Повернуться лицом к черни

Традиция учит, что люди онтологически разделены на три сословия: об этом говорят и Платон, и Ригведа, и Голубиная книга. Сословия не равны друг другу и расположены в иерархической последовательности: снизу находятся крестьяне, посередине — воины, а сверху — жрецы. Поскольку, как показал Жорж Дюмезиль, каждое сословие имеет своих богов-покровителей, эта иерархия имеет не столько социальное, сколько космическое значение. Жреческое сословие находится на вершине, потому что оно сохраняет обряды, а также передаёт и толкует мифы, чем обеспечивает связь с Божественным и Сакральным.

Если посмотреть на современное родноверие, то можно заметить повышенное внимание к жреческому и воинскому сословиям, при практически полном игнорировании сословия крестьянского. Более того: родноверы нередко смотрят на крестьян с высокомерием или даже презрением, воспринимая себя как жрецов или воинов духа, несмотря на то, что основной массив данных о славянской традиции (фольклор и этнография) был донесён до нас крестьянами, и большинство современных родноверов являются прямыми потомками именно крестьян. Нередко встречается преступное упрощение сословной системы, когда все страты, находящиеся ниже воинов, сгребаются в одну кучу и между ними не делается никаких различий. Это грубейшая ошибка, поскольку есть принципиальная разница между крестьянами, относящимися к дваждырождённым наряду с воинами и жрецами, с одной стороны, и неприкасаемым, находящимся за рамками любой иерархии и представляющими из себя пыль под ногами Первочеловека, с другой.

При этом если копнуть вопрос поглубже, может оказаться, что мы не до конца понимаем аспекты устройства сословной иерархии. Так, в литературе по крайней мере с Рене Генона встречается представление о кшатрийской революции, то есть о переходе власти от жреческого сословия к сословию воинскому, что и было одним из первых проявлений контринициации, то есть разрушительного антитрадиционного грехопадения. Гейдар Джемаль идёт дальше и говорит об особой близости между жрецами и крестьянами, которые вместе находятся в оппозиции к воинам. Сам он, конечно, становится на сторону воинского сословия, и рассматривает отношения между жрецами и крестьянами исключительно как обдуривание первыми последних. Впрочем, независимо от отношения к оценочным суждениям Джемаля, стоит обратить внимание на саму сущность этой идеи. Ведь если мы посмотрим на историю средневековой Руси, то заметим, что в общем-то эта схема вполне применима к ней: хотя изначально, по всей видимости, власть у древних славян имела жреческий характер (о чем свидетельствуют например чешск. kněz ‘священник’ и польск. ksiądz ‘то же’, родственные рус. князь), уже в письменный период истории она стала главным образом воинской. И именно среди княжеской дружины, начиная по крайней мере с Игоря Рюриковича в первую очередь распространялось христианство. Глубокие же языческие убеждения Святослава Игоревича следует считать скорее одной из последних вспышек света перед тьмой, которая не могла переломить общую тенденцию, в итоге приведшую к Крещению Руси. Таким образом, на примере древнерусской истории мы наблюдаем полное подтверждение тезиса о контринициатической роли воинского сословия.

Последовавшие же далее события отлично иллюстрируют тезис о близости жреческого и крестьянского сословий: после Крещения языческие волхвы стали революционным антисистемным элементом, время от времени подбивавшим простолюдинов на восстания против князей и знати, потому что на кой чёрт подчинятся власти, потерявшей свой сакральный характер? Власть, которая не от божеств, не имеет права называться властью. Также в конечном итоге жреческие тексты и ритуалы перешли к крестьянам и дошли до нас через их посредство.

Но как объяснить эту на первый взгляд неочевидную близость первого и последнего, высшего и низшего? Обычно когда мы говорим о социальной иерархии, мы представлением пирамиду, где жрецы, воины и крестьяне расположены сверху, посередине и снизу соответственно. Однако более близким к правде будет образ не пирамиды, а подковы: тогда воины будут находится посередине, а жрецы и крестьяне — на концах. Tout se tient, всё сходится — противоположности смотрят друг на друга с разных концов и взаимно приближаются.

Подводя итог вышесказанному, можно сказать, что нету ничего более противоестественного для родноверия, чем игнорирование крестьянского сословия или даже барское высокомерие относительно него.

Поистине, тот не родновер, кто стыдится своих крестьянских корней, презирает или просто-напросто забывает их.