща и шантажом заставляем её использовать на тебе её суперсилы; привлекаем к делу Рэйвен; используем электрошокер, чтобы выработать у тебя условные рефлексы, необходимые для посещения тобой родительского собрания — но это будет долго; можно использовать синтезированный в нашей лаборатории яд, вызывающий паралич, и сказать, что на тебя напали, но ты так хотел быть на собрании, что с помощью моргания азбукой Морзе передал нам своё желание…
Бэтмен молчал. Джейсон дьявольски улыбался этой картине.
Тима, похоже, посетило вдохновение, и он продолжал исторгать из себя идеи, переходя от безобидных и даже немного нелепых ко всё более пугающим и злодейским.
Дик бросил взгляд на наручные часы.
— Так, всё, время вышло, засиделись мы здесь. Пакуйте его. Переоденем в лимузине. Дэмиен должен был замешать раствор лёгкого парализующего газа.
Под угрозы Брюса, которого младшенькие заворачивали в сумку для переноски холодильников, Дик вручил Кларку непроницаемый чёрный пакет.
С шорохом фальги и восхищённым «Ах» Дианы Супермен вынул на свет божий горячее и обалденно пахнущее…
— Предатель! Ты продал друга за печенье! Мхммх! Убери от меня свои ру… Мхамм!!!
Кларк стукнулся печеньками с Дианой и деловито заметил:
— За печенье твоего дворецкого. Это важно. Это в корне меняет ситуацию.
— Бэтси, ладно тебе, развейся с детишками. Мы твои бумажки и сами прочитать сможем.
Второй и третий робины исчезли в арке телепорта. Найтвинг с улыбкой отсалютовал другу:
— Спасибо за коды доступа, Кларк. Профсоюз Робинов будет помнить твой вклад в нашу организацию.
***
Мистер Хэнрикс оглядел расположившихся за богатым обеденным столом изысканно одетых людей. Пять мест пустовало. Не сказать, что мистер Хэнрикс был удивлён. Просто ему было немного грустно. К малышу Дэмиену он привык.
— Директор.
Мистер Хэнрикс вздрогнул и обернулся на голос. Брюс Уэйн протягивал ему бокал. Дети за его спиной, такие же красивые и статные, как и глава семейства казались директору настоящими супергероями.
Мистер Хэнрикс принял лимонад из рук самого непутёвого родителя на этой планете, хотя кто знает, может, и на других планетах тоже.
— Вы, наконец, поняли, какие потрясающие у вас дети?
— Я понял, что мои дети — это действительно мои дети.

Странные ночи, а с ними и ещё более странные дни ворвались в тихую (да, только иногда тихую, ну и что), мирную (всё в этом мире относительно) и спокойную (с учётом, что мы играем в игру, в которой мы должны говорить антонимами) жизнь Конохи.

То ли аномальные вспышки на солнце, то ли планета устала бежать да вертеться и остановилась в какой-то точке пространства, не желая отворачиваться от животворящей звезды, то ли Ооцуцуки опять по подъездам гадят. Учёным по причине, описанной ниже, было до солнца так же, как и до фонаря — проблем со своим организмом не оберёшься, кто тут разбираться ещё будет.

Но факт оставался фактом — вот уже вторую неделю солнце вслед за глазами задолбавшегося Итачи не закатывалось за орбиты, то есть за горизонт. Ночи не укрывали деревню, на время утихомиривая пыл вездесущего и отовсюду своим обесцененным мнением торчащего Мадарыча.

Как назло, на территорию деревни не заплывали даже облака, дабы быть обласканными сонным взглядом Шикамару, и тучи, кроме той, что навечно прилепилась к Саске и висела над ним дэдинсайдовским вайбом.

Режим сбился решительно у всех. Даже у Какаши, который, словно вечно молодой и очаровательный вампир, привык днём спать, а ночью соревноваться своим сиянием с дискошарами в клубах.

Бессонница — дама страшная, с какой стороны на неё не глянь. И эти две недели она словно призрак терроризировала несчастных людей головными болями, отёками на лице, ноющим от голода желудком и противной мерзливостью.

Что только не шло в ход в борьбе с ней.

Кто-то пытался прятаться за плотными, не пропускающими свет шторами и чёрными изолентами, коими облепливали окна сплошняком. Кто-то прибегал к таблеткам. Кто-то слёзно просил товарища бабахнуть по голове так, чтобы проваляться в отключке положенные восемь часов.

— Это что? — бровь Хуа Чэна изогнулась в удивлении. Демон отнял затёкшую руку от подбородка и указал на неопознанный объект перед собой.
— Тебе сабля в глаз попала? — Хэ Сюань подвинул ящик ближе к Хуа Чэну со слишком здоровым для мертвеца румянцем на щеках. Кому-то могло показаться, что это взятка. Впрочем Хэ Сюань ведь ещё не озвучил, что это. Так что мало ли. — Вино это.
Хуа Чэн поскрёб пальцем по горлышку бутылки и с отвращением почувствовал, что странная вонючая грязь с тиной осталась у него под ногтем.
— Я вижу, что это вино.
На самом деле Хуа Чэн не мог видеть, что в бутылках, потому что их покрывал толстый и плотный слой морской грязи. Но ящик, в котором покоились сосуды, походил на алкогольный.
— Зачем притащил? И где ты вообще нашёл это чудо, — в голосе демона сквозило недоверие.
Хэ Сюань проигнорировал первый вопрос, словно не расслышал:
— Чего так мрачно? Я думал тебе нравится старость, — изящный намёк на разницу в возрасте между демоном и небожителем Хуа Чэн встретил с дьявольской усмешкой.
— Черновод, не надо делать вид, что тебе вода в ухо попала. Я спрашиваю, по какой такой веской причине ты, «тихий, скромный Чёрный демон чёрных вод», выполз из своей безвкусно отделанной берлоги и принялся шлифовать мой дорогущий стол этим ископаемым? Ты обжора, а не алкоголик.
Хэ Сюань, всё время стоявший за ящиком, оперевшись руками о стол, шумно выдохнул и упал на стул. Скрестив ноги, он уставился в окно.
— На меня напала тоска, и я решил…
— Напиться?
— Остаться в одиночестве, чтобы прочувствовать как следует грустный вайб и насладиться этим. Поэтому отправился в Южное море, опустившись в страдании на самое дно.
— Дно грустного вайба?
— Дно Южного моря.
— Но ведь мертвецы не тонут в нём.
— Когда я страдаю, то чувствую, что живу.
— А.
— И у меня есть якорь. И вообще это моя территория, я там что хочу, могу делать. Так вот, опустившись на дно, я решил пока не пробивать его, а прогуляться…
— Да, дно пробить ты всегда успеешь.
— И насладиться пейзажами.
— В полной темноте на дне моря, где нет ничего живого.
— Живые уходят на дно моря.
— Но к тому времени, когда живые достигают дна, они уже не такие живые.
— Так вот я наслаждался пейзажами! И случайно наткнулся на древний корабль, от которого исходила тяжёлая демоническая ци. Одержимый духом приключений…
— Так ты сюда одержимый духом приплёлся. А я думал, чего ты такой странный…
— Я отправился исследовать корабль!
— В надежде найти жратву?
— Тебе никогда не говорили, что ты ужасный собеседник?
— Вроде пытались сказать, но я их перебивал.
Хэ Сюань дал себе минуту, чтобы сдержать раздражение. Стол и вправду выглядел достаточно дорого, чтобы Хэ Сюань боялся нанести ему повреждение. Лишние, приплюсованные позади и так длинных чисел нолики ему в долге не нужны.
— Исследовав корабль, я обнаружил там несметные богатства… — верхняя губа Хуа Чэна уже приподнялась, озорно оголяя клык, но Хэ Сюань поспешил закончить предложение, — в виде таких ящиков.
— И ты пришёл ко мне, потому что хочешь выпить со мной или потому что хочешь проверить, не отравлено ли оно?
— Да просто грех это — пить в одиночку. — «Хотя испробовать на тебе его тоже мысль неплохая. Вдруг там что-то наподобие стряпни твоего муженька. Я не хочу переживать те пугающие ощущения в теле вновь. Да к тому же я так лбом тогда приложился об стол, что шишка даже до вашей свадьбы не зажила», — о последней мысли Хэ Сюань благоразумно промолчал.
— Если следовать логике, что пить в одиночку — это грех, то ты как демон просто обязан был выпить это всё и не поделиться ни с одной душой.
— О небеса!
Наступило неловкое молчание. За окном на площади Инь Юй дубасил одолженным у господина Вепря человеческим окороком шпионов Ци Жуна.
— О нечистая сила! Чего ты к словам цепляешься? Какая радость пить в одиночестве? Скука смертная. Так хоть я посмотрю, как ты пьяный выглядишь.
— Хэ Сюань, мы Непревзойдённые демоны, мы не пьянеем.
Хэ Сюань достал одну бутылку и развернул еë чудом сохранившейся этикеткой к Непревзойдëнному демону, который думал, что не опьянеет.
Левый глаз Хуа Чэна и глазная повязка поражённо выпучились на дату изготовления.
— Да это вино старше меня на полторы тысячи лет!
— И хранилось оно по меньшей мере несколько сотен лет в море демонической ци. Всë ещё думаешь, что ничего тебе не будет?
Хуа Чэн откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
— … Тц-тц. М-м. Угу-гу-гу. Ах-ох. Агрх. Пфф! Инь Юй, бокалы принеси и фрукты!
— Слушаюсь, градоначальник Хуа! — голова Инь Юя появилась в окне и тут же исчезла, куда-то убежав вместе с телом.
Хэ Сюань отзеркалил позу и самоуверенный взгляд Хуа Чэна. Пробка бутылки в руках демона страшно заскрипела, высвобождая ядрёный аромат выпивки.
***
Игорный дом горел. Не огнём азарта. Им он горел часа два назад. Он горел самым настоящим (горячим) огнём. Жители Призрачного города хватались кто за что мог: кто за волосы, если были, кто за голову, чтоб не упала и не потерялась в толпе, кто за лицо или рыло, чтоб ни в коем случае не показать градоначальнику, что они чем-то раздосадованы. Ведь их любимый, заботливый градоначальник так много сделал для них, от чистого сердца, из благих побуждений. В трезвом состоянии его старания можно было положительно оценивать проще. В нетрезвом же состоянии… В общем, раз градоначальник поджёг Игорный дом лучами своей любви к горожанам и сказал, чтобы его такие несмазливые, но родные (это цитата Хуа Чэна, «родные и несмазливые») твари грелись лучами его любили и всполохами горящего столба с дымом, значит, надо так делать. И быть благодарными.
Жители с неуверенными улыбками провожали взглядом уходящего с чёрным, хоть и почти зелёным, демоном градоначальника, ожидая, когда тот скроется из виду, чтобы они могли броситься наконец тушить этот пожар любви.
Остановившийся в конце улицы Хуа Чэн вновь развернулся к жителям, опираясь левой рукой на поясницу Хэ Сюаня. Он поднял бутылку, источающую тёмную ци, вверх и запел:
— Всё-всё для вас: горящие сараи!
Всё для вас: моря и попугаи!
И лишь для вас, для вас одних я создал
Э-э-этот а-а-ад!
— Какие ещё моря для них?! — возмутилась подставка. — Моря по моей части. И море я своё никому не отдам, — подумав ещё немного, подставка добавила. — И то, что в море осталось, тоже.
Разгорячённые вином князья демонов всё-таки скрылись за поворотом, и горожане смогли облегчённо выдохнуть дым, забивший лёгкие.
Настроение у Хуа Чэна было потрясающее.
— А-Сюань!
— Я просил не звать меня так. Или я буду обращаться к тебе «А-Чэн».
Хуа Чэн искоса поглядел на Черновода, как бы говоря: «Ты сам-то в это веришь?»
— А-Сюань!
— Ау?
— Подержи мне.
— Что тебе подержать?
— Подержи.
— Что?
Хуа Чэн похлопал Хэ Сюаня по всему, до чего дотянулся, и схватил того за руку:
— Подержи. Да высунь ты руку изо рта. И подержи мне повязку. Я чувствую, она съехала.
Хэ Сюань пригляделся к лицу Хуа Чэна. Повязка была на месте:
— Точно. Она же вроде должна быть на левом глазу, а она на…
— Она должна быть на правом. Кажется. Хотя от тебя она на левом…
— Аа… — Хэ Сюань не мог определиться, какой глаз Хуа Чэна должна прикрывать повязка. Сейчас ему казалось, что у Хуа Чэна по меньшей мере четыре глаз и на двух из них повязка. Однако порой Хэ Сюаню казалось, будто пару раз у Хуа Чэна появлялся пятый глаз. Красный как от… От попойки. Или это Эмин на спиной хозяина скакал.
Не желая подводить друга, Хэ Сюань нащупал повязку и прижал руку к лицу Хуа Чэна.
Хуа Чэн уверенно угукнул. Так они и пошли.
— Знаешь, я давно хотел тебе сказать, чтобы ты поговорил с Ши Цинсюанем.
— Да.
— Нехорошо как-то у вас всë это получилось.
— Ты прав.
— Неудобно как-то.
— Согласен.
— Да и грустно.
— Верно.
— Вы могли бы снова дружить.
— Хотелось бы.
— А могли бы быть как я и Его высочество.
— Ага.
— Любили бы друг друга так же сильно.
— И то правда.
Хуа Чэн помолчал, а потом возмущëнно загудел:
— Правда? Никакая не правда! Вам до нашей с Его высочеством любви как, как до Луны, только ещё дальше. Всем до неë далеко. Никто не может так любить, как мы с Его высочеством!
— Абсолютная истина!
— А-Сюань, мы с тобой так хорошо друг друга понимаем. Ты мне как родной! Я старше тебя, зови меня гэгэ. А я буду тебя звать диди.
— Хорошо, гэгэ.
— Вот и отлично, диди.
— …
— …
— Всë-таки стрëмно как-то звучит.
— Ты прав, Черновод, не будем торопиться.
— Слушай, раз уж мы родные…
— Долги не прощу.
— Я хотел попросить тебя не прилетать больше ко мне домой на огромном каменном монстре.
Хуа Чэн долго молчал, а потом медленно проговорил, не веря в столь безумное бесстрашие Хэ Сюаня:
— Ты что, моего гэгэ монстром назвал?
— Нет.
— Статую моего гэгэ, которую я сделал сам?
— Да нет же. Я про огненную тварюгу летающую. Меня ж там тогда не было. Не знаю, на чëм ты летал — со всеми на статуе или на огненном монстре.
— Аа, — кажется, поверил. — Ладно.
Демон чëрных вод позволил себе после долгого напряжения вздохнуть (впрочем ему это не требовалось как покойнику, но не суть). «О боги, благословите меня, чтоб завтра он это не вспомнил. Он наверняка после отрезвления снова поумнеет».
Под конец улицы, которую они преодолели весьма небыстро (сложно идти, когда ноги у вас настолько ватные, что кажется, кости давно превратились в разварившуюся лапшу), Хуа Чэн захныкал:
— Хэ, почему так скучно?
Хэ Сюань не знал, почему Хуа Чэну скучно, а вот почему ему, Хэ Сюаню, так голодно, он знал и думал, как это исправить.
— А что тебе обычно помогает не скучать?
Лицо Хуа Чэна засияло (божественным светом, блин) и зарумянилось. Можно было подумать, что он совсем захмелел и вот-вот свалится. Хотя куда уж ему валиться, он и так на согнутом в три погибели Хэ Сюане лежит. В общем, радость он всем своим видом выражал несусветную.
У Черновода заплясали пятна перед глазами от солнечный улыбки (демоны так-то солнце не особо жалуют). Ему даже захотелось прикрыть глаза, но руки его были заняты. Одна удерживала Хуа Чэна от позора оставить слепок захмелевшего лица на вымощенной кирпичиками улице, другая держала глазную повязку Хуа Чэна, потому как та норовила сбежать с лица носителя (по крайней мере её носитель был в этом уверен).
— Его высочество!
Но в следующий миг лицо Собирателя цветов под кровавым дождём помрачнело. Хуа Чэн горько вздохнул и шмыгнул. Опрокидывающее рассудок дыхание (словно огненное дыхание дракона, только вместо пламени был перегар) заставило Хэ Сюаня проронить десяток другой скупых мужицких слёз.
— Но он сейчас не со мной, а с кем-то другим!
Черновод выгнул бровь. Или не выгнул. Он не был уверен, как хорошо сейчас управляет лицом:
— И с кем же он?
— С какими-то ПРОСТЫМИ ЛЮДЬМИ, которым постоянно нужна ПОМОЩЬ!
— Хорошо. То есть это плохо. Но давай подумаем, что тебя ещё заставляет не скучать? Чем займёмся?
— Ну, — Хуа Чэн улыбнулся ребяческой улыбкой. Хэ Сюань почувствовал тепло от этой улыбки, — мне нравится сжигать чужие храмы, — ладно, возможно, стоит быть осторожным с этим теплом.
— Мы уже подожгли Игорный дом. Давай что-нибудь другое. Например, что-то съедобное.
— Подожжём?
— Нет, нет, нет! Давай займёмся чем-нибудь, что будет включать в себя что-то съедобное.
— В каком виде?
— В любом, пригодном для поглощения. Пареное, жареное, засоленное…
— Я понял, — Хуа Чэн задумчиво потёр подбородок Чёрного демона. Обратив обременённый тяжёлыми думами взор в небеса, он нахмурился. Огонёк идеи, загоревшийся в голове демона в красном, заставил Хэ Сюаня вновь поморщиться от света. — Небеса! Давай погоняем этих надутых индюков по небесному загону?
Хэ Сюань поднял затуманенный взор вверх и, припоминая, как вкусно и радостно было ему на божественных пирах, закивал.
— Но! — Хуа Чэн поднял указательный палец, как он думал, на небеса и указал куда-то в канаву.
— Что?
— Нам нужна, — Хуа Чэн поджал губы, — конспирология.
— Зачем? Нам? Конспирология? — Хэ Сюань от удивления даже выпрямился и тут же начал заваливаться назад.
— А как мы без конспирологии?
— Как диктаторы без конспирологии — это вопрос. А нам-то на что эти теории?
— А. Ой. Нам нужна, — Хуа Чэн вновь состроил пафосно-умное лицо, — конспирация. Чтобы нас не вычислили.
— А что будет, если нас вычислят?
— Нам придётся их побить.
— Логично. О! И тогда, если Его высочество будет недоволен, виновными всё равно окажутся эти, как ты их назвал, заоблачные дятлы.
— Именно так, хотя я об этом даже не подумал.
— Хорошо, как будем конспирироваться?
— Есть план.
— Надёжный как юнаньские часы?
— Даже больше.
***
Небесная столица вновь разразилась грохотом и звоном колокола. Вот только в этот раз никто не возносился. А если внимательно прислушаться, можно было заметить, что и колокол звонит как-то необычно. Привычный слуху ритм даже близко не был похож на нынешние беспорядочные удары. Да ещё и какой-то скрипучий, противный слуху писк доносился до каждого, кто был на расстоянии видимости от колокола.
Му Цин и Фэн Синь, одновременно выскочившие из своих приплясывающих от неботрясения дворцов, переглянулись брезгливо и направились в сторону оглушающего звона.
— Неужто Его высочество решил вознестись в четвёртый раз? — без доли почтения кинул бог войны юго-запада.
— Он же не низвергался после третьего раза, — напомнил Фэн Синь, впрочем, чуть погодя, добавил тихо, — но я уже ничему не удивлюсь…
И стоило ему закончить эту фразу, как брови его в неприкрытом удивлении поползли по лбу вверх, пока и вовсе не покинули лицо.
Колокол повизгивал и поскуливал под беспощадными ударами демона в красном. Казалось, кто-то пинает несчастного попрошайку, а тот, не смея поднять головы, сдерживает крик. Или строгий родитель шлëпает по попе провинившегося ребëнка.
Колокол, теряющий с каждым ударом гордость и самоуважение, желал так же, как в третье вознесение Его высочества наследного принца Сяньлэ, свалиться вниз.
Рядом с Красным демоном качался из стороны в сторону, имитируя волнующееся море, «незнакомый» богам демон. Тот не пытался покалечить колокол, а лишь поддерживал товарища, не давая ему пасть ещё ниже. То есть на пол. И вниз с небес.
Заметив богов войны, колокол просиял и мысленно взмолился о помощи.
— Эй, вы там! А ну прочь! — крикнул на пробу генерал Наньян. Разумеется, его проигнорировали.
— Собиратель цветов под кровавым дождём, что ты здесь делаешь? — «без хозяина» повисло в воздухе.
Хуа Чэн оторвал мутный взгляд от колокола, но ногу от него не отнял, продолжая вытирать подошву о резные узоры. Разглядев небожителей, Хуа Чэн хлопнул в ладоши и воскликнул.
— Черновод! План!
Хэ Сюань с кошачьими ушками на голове вытянул перед собой костлявые, когтистые руки и пожамкал ими воздух, словно котёнок спросонья. Чтобы подкрепить эффект от этого действа, он, повысив голос, выдавил невинное «мяв».
Хуа Чэн, который, как выяснилось, тоже был с кошачьими ушками на голове, впечатлился актёрской игрой друга и повторил за ним «Мяв-мяв, мяв-мяв!» Однако произнёс он это с такой интонацией, что складывалось впечатление, будто он прогавкал на ломаном кошачьем.
Услышав кличку второго демона, небожители поняли…
— Чёрт нас всех дери! У нас два Непревзойдённых князя демонов посреди Небесной столицы! И то, что они в кошачьих ушках, наводит лишь больший ужас!
— Да они же, — Му Цин принюхался, глаза его неестественно округлились. Он повернулся к Фэн Синю и постучал указательным и средним пальцем по шее, намекая на причину неадекватного состояния нечисти перед ними.
Хуа Чэн нахмурился и бросил Хэ Сюаню:
— Как они нас узнали? Где мы так промахнулись?
Демон чёрных вод задумался, присмотрелся к себе, к Хуа Чэну и разочарованно цокнул:
— Тебе что, саб… Гла… Тебе что, глаз в саблю попал? Ну ты даёшь! Ты не надел на Эмина ушки.
И правда, Эмин на поясе Хуа Чэна не был скрыт волшебным барьером непревзойдённой конспирации.
— Вот чёрт! А ведь всё было почти безупречно!
— Значит, действуем, как планировали в случае разоблачения.
— Да! А что мы там планировали? Я запамятовал.
— Ну, э-э… По-моему, нужно бежать.
— Давай, — Хуа Чэн огляделся, — а куда?
— Да хоть туда, — Хэ Сюань указал на виднеющуюся вдали крышу столовой.
Демоны сорвались с места под недовольные возгласы двух богов.
Хуа Чэн и Хэ Сюань и стояли-то не то что бы устойчиво, а уж когда бросились бежать, то и вовсе ориентацию в пространстве растеряли. Снося всё на своём пути (путь, кстати, начался с дворцов Наньяна и Сюаньчжэня), сбивая богов, переворачивая колонны и сгребая всё съестное (этим, правда, грешил лишь последний из демонов), они приближались к благоухающему саду.
Вдруг напротив разрушителей как панда на бамбуке вырос Пэй Мин и вытянул руку вперёд:
— Стоять!!!
Хуа Чэн и глазом не моргнул (и слава богу — что бы он ещё снёс, если бы закрыл свой единственный глаз, подумать можно, но уж очень страшно). Демон в красном вытянул руку вперёд, и вылетевшая из указательного пальца магическая стрела пронзила генерала Мингуана. Пэй Мин вздрогнул, потряс головой и вновь попытался крикнуть «Стоять!», но изо рта его вылетело жалкое «Агу!»
Хэ Сюань прыснул и показал большой палец другу.
Хуа Чэн усмехнулся:
— Хочу почувствовать себя как дома.
Следующий несчастный, попытавшийся преградить дорогу думонам, неожиданно для себя заквакал и грустно упрыгал к ближайшему пруду.
Не догорела и одна единственная палочка для благовоний, а Небесная столица превратилась в голдящий зверинец.
Му Цин, намеревавшийся сказать «Какого гуля они творят!», неожиданно для себя самого прокукарекал.
Фэн Синь:
— Кука-кака-карека? «Где же Его высочество?»
Му Цин:
— Куре-куре-куры-карека-река. «На дружеских посиделках с Ши Цинсюанем».
Фэн Синь:
— Река-карека-каку-кука-кыра-куреку. «Скорее бы он вернулся и разгрëб это дерьмо».
Му Цин:
— Кукареку. «Скорее бы».
Цюань Ичжэнь, извивающийся червём у их ног, согласно шмыгнул.
***
— Ах, Ваше высочество, как же замечательно, что вы смогли выбраться и посидеть со мной за чаркой вина! По правде, наблюдая за вашим с Собирателем цветов под кровавым дождём стремительным сближением, я думал, что в какой-то не столь отдалённый момент вы просто слипнитесь друг с другом на веки вечные, — лепетал уже немного поплывший от вина Ши Цинсюань.
Се Лянь на это лишь посмеялся.
— Мне тоже было очень приятно провести время в вашей компании. Уже вечереет, Сань Лан будет переживать, — Се Лянь встал, поправляя монашеское платье. — Молодой господин Ши, скажите, я выгляжу пьяным?
Ши Цинсюань приблизился к лицу принца, отстранился и махнул рукой.
— Не стоит переживать, Ваше высочество. Вы выглядите совершенно обычно.
— Хорошо, — облегчённо выдохнул Се Лянь. — Я боялся, что Сань Лан увидит меня нетрезвым. Ох, это было бы так неловко!
— Я уверен, он бы не стал вас осуждать.
— Не стал бы, но дразнил бы меня потом точно, как вы выразились ранее, веки вечные.
— Гэгэ-э-э! — Се Лянь услышал голос мужа в своей голове и расплылся счастливым тестом.
Ши Цинсюань заметил радостное выражение лица принца и понимающе улыбнулся.
— Я так соскучился-я-я!
— Я тоже, Сань Лан!
— Гэгэ-э-э! Гэгэ-э-э! Гэгэ-э-э-э-э-э!!!
На третьем «гэгэ» Се Лянь понял, что что-то не так.
Ши Цинсюань приподнял бровь, увидев лёгкое беспокойство в глазах принца, и прошептал: «Что-то случилось?»
Се Лянь беззвучно пошевелил губами:
— Пока не уверен.
Следующие минуты Се Лянь пытался выведать у Хуа Чэна, что происходит, но демон на вопросы мужа только невнятно мычал, погружая принца в пучину тайн.
— Похоже, вам нужно идти, Ваше высочество.
Попрощавшись с другом, Се Лянь со всех ног понёсся в Призрачный город. Ещё на подходе он почувствовал страшный запах гари и не на шутку забеспокоился.
«Да что же случилось?»
Пробираясь через толпу, которая в слезах пыталась что-то объяснить «старшему дядюшке», но на самом деле не могла даже себе толком объяснить, что произошло, Се Лянь паниковал всё больше и больше.
Наконец, он добрался до Игорного дома. Вернее, до обуглившегося здания, которое, по всей видимости, и было источником дыма.
— Ваше высочество!
Се Лянь повернул голову и увидел спешащего к нему Инь Юя. Тот был словно копчёная колбаса, не знающая, куда себя деть.
— Инь Юй, где Сань Лан? Что произошло? Кто-то напал на Призрачный город?
***
После объяснений Инь Юя Се Лянь сразу же направился в Небесную столицу, попросив помощника мужа спрятать ящик с демоническим вином от греха подальше.
Столица встретила его кукарекающими наперебой Му Цином, Фэн Синем и другими чудными зверьми. Се Лянь сразу понял, что без Хуа Чэна тут не обошлось.
— САНЬ ЛАН!
Му Цин старался не оборачиваться назад. Где-то на фоне Собиратель цветов под кровавым дождëм с искрящимся озорством в глазах и радостной лыбой рассказывал Се Ляню что-то такое, от чего принц, весь красный и пылающий, прижимал руки к лицу, отчаянно попискивая: «Сань Лан, хватит!»
Судя по состоянию Непревзойдённых демонов, вино было очень крепким и медленно выводящимся из организма, потому что даже к приходу Се Ляня два друга не утихомирились. Принцу пришлось силком тащить демонов за собой в Призрачный город. А ведь выдули они всего одну бутылку на двоих!
Заклятие озверения спало на следующее утро. Пэй Мин первым очнулся от чар, вымолвив последнее «агу», и отправился проверять последствия пребывания на небесах князей демонов. Столовая была опустошена. Пруд перетёк из сада в дворец Линвэнь.
 — Во дела…
Колокол грустно всхлипнул и зазвенел, знаменуя начало нового рабочего дня.

Сакура пришла домой с мешками под глазами, бледным лицом, растрëпанными волосами и порванным халатом. Зрелище было откровенно, ну, праздничное, хэллоуинское.

— Сакура, Хэллоуин уже закончился. Можешь смыть грим, — Итачи был предельно серьёзен. Насколько это возможно с нарисованной от уха до уха улыбкой, которая ещё не до конца отмылась. Кто ж знал, что трёх бутылочек мицелярки на весь дом не хватит?

— О чëм ты?

Шисуи изумился:

— Разве ты не пародируешь умершего от изнеможения главврача?

Сакура тяжело вздохнула и уронила своё изнеможённое тело на мягкий диван. Как только спина смогла расслабиться, Сакура блаженно простонала.

— О-ох, как хорошо, божечки мои! Ах... Нет, не пародирую. Я умершим от изнеможения главврачом являюсь.