Схрон. Книга 2. Глава 19
Меня выбросило в гиперпространство. Космический холод пронизывал насквозь. Ну, вот и все, походу дела, ты умер, Санек. Что это за место? Неужели сюда попадают все джедаи? Калейдоскоп непонятно чего, где нет времени, нет ориентиров и привычной метрики пространства, где каждую секунду рождаются и умирают целые вселенные. Где, черт побери, Йода? И тут я услышал знакомое хихиканье.
– За мной следовать должен ты. – Зеленый чебуратор возник передо мной в облаке света.
– Где мы, блять? – спросил я.
– В изнанке мира находишься ты, Санек. Не место здесь падаванам глупым с левелом непрокаченным!
– Где мы, блять? – спросил я.
– В изнанке мира находишься ты, Санек. Не место здесь падаванам глупым с левелом непрокаченным!
Не успел ничего больше спросить, ушастый подскочил и зарядил своей клюкой прямо в лоб. Раздался протяжный звук гонга. Ближайшая точка сингулярности распахнула алчную пасть, я закричал, проваливаясь в бездну. Скорость стремительно росла, пятнышко света впереди раздувалось, обретало объем. И вот, я уже лечу, как спутник на орбите, разглядывая заснеженные материки родной планеты. Свободными от снегов остались только экваториальные области – Центральная Африка, Индия, Южная Америка. В Северной Америке бушует Йеллоустоун. Потоки магмы, изрыгаются, как кровь из открытой раны, шлейфы пепла и дыма, как змеи, тянутся через половину пендосского континента, сверкая холодными вспышками молний.
Так засмотрелся, что чуть не влетел в огромную кучу металла. Да это же МКС! Я задержался немного, разглядывая мертвую станцию. Несколько солнечных батарей разбито, один из модулей черный от копоти, в другом пробоина, словно кто-то из пушки обстрелял. Неподалеку в открытом космосе парят два тела без скафандров. Подлетев ближе, различил нерусские имена, на одном шеврон НАСА, на другом трупе значок США. И у каждого аккуратная дырочка во лбу. Наверно, когда начался БП, наши космонавты избивались от представителей вражеского государства. Хотя, возможно, те напали первыми, судя по разрушениям, здесь кипел бой.
Но станция отнюдь не мертва, как показалось ранее. В одном из модулей светятся желтыми пятнышками иллюминаторы. Заглянув туда, увидел двух небритых космонавтов. Наши, стопудов, подумал я. Они занимались работой с непонятным прибором, что-то вычисляли на компе. Хотел понаблюдать, но меня потащило дальше, будто жестокая гравитация дернула за воротник. На огромной скорости я падал вниз. Проскочив слоеный пирог облаков, вместе с отравленным радиацией ветром, полетел над выжженными городами, разрушенными платинами, оплавленными исполинскими язвами – следами ядерных ударов.
Но не все населенные пункты уничтожены. Маленькие городки, деревни, поселки, в основном, уцелели. Охраняемые периметры, пулеметные гнезда, стены, колючая проволока, противотанковые рвы. Где-то все еще бушует война. Я видел бегущих по белым полям человечков с оружием в руках, видел танки, расстреливающие обороняющийся город, слышал гром сотен орудий и свист снарядов. Неужели эта битва за ресурсы никогда не закончится? Когда этим глупцам надоест убивать друг друга?
Меня понесло дальше, на Север. Обгоревшие пеньки зданий, покореженная и отброшенная на сотни метров тарелка Зенит-арены, указывали на то, что здесь когда-то была жизнь. Но пролетая над Петрозаводском, сердце потеплело от радости. Родному городу, видимо не досталось боеголовки. Светятся окна домов, проезжают редкие автомобили, в основном патрули, над зданием администрации гордо реет российский флаг.
Но я летел все дальше и дальше. Над лесами, сопками, маленькими деревушками. Сделал круг над захваченной пендосней Кандалакшей. Потом снова тайга, покрытые льдом озера, реки. Наконец, как в водоворот, меня втянуло в темный зрачок пещеры. Пролетев храпящего Вована, затем лабиринт подземных ходов, тайный бункер безумных фрицев, мой разум ворвался-таки в свое бренное, но мускулистое, тело.
***
Реальность встретила сурово. Первое что ощутил – холод и жесткость металлического ложа. Конечности зафиксированы в прочных кандалах. Эти сволочи содрали с меня всю одежду, даже тактические трусы. Раздался звон, будто кто-то перебирает в лотке хирургические инструменты. Я осторожно приоткрыл глаз.
– Ульрих, Ульрих! Он очнулся! – запрыгала старуха, наставляя на меня гребанный парализатор.
– Это не есть быть, – прохрипел голос вне поля зрения. – Инъекция вырубайтен человекен на двенадцать чассен!
– Это не есть быть, – прохрипел голос вне поля зрения. – Инъекция вырубайтен человекен на двенадцать чассен!
Уже не таясь, открыл оба глаза. Что за помещение? Опять лаборатория? Кафельная плитка кое-где отвалилась. Когда-то она была белая, но теперь заляпана бурыми и черными пятнами, потеками, разводами. Больше похоже на мясницкую. Я сглотнул нервный ком. Действие жабы закончилось. Йода больше не абонент. Сила не… хм… а что-то определенно осталось. Энергия тонким ручейком вливалось в мое обессиленное немецкой химией тело. Но этого мало… мало, блять! Так, главное – не поддаваться панике. Сила бежит во мне, и я един с Силой. Йокарный иконостас, как сказал бы Егорыч, только бы не отпустило раньше времени! Надо их как-то заболтать, усыпить бдительность, вырваться и устроить адский дестрой.
– Эй, немчура недобитая! – крикнул я. – А ты в курсе, что Гитлер капут?
– Можно мне снова его обездвижить, герр? – облизнулась полоумная теща.
– Найн, майне либе гретхен… – к ней подошел черный ублюдок в маске.
– Так ты, значит, Ульрих? – я презрительно усмехнулся. – Ты откуда, блин, нарисовался вообще?
Он бешено засопел, но все же ответил:
– Ты меня знать? Я есть доктор Ульрих фон Рихтер! Я работать в бункер, делать биологише ваффен для майн Фюрер во славу великий Рейх! Фатерланд начинать война – майне лабараторийа новый подопытный, много советише зольдаттен – карашо! Зер гуд! Но злой ирония судьба – русиш партизанен взорвать выход. Я проводить здесь восемьдесят лет, наука, трансплантология и выращивание доноров из майне подчиненный продлевать майн жизнь! Я знать, Рейх не оставлять своих сынов. И мы дождаться. Сейсмограф передайтен много гроссен взрывен, значит майне коллеген получить вундерваффе – атомбомбе! Взрывен сдвинуть пластен породен, майне зольдаттен найти выход, доктор фон Рихтер выпускать вирусен! – Фашист поболтал колбой с прозрачным веществом. – Вирусен лететь, все заражать, советише – капут, еврей – капут, негр – капут! Великий Рейх – править планетен, йа-йа! Атомарен пиздохен – шайссе! Ульрих делать гроссен Пиздохен!
– Можно мне снова его обездвижить, герр? – облизнулась полоумная теща.
– Найн, майне либе гретхен… – к ней подошел черный ублюдок в маске.
– Так ты, значит, Ульрих? – я презрительно усмехнулся. – Ты откуда, блин, нарисовался вообще?
Он бешено засопел, но все же ответил:
– Ты меня знать? Я есть доктор Ульрих фон Рихтер! Я работать в бункер, делать биологише ваффен для майн Фюрер во славу великий Рейх! Фатерланд начинать война – майне лабараторийа новый подопытный, много советише зольдаттен – карашо! Зер гуд! Но злой ирония судьба – русиш партизанен взорвать выход. Я проводить здесь восемьдесят лет, наука, трансплантология и выращивание доноров из майне подчиненный продлевать майн жизнь! Я знать, Рейх не оставлять своих сынов. И мы дождаться. Сейсмограф передайтен много гроссен взрывен, значит майне коллеген получить вундерваффе – атомбомбе! Взрывен сдвинуть пластен породен, майне зольдаттен найти выход, доктор фон Рихтер выпускать вирусен! – Фашист поболтал колбой с прозрачным веществом. – Вирусен лететь, все заражать, советише – капут, еврей – капут, негр – капут! Великий Рейх – править планетен, йа-йа! Атомарен пиздохен – шайссе! Ульрих делать гроссен Пиздохен!
Капец, да он же наглухо больной! Крышак совсем уехал за десятилетия под землей. Если не остановлю гада, всех, кто выжил после ядерных бомбардировок, ждет ужасная смерть. А, может, что и похуже. Ну и кто же, если не я, резкий и опасный джедай, остановит сумасшедшего доктора и спасет мир?
– Евреи, негры… это понятно, – как можно более равнодушно сказал я, – но меня-то зачем схватили? И моих друзей?
– Ихь гипнозен мозген этот милый фрау. – Безумец погладил старую кошелку по ягодицам, от чего та аж расцвела. – Мы либен друк друк! Делать, о, йа-йа, даст ист фантастишь! Рожать много-много киндерн!
Чуть не расплакался от умиления, блять. Ульрих резко повернулся ко мне:
– А другой женщин будет делать новый зольдатен, ты убивать майн зольдат, я делать новый зольдат! Твой мускулен – зер гуд! Я брать твой сперматазоиден для скрещиваний. Фрау Антонина, – в черной кожаной перчатке сверкнул скальпель, – отрезайтен у этот глупый русиш яйкен, а я доставайтен семенной жидкост!
Карга отложила парализатор и радостно схватила острозаточенный инструмент.
– Эй, эй, эй! – я задергался в кандалах. – Может, возьмете мое семя классическим, так сказать, способом?
Теща вопросительно уставилась на господина. Тот думал полминуты, а потом прохрипел:
– Найн! Резайтен! Хо-хо-хо!
– Ихь гипнозен мозген этот милый фрау. – Безумец погладил старую кошелку по ягодицам, от чего та аж расцвела. – Мы либен друк друк! Делать, о, йа-йа, даст ист фантастишь! Рожать много-много киндерн!
Чуть не расплакался от умиления, блять. Ульрих резко повернулся ко мне:
– А другой женщин будет делать новый зольдатен, ты убивать майн зольдат, я делать новый зольдат! Твой мускулен – зер гуд! Я брать твой сперматазоиден для скрещиваний. Фрау Антонина, – в черной кожаной перчатке сверкнул скальпель, – отрезайтен у этот глупый русиш яйкен, а я доставайтен семенной жидкост!
Карга отложила парализатор и радостно схватила острозаточенный инструмент.
– Эй, эй, эй! – я задергался в кандалах. – Может, возьмете мое семя классическим, так сказать, способом?
Теща вопросительно уставилась на господина. Тот думал полминуты, а потом прохрипел:
– Найн! Резайтен! Хо-хо-хо!
Я собрал всю накопленную силу и чудовищно напряг стальные мышцы, пытаясь разорвать захваты. Мои шары испуганно втянулись, когда кожи коснулась холодная сталь.