Сафари
Брось — брось — брось — брось — видеть то, что впереди.
Пыль — пыль — пыль — пыль — от шагающих сапог.
Все — все — все — все — от неё сойдут с ума.
И нет сражений на войне.
Струйки солёного пота текли по пухлым щекам Гильберта, сверкали круглыми жемчужинами на его лбу, стекали по шее в белый воротник и натирали сальную кожу. На его плече болталась огромная бежевая сумка, набитая предметами самых разных форм и размеров, но почти все они были совершенно бесполезны в пекле находящегося в зените африканского солнца. Он двигался вперёд, с каждым медленным, размеренным шагом выпуская тяжёлый вздох, как бы повествующий о его недовольстве.
Николай, ушедший вперёд на двести саженей, остановился на мелком холме и с огромным интересом смотрел в бинокль. В отличие от своего спутника он был одет по погоде — белая рубашка с закатанными рукавами, бежевые шорты, пробковый шлем. На спине болталась ободранная трёхлинейка, шлем украшало выцветшее павлинье перо.
Ветер доносил отдельные звуки – цоканье копыт, шуршание кустов – и приятно охлаждал путешественников. «Николай, — обратился к всё ещё глядящему в бинокль спутнику Гильберт, — нужно присесть и перекусить».
«Опять?»
«Любое великое дело начинается и заканчивается с еды и выпивки, Николай. Философы молчат об этом, предпочитая нудный аскетизм, но поэты-то должны знать».