Алхимик. Аква Фортис 9.4

     Невероятно сильные когти Левиафана вонзились в стальные стены, и я поняла, что наша битва только начинается.

     Моя сила откликнулась на эмоции и мысли и начала тратить запас той странной энергии, которую дал мне Синк, всерьёз. Сталь начала перестраиваться, заделывая отверстия, которые Левиафан смог проделать в ней лишь ударами когтей. Но несмотря на свою огромную силу, он не мог прорваться сквозь сталь, так что стянуть все обратно было относительно легко.

     Я ощущала, как Кайзер поднимает гроб, одновременно с этим продолжая заделывать открытую стену и оставляя отверстие диаметром в фут (30,48 см) где-то в районе плеч Левиафана. Тысячи и тысячи футов стали выдерживали напор Левиафана, который извивался внутри так же безумно, как кот в мешке. Я делала всё, что могла, чтобы помочь, не давая Левиафану вырваться из ловушки.

     Трудно было поверить в то, насколько он силён. Я видела, на что способен Лунг, часть того, что он мог, и слышала истории о том, каким гигантским и сильным он мог становиться. Я видела записи того, как Александрия без запинки разрушает здания и даже старые военные бункеры. Левиафан же был на совершенно другом уровне. Его когти пронзали сталь с той же лёгкостью, с какой мои пальцы могли бы вонзиться в мякоть хлеба, а кончик его хвоста с тем же успехом мог бы быть заменён световым мечом, судя по тому, с какой лёгкостью он прорубал стены.

     И это были лишь внутренние атаки. Снаружи же я чувствовала, что дождь, который до этого просто барабанил тяжёлыми каплями по крыше, теперь врезался в стальное полотно словно маленькая дробь, многократно попадая в одни и те же места и нанося гораздо больший урон, чем могла бы нанести простая вода.

     Моя рука, всё ещё прижатая к стене, напряглась от усилия, когда я начала сжимать вокруг Левиафана ловушку, следя за тем, чтобы отверстие для атаки оставалось открытым для Эйдолона, Оружейника и всех, кто мог и хотел его атаковать. Кайзер более или менее справлялся с задачей приподнять ловушку, но если мы хотели, чтобы та осталась целой в течении следующих 10-15 секунд, нельзя было позволять Левиафану активно махать руками и хвостом.

     Я приложила к символу вторую руку и закрыла глаза, сосредоточив внимание на монолитном куске стали. Я придала этому монолиту твёрдости и цельности, и моя сила могла удерживать его на месте даже под напором Губителя, до тех пор, пока у меня будет оставаться на это энергия.

     Усталость, скрывавшаяся под ощущением гиперактивности, подкрадывалась всё ближе, напоминая о том, как сильно за сегодня я уже успела измотаться, но я упорно продолжала, несмотря на то, что в голове пульсировало, будто мой череп был на два размера меньше нужного. К горлу подступила желчь, но я упрямо сглотнула её обратно. Лава, текущая по моим венам и горячившая дыхание, остыла до ощущения простого тёплого ветерка, а желудок прилип к позвоночнику от голода, про который я даже не подозревала, что его чувствую.

     Поторопись, Стояк, подумала я, закрывая ещё одну царапину длиной по меньше мере в три фута (91,44 см) и шириной в два (60,96 см), которую Левиафан проделал простым движением руки в стене стали, шириной в четыре фута (121,92 см). С хвостом было ещё хуже — я пыталась сковать его каждый раз, когда тот пронзал стену, но хвост был слишком гладким и легко выскальзывал из любой складки или зацепки, которые я могла сделать на металле.

     Я остро осознавала, как быстро Левиафан разрывает нашу ловушку, даже когда пыталась сжать её вокруг него, чтобы ограничить движения монстра. Пространство внутри было достаточно узким, чтобы он не мог поднять руки выше пояса и даже развернуться, но даже с таким небольшим свободным пространством его когти вспарывали сталь быстрее, чем я успевала снова сделать её целой. Кайзер, казалось, пытался сделать то же самое, что и я — превратить гроб в смирительную рубашку, чтобы заставить Левиафана замереть на месте, но тот был слишком силён.

     Тем не менее, я продолжала касаться символа и реагировать на каждый удар Левиафана, перестраивая и передвигая новые запасы стали, непрерывно создаваемые Кайзером, уплотняя материал везде, где только могла, лишь бы Левиафан не мог вырваться из ловушки.

     Вода стекала по шее сзади, попадая туда через крошечную щель между бронёй и монокостюмом, и медленно стекала вниз, холодная, как лёд.

     Это делает Левиафан? — подумала я, на мгновение отвлёкшись, что позволило Левиафану проделать в стене ещё одну брешь, большую, чем любая другая из тех, что красовались сейчас на стенах ловушки.

     Я отогнала эти мысли прочь и быстро принялась заделывать пробоину.

     Ледяная капелька, казалось, задрожала, продолжив стекать вниз по спине под монокостюмом, отвлекая моё внимание от гроба. Мои руки лежали на символе, который пульсировал светом при каждом изменении формы материала, которую я проводила.

     Из браслета продолжал доноситься голос, но всё моё внимание было сконцентрировано на текущей задаче, и единственное, что я отслеживала краем уха, это новости про «волны». Всё остальное я пропускала мимо ушей, сосредоточенная на удержании Левиафана в ловушке.

     Я не могла сказать, сколько времени это продолжалось — три секунды, пять, десять, минута, две, я понятия не имела — но Левиафан внезапно перестал двигаться. Дополнительные конструкции Кайзера прорастали внутри ловушки, и благодаря моей силе, помогающей правильно их разместить, сталь сжалась вокруг плеч и предплечий Левиафана, почти не оставляя ему пространства для движения.

     Сердце замерло в груди, и я сделала первый глубокий вдох с тех пор, как начала работать с ловушкой. Я помнила, как люди строили теории о том, нужна ли Левиафану вода для дыхания, и можно ли его убить, изолировав от его стихии на достаточно долгое время. Было ли это действительно возможно? Мы его убили? Или этому имелось какое-то другое объяснение?

     Не может быть, чтобы всё было так просто, подумала я.

     И действительно, Левиафан ударил обеими руками по боку гроба Кайзера, проделав в стали дыру по меньшей мере восьми футов (2,44 м) высотой и шести футов (1,83 м) шириной, примерно на высоте 12 футов (3,66 м) от земли. Самое большее, что было у Губителя, это несколько дюймов свободного пространства, так что ударил он чистой силой, без инерции, в одну из самых толстых стен гроба. И в то же мгновение я почувствовала, как его хвост вонзился в стену менее чем в двух футах (61 см) над моей головой. Дождь немедленно отреагировал на высунувшийся наружу хвост и начал собираться на псевдоплоти цвета морской волны. В одно мгновение он собрал и метнул струю воды длиной в 8 футов (2,44 м) прямо в меня по широкой дуге.

     Я никак не могла вовремя уйти с траектории удара. Это было похоже на просмотр кадров замедленной съёмки, когда я смотрела, как полоса воды рассекает небо и мчится прямо в мою сторону.

     Слава оттащила меня в сторону, оторвав мои руки от монолита стали. Она тяжело приземлилась на спину, держа меня за талию, пока хвост метался в воздухе, собирая вокруг себя ещё дождя для новой атаки.

     — Кайзер выбыл, CE-10, — раздался голос из моей повязки, и продолжил перечислять имена полудюжины кейпов, которые были рядом.

     Я ахнула от силы хватки вокруг живота — после неё у меня наверняка останутся синяки.

     В нас полетело второе лезвие, и Слава перевернулась, уронив меня лицом вниз, накрыв собой. Я видела, как лезвие вонзилось в бетон тротуара, в водосточные желоба по обе стороны от моих рук. От удара в бетоне осталось углубление не менее четырёх дюймов (10 см) в глубину.

     — Спасибо, — выдохнула я, не обращая внимания на ужасную боль, которая чувствовалась в животе. Возможно, она сломала мне ребро, а может даже и не одно, но за последние пару минут она уже трижды спасла мне жизнь.

     Она оттолкнула нас от земли, отправив в перекат и откатывая нас ещё на несколько шагов в сторону. Спустя короткое время мы замерли на месте, лёжа на левом боку примерно в 15 футах (4,57 м) от угла ловушки. Мой шлем немного сдвинулся набок, но я всё равно краем глаза могла видеть, что происходит вокруг.

     Поскольку ни Кайзер, ни я больше не следили за целостностью ловушки, для Губителя вся эта сталь была словно бумажной клеткой. Он начисто срывал целые куски стен своими когтями, и я видела, как его правая рука потянулась вверх, чтобы оторвать огромный кусок стали напротив своего лица, который после этого с тяжёлым лязгом упал на землю. Он по-прежнему, казалось, действовал медлительно, но теперь это было похоже на ту медлительность, которая обычно ассоциировалась у меня с Софией Хесс — непринуждённая скука, демонстрируемая от очевидного превосходства над противником, только усиленная в миллионы раз. Его водяное эхо текло вдоль его рук, перетекая внутрь клетки.

     Мне нужно вернуться, отчаянно подумала я, но не могла даже толком сесть не говоря уже о том, чтобы снова сделать полноценный, закрытый короб из того голого скелета, в который ловушка превратилась прямо сейчас.

     Отчаяние затопило меня, даже несмотря на присутствие рядом Славы. Левиафан стоял в стальной коробке, больше похожей теперь на строительные леса, которые могли бы удержать на месте любого, кто был слабее Александрии, на пару часов, но Левиафан был Губителем. Всё, что ему нужно было сделать, это пошевелиться, чтобы прорваться сквозь стонущие, сминаемые под его движениями стены клетки, делая все наши тяжкие труды напрасными.

     Стояк в костюме — всё ещё белом, но в грязных разводах — появился рядом с тем местом, где раньше стояла я. Рядом с ним стоял какой-то незнакомый мне мужчина.

     Ему пришлось поднять руку примерно на 4 дюйма (10,16 см), чтобы дотянуться до всё ещё стоящего каркаса гроба, который сделали мы с Кайзером.

     Стояк едва успел — Левиафан небрежным взмахом руки пробил ещё одну колонну и стенку ловушки, но мой товарищ-страж успел вовремя. Конструкция заморозилась всего за мгновение до того, как Левиафан смог нанести последний, разрушительный удар, и теперь он не мог вырваться на свободу.

     Водный Губитель теперь стоял внутри клетки, которую было невозможно разрушить ни одним способом из всех, что я знала. Его хвост 50-ти футовой (15,24 м) длины всё ещё был на свободе, и вода всё ещё продолжала собираться в водяное эхо на его теле, но он больше не мог свободно двигаться, и не мог сбежать.

     Мы сделали это.

     Словно признавая то, что сделали Стояк и телепортер, Левиафан поступил с ними точно так же, как и со мной — послал в них водяное лезвие, которое должно было разрубить их пополам.

     Порывом ветра их отбросило в сторону, и я увидела, как рядом с ними после этого приземлился Синк. Вода под его руками закружилась от выброшенной кинетической энергии.

     Я заставила себя сесть, и мой живот снова заболел, от голода и от острой боли в том месте, где Слава схватила меня, чтобы оттащить в безопасность.

     Слава поднялась у меня за спиной и подняла на ноги меня, позволив полностью увидеть оглядеться на поле боя. Её руки обхватили меня под подмышками, удерживая меня на ногах, и, как я подозревала, для того, чтобы в случае опасности она могла бы оттащить меня от очередного удара Губителя как можно быстрее.

     Фигуры Феньи и Меньи всё ещё были отчётливо видны на фоне горизонта, освещённые светом, исходящим от рук Эйдолона, и сиянием Легенды. Рядом с ними были и другие. Женщина, светящаяся таким чистым белым светом, что в нём было трудно разглядеть хоть что-то, кроме очертаний фигуры. Полупрозрачные голубые силовые поля Барьера обволакивали его, словно он был хомяком в мячике. Копьё, щит и сапоги Бесстрашного потрескивали и вспыхивали белым электричеством, а прямо над ним в воздухе зависла Александрия. Я могла видеть твёрдую решимость на их лицах, масках, позах — во всём.

     Даже когда лазеры, лучи и другие, более экзотические атаки паралюдей, полетели по воздуху в сторону относительно неподвижного Губителя, он не выказал ничего, что можно было бы принять за страх. Вода собиралась на его массивной спине, и водяное эхо пронзило два фута (61 см) копья Меньи, когда она попыталась нанести удар ему в плечо.

     Когда острый, как бритва, кончик хвоста Губителя полетел в нашу сторону, страх подкатил к горлу, но Синк замедлил движение твари, отчаянно схватившись за воздух.

     В этот момент хвост Левиафана собрал ещё один снаряд воды, но Синк приземлился рядом со Стояком и телепортером, чтобы их защитить. Вместо них Левиафан метнул лезвие воды в соседнее здание. Я проследила взглядом за лезвием до крыши четвёртого этажа, где оно разрубило пополам незнакомого мне парачеловека.

     Я оторвала взгляд от лезвия, когда две половинки тела начали падать вниз.

     Браслет сообщил о смерти ещё одного кейпа, и я услышала ужасный звук шлепка, когда разделённый напополам труп упал на землю с другой стороны улицы.

     Даже находясь в ловушке, Левиафан сражался, кидая в нашу сторону лезвия воды, которые Синк отчаянно пытался поймать, стараясь не сдвигаться с места, чтобы не оставлять нас открытыми для ударов хвоста Губителя. С другой стороны, его длинные руки и водяное эхо действовали чрезвычайно активно, но каждый раз, когда он замахивался для нанесения нового удара, я видела всё больше ран и ихора под толстым слоем воды от эха.

     Я хотела хоть чем-нибудь помочь, но последние искорки той горячей энергии превратились в слабые угольки. Уверенность Славы наполняла уверенностью и меня, удерживая на ногах, но мой разум просто пассивно наблюдал за происходящим, словно просматривая фильм и не предлагая никаких идей.

     Телепортер громко говорил — по-видимому, в своё браслет — и стоял, чуть ли не обернувшись вокруг Стояка, защищая от Левиафана своим собственным телом, как это делала для меня Слава.

     Звучало как план, но я не понимала смысла слов, а моя голова слишком сильно болела, чтобы я могла как следует сосредоточиться на речи.

     Я наблюдала за тем, как Левиафан выбросил ещё одно водяное лезвие вверх, вне досягаемости Синка, и воспользовалась моментом, чтобы зажмурить глаза и попытаться встряхнуться.

     Браслет сообщил, что ещё один парачеловек стал жертвой водяного лезвия.

     Я не могу… подобраться достаточно близко, вяло подумала я, когда снова открыла глаза. Я поворачивала голову, переводя взгляд с одного парачеловека на другого, и это было похоже на худшие дни в Уинслоу, когда я была слишком измотана и опустошена, чтобы даже просто думать. Имена возникали в голове, не привязываясь к увиденному.

     Тем не менее, какой бы рассеянной я ни была, я не могла не заметить, как Левиафан, казалось, упал на колени — и на долю секунды до меня донёсся странный скрежещущий звук. Я могла видеть Эйдолона прямо над клетью, и одна рука его всё ещё светилась зелёным цветом морской волны, что, как я теперь поняла, теперь походило на цвет кожи Левиафана даже больше, чем на цвет костюма самого героя. Другая его рука двигалась медленно, будто преодолевала сопротивление, и скрежещущий звук продолжал усиливаться.

     На моём лице расплылась улыбка. Это делал Эйдолон.

     В голове пронеслись слова Легенды о Левиафане, и адреналин резко подскочил в крови. Я торопливо поднесла браслет к глазам как раз в тот момент, когда на экране вспыхнул жёлтый знак тревоги.

     Приближалась новая волна.

     Слава, должно быть, тоже увидела предупреждение с моего браслета или со своего собственного, потому что ни секунды не колеблясь оторвала меня от земли, всё ещё придерживая за подмышки. Телепортер и Стояк тоже исчезли, а Синк взмыл в воздух, приводимый в движение воронкообразными вспышками кинетической энергии.

     Всего через несколько секунд вода хлынула на улицы, неся за собой большие куски обломков.

     На самом деле, выглядело это довольно слабо. Вода была, может быть, шести футов (183 см) высотой и текла быстро, но это было не настолько разрушающе, какими, как я слышала, могли быть настоящие приливные волны.

     Сверху я могла видеть множество героев, которые теперь висели в воздухе, стояли на крышах зданий или проникали внутрь через разбитые окна. Здания здесь были не самыми высокими — не выше четырёх этажей — но вода даже близко не подобралась к этой отметке, и разрушающая город атака Левиафана не представляла опасности ни для одного парачеловека.

     Учитывая, насколько высокой была первая волна, я не могла мысленно не похлопать самой себе.

     Лишь один герой остался стоять на земле перед клеткой Левиафана, на пути волны. Даже когда вода обрушилась на него, ему, казалось, было на это плевать — он просто поставил алебарду себе за спину, и вода, казалось, начала испаряться под подставленным оружием, растекаясь в стороны по обе стороны от героя Протектората Броктон-Бей.

     Когда вода захлестнула клетку Левиафана, Губитель вырвался на свободу и лицом к лицу столкнулся с Оружейником.

     Я практически чувствовала разочарование Стояка от того, что его сила так быстро прекратила действовать. И прекрасно его понимала. С нами троими Левиафан пробыл в ловушке несколько минут — это было больше, чем кому-либо когда-либо удавалось заставить его стоять на одном месте — но мы могли бы поймать его и на гораздо большее время.

     Оружейник стоял перед только что освободившимся Губителем, держа в руках две свои алебарды. В левой он держал ту, которая выглядела как его обычная алебарда. Он держал её обратным хватом, поставив перед собой, и казалось, прекрасно справлялся с тем, чтобы заставить воду, уже текущую в обратном направлении, расходиться перед ним.

     В правой он держал новую алебарду, которую отвёл немного в сторону. Вместо лезвия с электрической кромкой, как на его обычной алебарде, эта представляла собой странного вида белый цилиндр лишь немного шире древка, длинной примерно в 2 фута (61 см). По краям цилиндр не светился, но прямо у меня на глазах, с высоты трёх этажей и с расстояния 30-ти футов (9,14 м), края внезапно засветились тоже.

     Они светились жутким светом, и похожий на ниточку лучик света того же цвета, каким, казалось, светился край цилиндра, начал вытекать из одного конца алебарды, пока не достигла около трёх футов (91,44 см) в длину и не повисла прямо над землёй, чуть до неё не доставая. Ниточка света была очень тонкой, но как только я взглянула на неё, мне в кровь словно впрыснули новую порцию адреналина, и я поняла, что Оружейник собирается совершить что-то безумное.

     Гигантская рука Левиафана, всё ещё испещрённая ранами, из которых сочился ихор, ударила Оружейника, который увернулся от удара с удивительной лёгкостью.

     Водяное эхо последовало за Губителем, приближаясь к герою с совершенно другой стороны, только для того, чтобы Оружейник развернул свою вторую алебарду и вонзил в водяной силуэт.

     Когда водяное эхо лопнуло при соприкосновении со старой алебардой Оружейника, он просто отпустил её рукоять и схватился за новое оружие обеими руками.

     В два быстрых шага он оказался рядом с Левиафаном, стоя рядом с массивными ногами Губителя.

     Он нанёс удар справа и вверх, взмахнув алебардой достаточно быстро, чтобы нити растянулись по всей траектории удара.

Он рассёк левое бедро монстра, как будто его там и не было, глубоко прорезав плоть Губителя.

     Он повернулся к другой ноге Левиафана и тем же движением, что и прежде, также легко, как стрижающий меч пронзил Бармаглота, отсёк Левиафану правую ногу по щиколотку.

     Либо Губитель был слишком ошеломлён, чтобы среагировать, либо я полностью потерялась во времени, но Оружейник успел сделать ещё парочку ударов — левая лодыжка и правое бедро — когда его алебарда задымилась, а огоньки на ней начали светиться красным.

     После этого он ударил оружием вверх. Алебарда взорвалась с оглушительным звуком  и вспышкой разноцветного переливающегося света.

     — Оружейник выбыл, CE-10, — сообщил о произошедшем голос из браслета ещё более безжизненным тоном, чем обычно.

     Хвост Левиафана отвалился от тела, упав на обломки ловушки, которую мы так старались создать, чтобы удержать его, словно огромная змея. Последний удар всё же прошёл перед тем, как оружие взорвалось. Целых 50 футов (15,24 м) хвоста Левиафана, которые почти доходили до здания, на крыше которого стояли мы со Славой

     — Хватайте его! — услышала я чей-то крик, но не знала, кого они имели в виду, Левиафана или Оружейника.

     Я подняла взгляд, чтобы увидеть группу приближавшихся паралюдей — их было так много, что я многих из них я не узнавала, хотя были те, кто был мне знаком. Александрия, Эйдолон, Легенда, по крайней мере половина Новой Волны, часть Имперских кейпов, Бесстрашный, Миррдин и прочие. Я увидела, как Синк падает в пике прямо к Левиафану, заходя с нашей стороны, снижаясь быстрее по сравнению со всеми предыдущими его полётами, которые я видела.

     Десятки могущественных паралюдей накинулись на Левиафана, который был ранен настолько тяжело, насколько его не ранили ещё никогда — эти раны были хуже чем  все те, что мы когда-либо наносили любому из Губителей вообще. Это был наш шанс, шанс паралюдей. Если бы я могла сделать что-то реальное, если бы я не была сейчас на крыше здания, понятия не имея, как спуститься вниз, и если бы я знала, как быстро добраться до Левиафана — я бы, возможно, тоже была там, пытаясь нанести по нему удар.

     Левиафан горбился, поддерживаемый, казалось, собственным водяным эхом, и я почувствовала, как на душе расцветает ощущение победы от этой откровенной позы слабости.

     Но в голове продолжало настойчиво свербеть чувство опасности — слова Легенды, предостерегающие о том, каким умным может быть Левиафан и как он может всех одурачить. Я увидела, как его поза изменилась, и что одна его рука потянулась вниз, одновременно и слишком быстро, чтобы я могла выкрикнуть предупреждение, и так медленно, что я могла видеть, как его массивные пальцы сжались вокруг отрубленного хвоста.

     Кто-то из атаковавших тут же начал отступать — более опытные бойцы отреагировали быстрее, но этого всё равно оказалось недостаточно.

     Я едва могла разглядеть хвост, только иногда в воздухе мелькал тёмный силуэт, не издавая при этом никаких звуков, кроме одного, похожего на короткие посвистывания. Ни больше, ни меньше.

     — Синк умер, CE-10. Бризант умер, CE-10. Менья умерла, CE-10. Крестоносец умер, CE-10. Бесстрашный умер, CE-10. Александрия выбыла, CE-10. Эйдолон выбыл, CE-10. Легенда выбыл, CE-10. Фенья выбыла, CE-10. Миррдин выбыл, CE-10.

     За этими именами последовали и другие, но я не могла сосредоточиться на них, пока наблюдала за происходящим собственными глазами. Левиафан хлопнул обеими руками по земле, и вода вырвалась из-под поверхности земли подобно гейзеру.

     Он скользнул внутрь струи воды, и в одно мгновение его огромная фигура пропала из моего поля зрения.

     Лишь на земле остались валяться обломки нашего стального гроба рядом с двумя когтистыми лапами и хвостом, похожим на хлыст — хлыст, которым он разрубил на части по меньшей мере полдюжины паралюдей и одним взмахом вывел из строя всех трёх членов Триумвирата.

     На несколько секунд, а может быть, мне это только показалось, воцарилась тишина.

     — Левиафан отступил, — сообщил голос из браслета.

     Я сделала шаг назад, не обращая внимания на всё ещё льющий словно из ведра дождь.

     Левиафан ушёл.

     Всё было кончено.

    Я начала заваливаться назад, зная, что Слава стояла позади меня, но она не поймала меня, и я ударилась задницей об залитую лужей крышу,

     Разочарование захлестнуло меня, как и печаль, как и тысяча болезненных ощущений, которые нахлынули на меня тогда, когда я начала обращать внимание на что-то ещё, кроме происходящего на поле боя.

     Если бы мои снежинки сработали лучше, у Левиафана не было бы и шанса освободиться.

     Если бы Стояк добрался досюда раньше, Левиафана можно было бы заточить в клетку покрепче, и возможно, у нас бы получилось удержать его на более долгий срок.

     Может быть, у нас бы даже получилось убить его.

     Если бы все прислушались к совету Легенды, возможно, в показушную слабость Левиафана никто бы не поверил.

     Может быть, если бы я просто следовала плану Дракон и построила ещё одну снежинку, мне бы не пришлось смотреть, как разлетаются брызги крови от разрубленных Левиафаном тел.

     Слава подняла меня на ноги и мой желудок заурчал, но лично я не издала ни звука. Я просто уставилась на тела. Менья уменьшилась до своего нормального размера, но две её бронированные половины тела лежали на расстоянии 15 футов (4,57 м) друг от друга, и кровь, линией окрасившая всё пространство между ними, медленно вымывалась дождём. Её сестра прислонилась к зданию, всё ещё огромная, но её щит был изрублен, и, казалось, у неё не хватало руки. Синк был разрезан по диагонали — его плечо и голова лежали рядом с упавшей на землю лодыжкой Губителя. Он стал первым из тех, кого сразил удар хвоста-хлыста.

     Ещё больше рук, ног и тел, принадлежность которых трудно было определить, были разбросаны внизу, и усилившийся дождь вымывал пятна натёкшей крови.

     — Папа, — услышала я шёпот Славы позади себя и немного сверху.

     Я обернулась, чтобы посмотреть на неё снизу вверх. Я даже не видела её лица с тех пор, как она метнулась ко мне, чтобы спасти, и на её щеке теперь красовалось уродливое тёмное пятно, похожее на пятно от машинного масла, которое тянулось вплоть до разорванного воротника.

     Бризант, внезапно вспомнила я. Это же Марк Даллон.

     Я прочистила горло, чтобы попытаться сказать что-нибудь, но прежде, чем я успела и рот открыть, она взмыла в воздух.

     У меня немного поплыло перед глазами, когда я снова посмотрела вниз, на беспорядок человеческих тел. Эйдолон уже был в воздухе, и обе его руки и вся верхняя часть груди светились дымчатым, серебристым светом. Я не могла сказать, что он делал, но наверняка это было что-то важное.

     Ты должна спуститься, подумала я, глядя вниз с края здания. Но это было явно выше моих сил.

     Я была так измотана.

     — Пожалуйста, дождитесь сотрудников службы спасения, — услышала я голос Дракон из своего и браслетов других людей, находившихся на этой же крыше.

     Я повернулась достаточно, чтобы увидеть, что Стояк и парень-телепортер находились на одной крыше рядом со мной.

     Я побрела к ним, медленно шаркая ногами, двигаясь вперёд шаг за шагом, совершенно лишённая энергии.

     Стояк поймал меня, когда я оказалась в трёх шагах от них, и меня опустили на крышу, положив на спину. Парень-телепортер начал спрашивать о чём-то Стояка, но я не смогла разобрать слов.

     Я услышала, как он сказал «больница», и попыталась открыть рот, чтобы сказать, что я могла ещё чем-нибудь помочь.

     И вдруг мы со Стояком оказались в каком-то другом месте, и я лежала на чём-то мягком.

     Я попыталась сесть, но напрячь мышцы живота было совершенно невозможно.

     Больница, мучительно медленно подумала я. Броня.

     Мне удалось поднять руку и коснуться шлема, чтобы активировать знак и изменить его форму так, чтобы врач мог снять его, прежде чем я провалилась в сон.