Фильм на выходные #8: «Дом — черный» (1963)

Решил закрыть многолетний гештальт и посмотреть культовый иранский док Форуг Фаррохзад, о которой, в частности, с любовью писала Катя Долинина. Впрочем, кажется всех, кто соприкоснулся с творчеством ФФ, постигает в любом случае сильное чувство.

Поэтесса Форуг Фаррохзад сняла всего один фильм — 20-минутную документальную притчу о колонии прокаженных в Тебризе, — но «Дом…» называют предтечей иранской новой волны. Как тут не вспомнить Аньес Варда, прозванную бабушкой nouvelle vague.

Фаррохзад же вошла в историю как пророчица, коих, мы знаем, не бывает в своем отечестве. Мощный поэтический дебют в 20 лет, после развода, смелые пикировки с патриархальным исламским обществом, статус (возможно, посмертный) иконы современной иранской словесности — и гибель в автокатастрофе, окруженная мистификациями, как положено уходу рок-звезд. Официально поэтесса пыталась избежать столкновения со школьным автобусом. Ей было 32.

Впрочем, закадровая мощь ФФ ощущается хотя бы по тому, как она строит кадр и читает текст — отрывки из Ветхого завета, Корана и собственных стихов. Отважная камера Солеймана Минасяна не отводит взгляд от слабости плоти, пораженной проказой, фокусируясь не только на глубоко телесном, но и находя в обиталище лепрозория пространство поэзии, которое своей гармоничностью как будто принимает людей, выписанных из социального строя. Монтажные фразы, использующие порой кадры-рефрены или естественные звуковые акценты-ударения, позволяют рассматривать видеоряд в логике верлибра. Так сочетание людской болезности и природно-архитектурной вечности обретает дополнительную оптическую гармонию. В конце концов, всякая вещь включает в себя обилие опций, под каким углом на нее посмотреть.

Параллельно интонация Фаррохзад двигается от «Я обвиняю» до «Человек — былинка в вечности», передавая бурю эмоций того, кто столкнулся с несправедливостью, болью ближнего, чем-то несравненно большим. По аналогии с вольтеровским «Все жанры хороши, кроме скучного», манеру Фаррохзад хочется описать как «Всякое чувство валидно, кроме равнодушия». Неслучайно фильм начинается с эпиграфа: «В мире хватает уродливости. Если люди закроют на это глаза, ее станет еще больше. Но человек создан, чтобы решать проблемы <…> Смыть уродливость и возродить жертв к жизни — вот цель и надежда создателей фильма».

Удивительным образом, несмотря на оглушительный эффект, который может оказаться «Дом — черный», демонстрируя ампутированные конечности, тяжелые медицинские процедуры, отсутствующие носы и прочие артефакты проказы, он действительно побуждает не ужасаться, но вспоминать о потенциале человека, который и описывается в разговорах с богом, констатации природных циклов или возгласов в сторону общества.

Как закадровый текст и видеоряд в фильме могут существовать самодостаточно, так, должно быть, могут быть разделены и тело с душой, но Фаррохзад не предлагает примат одного над другим. «Дом — черный» расцветает на стыке. Там, где «черный» не констатация или оценка, а, как и сам фильм, результат аудио-визуальной диффузии.

Как определение приятного и ужасного — другое задание для класса — вырастает из жизненного опыта и социальной привычки. Как эффектные определения ФФ — «Жанна Д’Арк современной персидской поэзии», «иранская Сильвия Плат», — больше говорят о том, кто ищет ключ к ее энигматичному дару. (Я бы сравнил с Жаном Кокто — тоже поэтом и режиссером, искавшим в зеркале отражение вечности.)

Куда интереснее, как творчество Фаррохзад питалось от жизни и продолжалось в ней. Брак ей принес первого сына; из Тебриза она увезла на усыновление ребенка одного из прокаженных; жизнь ее оборвалась на 33 году — в попытках не лишить будущего целый автобус детей. Кажется, кривая судьбы, тоже не лишенная поэтичности (не обязательно красоты).