Правда о петербургских рыбаках

Не скажу, что мне до жути нравится работать в ночные смены. Но вот идти на работу ночью и возвращаться домой ещё до рассвета — завораживающе.

 
По пути с работы купил кофе на вынос в неприметной кофейне, которую до этого не замечал. Позже, кстати, так её и не нашёл. Как будто открылась и закрылась в один и тот же день. Шёл себе, смотрел как просыпается город и понял, что, живя у канала, ни разу не спускался к воде.
 
Почему-то в тот момент это показалось мне дикой несправедливостью, которую
необходимо тут же восстановить. Что я и сделал.

 

Спустился к замурованной льдом воде. Стою, хлебаю кофе, курю. Тишина, ветер не морозит. Уже почти в транс впал, когда что-то справа шелестнуло. Аж дёрнулся. Я и не заметил этого рыбака.

 
Сухой, низкий старик сидел на стуле-раскладушке. По виду напомнил мне слугу Тома Харди из «Табу», с поправкой на современную одежду. Обеими руками держит невесомую удочку, её леска уходила в крохотную прорубь.

 
— Клюёт? — без особого интереса спросил.

 

— Угу.

 

— Часто тут рыбачите?

 

— Ага.

 

Помолчали. Выпил кофе, закурил ещё одну. Подумал, о чём бы спросить и стоит ли вообще спрашивать. Но раз уж начал, почему не докопаться, правильно?

 
— А вы коренной петербуржец?

 
— Ну, — бесстратно ответил рыбак, не отвлекаясь от рыбалки.

 
— Я вроде как фольклор собираю. Может знаете какие-нибудь байки, легенды?

 
— Угу.

 
То ли вспоминал, что знает, то ли драматическую паузу выдерживал, но молчал. Я уже уйти подумал, когда он заговорил.

 
— Был у меня сосед, раньше вместе рыбачили. Но до того он один рыбачил всегда, тишину любил. Я удивился, когда он меня с собой стал звать. Раз на третий спросил у него, чего он вдруг? А он помалкивал, отнекивался. Я перестал допытывать. А потом он как-то сам, уже много позже, разговорился за реки, каналы... и наводнения.

 
За три века Петербург пережил 323 официально зафиксированных наводнения. И одно, о котором никто никогда не говорит.

 
В 1720 году, вроде бы, старуха горбатая якобы город прокляла. Мол, быть Петербургу пусту. Или как-то так. Что, мол, затопит город вода до самой высокой его отметки. Но всё никак не затапливало. Все и плюнули.

 
Так вот, сосед этот однажды рыбачил на берегу, кажется, Обводного канала. Зима была. Снежная, морозная. Сидит сосед себе, наслаждается. Задумался и не заметил, как ноги у него промокли. Смотрит, а снег растаял, лёд в процессе, а вода из канала поднялась ему до колен уже.

 
Он пока сообразил и подниматься стал, уже по шею в воде был и никак из воды выбраться не может. А вода всё прибывает. На дома смотрит, а там из окон вода течёт. Как будто трубы прорвало. Тонет город.

 
А на крыше дома видит старуху горбатую, та на клюку опирается и смотрит, как город под воду уходит. Вода уже до крыш дошла. Сосед к старухе этой подплыл, на крышу влез. Трясётся от холода, зубами стучит, смотрит на неё, а та улыбается.

 
— Быть, быть Петербургу пусту, — старуха говорит.

 
— Ч-что п-происходит?

 
— Что-что. Говорила Петру, не надо места тревожить, не должно тут городу быть. Не послушал, упрямец. Вот и расплата за гордыню. Люди пришли в места, где им быть не надо. Теперь местные эти места отберут у людей.

 
— Вы о ч-чём?

 
— О чём, о чём. О потревоженных Хозяевах. Их прогнали, дом забрали. Они недовольны. Вернулись взять своё. Говорила же, предупреждала, никто старую не слушал. Вот и пожалуйста.

 
— К-как же так? Эт-то же неп-правильно. Так нельзя...

 
— Хозяевам всё можно. Людям всё можно. Тебе вот тоже всё можно. Хочешь, сходи к Хозяевам, может договоришься. Хочешь с городом утони. Хочешь, спасения жди.

 
— А к-к Хозяевам, это куда?

 
— Куда-куда. Известное дело, вниз.

 
Старуха кивнула в сторону дна. Люди уже не умещались на крышах, толкались, спихивали друг друга в воду. В воде что-то большое плавало вокруг островков. Сосед набрал в грудь воздуха побольше и сиганул в воду.

 
Плыл на дно к тому месту, где только вот рыбачил. Оттуда поплыл на дно канала. Там увидел впадину, плыл и туда. Воздух уже заканчивался, а никаких Хозяев он так и не увидел. Подумал он, что конец ему, как вдруг задышалось. Под водой задышалось.

 
Стоит он на краю этой впадины, а оттуда Левиафан свою шею змеиную показывает. На соседа смотрит.

 
— Что ты хочешь? — Левиафан ему говорит.

 
— Чтоб вода в берега вернулась, — сосед отвечает. — А ты чего хочешь?

 
— Забрать всех, кто забрал наш дом.

 
— Так тех людей нет уже, померли давно. А те, кто живёт сейчас, они ж не забирали ничего у тебя. Они даже не знают, кто ты.

 
— Значит они будут платой. За грехи тех, кто забрал наш дом.

 
— Не, так не пойдёт. Нельзя же так. Давай вот что: я буду платой. Я коренной, у меня весь род здесь жил ещё с петровских времён. Крестьянами пришли, город строили, детей рожали. Первые петербуржцы. Во мне кровь тех, кто забрал твой дом.

 
Левиафан молчал.

 
— Мы заберём тебя как плату. И вернём воду в берега. Но ты станешь служить нам, сядешь на границе, как сидел каждый день до этого, будешь нашим послом, будешь собирать нашу плату. Никто из людей не вспомнит этого потопа, но ты будешь помнить. Ты будешь находить тех, в ком течёт кровь забравших наш дом. И всякому такому ты расскажешь о Забытом Потопе. И всякий из них станет нашим послом и будет служить нам на границе между нашим Новым домом и Старым домом. Ты согласен на сделку?

 
— Согласен.

 
Сосед тут же отключился. Проснулся он уже на канале, у замёрзшей воды. Как будто во время рыбалки просто задремал. Не было грандиозного потопа, всё шло своим чередом. Только старуха горбатая постояла ещё на крыше да растворилась в воздухе.

 
— Вот это всё он мне рассказал, и я вспомнил Потоп, — говорил рыбак. — И понял, почему пока мы рыбачили, сосед мне про наводнения рассказывал, духов всяких, чудищ морских. Инструктаж.

 
— То есть вы... — я замялся. — Вы типа пограничник?

 
— Угу.

 
— И все остальные рыбаки на каналах тоже?

 
— Ага.

 
— А... зачем?

 
— Без понятия, — он пожал плечами. — Отрабатываем за пращуров, чтобы потомки не тонули. А на кой ляд это Хозяевам надо, можешь у них сам спросить. Прорубь пошире сделать?

 
Рыбак впервые повернулся и посмотрел на меня. Одновременно и бесстрастно, и с интересом.

 
— Может, в другой раз. Спасибо.

 
— Угу.

 
Рыбак отвернулся, а я пошёл в сторону дома. Город проснулся, солнце выходило на новый круг.