Алхимик. Азот 10.4

Спустя три дня помощи в лагерях ФЕМА я поняла, что у меня скорее всего не будет хватать сил на то, чтобы быть публичным героем. Герои нравились слишком многим людям, и я просто не могла со всем этим справиться одна.

К счастью, мне и не пришлось. Каждую свою смену, которую я проводила в лагерях, со строительными бригадами, за расчисткой домов, за ремонтом треснувших труб, на что в ином случае ушли бы недели — каждую такую смену со мной работал полноправный член Протектората. Батарея провела со мной весь первый день, а теперь и вторую половину третьего дня. С Мисс Ополчение я отработала утреннюю смену вторника, а с Оружейником — дневную смену вторника, где я занималась некоторыми крупными строительными работами, которые привлекли много внимания.

Это было волнующе, в лучшем смысле этого слова, и пока рядом со мной были они, мне не нужно было беспокоиться из-за разговоров с репортёрами или даже обычными жителями Броктон-Бей — мне было достаточно помахать в ответ парочке людей.

Мне даже не нужно было улыбаться, хотя улыбка, казалось, сама наползала на лицо даже после нескольких часов напряжённой работы с моими силами. Больше бензина, больше расходных материалов, больше очистки воды и уничтожения мусора, чем мне хотелось бы делать — всё это занимало мои рабочие часы, а потом несколько директоров лагерей ФЕМА отвели меня в сторонку и сказали, что я творю настоящие чудеса.

Один из них даже спросил, можно ли нанять меня для работы с ними на полный рабочий день.

Я отказалась из-за того, что не знала, могу ли я себе такое позволить, а позже узнала от Мисс Ополчение, что это возможно будет сделать, но лишь после того, как я закончу учёбу. Протекторат, возможно, сможет назначить меня на должность, связанную с другим государственным учреждением. Однако на данный момент я оставалась Стражем, и это накладывало на меня определённые обязательства, которые возникли не на пустом месте.

У меня не было с этим проблем, даже если это означало пожимать руки разным важным людям на глазах у толпы людей. Как правило, эти важные люди вели себя немного напыщенно и были чересчур разодеты, но по крайней мере некоторые из них уделяли час или два тому, чтобы постоять за столом раздачи еды, прежде чем отправляться на фотосессии с героями.

Те, кто так делал, нравился мне гораздо больше, и я старалась это показывать, однако всё равно это было слишком утомительно.

Может быть, некоторым кейпам — а может быть, и многим кейпам — нравилось быть окружёнными обожающими тебя, хотя и в меру уважительными фанатами, но я определённо не была одной из таких людей.

Кроме того, я сильно уставала, хотя и старалась этого не показывать. Моя комната в штаб-квартире была неплохой, но она была незнакомой, так что я всё равно не очень хорошо спала, а носить костюм, иногда по 12 часов подряд, временами становилось отвратительно. Виста показала мне женскую раздевалку, расположенную недалеко от спортзала СКП, что очень помогло, но я всё равно свободное время уделяла размышлениям над символом монокостюма, пытаясь заставить ткань хоть немного «дышать».

Ещё, моё расписание не совпадало с расписанием остальных Стражей, так что у меня было не очень много свободного времени, если оно вообще было. Я целый день работала в лагерях и возвращалась на базу только для того, чтобы обнаружить, что Кид Вин, Призрачный Сталкер и Стояк были на патрулировании и должны были вернуться обратно только через несколько часов. У Висты был такой же график, как и у меня, но по вечерам она уходила домой, и я не была уверена, какой график был у Страшилы, но, казалось, я никогда не видела его на базе.

Рыцарь всё ещё был в коме — в последний раз об этом сообщили вчера, когда мы прощались с Эгидой.

Для меня это было особенно неловкое прощание, поскольку все остальные знали его гораздо лучше, чем я. Тем не менее, каждого из нас он обнял. Даже Призрачного Сталкера, которая всё время прощания выглядела сдержанно, и сразу после того, как по-мужски обняла его, похлопав по спине, ушла. Выглядело это очень болезненно-неловко.

Вечера я проводила за составлением своих символов, разговорами с отцом по телефону и чтением отчётов Протектората о нападении Левиафана.

54 парачеловека отдали свои жизни в битве против Левиафана. В сравнении с теми двумя сотнями кейпов, которые собрались на битву, выходило, что погибло чуть больше четверти паралюдей.

Хороший день.

От этих слов меня тянуло проблеваться, даже несмотря на то, что я уже понимала, что Легенда был прав.

Ситуация с героями и злодеями Броктон-Бея выглядела лучше, если сравнить с остальными — в списке погибших я узнала только несколько имён. Бесстрашный, Бризант, а ещё там было имя Синка. Оценки того, что сделали мои снежинки, тоже были в отчётах, и там подтвердилось то, что рассказала мне Батарея о волнах Левиафана. Тинкертех Оружейника — оба устройства, как алебарда, способная разрезать плоть Левиафана, словно горячий нож масло, так и водяной испаритель, способный распылить на своём пути поток воды в тысячи тонн — получил высокую оценку.

Левиафан сбежал, но нам ещё долго предстояло разбираться с последствиями его атаки.

Я посмотрела на толпу людей в этом лагере, люди в ответ смотрели на меня и Батарею.

В очереди на рукопожатие и фотосессию было ещё двое, и после этого утренняя смена будет закончена. Оба, по-видимому, были членами групп добровольцев, которые помогали с распределением припасов.

На одном из них была шляпа ассоциации докеров, и хотя я его не узнала, я постаралась проявить больше энтузиазма, когда поприветствовала его кивком головы.

Батарея заметила это и спросила меня об этом, когда мы ехали на мою последнюю смену в этот день. Меня по-прежнему возил офицер СКП Вессон, зато у Батареи был новый сопровождающий.

Ещё 2 часа, и затем можно будет вернуться в штаб-квартиру, немного вяло подумала я, рассказывая Батарее, что слышала много хорошего о том, как докеры помогали городу с расчисткой.

Это было правдой на сто процентов, за исключением того, что всё это я слышала от своего отца.

Она призналась, что не заметила логотипа на шляпе, но предостерегла от откровенного фаворитизма.

И, бросив взгляд на офицеров, чтобы убедиться, что те не слушают, прошептала, что скрытый фаворитизм был куда более умной тактикой, которую умные Стражи использовали в прошлом, чтобы поощрять благие дела. И меня абсолютно, определённо, на сто процентов не поощряли делать то же самое.

Она действительно очень мне нравилась.

Когда фургон остановился, в моём животе тихо заурчало, но я не обратила на это внимания. Скоро ты сможешь поесть.

— Эта работа будет немного отличаться, — сказала Батарея, и я заметила, что мы прибыли не в лагерь, как я того ожидала, а на строительную площадку с большой машиной с автоподъёмником, стоящим на тротуаре. — Где-то в середине здания обнаружилась некая структурная проблема — они думают, что, возможно, Фенья или Менья задели локтем несущую балку. Если ты думаешь, что сможешь это исправить — попробуй. В противном случае здание, вероятно, пойдёт под снос.

Я задрала голову, чтобы посмотреть на возвышавшееся над нами здание. Я видела много довольно очевидных повреждений, однако только одно отверстие размером с человека на высоте в несколько этажей привлекло моё внимание.

Теперь машина с подъёмником не казалась здесь лишней.

— Я посмотрю, — сказала я, — Но не могу ничего обещать.

Строительной бригаде потребовалась парочка минут, чтобы разместить меня на огороженной перилами площадке подъёмника. Она была достаточно просторна для того, чтобы я без труда там разместилась, но слишком мала, чтобы вместе со мной мог бы отправиться инженер или кто-то в этом роде.

Я медленно поднялась в воздух. Это было действительно медленное движение, вдобавок, когда кран начал подниматься, меня начало раскачивать на ветру.

Хорошо, что ты ещё не ела, успокоила я себя, поднимаясь ещё выше.

Мои глаза были прикованы к дыре в здании, и у меня уже появилось несколько идей того, что я могла бы сделать. Один из инженеров нарисовал мне грубую схему того, как должны располагаться балки, и если я смогу всё поправить согласно схеме, здание не будет готово обрушиться с минуты на минуту, даже если ущерб, нанесённый дому, всё ещё выглядел существенным.

К корзине подъёмника была прикреплена рация на случай, если мне потребуется дополнительная помощь, но также мне признались, что мало чем могут помочь, хотя все заверили меня, что верят в меня.

Я не хотела их подводить.

— Забавно встретить тебя здесь, — услышала я голос Кид Вина позади себя, что заставило меня немного подпрыгнуть на месте. Я обернулась в маленьком вороньем гнезде и увидела своего товарища-Стража, парившего в воздухе рядом со мной.

Он держал мой старый ховерборд у себя подмышкой.

— Разве? — спросила я, а затем замерла, когда башня немного закачалась и мне пришлось схватиться за перила для надёжности. Меня уже страховал ремень, обвязанный вокруг талии и прикреплённый к раме, но всё равно было трудно не поддаться инстинктивному желанию себя обезопасить.

Я же уже избавилась от страха высоты, подумала я, но потом поняла, что я просто доверяла тинкертеху Кид Вина гораздо больше, чем обычной выдвижной подъёмной кабине грузовика.

Эти ужасные раскачивания не добавляли в моих глазах очков доверия этой технике.

Я услышала, как кто-то кричит на земле, и посмотрев вниз увидела двух строителей, которые преувеличенными жестами просили Кид Вина отлететь от подъёмника.

— Думаю, что ты не должен находиться так близко, — сказала я. — Я имею в виду подъёмник.

— Хорошее замечание, — сказал он. — С другой стороны, разве так не было бы проще?

Он поставил мой ховерборд на воздух так, чтобы один его краешек встал на перила кабины. Он спокойно парил, и я могла бы просто шагнуть на него, если бы могла задирать ноги так высоко.

Я посмотрела вверх, на пункт назначения, всё ещё находившийся в 15 футах (4,57 м) над головой.

— Подожди секунду, — сказала я и подняла маленькую проводную рацию.

Я немного повозилась с ней, потому что моя рука оказалась немного мала для того, чтобы нормально обхватить рацию, но затем нашла удобную позицию, зажав кнопку связи большим пальцем.

— Эмм, прекратите движение, приём. Пожалуйста? — сказала я. Последнее слово прозвучало скорее как бормотание под нос.

Подъёмник дрогнул один раз, прежде чем полностью остановиться. Я взглянула вниз — похоже, они меня услышали.

Или об этом их попросила Батарея, разговаривавшая внизу с командой подъёмного крана.

Глубоко вздохнув, я осторожно отстегнула ремень безопасности — страховочные тросы были слишком короткими, чтобы я могла вылезти из корзины — и положила обе руки на свой отремонтированный ховерборд.

— Ты уверен, что он нормально работает? — спросила я, чувствуя, как сердце подскакивает куда-то к горлу. Как только я надёжно закреплюсь к доске благодаря технарско-магнитной магии, которая будет крепко меня держать и не даст упасть, я точно буду чувствовать себя в порядке.

Проблема заключалась в том, что сначала я должна была как-то забраться на доску.

— Уверен, — сказал он, подлетая ближе и наклоняясь так, чтобы в случае, если я случайно упаду, его доска оказалась прямо под моей. — Я держу тебя.

Я убрала руку с ховерборда и протянула ему. Он крепко схватился за неё обеими руками, и я заметила, что на его правой руке была перчатка.

Он потянул на себя, я напряглась, и несмотря на то, что моё подколенное сухожилие проклинало меня за то, что я пыталась подняться так высоко, так сильно растягивая собственные мышцы, мне удалось забраться на ховерборд.

Осторожно, всё также с помощью Кид Вина, я встала на доску. Жужжащий звук был до боли знаком, хотя и звучал в несколько иной тональности, а светящиеся внизу элементы, улавливаемые краешком глаза, казались приятными и знакомыми.

Он отпустил мою руку, и вместе мы полетели прочь от вороньего гнезда.

— Спасибо, — поблагодарила я. — Ты мне очень помог.

Он улыбнулся.

— Ага, я хотел отремонтировать его раньше, но сейчас я немного… не в кондиции, так что пришлось подождать.

Я заметила, что его правая рука снова сжалась в кулак, пальцы сжались так, будто он держал в руке мячик для снятия стресса или что-то в этом роде.

— Что случилось с твоей рукой? — спросила я. Он не рассказал мне про это в понедельник, не совсем, но если это продолжало беспокоить его спустя два дня…

— Ничего особенного, — сказал он, перестав сжимать руку.

— Может быть, стоит дать взглянуть на это Панацее? — спросила я.

— Она уже… — сказал он, прежде чем сдулся. — …может быть.

Она уже всё проверила? — подумала я. Но что могло…

Мои мысли были прерваны криками с земли, и я вспомнила, что находилась здесь с определённой целью.

— Придержи эту мысль, — сказала я ему, поднимаясь в воздух. С земли было сложно разглядеть символы, но на близком расстоянии сказать, что было не так, было гораздо легче. Был ли это локоть Феньи или Меньи, или повреждение было получено каким-либо другим способом, но удар пробил стену, вдребезги разбив стекло, покрошив бетон и согнув балку от её явно прямого состояния.

Мне было сложно представить, как много работы было необходимо проделать, чтобы её заменить. Однако для меня это было плёвым делом.

Мой знак засветился, сила заработала, и когда я прекратила держать символ активированным и свечение моей способности пропало, балка снова была идеальной формы.

Кид Вин позади зааплодировал.

Я немного покраснела и отлетела в сторону.

— Так, эмм, на счёт прошлого воскресенья… — сказала я, чувствуя себя чертовски неловко, но это, вероятно, была самая удачная возможность для приватного разговора, которая у нас была.

Он на секунду отвёл взгляд, после чего снова посмотрел на меня.

— Ага, эмм, на счёт этого… — сказал он в ответ.

Мы оба неловко рассмеялись.

— Ты бы… хотела попробовать ещё раз? — спросил он, прежде чем я успела спросить об этом сама.

— Я бы с удовольствием, — кивнула я.

— Круто, — сказал он. — Эмм, не знаю, когда рестораны и прочее такое снова откроется, но я мог бы поискать информацию, а потом мы могли бы…

— Звучит неплохо, — сказала я.

Он улыбнулся, а я почувствовала, как к моим щекам прилил жар.

Когда мы вылетели из дома, он прочистил горло, и мы оба замедлили полёт.

— Ээ, сегодня вечером я ещё собирался навестить Рыцаря, прежде чем отправлюсь в патруль, — сказал он. — На самом деле, я планировал навестить его прямо сейчас. Ты бы хотела пойти вместе? Я планирую заодно встретиться там с Вистой.

— Сейчас? — спросила я, проверяя время на своём телефоне. У меня оставалось ещё около полутора часов рабочей смены.

— Ага. Ну, если ты не можешь пойти, то ничего страшного, правда, — быстро добавил он.

Я колебалась. Я хотела пойти — я даже не попадала в больницу с тех пор, как вышла оттуда в последний раз, и, может, я могла бы там чем-нибудь помочь, о чём не подумали ни я с Протекторатом, ни ФЕМА — и повидаться в Рыцарем, даже если он был сейчас без сознания… и увидеться с Вистой тоже, я почти её не видела. Я почти не видела никого из героев моего возраста.

Дерьмо, подумала я, когда мой мозг наконец-то соединил Рыцаря и Славу. Я до сих пор с ней не поговорила… я даже не знаю, что она сейчас делает? А что на счёт её дома? Её отца в конце…

— Дай мне минуту, я спрошу у Батареи, — сказала я. И мне нужно найти способ связаться со Славой. Лично. Она заслужила это.

~ ~ ~

Больница оказалась ещё более переполненной, чем я себе это представляла. Кто-то — вероятно, сотрудники ФЕМА — установил снаружи палатки, которые были полностью забиты раскладушками, плотно прижатыми друг к другу. На многих из них размещались пациенты.

Мне стало дурно от одного только взгляда на это всё, пока мы летели бок о бок на своих ховербордах.

Это вообще нормально? — подумала я с пугливым любопытством. — Легенда рассказывал о Левиафане и его прошлых атаках — Кюсю, Нью-Фаундленд — но это были худшие из его атак. Несколько миллионов погибших в Японии. А в это воскресенье у нас был один из хороших дней.

Я попыталась прикинуть, сколько здесь находилось людей и каков был процент населения Броктона, но цифры просто отказывались складываться в уме.

Разве большинство людей не сидели в убежищах? — думала я. — Или прятались в домах, или что-то в этом роде? Если бы моих волноломов было больше, или если бы я создала их раньше, до того, как ударила первая волна, возможно, здесь бы было намного меньше людей.

Кид Вин и я топтались у входа, ожидая, пока до нас не доберётся Батарея. Она подумала, что навестить наших раненых товарищей-героев было хорошей идеей и отвергла настоятельные призывы офицера Вессона о том, что я должна вернуться в штаб-квартиру Протектората.

Строительные бригады, казалось, были благодарны Кид Вину за то, что я смогла всё починить без необходимости поднимать и опускать меня, перемещая кран несколько раз, так что работы были закончены с опережением графика.

Батарея не замедляясь прошла в больницу, шагая сразу мимо стойки регистрации. Я заметила, что у одетых в форму врачей и медсестёр сотрудников больницы были мешки под глазами, по крайней мере такие же большие, как у меня, но они просияли при виде нас, героев, почти так же сильно, как и толпа обычных людей.

Мы поднялись вверх по лестнице на второй этаж, а затем прошли мимо вооружённого солдата СКП в крыло паралюдей. Второй солдат пропустил нас в маленькую комнату, где на кровати лежал парень возрастом чуть старше меня, в маске, закрывавшей его лицо от щёк до лба.

— Можете не торопиться, — сказала Батарея, когда дверь закрылась, оставив нас троих наедине.

Я посмотрела на фигуру, лежавшую на кровати.

Это и есть Рыцарь? — подумала я.

Он довольно хорошо выглядел — тёмные волосы, твёрдо очерченный подбородок и широкие плечи делали его похожим на спортсмена из обычного кино про спорт. Даже больничное освещение и болезненная бледность его кожи не могли этого скрыть.

— Привет, Рыцарь, — поздоровался Кид Вин бодрым голосом. — Я привёл друга, повидаться с тобой.

Монитор чуть в стороне запищал немного быстрее, как будто отреагировал на слова Кид Вина.

— Что это за штука? — спросила я.

— Я не знаю, как она называется, — ответил он. — Но как мне сказали, она измеряет его мозговую активность, а поскольку его сила реагирует на эмоции, я стараюсь соблюдать оптимизм, чтобы он проснулся.

Эмоции, подумала. Ага, она говорила мне то же самое. Эмпат. Видит эмоции.

Я натянула на лицо улыбку и постаралась думать о чём-нибудь весёлом.

— Что с ним произошло? — спросила я, глядя на прикреплённые к нему провода.

Это было определённо не весёлая мысль, Тейлор, мысленно отругала я себя, постаравшись отогнать эти мысли прочь. Честно говоря, больничного оборудования было не так уж много на человека, который был ранен настолько сильно, что несколько дней спустя продолжал находиться в коме. Я видела капельницу, монитор с сердечным ритмом и ещё какую-то штуку, прикреплённую к повязке вокруг его головы. В целом, он выглядел нормально, нигде не было видно даже бинтов.

— Я слышал, что он помогал в эвакуации одного из убежищ, когда оно обрушилось на него. Он чуть не утонул.

Ещё одна жертва волн, подумала я. Вот чёрт. Надо было в первую очередь заняться ими.

Я заглушила эту мысль и постаралась изо всех сил чувствовать уверенность в себе, в его пробуждении и друге приятные эмоции. Я старалась быть позитивной настолько, насколько могла, вспоминая всё то не особо комфортабельное чувство одобрения, которое я вызывала у людей.

Монитор, казалось, среагировал, по крайней мере немного, но затем в дверь раздался стук, отвлекший меня от моих мыслей.

Я повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как в комнату вошла Виста, и машина, казалось начала издавать сигналы на какой-то совершенно новой скорости.

Казалось, что она на мгновение удивилась, увидев меня, но тут же посветлела лицом.

— Привет, Алхимик, — с улыбкой поздоровалась она. Готова поспорить, что она со своими поклонниками чувствовала себя гораздо комфортнее, чем я.

— Привет, — ответила я, отступая в сторону, чтобы она могла получше разглядеть Рыцаря.

Она подошла к нему, и я заметила, что броня, которую она носила, была не той же самой, которую она надела на мероприятие в Галерее — символы были другими, более близкими к тем плотностям, которые я использовала в своей броне.

Может быть, её рабочий костюм более тяжёлый? — предположила я.

Несколько мгновений Виста просто стояла рядом в тишине, которую нарушал лишь шум, производимый медицинским аппаратом. Выглядело это так, будто она сканировала Рыцаря на предмет каких-либо изменений.

Разочарованный выдох сказал мне, что она ничего не обнаружила.

Она снова развернулась в нашу сторону.

— Рада снова тебя видеть, — сказала она. — Похоже, они заставляют тебя работать до изнеможения.

— Я в порядке, — пожала я плечами. — Я многое успела сделать. Как проходят патрулирования? — я немного сдвинулась в сторону, так, чтобы втянуть в разговор и Кид Вина.

— На удивление спокойно, — ответила Виста. — Призрачный Сталкер постоянно говорит о том, что в прошлом году на Гавайях всё было гораздо хуже.

— И никак не заткнётся из-за этого, — пробормотал Кид Вин.

— Но… это же хорошо? — спросила я, сама не зная, какое лучше всего использовать слово. Они, казалось, были немного разочарованы моей реакцией, и я не могла понять почему.

Кид Вин взглянул на Рыцаря.

— Так и есть, — согласился он. — Просто… у нас меньше возможностей как-то помочь.

Я медленно кивнула. Хаос, вызванный атакой Левиафана, вывел из строя всех — и команды, и припасы по обе стороны закона. Мы с Батареей упустили возможность захватить Неформалов, и возможно что-то подобное происходило с Империей или с кем-то ещё. 

— Нам, наверное, уже пора, — сказал Кид Вин. — Скоро начинается наша смена.

Мы с Вистой кивнули. Они оба попрощались с Рыцарем, и после минутной неловкости я сделала то же самое.

Крис придержал для меня дверь, и я чуть не столкнулась с Батареей, выходившей из соседней комнаты. Как только я начала, запинаясь, извиняться, зазвонил её телефон, и она немедленно ответила на звонок.

— Здравствуйте, Батарея слушает, — на автомате произнесла она, улыбаясь мне, Кид Вину и Висте.

Я улыбнулась в ответ, но она, казалось, сосредоточилась на телефонном звонке, и её лицо приобрело более серьёзное выражение.

— Сегодня вечером. Поняла. Буду готова.

Она повесила трубку и положила телефон в кармашек поясной сумки.

— Вы закончили? — спросила она нас.

Я посмотрела на Кид Вина и Висту, и мы втроём кивнули.

— Отлично. Это была хорошая идея, Кид Вин.

Он начал отвечать, но его прервали, когда дверь другой палаты пациентов, расположенной несколькими дверями дальше, открылась, а после захлопнулась с такой силой, что я удивилась, как она не развалилась на куски.

Слава выглядела неважно, даже если игнорировать её обычные невозможные стандарты. Её волосы выглядели сухими и растрёпанными,  у неё были мешки под глазами, грязь около носа, а губы выглядели сильно потрескавшимися. Её костюм выглядел почти так же плохо, как она — был грязный и порванный.

Она бросила на нас всего один взгляд, прежде чем пролететь по коридору и вылететь прочь, с таким грохотом распахнув перед собой двери, что рама задребезжала.

Вики! — хотела крикнуть я, но всё произошло так быстро, что она уже пропала.

Я взглянула на дверь комнаты, из которой она только что вылетела, ожидая увидеть табличку с именем или что-то в этом роде, говорящую о том, кто там находился, но ничего подобного не было — только номер.

— Могу я попросить вас троих о небольшой одолжении? — спросила Батарея, глядя в ту сторону, в которую улетела Вики. — Мне нужно узнать, как дела у Панацеи. Не могли бы вы проведать её? Она находится в отделении интенсивной терапии, ей выделили отдельную палату.

— Ладно, — автоматически согласился Кид Вин, всё ещё глядя на дверь, за которой скрылась Вики. С металлической рамы отвалился крошечный кусочек краски.

— Вы собираетесь догнать её? — спросила я, заметив, что Батарея встала позу для подзарядки.

Она кивнула.

— Не могли бы вы… сказать ей, что мне нужно с ней поговорить, — сказала я. — Пожалуйста?

— Я скажу, — сказала она. Затем раздался звук, похожий на треск электричества, и Батарея промчалась по коридору. Она двигалась не совсем с той сверхскоростью, которую я видела раньше, но всё равно оказалась у дверей невероятно быстро. Кид Вин, Виста и я последовали за ней, но к тому времени, как мы открыли нужную дверь, она уже скрылась из виду.

— Думаю, я знаю, где находится Панацея, — сказал Кид Вин. — Следуйте за мной.

Мы оказались в длинном коридоре второго этажа, и только наши костюмы помогли нам пройти мимо охраняющего коридор сотрудника СКП, который служил препятствием между дверью и множеством нервно выглядевших семей, толпившихся в соседней комнате ожидания.

К двери тянулась вереница каталок и инвалидных колясок, на каждой из которых располагался пациент. Хватало одного взгляда чтобы понять — все эти люди были в ужасном состоянии. Множество отсутствующих конечностей. Толстый слой бинтов на голове или глазах. И это было только то, что я могла видеть поверх одеял или по тому, как они лежали на телах людей — кто знал, насколько серьёзными были внутренние повреждения у некоторых из них. Несколько медсестёр стояли рядом, наблюдая за очередью пациентов. Большинство из них, казалось, были в сознании, но явно испытывали боль, хотя и делали всё возможное, чтобы контролировать себя.

Кид Вин добрался до двери в конце как раз в тот момент, когда она открылась, чтобы впустить очередного пациента, плавно вкатившегося внутрь благодаря медсестре, которая придержала дверь ногой, чтобы впустить нас.

Внутри находилось шесть человек и продолжалась очередь — на данные момент в ней было несколько человек. В другом конце помещения стояла Панацея вместе с женщиной в униформе медсестры. Двое врачей — мужчина и женщина — обходили пациентов в очереди, ещё две медсестры стояли рядом с двумя своими пациентами.

Я услышала голос Панацеи — гораздо более грубый, чем я помнила его по Медхоллу или Галерее, спрашивающий «Вы даёте мне разрешение на ваше исцеление?».

Ответа я не расслышала, но судя по тому, как она наклонилась к пациенту, он всё-таки ответил.

Я последовала за Кид Вином и Вистой, шедшими прямо к ней — она, казалось, не замечала нас. Я обратила внимание на то, как она быстро двигала пальцами правой руки, будто невероятно быстро играла на воображаемом пианино.

Нас с Панацеей уже разделяло меньше пяти футов (1,52 м), а она всё ещё не отрывала взгляда от своего пациента. Я видела, как его тело странным образом двигалось под одеялом, но по мере того, как она работала, к его лицу возвращался румянец.

Мы, трое Стражей, неловко стояли рядом, не зная, что нам делать. С того угла обзора, с которого я могла видеть Панацею, та выглядела ещё хуже, чем её сестра — мешки под глазами у неё были практически чёрными, кожа ужасно бледной, а голые руки выглядели жутко сухими, и кожа в некоторых местах даже потрескалась. Несколько её пальцев были замотаны ослабевшими бинтами.

— Следующий, — сказала она, и её голос больше походил на кашель злостного курильщика. Рядом с ней на маленьком столике стоял полный стакан воды и кувшин, но она даже не взглянула на них, поскольку напротив неё уже сел новый человек. Одна из женщин схватила карту пациента и начала внимательно её читать.

— Вы разрешаете мне вылечить себя? — прохрипела она.

— Так больно, — выдохнул он. — Пожалуйста.

— Похоже на пограничный передоз, — сказала медсестра. — Почисти его, сколько сможешь.

Панацея не подняла взгляда, просто положила руки на худые плечи парня.

— Она неважно выглядит, — прошептал Кид Вин мне на ухо. — Как думаешь, мы должны сообщить Батарее?

— Давай я попробую, — сказала я, совершенно не уверенная в том, что собиралась сказать. Когда пациента-наркомана увезли, чтобы врач быстро осмотрел его, я протянула руку так, чтобы она оказалась в поле зрения Панацеи.

Та подняла взгляд, выглядя сердито и даже ещё хуже, чем я уже думала. Её щёки были впалыми, волосы спутаны, а взгляд был на грани безумия, почти каким-то диким.

— Привет, Панацея, — сказала я так мягко, как только могла. — Мы как раз навещали Рыцаря и подумали, что могли бы увидеться и с тобой тоже. Как ты?

— Рыцарь, Рыцарь, — пробормотала она, прикусив губу. — Все хотят видеть Рыцаря.

В её голосе прозвучала неожиданная горечь, и я задалась вопросом, пыталась ли она его вылечить, или уже пыталась, но в его коме было что-то такое, чего она не могла исправить.

— Панацея? — спросила Виста, стоявшая рядом со мной.

— Я в порядке, — прохрипела она. — Следующий.

И снова она не стала тянуться за водой, и на место перед ней перекатили коляску с новым пациентом.

— Панацея, — сказала я, пытаясь сделать что-то, что могло бы отвлечь её от женщины с отсутствующей до колена ногой, если не выше, над которой она склонилась. — Я бы хотела помочь тебе.

Она взглянула на меня и рассмеялась — слабый, лающий и несчастный звук, который мне больно было слышать, и который, вероятно, было ещё больнее издавать.

— Уходи, — сказала она и снова повернулась к своей пациентке. — Вы даёте мне разрешение вылечить вас?

Возле входной двери послышалась какая-то возня и я оглянулась.

— Медсестра! — резко сказала женщина, которая уже стояла радом с каталкой, где сильно трясся мужчина. — У него нитевидный пульс. Мы его теряем!

Рядом с каталкой в одно мгновение оказался врач, и Кид Вин уже оттолкнул меня и Висту к стене, убирая нас с дороги.

Панацея была полностью сосредоточена на женщине, стоявшей перед ней. Если она и слышала возню, то ничем этого не выдавала.

— Он потерял много крови, — сказал врач. — Уровень гематокрита 35 и падает.

— Нам нужен пакет нулевой отрицательной, — сказала другой врач в устройство, прикреплённое к воротнику врачебного халата. — Панацея?!

Менее чем через пять секунд в дверь торопливо вошла женщина с пакетом с таким тёмным содержимым, что оно совсем не было похоже на кровь, но Панацея не сдвинулась с места, её внимание по-прежнему было приковано к женщине средних лет в инвалидном кресле.

Трём профессионалам потребовалось всего несколько секунд, чтобы повесить пакет и присоединить его к капельнице, и тонкая, красная линия начала стекать вниз.

Глядя на пакет, на символ, который был не пластиковым, а ярко-живым, меня осенила ещё одна идея.

Может быть, я и не могла помочь так, как могла Панацея, но я могу сделать это другим способом.

~ ~ ~

Я откинулась на спинку компьютерного кресла в своей комнате Стража и закрыла глаза. Вчера и позавчера я в это время всё ещё усердно работала. Батарея написала смс, что мою смену можно считать законченной после нашего пребывания в больнице, поэтому я вернулась в штаб-квартиру.

Она не упоминала про Вики.

— Ты знаешь, эта незнакомая кровать, — сказала я в свой телефон. — Незнакомая комната. Это нормально. Разве не должна пройти как минимум неделя, прежде чем ты сможешь нормально выспаться на новом месте? Абсолютно нормально.

— Почему бы тебе не вернуться на ночь домой? — спросил папа. — Электричество и вода снова работают, по крайней мере, я слышал, что это собирались сделать. Я сейчас еду туда, чтобы это проверить.

Я села. Я пыталась придумать способ спросить у строительных бригад, где и когда будет восстановлено электроснабжение, но не придумала хорошего способа сделать это так, чтобы не раскрыть местонахождение своего дома.

— Я мог бы заехать и забрать тебя? — предложил он.

— Спасибо, но я смогу добраться сама, — сказала я, глядя на ховерборд, прислонённый к шкафу. — Скоро буду дома.

— Отлично. Скоро увидимся. Ты уже поела?

— Вообще-то нет, — ответила я. Кафетерий был переполнен, а есть в одиночестве, вне компании Батареи или других Стражей, мне не хотелось, хотя я чувствовала голод.

— Я что-нибудь придумаю, — пообещал он.

~ ~ ~

Солнце почти полностью зашло за горизонт, но я всё ещё достаточно хорошо видела улицы Броктон-Бея, когда пролетала над ними. Он по-прежнему выглядел неряшливо, множество зданий были заляпаны грязью, на двух перекрёстках из трёх светофоры не работали. Уличные фонари в лучшем случае горели бессистемно — лужи света и тьмы растекались по земле по мере того, как удлинялись тени.

Мягко говоря, я была рада, что мне вернули мой ховерборд. Прогулка от моей базы до улицы немного действовала мне на нервы, и я была рада видеть, что моя улица была достаточно хорошо освещена, чтобы у меня почти возникло ощущение, что ничего не произошло.

Однако чтобы поверить в это иллюзорное ощущение, нужно было не обращать внимания на развалины дома на противоположной улице. Гараж обрушился сам в себя, а входная дверь дома была настежь распахнута.

Несмотря на усталость, я перешла улицу, чтобы закрыть открытую дверь, прежде чем добралась до своего дома и поднялась по ступенькам крыльца.

Послышалось несколько новых скрипов, но никаких зловещих стонов. Я задавалась вопросом, не опередила ли я отца, с учётом того, что я не видела докерского фургона снаружи, но внутри дома горел свет.

Я увидела на кофейном столике лист бумаги, исписанный его почерком.

Значит, его ещё нет дома, подумала я, поднимая его записку.

Мне потребовалась секунда, чтобы прочесть её, и две секунды, чтобы осмыслить то, что там было написано.

Моё сердце подпрыгнуло куда-то вверх и начало биться под горлом со скоростью пяти миллионов ударов в секунду.

Я перечитала записку ещё раз, сбитая с толку и отчаянно пытавшаяся поверить, что произошла какая-то ошибка в написании, что я наверное что-то не так поняла — что угодно, лишь бы это не было правдой.

Затем откуда-то сверху донёсся тихий звук. Он звучал недолго, но мне хватило и этого, чтобы понять — кто-то был в моей комнате.

Я даже представить себе не могла, какой урон Эмма могла нанести всем моим вещам в комнате. Мой компьютер был в комнате Стражей, но здесь всё ещё оставалась куча денег, записи, которые доказывали, кто я такая, и куча других вещей, которые раскрывали во мне парачеловека, и даже игнорируя всё это, она могла просто поджечь мою комнату.

Почему я не рассказала папе про всё с самого начала?! — проклинала я себя. — Если бы он знал, что Эмма издевалась надо мной, он бы ни за что не впустил её в наш дом! Он наверное думает, что Эмма перестала со мной общаться, потому что надо мной начали издеваться, а не потому что…

Я расправила плечи и спину. На мне всё ещё был мой монокостюм и синее платье, в которое я превратила свою броню.

Эмма была в моём доме.

Я поднялась по лестнице вверх.

~ ~ ~

Когда я добралась до лестничной площадки, я увидела, что дверь в мою комнату была открыта, и конечно же там, внутри, была Эмма, сидящая на моей кровати.

Этот образ заставил меня мысленно переместиться в более юные и невинные времена, но я отмахнулась от нахлынувших на меня образов.

Она была неподвижна, будто затаилась в засаде, но хотя я была морально готова к ловушке и стремительной атаке, этого не произошло. Я не видела, чтобы вещи в моей комнате были сломаны. На моём столе был всё тот же беспорядок, а на полу всё ещё беспорядочно валялась одежда. Чёрт, даже моя кровать выглядела застеленной, хотя я помнила, что когда в последний раз была дома, не заправила её нормально.

Может, это сделал папа, подумала я.

Потратив всё то время, которое я могла позволить себе потратить на осмотр комнаты, я посмотрела на Эмму.

Она выглядела довольно похоже на ту Эмму, которую я видела в школе, но даже эти несколько отличий разительно отличали её образ от сегодняшнего. Её рыжие волосы выглядели растрёпаннее, чем обычно, и выглядели какими-то выцветшими. Я могла даже сказать, что на ней не было косметики, и даже если не обращать на это внимания, сегодня она выглядела очень бледной.

Последнее, что я сделала, это посмотрела ей в глаза, не зная, чего ожидать, и неуверенная в том, что я правильно понимала то, что вижу перед собой.

Она не смотрела на меня, а куда-то поверх моего правого плеча. Она не выглядела ни несчастной, ни радостной. Она не выглядела ни взволнованной, ни злой. На её лице не было написано ни одного из того выражений, какие она часто показывала мне, разрушая мою жизнь.

Самое близкое слово, которое я смогла подобрать для описания того, что видела, было словом «хрупкость».

Это не ловушка, медленно осознала я.

Я видела, как она сглотнула, прежде чем заговорить.

— Я рада, что хотя бы одна из нас смогла что-то сделать после этого бардака, — сказала она, теперь глядя в пол куда-то мне в ноги. — Сейчас я понимаю, что поступала неправильно, но я никогда не была особо умной.

Я сделала маленький шаг вперёд и она совершенно очевидно вздрогнула. Я не пыталась быть агрессивной — я была слишком растеряна для этого — но она отстранилась, обхватив себя за живот и подтянув ноги к груди.

Это движение заставило меня опустить глаза, и я увидела знакомый рюкзак, лежавший на полу.

Мой рюкзак.

Тот самый, который, как я была уверена, Эмма украла несколько недель назад, когда я отправилась за Бакудой. Он был открыт, и сверху лежали мои тетради с заметками о символах. Те, о которых я почти забыла, полагая, что они давно валяются где-то в мусорном контейнере. Геометрические каракули, которые не имели смысла ни для кого, кроме меня.

Страх пронзил меня, когда я поняла, что это значило, и Эмма немедленно это подтвердила.

— У тебя есть силы, — сказала она, слишком тихо для такого громкого заявления.

Это был словно удар молнии в закрытом помещении.

Казалось, она даже не заметила этого, потому что просто продолжила говорить.

— Силы, которые я хотела, но которые заслужила ты.

Она рассмеялась, слабо, резко и несчастно. Это прозвучало очень похоже на смех Панацеи час назад, только звучал он гораздо дольше.

— Я должна была догадаться. Нельзя сделать себя настолько несчастным, чтобы спровоцировать триггер. Это ни за что бы ни сработало. Не имеет значения, что говорила София.

На меня снизошло осознание. Это было оно — признание. Причина, стоявшая за всем случившимся. Эмма хотела получить способности — которые мы обе хотели получить, когда были детьми — и она придумала способ, как их получить. Она вычеркнула меня из своей жизни не потому, что я что-то сделала, а потому что хотела загнать себя до того ужасного состояния, в котором люди, казалось, получали свои силы.

Я опустилась на стул, всё ещё наблюдая за ней.

— Я думала, ты сможешь это вынести, — продолжала она говорить мягким голосом. — Ты ведь такая сильная. И я думала, что смогу загладить перед тобой вину после. Как-нибудь смогу. Но спустя недели… спустя месяцы… это не сработало, и София продолжала подталкивать меня к большему.

В её голосе слышалась отчаяние и боль.

— Это ложь, — сказала она внезапно, чуть громче, чем раньше. — Она ничего не заставляла меня делать.

Она издала ещё один болезненный смешок, который, казалось, оборвался на середине.

— Оказалось, что это я была права, а она ошибалась, — продолжила она. — Ты смогла получить силы. Ты всё перетерпела.

Она резко шмыгнула носом и умудрилась оторвать взгляд от пола, чтобы посмотреть мне куда-то в район груди — достаточно высоко, чтобы я могла видеть её глаза, даже если она не смотрела на меня.

— Знаешь, я так горжусь тобой, — сказала она, и в её глазах заблестели слёзы. — Как я могу не гордиться? Я разрушала твою жизнь, а ты терпела. У Софии дюжину раз заканчивались идеи, а ты продолжала терпеть. Чёрт возьми, ты не просто терпела, ты росла над собой. Теперь ты герой. Потрясающий герой.

Она сглотнула и снова шмыгнула носом.

— Я звонила тебе… я спрашивала в школе… — она пыталась сказать что-то ещё, но её голос срывался в рыдания. — И когда я подумала… в школе, напугать тебя…

У неё снова перехватило дыхание, и слеза упала на обтянутое джинсовой тканью бедро.

— Мне так жаль, — тихо прошептала она. Так тихо, что я не была уверена, сказала ли она это вообще.

Опыт, ожесточённость и хорошо усвоенный за всё это время цинизм во мне кричали, что всё это было какой-то огромной ловушкой, но в какой-то мере мне повезло. За всё время издевательств надо мною Эмма больше ни разу не притворялась моей подругой. Она никогда не пробовала сделать ничего даже отдалённо похожего на дружеские вещи, никогда не притворялась, что хочет восстановить нашу дружбу только для того, чтобы снова меня растоптать.

Может быть, я была дурой, но я ей верила.

— Ты не должна… не должна принимать мои извинения, — сказала она, и я могла видеть, что ей потребовалось приложить усилия, чтобы выдавить из себя это, но я также могла сказать, что она явно практиковалась произносить это снова и снова, просто чтобы убедиться, что сможет сказать это в решающий момент. — Мне не хватает слов. Но ты заслуживаешь знать. Ты ничего не делала. Я не думаю, что ты могла что-то сделать, чтобы заставить меня остановиться.

Она замолчала и её взгляд снова упёрся в пол. Слёзы всё ещё катились по её щекам, но она, казалось, перестала всхлипывать.

— Я задавалась этим вопросом в самом начале, — сказала она мягким и задумчивым голосом. — Если бы ты пришла в школу с порезанными венами или с таблетками в кармане, тогда я бы остановилась?

По мне пробежал озноб. Я никогда не резала себя — для меня это не имело никакого смысла, кроме как попытки самоубийства…

Я бы солгала, если бы сказала, что никогда не думала об этом.

Было больно смотреть на Эмму в таком состоянии — терзаемую чувством вины и признанием того, каким чудовищем она была, и часть меня испытывала чудесное, но всё ещё вызывающее тошноту ликование. Это не могло быть приравнено ко всему тому, что она сделала, но это было больше, чем я когда-либо получала раньше. Я чувствовала себя оправданной удивительным и ужасающим способом одновременно.

И всё же, несмотря на то, что это была Эмма, и может быть именно потому, что это была Эмма, мне было трудно на это смотреть. Ей явно было больно, но она всё равно сидела на моей кровати. В ожидании.

— Это всё, что у меня есть, Тей… — ей голос сорвался, и она сделала глубокий, прерывистый вдох, прежде чем смогла закончить произносить моё имя.

Я ничего не сказала. Просто не могла. Я чувствовала себя стоящей на перекрёстке перед двумя дорогами, двумя ужасными формами правосудия. Возвышенный идиот внутри меня хотел простить её, наклониться вперёд и обнять, как будто последние два года меня не уничтожали бесчисленное количество раз. Мстительный засранец внутри меня хотел наброситься на неё, закидать её злобными словами и уничтожить её в качестве компенсации за всё то, что она мне сделала.

Я не смогла сделать ни того, ни другого. Нужные слова и действия просто не приходили мне на ум.

Каким-то образом мне удалось произнести одно-единственное слово.

— Уходи.

Я не могла сказать, чего в этом было больше — сердитого рычания или отчаянной мольбы, но Эмма немедленно повиновалась.

Я не смотрела ей вслед.

Моя грудь и мозг были переполнены чувствами, сложными эмоциями, идеями и ужасными мыслями, из-за которых я чувствовала оцепенение.

Всё, о чём я могла думать, было «Что я должна теперь делать?».