Изгнанник. Отклонение 1.1.

***

Автобус дёрнулся вперёд, вынуждая меня схватиться за соседнее кресло, чтобы не растянуться поперёк сидений. Я проигнорировала грохот автобуса, набиравшего скорость. Я не обращала внимания на пристальные взгляды других пассажиров. По крайней мере, я пыталась это сделать. Явный подросток-старшеклассник в общественном транспорте, покрытый пятнами сока и газировки и соответствующе пахнущий, привлекал чужое внимание. Моя удача как обычно была не на моей стороне, потому что я привлекала к себе не то внимание. Не было никакой помощи, никакого ободрения, ничего, кроме шепотков, внимательных взглядов и смешков. Просто очередной день моей чудесной жизни.

Просто ещё один день в череде полуторагодичной кампании издевательств надо мной. В этом была вся моя школьная жизнь. Думаю, первый учебный год был не таким уж и плохим. По крайней мере, в прошлом году мне не приходилось прятаться в женском туалете, чтобы спокойно пообедать. Туда я перешла сразу после того, как они нашли моё тайное место под трибунами. Я скучала по тому месту, но то, что делало его хорошим укрытием, также делало его подходящим местом для того, чтобы устраивать плохие вещи. По крайней мере, вариант с туалетом исключал вероятность того, что парни, которые следовали за Трио, смогут со мной что-нибудь сделать.

Трибуны были совсем не оригинальным местечком для пряток. Вероятно, поэтому им потребовалось так много времени, чтобы найти его, слишком очевидный это был вариант. Как только они нашли меня, они убедились, что я туда больше не вернусь.

Затем начался новый год, с той же самой старой, доброй, медленной эскалацией с розыгрышами, ехидными комментариями, вскользь брошенными фразочками и нападками. Всё это в итоге доросло до инцидента трёхмесячной давности. Он привёл к тому, что я была госпитализирована на неделю. Психический срыв, сказали врачи. Кое-что другое, как знала я.

С тех пор их нападки не были столь явными, но это мало что изменило. Они всё ещё давили на меня в надежде, что когда я сломаюсь в следующий раз, я такой и останусь. Они продолжали давить на меня каждую секунду. Унизительные электронные письма, слухи, которые они распускали за моей спиной. Нападки на меня или мои вещи всякий раз, когда это могло сойти им с рук. Они давили на меня, пытаясь измотать, заставить отреагировать.

Я сглотнула, всё ещё пытаясь игнорировать пристальные взгляды и шепотки людей вокруг меня, уставившись в окно. Было бы так легко устроить пришествие Кэрри школе. Так легко. Я не могла сказать, что не думала об этом раз, или может быть все десять. Они понятия не имели, что они создали в январе прошлого года. Они понятия не имели, что если я потеряю над собой контроль, я не просто сделаю им больно. Я в этом не сомневалась. Единственный вопрос был в том, смогу ли я взять свою силу под контроль до того, как она убьёт их.

Если я вообще попытаюсь это сделать.

Я этого не хотела. Я не хотела быть злодеем. С тех пор, как у меня появилась сила, всё, чего я хотела — быть героем. Изменить мир к лучшему. Как Александрия или Мисс Ополчение. Или даже Слава. Превратить негатив в позитив, помогая другим так, как никто никогда не помогал мне.

Не то чтобы моя сила могла сравниться с их способностями. Они были героями, обладавшими настоящей, реальной силой. Я не была неуязвима ко всему, начиная с пуль и заканчивая Губителями. Я не могла летать или стрелять лазерами из рук. Я не могла встать лицом к лицу с известными злодеями и рассчитывать на то, что выживу в схватке.

Всё, что я могла — контролировать жуков. Неподходящая суперспособность для героя. Но это было тем, чего я желала больше всего на свете. Поэтому я сдерживалась, не реагируя на нападки своих мучителей. Я знала, что если отвечу, даже не используя свои силы, ситуация будет обостряться до тех пор, пока мне не придётся использовать своих жуков, чтобы остановить их. И в ту секунду, как я это сделаю, я проиграю.

Я не разрушу свою жизнь. Не из-за них. Я была выше этого.

Не желая больше думать обо всём этом, я опустила взгляд на свой испачканный и смятый рюкзак. С тем же успехом я могла бы выяснить, насколько всё было плохо. В вытащенной записной книжке оказалась замоченной по крайней мере четверть страниц. Чернила уже местами потекли из-за напитков, которые вылили на меня раньше.

Больше двух месяцев работы… пропали. Слёзы потекли по моим щекам, пока сердце бешено колотилось в груди. Всё, над чем я работала, было в этой книжке. Все мои приготовления, все мои идеи на случай непредвиденных обстоятельств моей кейп-жизни. Все мои вариации костюмов, даже мои исследования разных способов использования жучков для того, чтобы я могла использовать их в самых разных тактиках. Для того, чтобы Эмма, Мэдисон и София ничего не могли прочесть, если смогут отобрать у меня записную книжку, я заполняла её шифром, снизу вверх и слева-направо. Я не смогла бы восстановить все записи, только не после такого ущерба. Вероятно, мне потребовалась бы неделя только на то, чтобы спасти хотя бы то, что ещё оставалось читаемым.

Я была настолько поглощена собственными страданиями, что пропустила момент, когда автобус подъехал к новой остановке, и кто-то зашёл внутрь. Я ничего не замечала до того, пока этот человек не накинул мне что-то на плечи, напугав меня настолько, что я подпрыгнула на месте.

Этим кем-то был парень. Этим чем-то — его толстовка с капюшоном. Застывшая, словно статуя, я просто сидела и смотрела на него. Проигнорировав мой взгляд, он просто накинул капюшон мне на голову, натянув его так, чтобы он скрыл моё лицо.

Я наклонила голову. Я не привыкла, чтобы кто-то заботился обо мне, не говоря уже о том, чтобы это делал совершенно незнакомый мне человек. Стыд обжёг щёки, когда я попыталась стать ещё более незаметной на своём сиденье.

Сев рядом со мной, парень скрестил руки на груди, рассматривая других пассажиров. Его волосы были короче, чем любая другая подростковая стрижка, за исключением той, которую носили парни, которые планировали пойти в армию или Протекторат. На его лице читалась напряжённость, какую я никогда не видела раньше ни у кого другого. Как будто он был способен проецировать разочарование в окружающих через взгляд своих зелёных глаз. Или через сжатую челюсть, плохо скрываемую светлой козлиной бородкой, которую он пытался отрастить. Даже то, как он держался — с виду расслабленный, но готовый к действиям, как будто ожидал, что ему придётся вбить свою точку зрения в каждого, на кого он посмотрит.

Выглядя готовым, даже нетерпеливым, сделать это при малейшем намёке на то, что это было необходимо.

Он не мог быть намного старше меня, но что-то в нём заставляло его выглядеть старше. У него была хорошая фигура. Не стрёмная и не раздутая, какую я видела у некоторых спортсменов, он скорее был хорошо подтянутым. Мышцы, несмотря на худощавость, были приличного объёма, что говорило о том, что он много тренировался. Даже его джинсы были достаточно облегающими, чтобы позволить увидеть, что он занимался бегом или по крайней мере смог сбалансировать свои тренировки так, чтобы каждая часть его тела была хорошо тренирована.

Мой желудок скрутило. Я тренировалась с тех пор, как меня выписали из больницы, но я даже близко не была в такой хорошей форме, как он.

Люди, на которых он смотрел, переставали шептаться. Никто из них не выдерживал взгляда парня дольше, чем мгновения. Его взгляд перемещался на следующего зеваку только тогда, когда предыдущий человек отворачивался в другую сторону, глядя куда угодно, только не на нас.

Молчание между нами затянулось. Теперь его толстовка больше не была щитом. Теперь она ощущалась одеялом. Влажные части одежды прилипли к моей коже после того, как меня облили соками и газировкой в туалете. Сидя рядом со мной, он, вероятно, ощущал этот запах. Как он мог не чувствовать? Этот запах был единственным, который чувствовала я.

— Спасибо… — почти что прошептала я ему.

— Нет проблем, — ответил он мягким баритоном.

В его голосе слышалась уверенность, природу которой я не могла определить. Я заметила это только потому, что никогда не слышала, чтобы кто-то другой так разговаривал. Его слова звучали обнадёживающе, но в то же время тяжело. Нет, не тяжело. Может быть твёрдо?

Мы проехали ещё две остановки. Съёжившись, я сидела в его толстовке с натянутым на голову капюшоном, как будто эта вещь могла защитить меня от всего мира, а незнакомец хмурился в сторону любого, кто осмеливался взглянуть в мою сторону. Я никогда раньше не чувствовала себя в такой безопасности, сидя в автобусе. Это был сюрреалистичный опыт. Чувствовать себя в безопасности и при этом не быть дома.

— Это нелегко, — сказал он, заставив меня вздрогнуть.

Удивлённая, я пробормотала в ответ:

— П-прости?

— Таскать на себе такой груз, как этот. Через некоторое время начинает казаться, что ты живёшь с приставленным к виску пистолетом. Любой неверный шаг, и он выстрелит. Каждый раз, когда тебя толкают, кажется, что это была последняя капля. Это нелегко.

— Ч-что заставляет тебя так думать?

— Опыт, — без колебаний ответил он.

Я моргнула.

Он повернулся ко мне лицом. Его глаза застали меня врасплох. В них что-то было. Какое-то сочетание грусти, силы и стремления защитить. В его взгляде промелькнуло так много эмоций, что я даже не могла увидеть их все. Что бы это ни было, оно пропало также быстро, так что я могла и ошибиться на этот счёт.

Приняв более шутливый вид, дополненный лёгкой ухмылкой, он сказал:

— Поскольку потенциально это может обернуться неловкостью, я Шепард. Себастьян Шепард.

Его улыбка была заразительной.

— Тейлор Эберт.

Его крепкое рукопожатие не раздавило мою руку, но оставило у меня впечатлением, что даже это действие было у него под контролем.

Румянец снова вернулся на мои щёки, когда мы доехали до моей остановки. Он поднялся, давая мне выбраться со своего места, но покачал головой, когда я начала снимать с себя его толстовку.

— Оставь её себе.

— Я не могу…

— Конечно можешь. Я всегда могу купить себе другую. Однако у тебя будет только одна попытка завершить своё путешествие. Я не буду совать свой нос не в своё дело, но ты выглядишь так, словно у тебя был неприятный день. Шанс сделать его лучше стоит новой вещи.

Я встала, подхватив свой рюкзак, внимательно вглядываясь в его лицо в поисках каких-либо следов сомнений. Я не видела их, всё было как раз-таки наоборот.

Его улыбка была такой доброй.

— Если ты уверен…

Он кивнул.

— Абсолютно. В мире не бывает достаточно доброты. Может быть, однажды ты поможешь кому-то ещё. Скрасишь кому-то плохой день так, чтобы сделать его лучше. Даже если на это придётся потратить только твоё время. Или толстовку с капюшоном. Я давно уже понял, что это имеет большее значение, чем считает большинство людей.

Он не понизил голоса, и эффект, который его слова произвели на других пассажиров, был очевиден — некоторые отвернулись от нас. Я снова расплакалась. Не в силах сказать ничего больше, я кивнула ему, прежде чем выйти из автобуса. Последний квартал до дома я прошла пешком.

Шагая к дому, я прокручивала в голове слова Себастьяна. Мой костюм был почти готов. Даже без своих заметок, доработка последних деталей не должна была занять больше недели. Я медлила с последним шагом, с началом своей карьеры героя, пытаясь предусмотреть все непредвиденные обстоятельства. Я планировала дебютировать этим летом, продолжая строить планы и тренироваться до этого момента. Столько времени должно было уйти на то, чтобы я могла скопить деньги, которые должны были мне понадобиться на то, что я не смогу сделать сама. Теперь, когда я обдумывала этот случайный акт доброты от незнакомца, ход моих мыслей изменился.

Отперев чёрный вход дома, я поднялась наверх. Первым делом — душ. Бросив рюкзак на пол, я залезла в ванную, снимая с себя одежду. Единственной вещью, не оставшейся валяться на дне ванны, была толстовка с капюшоном, которую мне подарил Себастьян. Её я аккуратно сложила и положила на бачок унитаза. Включив воду, я переключила её на душевую лейку, сделав её горячей на максимум от того, что я могла стерпеть. Мне хотелось надеяться, что мою одежду ещё можно было спасти, но в данный момент её состояние занимало далеко не первое место в списке моих забот.

Неделя звучала неплохо. А потом начнётся моя жизнь как героя. Может быть, тогда всё изменится.