ДБД. Трудности на пути | Глава VII. «Третий не значит последний» Часть-1

Капли пота медленно стекали по лбу и скапливались в бровях. Ладони от мокроты были до противности липкими, хотелось их вытереть, но толстые перчатки мешали это сделать. Правая рука прижимала к боку длинное копье с шаровым навершием в виде уплотненного соломой мешка. Левая могла двигаться — Эдмунд поднял ее к голове, чтобы вытереть лоб, как вдруг случайно стукнул себя ребром каплевидного щита по шлему. Если бы только в этом была проблема: пот стекал тонкими ручейками по груди и спине, не предоставляло комфорт мокрое седло кобылы, к которому он был привязан ремнями. Под толстым слоем стеганой одежды, поверх которой натянули старые латные доспехи, Эд чувствовал себя маринованным огурцом, помещенным в жерло раскаленной печи.

А ведь они находились в тени деревянного чертога. Будь ристалище на солнце, мальчишка бы просто зажарился.

— Эдмунд, ты готов? — спросил его отец, придерживая кобылу за уздечку.

— Еще нет, — прошептал третий сын, стараясь унять легкую дрожь и волнение. 

Пальцы рук не могли найти покоя и сжимали древко копья, другие стискивали поводья, чтобы тут же ослабить хват. Неуверенный взгляд скользнул по каштанке, затем обратился к стене чертога, но не к собравшимся у нее зрителям и участникам тренировок.

Там лежало три сломанных квинтина. Когда вынесли первый, то оказалось, что у него сгнило основание. Второй сломал сир Гарольд, когда демонстрировал мальчишкам науку конской сшибы: рыцарь снес его со второго удара. Третий был новым и никогда не использовался, но продержался всего пару минут: Тристан был виноват не меньше, чем мастер над оружием. Когда он попросил взять вместо копья меч, Гарольд как-то подзабыл, что его оруженосец являлся сыном кузнеца: у этой породы людей руки крепки не по годам. Работая вместе с отцом, Тристану не доставило труда вложить в единственный удар всю свою грубую силу. Он целился в щит-мишень, но промахнулся и перерубил державшее его плечо.

— Эдмунд? — Хостер не торопил младшего из сыновей.

— Подожди, пожалуйста… — Он прикусил нижнюю губу, стараясь избавиться от терзающих сомнений. Эд понурил голову и беззастенчиво выдохнул признание: — Мне сыкотно.

Люди по-разному восприняли искренность юноши: в глазах отца Эд видел понимание, Ронас всего лишь улыбнулся, а Маллистер еле сдерживал смех, за что тут же получил затрещину от Гарольда.

— Милорд, в этом нет ничего страшного! — поспешил поддержать его Каспер, подняв над головой свое копье. Старший из центурионов, так же одетый в старые латы, какие только удалось достать из оружейной, восседал на нетерпеливом мерине.

— Это со стороны так кажется!

Эд не видел ничего зазорного в том, чтобы признаться в своем страхе. Кто-то боялся ночи, собак — даже пекинесов, — грома, а кто-то замкнутых пространств. Но не все было так просто: боялись не темноты, а то, что в ней; боялись не собак, а их желания разорвать тебя на части; боялись не грома, а то, что он мог с собой принести; боялись не четырех стен, а навеки остаться среди них.

Так и Эдмунд. Он не боялся ехать верхом: ему было страшно погнать кобылу с копьем наперевес, навстречу такому же, как и ты. В фильмах это было красиво и просто. В реальности хотелось кинуть эту чертову палку до того, как они сшибут друг друга, и дернуть поводья в сторону.

— Не позволяй сомнениям себя останавливать, иначе ты никогда этого не сделаешь, — проявил свою мудрость лорд Хостер, поглаживая кобылу вдоль шеи. — Прижми копье и не опускай до удара, а то рука быстро устанет. Можешь ударить раньше, если сделаешь выпад, но лучше этого не делать и просто привстать на стременах. И самое главное: держи щит под углом и тогда его копье соскользнет.

— Я понял, — Эд прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Он мог заставить себя это сделать. Надеялся, что может. — Я готов.

Закрылось забрало побитого бацинета. То же самое сделал Каспер, приготовившись пришпорить своего мерина. Их латы были настолько стары, что впору подумать о древних врагах, вышедших из своих могил для последнего боя. Потерявшие в росте и весе, но не растерявшие желания биться. Все, что их разделяло — три десятка ярдов.

— Ну что, готовы? — окликнул их сир Гарольд, выйдя в центр крепостного ристалища. Правая рука подняла флажок из дешевой ткани. Каспер отсалютовал древком. Эдмунд помедлил и еще раз оглянулся, собираясь с духом совершить в своей жизни маленький подвиг. Его кивок из-за шлема был практически незаметным. — Ну тогда вперед!

Рыцарь взмахнул тряпкой. Эдмунд ничего не успел сделать: кобыла сама сорвалась с места. Мерин Каспера задержался всего на секунду.

— Давай, Эд! Натяни эту целку!

— Милорд, покажите ему!

— Только попробуй проиграть — я на тебя поставил!

Удары копыт заглушили какофонию криков — он их слышал, но не разбирал слов. Прошла всего пара секунд, а в закрытом шлеме уже было невыносимо душно. Собственное дыхание стало слишком громким и ненасытным. Каспер опустил шарообразный наконечник. Блэквуд сделал то же самое и привстал на стременах — каблуки не давали соскользнуть, ремни надежно прижимали к седлу.

Десять ярдов. Пять. В последний момент, когда нужно было бить, Эд резко отвел копье и заслонился щитом. Последовал глухой удар. Мальчишка сильно наклонился, но ремни сдавили левую ногу и удержали в седле. Каштанку повело в бок, она возмущенно заржала и подпрыгнула, чтобы всадник выровнялся и перестал тащить ее за собой.

По ристалищу прокатились смешки, немногие воздержались, а большинство разочарованно покачивали головами. Лорд Блэквуд был из числа последних. Подойдя к сыну, он схватил возмущенную лошадь за уздечку и крепко натянул, чтобы она успокоилась и перестала бить землю.

— Зачем ты поднял щит? — Ему не нужно было повышать своего голоса, чтобы младший из сыновей почувствовал себя виноватым.

— Потому что мне стрёмно, — в который раз признался Эд, поднимая забрало шлема. Свежий воздух встретил его прохладой, легкие сами вдохнули его. — Я не могу это сделать.

— Можешь, просто не хочешь.

— Бать…

— Не батькай, — резко отрезал отец, отбив у того желание противиться. — Ты сын лорда, Эдмунд, и обязан сражаться верхом.

— Так я умею, — Эд хотел, чтобы его слова звучали уверенно, но голос предательски дрогнул.

— Копьем? — бровь лорда Блэквуда вопросительно изогнулась.

— Нет…

— Любой дурак может научится махать с седла палкой. — Он погладил каштанку по гриве и пару раз хлопнул ее по шее. — Научись не доводить до этого.

Второй заход ничем не отличался от предыдущего: он снова закрылся. На третий не выдержал один из ремней, а следом за ним лопнули остальные два. Левая нога выскочила, правая осталась зафиксированной. Кобыла поскакала дальше, вспахивая Эдмундом землю как каким-то плугом.

Подбежали люди. Покрикивая на животное и размахивая руками, они остановили каштанку и освободили маленького лорда. С их помощью Эд принял сидячее положение, отбросил щит и снял треклятый шлем. Правое плечо, принявшее на себя всю тяжесть гравитации, постанывало тупой болью не меньше, чем многострадальное левое.

— Снимите с него доспехи и отведите к мейстеру.

Лорд Блэквуд был разочарован. Эдмунд понимал почему: его старший сын Титос чуть ли не с первых дней научился бить с коня и обещал стать одним из лучших всадников, о чем рассказывал лорд Вэнс в своих письмах. Ронас старался не отставать и прикладывал все силы, чтобы составить конкуренцию опытным воинам в свои пятнадцать. Но вот Эдмунд… Прошло уже полгода, а он не мог побороть свой страх.

— Нет нужды, милорд, — отозвался Вилеон, выходя на ристалище, будто прятался где-то рядом и ждал когда его позовут. 

Чтобы мейстера не заставило покинуть чертог, его появление было одновременно неожиданным и как нельзя кстати. Поэтому лорд Блэквуд не спешил уходить и остался наблюдать за тем, как молодой ученый помогал слуге избавить Эда от доспеха и принимался за свою работу.

— Что там, Вилеон? — стоя за его спиной, поинтересовался Хостер.

— Ничего такого, милорд, но на сегодня я советую закончить с тренировками. — Он помог мальчишке подняться и отряхнул стеганку, прежде чем подойти к господину и выудить из левого рукава два маленьких свертка. Где он их там прятал никто не знал. — А еще этот день полон интересных вестей: одно из Утеса Кастерли, а второе из Дорна.

Он будто специально разжигал интригу, не назвав точное место южного королевства. 

— Дорн?

Ронас был тут как тут, Джеффори появился словно из воздуха. Они поравнялись с Эдом, встали по обе его руки как высокие горы, рядом с которыми третий сын ощущал себя карликом: оба были старше и оба росли как на дрожжах, а Эд еле-еле доставал до их плеч. Что уж говорить за отца с его шестью с кепкой дюймами.

Не только Блэквудам было интересно узнать какие вести принесли вороны. Другие проявляли любопытства не меньше, но сир Гарольд не позволил им утолить его голод:

— Вас кто-то отпускал? — разнесся по ристалищу его командный голос. — А ну встали по местам! Ян, седлай коня и сбей эту целку, или я из тебя ее сделаю!

Никто не осмелился возмутиться. Каспер готовился к новой схватке с новым противником, остальные готовились занять их место. 

Блэквуды отошли ближе к стене чертога и были заняты более важными делами. Хостер сломал первую печать и развернул, как оказалось, очень длинный сверток. Львы не жалели чернил и бумаги, а лорд Тайвин редко позволял себе ходить вокруг да около, но похоже это был не тот случай. Юноши с нетерпением ждали, когда лорд Блэквуд прочтет последнюю сточку, чтобы потом раскрыть не менее интригующее письмо.

— У короля родился еще один сын: Визерис Таргариен. Ланнистеры устраивают в его честь турнир, — буднично объявил владыка Воронодрева, передавая письмо обратно мейстеру. — Начнется через три луны.

— Турнир? — Новость пришлась Ронасу по душе и быстро заразила его предвкушением скорого будущего. — Отец, а я смогу принять участие в конской сшибе?

— Конечно.

Видел бы лорд Блэквуд, как его слова отразились на среднем сыне: он засиял ярче, чем летнее солнце, а губы растянулись в мечтательной улыбке. Прийти на турнир и принять в нем непосредственное участие — что может быть лучше? Эд не сомневался, что в мыслях его старшего брата нашлось место венку цветов и Мириэль.

Под пальцами лорда сломалась еще одна печать, с тихим шуршанием раскрылся второй сверток. Хостер только начал вчитываться, а уже переменился в лице.

— Эдмунд, а ну-ка поди сюда. — Маленькие карие глаза быстро пробегали по письму, сделали последний круг, после чего глянули на младшего из сыновей из-под хмурых бровей. — Скажи мне: что ты сделал дочери лорда Дейна и почему ты должен ей какую-то птицу? И почему я об этом узнаю только сейчас?

— Дейны? — Имя благородного дома сначала смутило Ронаса. Он глянул на брата с явным вопросом, на который сам же и ответил: — Так вот кто она такая!

— Она? — переспросил Хостер, чьи брови вот-вот должны были слиться в сплошную линию.

— Таинственная возлюбленная маленького Эда, — продолжал рассказывать старший, чья улыбка превратилась из мечтательной в триумфально-наглую. — Ото он и приручил сорокопутку — чего не сделаешь ради любви.

То, как Ронас описал дочь лорда Дейна, вызвало у некоторых легкие смешки. Вилеон тут же шмыгнул носом и придал себе собранный вид. Хостер не видел здесь ничего смешного. Маллистер громко гоготал.

— Джефф, закройся, — без злости попросил его Эдмунд.

— Рассказывай, — жгучим льдом вернул к себе внимание отец семьи, с нажимом добавив: — Подробно.

История с Бракенами, что случилась в Ланниспорте, приобрела новые краски. Первая встреча с Дейнами и неприятный инцидент, разговор с седовласым лордом в пировом зале Утеса и негласный договор в виде простительного подарка. Эд рассказывал все, как было, время от времени постукивая мальчишек постарше, чтобы те перестали насмехаться. 

— Матери лучше не говорить, — пробормотал лорд Блэквуд, ненароком глянув на ставни в покои своей леди-жены, что могла расценить новость как очередной «позор семьи». — Пусть думает, что она тебе полюбилась.

— О да-а… — решение отца пришло Ронасу по душе, уж больно довольным было выражение его лица, а взгляд карих глаз коварен и беспощаден. — Маленький Эд, чье сердце было похищено прекрасной девой! — Его ладони накрыли друг друга на груди, юноша слегка наклонился через младшего к воспитаннику их отца с восхищением и безграничной печалью. — Великая, чувственная и терзающая сердца история о герое любовнике!

— Он просил ее руки… — Джеффори проникся игрой и подыграл, потянувшись к своему другу. 

— А она лишь посмеялась ему в лицо…

— Но дала шанс проявить себя!

— Сказала принести ей волшебную птицу…

— И наш великий герой выполнил данное ей слово! Слово чести! 

— А она так жестока и коварна, отказала ему во всем…

— И легла с каким-то кабаном!

Маленькое представление завершилось ехидным смехом. Лорд Блэквуд не стал его досматривать и покинул их еще в самом начале. Вилеон остался и скромно хранил молчание, напрягая щеки, чтобы сдержать уголки губ.

— Я знаю историю получше, — тон Эдмунда был неизменно спокойным, лишь мстительные тени мелькали в глазах. — Про одного горе-любовника, который запал на дочь конюха. Очень интересная история.

Маллистер слегка растерялся и переводил вопросительный взгляд с одного брата на другого. Ничего не стоящие слова, за которыми прятался посыл лишь для одного человека. И он понял его практически сразу: веселье покинуло Ронаса в мгновение ока, а уста перестали надрывать щеки.

— Так это ты? — наконец до Джеффори дошло, но не в полной мере. — И молчал? И кто? Лайла или Кэт?

Вопросы, следовавшие один за другим, смутили Ронаса, но он смог выдавить из себя подобие улыбки. 

— Кэт, — ответил он застенчивым голосом и убрал руки за пояс словно провинившийся мальчуган. Джефф одобрительно завыл и от души хлопнул друга по плечу, а тот все улыбался, не отворачивая глаз от младшего брата. «Я тебя понял», говорили они.

Эдмунд покинул ристалище в компании мейстера, что обещал дать лечебную мазь. Левая рука побаливала, правое плечо время от времени пульсировало, но Вилеон авторитетно заявлял, что никаких переломов не было. Видите ли не нащупал, из-за чего Эд поглядывал на выпускника Староместской Цитадели с нескрываемым скепсисом, но промолчал. 

После он был предоставлен самому себе. Тренировки на ближайшую седмицу отменялись и свободного времени появилось выше крыши: так много, что непонятно куда его девать. Можно было бы съездить в Рим, проверить как идут дела, вот только они с братом вернулись оттуда всего лишь пару дней назад. 

Был еще Филип, фаворит леди Алиры и вполне себе талантливый музыкант, что учил мальчишек всему, что знал. Но как же это было ску-учно. Все эти поэмы, декларации стихов и их написание, баллады и повести давались Эдмунду в тягость. Не то, что Ронас, который как губка впитывал в себя наставления менестреля. Единственное, в чем братья не отставали друг от друга, так это в игре на музыкальных инструментах: оба были бездарями, коих еще следовало поискать.

И так как никуда не нужно было ехать, а шоу «Воронодрев лишен талантов» говорило само за себя, юный Блэквуд нашел спасение в животных. Не так давно в псарне появился отдельный вольер, специально для собак маленького лорда, ведь теперь их было на пять голов больше.

Эдмунд не успел шагнуть за калитку, как под ноги прыгнуло четверо щенят. Виляя маленькими хвостиками и скуля тоненькими голосками, они радовались возвращению «большого папки» и требовали к себе внимания. Один постоянно прыгал, другой схватил хозяина за штанину и игриво зарычал, другие просто маячили перед глазами. Только пятая сидела около матери и щурила на братьев и сестер надменные глазки. Все похожи как один, но со своим характером.

И рядом с ними всегда находилась Кабаниха. Та, из-за которой Эдмунду пришлось забыть про охоту и каждый день выходить на ее поиски. Она сама вернулась, но только через лунный месяц, довольная и с раздутым животом, а через несколько дней породила на свет первое потомство. Их окрас был как у породы гончих, что разводили в Воронодреве: темно-рыжий фон с черным чепраком и белыми отметинами на носе, брюшке и на лапках. Но внешне щенки мало чем напоминали собак: их морды более вытянуты и с заостренными носами, а глаза посажены ниже и мельче, у хвостов высокое положение, не говоря уже о несвойственно больших размерах. Только вислоухость досталась от матери. И никто из них не лаял.

— Ну что ты, мать героиня? — поинтересовался у Кабанихи Эд, аккуратно ступая по вольеру: щенки постоянно пытались самоубиться под его ногами. Гончая облизнулась и вытянула язык, счастливая и радостная, но в то же время слегка замученная. — Не дают покоя? — Она прикрыла глазки как раз в тот момент, когда самый буйный из выводка пробежался по ее спине и перекинулся через голову, плюхнувшись прямо на вытянутые лапы. Гончая сверила щенка уставшим взглядом и лизнула его в мордочку. Буйный противно заскулил, покусывая ее лапу. 

Эдмунд, откровенно говоря, сомневался в своих способностях воспитать тех, в ком текла кровь волка. Он знал людей, которые вырастили волчат на одном молоке без куска мяса. Но скрещивание? Это уже другой вопрос.

— Легких путей мы не ищем, да? Если щенки, то обязательно с прибабахом.

***

По всему горизонту палаточный лагерь окружало бесчисленное количество холмов. Там, где между ними протекали ручейки и узкие речки, тихо плескалась вода. Одни холмы были лысыми, на других росли дикие цветы, а те, что были вдали, покрывали густые леса сосен, дубов и вяза. Солнце клонилось к земле, редкие облака затмили его и окрасились в теплые тона. На небе загорались первые звезды, самые яркие и нетерпеливые, чтобы дожидаться ночи. Легкий ветер шерудел шатрами, хлопали знамена с белым чардревом на красном поле, окруженный стаей черных ворон. Горели костры, потрескивали сухие ветки, даря тепло и уют сидевшим возле них людям.

Если бы они еще помалкивали, думал Ронас, чьи внезапные возгласы и неожиданное гоготание сбивало его с мысли. Ему всего-то нужно было немного тишины, хотя бы пару часов покоя, но их не было, о чем свидетельствовали смятая в шарики бумага. Дюжина исписанных листов лежала у его ног, и еще дюжину превратил в пепел голодный огонь.

Рядом на траве лежал Эдмунд, облокотился левой рукой о землю и, похрумкивая дольками сушеных яблок, время от времени подбрасывал в костер свежие дровишки. За новыми отправился Маллистер — младший брат и воспитанник отца ходили за топливом по очереди и доля скучного существования выпала на первого: без своей собаки Эдмунду нечего было делать.

Высокий ворот его стеганки был слегка оттопырен. Со стороны в этом не было ничего необычного, всего-то легкая неровность, но если внимательно приглядеться, то можно было углядеть спрятавшуюся снежную сорокопутку. Она сидела на его шее, прижатая к нему воротом и укрытая им как одеялом.

Снова захрустели яблоки на зубах. Так противно, что Ронас аж скривился, будто ему резали уши.

— Можешь жевать молча? — буркнул он, с раздражением скомкав очередной листок. В запасе оставалось все меньше и меньше.

— Так я молчу, — Эдмунд искренне не понимал претензии в свою сторону, что не помешало ему закинуть в рот еще пару яблок.

— Да хватит жрать! — выпалил старший, стрельнув в брата темными глазами, а после добавил более спокойно: — Ты мешаешь думать.

Металлический наконечник пера окунулся в чернильницу, что аккуратно стояла на правом колене. Затем, крайне медленно, он начал выводить те же самые буквы, что были написаны на всех предыдущих листах. И снова остановился на том же месте. Юноше нужна была мысль. Он поднял глаза к темневшему небу и защелкал пальцами, стараясь уловить ее и не отпускать.

Смех воинов у соседнего костра сбил всю концентрацию. Ронас опустил взгляд на бумагу, где появилась пара черных клякс. Он быстро скомкал листок и бросил в соседнюю кучку.

Второй сын не думал, что написать стих может быть так трудно. Все, что он учил у Филипа, казалось таким простым, что впору придумать что-нибудь самому. Ронас старался, раз за разом переводя драгоценную бумагу. Неужели это было так сложно? Всего-то написать один стишок, от самого себя, всего для одного человека? Ведь она их любит.

К сожалению рядом не было тех, к кому он мог обратиться. Леди-мать обязательно будет выпытывать подробности или заставит сделать это Филипа, что отправился вместе с ними. Она не могла быть равнодушной как лорд-отец, как и тот не отличался знаниями в поэзии. Хотя… Ронас еще раз посмотрел на младшего брата, что всеми силами прикидывался безмолвным валуном.

— Эд.

— Я молчу, — тут же отозвался он, продолжая делать вид, что его здесь нет.

— Помоги мне.

Младший отвернулся от огня к брату. Раньше Ронас не придавал значения его мимике, но после того разговора в Шепчущем лесу стал все чаще замечать в Эдмунде их леди-мать. По красноречивому взгляду, по движению бровей, по тому, как иногда тот поджимал губы. Он ждал подробностей.

— Я хочу написать стих, но у меня не получается.

— Я заметил, — кивнул Эдмунд на кучку шариков, не говоря уже о той части, что была выброшена в огонь. — Обратись к Филипу.

— Это не для всех ушей, — медленно, с явным подтекстом между слов проговорил Ронас. Он не 

сомневался, что младший его поймет.

— Ладно. Хорошо. — Он подполз поближе и заглянул в чистый лист, что держал Ронас. — И что у тебя не получается?

— Я не могу подобрать рифму. — Старший сокрушенно понурил голову и слегка покривился. — Я стараюсь делать так, как учил Филип, но… в общем, нихера.

— Понятно. — Эдмунд не разделял его горя и простодушно почесал мочку уха. — Ты вообще пробовал сочинять?

— Нет.

— Понятно.

— Да что тебе там понятно-то?! — не сдержался старший, раздираемый раздражением и тихой злостью. Его выкрик разбудил сорокопутку, что выглянула из-за высокого ворота и прикрикнула на буйного ребенка, не менее угрожающе, чем он сам.

— Не кричи. — Третий сын даже глазом не моргнул. — Не видишь? Ребенок спит.

Птица согласно чирикнула, глянула со всей доступной ей уничижительностью, и завернулась обратно. Эд поправил воротник и прикрыл ее.

— Просто помоги мне.

«Потому что меня хватает на две пекловы строчки!», — пронеслось у него в голове. Ездить верхом и точно бить в цель, сражаться против взрослого мужчины и загонять дичь — это Ронас умел лучше всего, но постичь поэзию оказалось непосильной задачей.

— Попробуй для начала что-нибудь смешное. Просто так, какая-нибудь отсебятина.

Ронас нахмурился и перестал глазеть на чистый лист. И как ему должна была помочь какая-то смешная отсебятина?.. А может Эд знал про что говорит?

— Например вот: я бью женщин и детей, потому что я красавчик, потому что я сильней.

Наверное здесь следовало посмеяться, но второму сыну почему-то не хотелось. Наоборот, пример брата показался ему омерзительным и недостойным поведением для уважающего себя человека.

— Это юмор, — с серьезным лицом заявил Эд. — Шутка. Попробуй что-нибудь такое.

— Попробуй… — прошептал старший и отвел задумчивый взгляд. 

Наверное в этом что-то было, составлять рифму ни о чем, главное чтобы было смешно. Странно или нет, но слова сами появились в голове и впервые за весь день его уста посетила легкая усмешка. Где-то рядом звучали голоса людей, деревяшки потрескивали в огне, а на краю лагеря прозвучал веселый визг Меланты. Ничего из этого не мешало второму сыну выговаривать наспех сложенный стишок:

«Эдмунд мелкий дуралей

Он у нас имел коней

Он кентавров породил

Молоко у них доил

Эд собаку приручил

Он руками ей…»

— Нихуя-се ты рифмоплет, конечно, — перебил его Эдмунд на самой каверзной рифме.

Вот теперь Ронас засмеялся: его стишок получился гораздо лучше, чем та нелепица. И он бы смеялся еще дольше, если бы голова Эда не дернулась вперед от прилетевшей затрещины. Старший притих, удивленный таким поворотом. Братья почти синхронно обернулись и подняли глаза на кипевшую от гнева леди-мать. В тени сумерек лишь огонь дарил свет, а его искры отражались в зеленых глазах как их собственные.

— Нихуя-се.

Мальчишки опустили удивленные взоры на маленькую Меланту, что только что выучила новое слово и как всегда ненужное. Парадокс ли, что в этом опять виноват Эдмунд?

— Если я еще раз услышу от тебя хоть одно, хотя бы одно грубое слово… — змеей шипела леди Алира, выжигая двумя палящими изумрудами все естество младшего сына и прибивая его к земле. — Последствия тебе не понравятся, сын мой.

— Нихуя-се, — вторила Меланта, как нельзя красочно описывая происходящее. 

— А ты, юная леди, — леди Блэквуд развернула к себе дочь как какую-то дряхлую куклу. Казалось, что еще немного и девочку будет ждать хорошая порка. — Если ты продолжишь ругаться, то можешь забыть о своих уроках с луком и мечом.

— Но ма-а-а! — заныла Меланта и повисла у нее на руке, строя самые что ни на есть настоящие щенячьи глазки.

— Никаких «но»!

— Та блядь… 

Братья переглянулись, боясь не то, что слово сказать, — они практически не дышали. Они видели как медленно вздымалась грудь их матери, как задергалась верхняя губа, норовя показать грозный оскал. Меланта вдруг стушевалась и поздно сообразила, что только что сделала.

— Идем к отцу, — было вердиктом ей вердиктом матери, что насильно потащила сопротивляющуюся дочурку.

Никто слова так и не проронил. Мальчишки провожали сестренку так, словно ее повели на казнь и больше они никогда не увидятся. Ее возмущенные крики и взывания к Эдмунду как к главному защитнику не возымели успех, и вскоре в лагере воцарилась мертвая тишина: все без исключения побросали свои дела. Затем из шатра лорда донесся жалобный визг и оттуда снарядом катапульты вылетела Меланта. Вся в слезах, она бросилась к Эдмунду, припала к нему на колени и обхватила за шею. Сорокопутка успела выскочить и взлететь, возмущенно щебеча на маленького ребенка.

Сколько Ронас себя помнил, младший брат всегда стоял за их сестру горой и никогда не давал в обиду. Он прикрывал все ее замашки и преступления, даже подрался с одним мальчишкой в крепости, что вполне заслуженно был избит, ведь забыл свое место и забрал у маленькой девочки ее яблоко. Но сейчас… В болотистых глазах всегда была наивная уверенность, что часто смешивалась с какой-то усталостью и раздражением. Сейчас Ронас видел в них непривычные отблески страха и сомнения.

Да. Их леди-мать редко срывалась, за что следовало благодарить Богов, ибо в гневе матушка была страшнее самой фурии. Даже дракона.

Поэтому они не осмелились препятствовать леди Алире и позволили забрать Меланту обратно в отцовских шатер.

Первым в себя пришел Эд. Он прокашлялся в кулак и старался больше не смотреть в ту сторону. Вскоре до них дошли хлестания по мягкой коже, и на каждый удар третий сын вздрагивал так, будто били его.

— Слушай, Эд, — Ронас постарался отвлечь их от того, что происходило с их сестрой. — А… я могу написать твою колыбельную?

— Колыбельную? — братец явно подумал, что ему послышалось.

— Да. Ту, что ты напеваешь… Миле, — на имени сестры голос слегка затих, ведь Ронас хотел избежать ее упоминания.

— Ну… — Эдмунд слегка замялся, прежде чем еще раз вздрогнуть. С какой же силой леди-мать порола их сестру? Или то был лорд-отец? Удивительно, что они не слышали детский плач. — Это не совсем то, что тебе нужно.

— Но хоть что-то.

— Ладно, можешь записать. Пишешь?

— Да. — Ронас макнул пересохшее перо в чернильницу и приготовился.

— Когда я делаю длинные паузы — это новая строка… — Эдмунд дождался кивка от старшего и выдержал небольшую паузу, прежде чем начать диктовать:

«От края до края, небо в огне сгорает

И в нем исчезают все надежды и мечты

Но ты засыпаешь, и ангел к тебе слетает

Смахнет твои слезы, и во сне смеешься ты…»

Перо уверенно вырисовывало буквы на предпоследнем листочке. Неровные строки ложились коряво и слегка задевали друг друга, как это бывало, когда кто-то писал на коленках. Колыбельная была очень длинной, и как Ронас не старался, но на одном пергаменте уместить не смог. Тут-то ему и пригодился последний листок, что так удачно избежал быть пожранным ненасытным костром. Когда Эд закончил диктовать, второй сын прочитал все от начала до конца, испытывая двоякие ощущения. С одной стороны стих был очень красивым и всецело оправдывал свое название, с другой же он был каким-то странным и непохожим на все, чему их учил Филип. Совершенно другим, словно чужеземная песня, пришедшая в Вестерос из далекого Эссоса.

— Где ты ее услышал?

— Перевел с валирики.

— А, да? Так просто? — Юноша еще раз посмотрел на кривой текст, что вывела его рука. Может быть, учи он с матушкой этот язык и читай те же книги, что и младший братец, то нашел бы ее еще раньше. Еще не поздно было заняться… Ронас запнулся на собственной мысли и тут же высказал ее: 

— Погоди. А что если она ее уже слышала? Я же не знаю, знает ли она валирику или нет.

Будь сомнения второго сына правдой и тогда не найти ему места, чтобы не умереть от стыда. Узнай Мириэль эту колыбельную, что он хотел выдать за свою, то покажет себя каким-то вором и наглым лжецом. Однако его переживания не нашли отклика в младшем брате, что поднял на него очень выразительный взгляд.

— Поверь мне: не слышала.

Непонятно как, но слова Эдмунда успокоили старшего. Юноша все еще сомневался, но по какой-то причине верил ему. Улыбка посетила его уста, когда он еще раз прочитал стих.

— Никогда не думал, что буду этим заниматься: учиться играть на лютне, флейте, учить баллады и стихи. — Карие глаза медленно поднялись к укрытому черным бархатом небу, разглядывая сотни маленьких огоньков чистого света. Они мерцали, поигрывая своим сиянием на небосводе. 

— Наверное, мне стоит сказать тебе спасибо. — Неожиданное проявление благодарности смутило младшего брата, а уголки губ слегка дернулись вверх. — Нет, ты не думай, ты все равно засранец.

— Ну так, стараюсь, — отшутился Эдмунд.

— Это не значит, что я тебя прощаю, — Вмиг посерьезнел Ронас, отвернув взгляд к брату. — Я бы мог получить шпоры… но вряд ли бы встретил Мириэль. Поэтому не прощаю, но спасибо.

— Эдмунд.

Лорд Блэквуд звал негромко, но даже так его голос прозвучал сродни грому в ясный день — он остановился от сыновей в каких-то десяти шагах. Ронас заметил, что у отца на поясе не было ремня, а руки как-то странно держались за спиной. Было уже темно, но чтобы понять что к чему, видеть было необязательно.

Братец помедлил, наверное не до конца понимал, что от него хотят. Ронас уловил в его тяжелом вздохе «Сраное детство» и «Когда же оно закончится», после чего аккуратно вытащил из-под ворота сорокопутку и передал старшему:

— Побудь пока с ним.

— Я пришел! — крикнул на весь лагерь Джеффори и как можно громче бросил сухостой на землю. — А куда это он?

Ответом на вопрос воспитанника послужил тяжелый подзатыльник, коим огрел Эдмунда лорд Блэквуд, после чего схватил его за воротник как котенка за шкирку и оторвал от земли, неся в свой шатер.

— Нихуя-се, — удивленный то ли происходящим, то ли тем, что его воспитатель одной рукой поднял двенадцатилетнего парнишку, Джеффори застыл на месте и бросал непонимающие взгляды то на друга, то на отца с ребенком.

— Джефф, — позвал его Ронас серьезным тоном. — С этого дня рот на замке: боюсь, в следующий раз, мы тоже огребем.

Юный орленок в разъяснении не нуждался и прислушался к своему другу. В последующие дни от него практически ничего не было слышно, а если и говорил, то тщательно подбирал слова. Меланта вела себя как маленькая мышка, ниже травы и тише воды, тая в глубине души сильную обиду на всех и вся, даже на Эдмунда, который не смог ее защитить. И вот если старшие дети были слегка запуганы, а маленькая девочка наконец-то научилась прикусывать язык, то вот на третьем сыне порка никак не отразилась… Если не учитывать его постоянные кривляния и ерзанье в седле.

Три дороги связывали сердце самого богатого региона с остальным Вестеросом. По Морской с юга на север поднимались знамена из дорнийских пустынь: кусающая пятку гадюка Вили держалась бок о бок с грызущим собственный хвост драконом Толандов, стараясь не отставать от вырвавшейся вперед опущенной решетки Айронвудов. С ними, сохраняя некую дистанцию, поднимались три дубовых листья Окхартов и золотой кентавр Касвеллов, в то время как черный рыцарь Рисли и золотое дерево Рованов держались от дорнийцев как можно дальше.

Золотая дорога связывала Ланниспорт и Королевскую гавань, по которой двигались не столь значимые рыцарские дома. Золотая дорога ничем не уступала Морской, и была столь же многолюдной, но шедшие по ней люди держались вокруг золотых оленьих рогов Баквеллов, чего нельзя сказать об обособленности дорнийских и просторских лордах.

И последняя, Речная, идущая из Западных земель к Перекрестку у истоков Трезубца, связывая между собой сразу несколько королевств. Мертвое белое древо Харлтонов и черные летучие мыши Уэнтов сопровождали стяги мелких рыцарей. Черный пахарь Дарри составлял компанию красному замку Редфордов и серо-черным клиньям Толлеттов, которых старались то ли догнать, то ли обогнать многочисленные башни Фреев. 

Не то, что Блэквуды и Бракены, негласно завязавшие спор «Кто последний тот и ёбарь»: по-другому Эдмунд не мог объяснить, почему их отец внезапно поставил перед собой задачу накормить пылью рыжих жеребцов. Только за милю до твердыни Утеса они успокоили лошадей.

Внутри стен все вели себя подобающим образом и, впервые в своей жизни, дети приложили максимально усилий, дабы не гневить леди Алиру. До того момента, пока парой дней спустя не приехали Вэнсы из Атранты.

Их знамя на Речной дороге увидел Ронас, когда прогуливался по стенам замка. С высоты, где все люди казались не больше самого маленького муравья, это было очень сложно, но он следил за ними до самой Пасти Льва. Когда стало понятно, что это именно Вэнсы из Атранты, юноша побежал к отцу, желая сообщить не только о приезде его лучшего друга, но и старшего из сыновей.

— Тит!

Ронас был первым, кто бросился с объятиями к родному брату и уткнулся головой в широкую грудь. Титос из мальчишки превратился во взрослого парня и сильно возмужал за прошедшие семь лет. Одного роста с Хостером Блэквудом, он выглядел как молодая копия отца. Гладко выбрит, с коротко остриженной сажей, Титос носил одежды из красных и черных цветов своего дома, украшенных вышивкой белых нитей. На груди была серебряная застежка в форме круга с гравированным чердревом, что держала на плечах вороной плащ.

— Я тоже рад тебя видеть, — улыбнулся наследник семьи, горой возвышаясь над вторым сыном. Титос слегка отстранился от брата, чтобы с почестью поприветствовать Хостера: — Лорд-отец, — молвил он в легком поклоне и слегка потупил, когда тот протянул ему руку.

— Хорошо же тебя надрессировали, сын мой, — хмыкнул в бороду владыка Воронодрева, сжав руку старшему сыну.

— Положение обязывает, ведь я теперь рыцарь.

Зависть кольнула Ронаса. Его старший брат уехал из дома на одиннадцатые именины и вернулся в семью после восемнадцати со шпорами и с титулом. Ему даже не нужно было называться, весь его вид говорил, что обращаться следовало через «сир». Высокий, статный и широкоплечий, Ронас представлял себя таким же и видел как старшего раздирала гордость. Но его улыбка увяла, когда похожие на отцовские карие глаза опустились к остальным детям.

— Эдмунд, — Титос ограничился скупым кивком и говорил без той теплоты, с которой встретил Рона.

— Тит, — Эд ответил ему тем же. 

Первый и последний. Сколько Ронас себя помнил, они постоянно ссорились и даже сейчас между ними существовала старая пропасть, что годами не позволяла сблизиться. Если второму сыну было за что обижаться на младшего брата, то причину первого он не понимал.

Меланта не спешила знакомиться с самым старшим братом и стояла подле леди-матери, с любопытством посматривая на Титоса. Он сделал ей шаг навстречу и присел на колено с заботливой улыбкой.

— А ты, должно быть, моя маленькая сестрица. Ты очень красивая и похожа на нашу леди-мать.

Девочка заулыбалась до самых ушей и глянула на матушку довольными глазками. Лишь после этого она позволила заключить себя в братские руки, после чего те освободили ее и сомкнулись за спиной Алиры.

Вэнсы из Атранты все это время держались рядом и наблюдали за воссоединением старшего сына с семьей. Когда обряд был завершен, лорд Норберт подошел к главе другого дома, окруженный пятью сыновьями и своей леди-женой.

— Хостер, — приветствовал он старого друга с протянутой рукой. — Все никак не помрешь, а?

— Все жду пока ты ослепнешь, — отшутился лорд Блэквуд, но в следующих словах не было места веселью. — Твои глаза сильно побелели.

— Ай! Ерунда. Я достаточно зрел чтобы отмудохать тебя как вшивого пса.

Покуда отцы вели диалог, а матери соблюдали этике приличия, Ронас заметил невысокую девушку примерно его роста, что встала подле Титоса и взяла его за руку. Стройная, с густыми вьющимися волосами цвета каштана, что спадали водопадом и обволакивали тонкие плечи. Она была очень красива, словно сошедшая с пера талантливого художника. Глаза отливали бездной морских вод, в которых наследный сын чуть ли не тонул. Ронас помнил его горделивым и слегка зазнавшимся, а сейчас наблюдал совершенно другого человека. «Интересно, я так же выгляжу?»

Но стоило старшему обернуться на Эдмунда, как тепло покинуло его.

— Все еще живой, мелкий?

— Все такой же говнюк?

Титос мельком глянул на лордов и проследил чтобы они не заметили, как он ударил младшего в плечо. Эд чуть не потерял равновесие, затанцевал на одной ноге, а шуршание подошвой по каменной кладке привлекло внимание взрослых.

— Отец, — тут же молвил Титос, шагнув к нему вместе с юной Вэнс. — Я прошу твоего разрешения и благословения моей помолвки с леди Джейн.

Отцы хитро переглянулись, слеповатый Норберт каверзно подмигнул лучшему другу.

— Можешь не сомневаться — я благословляю ваш брак.

Многих порадовало то, как с легкой руки согласился лорд Блэквуд, даже Эдмунд усмехнулся краем губ, несмотря на неприязнь к брату. Ронас разделял их чувства, но в глубине души его сердце царапали кошки. Юноша представил вместо них себя и Мириэль, как они подходят к своим лордам-отцам и просят о благословении.

Пропасть между Блэквудами и Бракенами была куда глубже, чем между Эдом и Титом. Она вела в самое Пекло.

Была ли у них надежда? У детей двух семей, чья вражда тянулась с Века Героев?

— Надежда всегда есть, — отвечал ему Эдмунд, когда Ронас поделился своими сомнениями. — Мы и Бракены самые близкие и в то же время самые дальние родственники. Столько раз роднились с ними… Наверное даже больше, чем какие-либо дома.

— Но так и не помирились.

— Кто знает, может вы примирите нас?

Эти слова стали для Ронаса порывом ветра, что вдохнул жизнь в почти угасший огонь надежды. С ней же он встретился с Мириэль, на закате того же дня в богороще Утеса Кастерли, куда крайне редко приходили верующие в Семерых. Даже лорд Тайвин, по словам здешних слуг, относился к этому месту как к обычному саду, в который никогда не заходил.

У корней цветущего чардрева, вдали от замковой суеты, они наслаждались коротким мгновением единения без оглядки на своих братьев и отцов. На этот раз все было куда лучше, чем во время прошлого турнира, ведь Ронас мог поддержать любимые темы своей девы и, более того, похвастаться собственным стихом.

— Разве это твой почерк? — поинтересовалась юная Бракен, разглядывая неровные краказябры на развернутой бумаге, что Ронас достал из поясной сумки.

— Ну… да, — юноша смутился, не понимая, что могло вызвать такой вопрос. Он всегда знал, что его письмо оставалось корявым, но неужели все было настолько ужасно? 

— Да нет же. У тебя в письмах буквы меньше, строки ровные, и наклон влево. А тут крупные, налезают друг на друга, и клонятся вправо.

Темные глаза безмолвно хлопали не девице, затем опустились в низ на слегка помятый листок бумаги. Разве у него мелкий почерк? Самый обычный, никогда не клонился влево и…

«Сука, Вилеон!» — вдруг осознал второй сын, но в слух сказал иное:

— Я писал в дороге и перевел кучу листов. Поэтому он такой… неровный, — оправдания казались такими ничтожными, но Мириэль поверила ему.

***

Именины именинами, но стоило признать, что люди посещали их в первую очередь ради бесплатной еды и развлечений. В особенности еды: кто откажется набить брюшко за чужой счет? Жаркое, вареное, пропитанные соусами и маслами, приправленное специями из далеких земель. Тебе достаточно откупиться каким-нибудь подарком, даже на десятую часть не покрывающим расходы на пиршество, и повторяющимися из года в год пожеланиями. Понимал ли это Тайвин Ланнистер, когда восседал за главным столом на помосте вместе с королем и кронпринцем, ради которых и устроил праздник? Скорее всего, да.

И Блэквуды не были исключением. В очередной раз сливки общества собрались в одном месте, наряженные в дорогие ткани с изумительными украшениями лучших мастеров, коих только могли оплатить, и ни в чем себе не отказывали. 

Но Лев Утеса переплюнул их в роскоши, организовав самое богатое пиршество, которое только способно оплатить его казна. Блюда на любой вкус приготовлены почти из всего, что росло и добывалось в Вестеросе, подаваемое на серебряной посуде для дальних столов и золоте для ближайших к помосту, где восседали самые значимые и великие из вассалов короны. Стены увешаны различными гобеленами и расписанными коврами, с вершины свисали огромные знамена с золотым львом на алом поле и багряным драконом на черном, а под высоким сводом, где клубились дым от огней и пары жаркого, держались на цепях три позолоченные люстры с большими свечами. Пол в центре устелен мирийским ковром колоссальных размеров, покрывавший чуть более трети всего зала и вымазываемый подошвами сотен сапог и туфель.

Пировой зал был обставлен так, чтобы любой вошедший боялся не только чихнуть, но и дышать, однако лорды и леди Семи королевств были сделаны из того же теста, что и хозяин замка. Они чихали, горланили, вымазывали в жире и вине мебель, отрыгивали еду, пара юношей и вовсе случайно уронили висевший на стене каплевидный щит с золотым львом, а несколько пар танцоров столкнулись в хороводе и дружно повалились на один из длинных столов, суля если не разломать его, то перевернуть вместе со всем содержимым. Одним словом — элита.

В первые минуты сформировалось две группы. Те, кто предпочитал еду и питье, набивали желудок словно готовившийся к спячке медведь, запивая огромные порции вином и пивом. Дети баловались компотом. И те, кто не мог усидеть на одном месте и уходили в пляс. Блэквуды недолго находились в стане первых и вскоре в их рядах появились первые перебежчики. Эдмунд ожидал это от кого угодно, но уж точно не от своей матери.

Тем днем она не была на себя похожа и отдавала предпочтение тому, в чем раньше воздерживалась. Наблюдать ее игривое настроение и кокетливые взгляды, что Алира время от времени посылала своему супругу, было меньшим из зол, на которые она пошла. Леди Воронодрева изменила своим вкусам и пренебрегла любимым бордовым цветом, отдав предпочтение черному словно ночь платью с оголенными плечами, что держался за ее шею на тоненьких плечиках. Выполненные из прозрачной органзы широкие рукава украшали замысловатые кружева, тонкую фигуру плотно обволакивал корсет красного цвета и держал поднятую грудь, из-за чего та казалась больше обычного. Лорд Хостер на какое-то время забыл где у супруги глаза и что такое внятная речь. Она же игриво хлопала ресницами.

Старшие братья судачились между собой и спорили о резких переменах матери. Эдмунд пошел дальше и выложил на стол сто себеряных. На «что» понял лишь отец, когда на заданный вопрос третий сын загадочно усмехнулся и одарил лорда Блэквуда многозначительным взглядом. В тот же миг Хостер сгреб мешочек монет под стол и поставил перед сыном в два раза увесистее.

Леди Алира первой поднялась из-за длинного стола, за которым сидели речные лорды, и повлекла за собой супруга к танцующим парам. Следуя их примеру, Титос отправился к юной Вэнс и пригласил ее на танец. Только Ронас не спешил покидать младшего брата — Меланта изначально отправилась на «охоту», а потому ее нельзя было назвать перебежчицей.

— Ну, чего медлишь? — поинтересовался Эд, разрезая куриную грудку с кровью на маленькие кусочки. Двухзубчатая вилка проткнула один из них и поднесла к левому уху — сорокопутка унюхала лакомство, показалась из-под поднятого ворота и клюнула угощение.

— Мы не так сидим, — ответил Ронас с опущенной головой, рассматривая почти нетронутую баранину под сливочным соусом и лимонным соком. — В прошлый раз нас не разделяли на королевства.

— В прошлый раз нас не было так много, — заметил младший и обвел вилкой зал. — Даже северяне есть. — Он указал на противоположный стол с лордами Долины и Севера.

— А тогда они сидели напротив, — объяснил разницу второй сын, имея в виду Бракенов. — И она танцевала, а сейчас ее караулит старший брат.

— Так в чем проблема? — Эд не понимал его неуверенности. — Мы на пиру в честь нашего кронпринца Рейгара Таргариена, устроенного десницей Его Величества лордом Тайвином Ланнистером. Какой дурак утсроит драку?

— Тост! — громогласно объявил один из лордов с лисьей мордой на бирюзовом камзоле. — За Его Величество короля Эйриса Таргариена, да правит он долгие лета!

— За короля! За короля Эйриса! — отвечал ему зал.

— За кронпринца Рейгара Таргариена, да благословят его Семеро!

— За принца!

Братья присоединились к поздравлениям и подняли свои кубки: вино у Ронаса и апельсиновый сок у Эдмунда.

— Ты боишься ее братьев? — продолжил Эд, так и не притронувшись к своему напитку.

— Лорда-отца. Не хочу, чтобы мое появление расценили как попытку оскорбления.

— Ну давай тогда я ее выведу, а ты потом заберешь.

Карие глаза уставились в зеленые с изумлением и сильным сомнением.

— На мне нет геральдики, — добавил Эд и постучал левыми пальцами по груди, где члены благородных семей выделяли себя среди остальных. Сейчас же младший из сыновей был, мягко говоря, безродным, ибо ничего в нем не говорило о принадлежности к конкретному дому. Один из них — да, но кого — неизвестно. — Ставлю двести серебряных, что у меня все получится.

Он отцепил от пояса мешочек, что выиграл у отца.

— Ты серьезно? — Ронас скептически отнесся к его идее.

— Мне сегодня везет, — простодушно улыбнулся Эд и, подкинув мешочек брату, поднялся в сторону Бракенов. — Держись крепко и не возмущайся, — шепнул он недовольной сорокопутке, что впилась коготками через тунику в мягкую кожу.

Появление безродного юнца было встречено легким любопытством, с каким обычно смотрят на диковинную зверушку, пока ею не налюбуются и не потеряют интерес. Эдмунд не был знаком с лордом Бракеном лично, но вот в глазах его старшего сына уловил искру осознания.

— Милорд, — Эдмунд учтиво поклонился, заведя левую руку за спину, а правую слегка отведя в сторону. — Я был ослеплен красотой вашей дочери — она так же великолепна, как и ее леди-мать. Уверен, что в скором времени она будет столь же прекрасна, как и вы, миледи. Милорд, прошу оказать мне честь и позволить ненадолго украсть ваше сокровище всего на один танец.

Манеры — наука по-своему сложная, ведь мало говорить красиво: необходимо правильно подбирать слова, их выражение и интонацию, а также учитывать движения рук и мимику. «Недостаточно просто сказать — покажи», — из раза в раз повторяла детям леди Алира, когда готовила их перед самым первым выходом в высшее общество. Эдмунд оставался закаленным дитём улиц, где человека посылали в тот же момент, когда с ним здоровались, и это прошлое время от времени проявляло себя. Юноша не мог себя перепрошить, уроки манерам давались с трудно, а все те слова отдавали горьким привкусом лизоблюдства.

Лорд и леди Бракен не были готовы держать натиск какого-то двенадцатилетнего юнца и не сразу вернули себе дар речи. Да и что они могли сказать? После подобных слов отказывать было проявлением плохого тона, тем более на глазах практически всего Вестероса. Они все были заложниками хороших манер, коих Эд не всегда понимал, но не брезговал использовать.

— Мириэль? — позвал отец свою дочь, тем самым выразив свое согласие, но решение оставил за ней.

— С превеликим удовольствием, — она улыбнулась Блэквуду, и на ее пухленьких щечках появились маленькие ямочки. 

Вспомнила ли она того мальчишку, что посрамил ее братьев? Возможно, ведь один из них узнал его, но по какой-то причине безмолвно раскрывал рот, а дар речи вернулся лишь когда Эд закружил с Мириэль. Вскоре он уступил ее подошедшему Ронасу. В стороне от пирующих и танцующих пар, юноша следил за братом и ее возлюбленной, и если Ронасу было интересно как он выглядел со стороны, то сейчас был очень похож на Титоса: сияющий от радости и расплывшийся в умилительной улыбке. Разве что не засранец.

Благородные пили и веселились, шутили и смеялись, расхаживали в ярких одеждах и придерживались высоких манер. Миледи, обращались мужи. Милорд, улыбались им дамы. Честь, благородство, галантность. Эдмунд посещал подобный праздник второй раз, но ощутил себя овцой в волчьей шкуре лишь сейчас. Эти люди были выкованы их драгоценных металлов, а он из простой меди, и ни происхождение, ни статус, не могли перековать мальчишку в столь же ценное и сверкающее. Как медяк, который фальшивомонетчик покрывал позолотой.

Взгляд темно-зеленых глаз скользил по гостям замка из разных уголков королевства, прошелся по столу просторцев и долины, медленно изучал дорнийцев.

О, вредина. Это слово всплыло в голове раньше, чем имя ее дома. Эдмунд бы ни за что не узнал юную Дейн, если бы рядом с ней не сидел ее отец и похожий на него парень. Та будто бы почувствовала на себе пристальный взгляд, но чтобы вычислить чей, потратила около минуты. Вредина вдруг выпрямилась и сложила руки в форме птицы: одна ладонь легла на другую, большие пальцы сплелись и изображали клюв, пока остальные играли роль хлопающих крыльев.

Эдмунд потянулся левой рукой к вороту у правого уха и загнул его, явив на свет задремавшую сорокопутку. Хищная птица завертела головой и пыталась понять куда делось ее укрытие. Она недовольно запела и клюнула мальчишку в шею, а на укоризненный взгляд ответила еще парой уколов, после чего обратно прижалась к нему и заерзала, требуя укрыть обратно. Человеческая рука могла наказать пернатую и была бы в права, но лишь коснулась маленькой головки и провела пальцами по серым перышкам.

Эд обратился к дорнийке, кивком указал на другой конец зала, предлагая покинуть пирующих. Юная Дейн помедлила, может не поняла намека, но когда третий сын хотел повторить жест, она повернулась к своему беловолосому отцу и что-то сказала, после чего быстро соскочила со стула. Эд пошел на опережение.

Массивные двустворчатые двери из кованого золотом эбена были приоткрыты блуждающими туда-сюда гостями и снующими слугами, шум из пирового зала проникал в глубокие коридоры Утеса и разносился по пролетам практически на весь замок. Здесь не было окон, а свет дарили большие жаровни на высоких ножках.

Шестеро Алых Плащей несли безмолвный караул, два рыцаря Королевской гвардии составляли им компанию. Все как один обратили внимание на вышедшего мальчишку, но не нашли в нем что-то интересного, чтобы задержать взгляд.

— Мальчик с собачкой! — окликнул его звонкий девичий голос, быстро сменившись легким мелодичным смехом.

«Да вы издеваетесь…»

Прошло четыре года. В первую их встречу Эдмунд помнил ее как маленькую вредину, ничем не примечательную кроме уникального цвета глаз и детского вседозволенного характера, коим обременены все дети. Время не прошло бесследно, но первое, чему он придал значение, были не ее очаровательный вид или начавшие округляться формы, ни откровенное по меркам приличных дам платье из тонкого лилового шелка, и не обворожительные, смеющиеся фиалковые глаза.

Раньше Эд смотрел на нее сверху-вниз, а теперь вынужден задирать голову.

— Миледи, — придал учтивости в тон Эдмунд, тихо негодуя о великанах, что его окружали.

— А где твоя собачка? — она осмотрелась и темные, слегка вьющиеся локоны затанцевали на ее плечах.

— Собачка понесла щенят и ее пришлось оставить дома. Да и кто ее пустит на пир в честь кронпринца?

— Лорд Хайтауэр кормит свою крыску, — вдруг начала сдавать других юная Дейн. — У кого-то из Окхартов маленький лохматик под столом, а сир Элин Росби привел здоровяка.

— Ну, моего друга ты тоже видела.

К неудовольствию сорокопутки, Эдмунд приоткрыл ее у себя на шее и аккуратно пересадил на руку. Проницательная бусинка уставилась на него с уточняющим вопросом. Рожденная в дикой среде, она последовала за человеком по своей воле, когда тот дал обещание не ограничивать ее свободу. Теперь от нее хотели того же, но к чужому.

Девочка настырно протянула руку и тут же отдернула, испугав неуверенную птицу.

— Доверься мне, все будет хорошо, — говорил ей Эд, дружелюбно улыбаясь, и поднял глаза на юную Дейн. — Она всегда будет с тобой если ты пообещаешь никогда не сажать в клетку. 

— А если она улетит?

— Не улетит.

Тонкие брови сомкнулись на переносице и сложились в лодочку. Эд понимал ее сомнения: одно дело разговаривать с животными и совсем другое делать это так, как с разумным человеком, тем более что-то обещать. Дейн стояла в нерешительности, левая рука так и замерла на полпути, не зная, опуститься ей или вновь вытянуться вперед. К ним кто-то подошел, кто-то из Алых Плащей или королевских гвардейцев — Эдмунд не обратил внимания.

— Хорошо, я обещаю заботиться о ней и не сажать в клетку.

Сорокопутка глянула на нее правой бусинкой и склонила голову: согласие, как успел выучить Эд. Пернатая попрыгала вдоль руки и, взмахнув серыми крылышками, перескочила на девичью. Умилительная улыбка посетила ее уста, пара фиалок засверкали сродни драгоценным камням. Она радостно засмеялась, когда сорокопутка запела ей свою песнь.

— Эртур, посмотри!

Дейн подняла голову на стоявшего рядом человека. Рыцарь в белых доспехах из лат и чешуи ухмылялся ей, рассматривая приобретенный подарок. Он был очень высок и плечист, и наверняка был Титосу сверстником. Очень коротко остриженные волосы были цвета смолы и на вид казались жесткими, не такими, как вороные и более светлые у девочки. Их объединяли общие черты и одинаковый цвет глаз, не оставляющие сомнений в их родстве.

— У меня теперь есть птичка! — довольно заявила она, а сорокопутка утвердительно запела.

— Главное, что она тебе нравится, — с братской теплотой отвечал рыцарь. Левая рука в кожаной перчатке коснулась волос младшей сестры и нежно убрала волосы за правое ухо. — Необычный подарок, милорд…

— Эдмунд Блэквуд, — представился мальчишка.

— Сир Эртур Дейн, ее старший брат.

Эд по старой привычке протянул руку — тон их разговора не утруждал следить за этикетом, — и старший Дейн сжал ее в крепкой хватке, пока юная леди тихо хихикала в ладошку и искренне радовалась своему спутнику. Сорокопутка взмыла вверх и села ей на макушку, но тут же была аккуратно усажена на тонкое запястье.

— Она прекрасна. Наверное, мне следует поблагодарить тебя, — завороженно говорила она, ни на секунду не отрываясь от пернатой.

— Поцелуя прекрасной леди будет достаточно, — от балды ляпнул Эд.

Дейны синхронно обернулись. Резкое молчание царило всего пару мгновений, прежде чем было нарушено мелодичным смехом.

— Не-ет, — улыбалась юная леди и глянула на мальчишку с высоты своего роста. — Ты слишком маленький. — И провела ладонью от своей вороной макушки к его, на пол головы не доставая русых волос. — Вот когда подрастешь, вот тогда и поговорим.

— А я подрасту, — следом заявил Эдмунд, вызвав у сира Дейна приступ смеха.

— Как у вас все просто, — сквозь хохот говорил он. — Мне пришлось выбить из седла более десяти других рыцарей, чтобы выбранная мною королева любви и красоты наградила меня.

— Рыцарям королевской гвардии не положено иметь близкие отношения, — припомнил третий сын один из обетов Белых плащей, подняв на Дейна любопытные глазки. Хотя Эд подозревал, что под «Не возьму себе жены» не имелись в виду легкая романтика и флирт, но ведь это рыцари, а те в свою очередь любили все обобщать.

— В щечку не считается! — вступилась за брата юная леди и резко сменила тему: — А ты поднесешь мне венок?

— Разумеется. Если, конечно, в финале я не встречу милорда Эдмунда. — Предложение от взрослого юноши, что возвышался над ребенком, выглядело комично. — Тогда я могу уступить первенство и передать эту честь ему. Так сказать, в знак благодарности за эту птицу.

«Мне, блядь, двенадцать», — мысленно чертыхнулся Эдмунд, на миг представив себя мелким карликом по сравнению с громадными рыцарями. И хоть предложение было весьма заманчивым — для любого другого, — но если лорд-отец не смог заставить сына сесть в седло, то никто не сможет. Блэквуд не сомневался, что рыцарь над ним шутил.

— Благодарю, сир Эртур, но я слишком мал для конской сшибы.

— А участвовать будешь? — проявила любопытство юная Дейн, маленькими пальчиками лаская сорокопутку по перышкам на головке.

— В состязании лучников: в нашей семье лук берут раньше, чем меч.

Каких-либо надежд на победу Эд не испытывал, понимал, что сильно уступал перед сильными на руку мужами: вязовый лук не вровень тисовому. Проблема в том, что он не мог оттянуть шестьдесят килограмм, когда сам весил на пятую часть меньше.

— Но я бы хотел попросить вас о кое-чем другом. Мой старший брат Ронас восхищается рыцарями Королевской гвардии и мечтает познакомиться хотя бы с одним из них. Вы в их числе.

— Провести с ним урок? — понял его Эртур и задумчиво погладил подбородок. — Что ж, это вполне возможно. Отчего он сам не подошел?

— Он стеснительный и упрямый — это плохое сочетание.

— Понимаю, — усмехнулся сир Дейн. — Хорошо. Найдите меня завтра на ристалище после полудня.

Ронас будет прыгать от счастья, представлял себе Эд, когда сообщит для него замечательную новость. Но пока время не пришло и даже солнце не клонилось к закату, а значит пиршество продолжалось.

— Пойдем, мальчик с собачкой, — позвала его юная Дейн, увлекая вернуться в пировой зал.

— У мальчика есть имя, — припомнил он, пропуская вперед.

— А мне больше нравится мой вариант, — засверкали белые зубки, а пара фиалок глянули на юношу с толикой превосходства.

— Годы идут, а вы все такая же вредина, — сошел шепот с языка, но Дейн его прекрасно услышала. Она встала как вкопанная, вихрем развернулась, из-за чего сорокопутке пришлось перелететь на другое плечико, и недовольно прищурилась на мальчишке.

— А ты противный.

— Стараюсь соответствовать.

Эд простодушно пожал плечами и дал юной леди пару секунд, но та так и не придумала, что сказать. Для себя же он увидел шанс покинуть ее и вернуться к столу. Помнил, что там еще оставался нетронутый поросенок, целиком зажаренный, с аппетитной хрустящей корочкой.

— Если миледи будет угодно, — продолжил он, не дождавшись ответа, — то я спасу ее от своего противного общества и займусь противными делами.

— Нет. — Дейн переменилась, уголки губ растянулись в наглой ухмылке. 

Она взяла Блэквуда за руку и потащила за собой вглубь зала. Эд не сопротивлялся быть отведенным к столу дорнийских лордов и спокойно наблюдал, как девочка знакомила отца со своим новым другом. Беловолосый мужчина по-отцовски приобнял дочурку за плечики и поцеловал в машуку, что-то тихо говоря на ушко. Взгляд скользнул к мальчишке и одобрительно моргнул.

— А где твой сын, Тайвин? — громогласно вопросил король у десницы. 

Дорнийцы сидели вблизи помоста и Эд, стоя рядом с ними, прекрасно слышал Эйриса. Другие стали затихать, с интересом слушая Его Величество. Лорд Тайвин вопроса не понял, оглянулся, чтобы указать на сидевшего рядом с ним ребенка:

— Рядом со мной, Ваше Величество.

«А похож на девчонку слева», — проскочила у Эдмунда мысль при взгляде на детей верховного лорда, что были похожи как две капли воды.

— Я говорю о том мерзком карлике, которым тебя наказали Боги.

Зал медленно затихал, начиная от тех, кто находился подле помоста с королевским столом. Молчание воцарялось неудержимой волной, сметая все на своем пути: от одного конца к другому умолкали голоса, замолчали музыкальные инструменты. Все до единого взирали на Льва Утеса, ожидая его ответа и тихо перешептываясь.

— Ну? Так где же он? — продолжал выпытывать король, оглядываясь по сторонам и выискивая среди других маленького человечка.

— Он слишком мал, чтобы принимать участие на пиру. — Ни один мускул не дрогнул на лице лорда Тайвина, лишь металл в его тоне выдавал порожденное королем раздражение.

— Или ходить? С такой головой впору ворота выбивать аки таран.

У льва заиграли желваки, только клыки не скрипели. Дракон будто специально провоцировал его на глазах всего Вестероса, а может всегда так делал. Эдмунд не понимал почему.

— Лорд Тайвин, — по левую руку от короля поднялся юноша, с таким же серебром в волосах. Кронпринц приложил правую руку к сердцу и слегка склонил голову: — Прошу принять извинения за моего венценосного отца. — А затем Рейгар наклонился к Эйрису. Чтобы он ему не говорил, королю это не понравилось.

— Нет! — Эйрис ударил кулаком по столу и одарил сына пылающим взглядом. — Сядь и молчи, мальчишка, и не указывай своему королю!

Рейгар повиновался. Лорд Тайвин пристально рассматривал столешницу, сжимая в правой руке вилку как меч перед атакой. Она так и не дрогнула.

— Будет ли Его Величеству угодно рассмотреть сближение наших домов? — несмотря на открытое оскорбление своей семьи, Ланнистер перевел разговор в другое русло. Он оставался хладнокровно спокойным, когда многие бы бросили королю перчатку в лицо, а не под ноги. — Я предлагаю помолвить мою дочь Серсею и кронпринца Рейгара, а моего сына Джейме отдать ему в оруженосцы.

— Тайвин, — заулыбался Эйрис, сложив на столе руки и подавшись в его сторону. — Ты самый смышленый из моих слуг, но кто же станет женить своего наследника на дочери своего слуги?

Давящая тишина в ожидании ответной реакции. Эдмунд был уверен, что сейчас Хранитель Запада вскочит с места, опрокинув резной стул, и если не бросит вызов, то прикончит Таргариена на месте, а тот даже пикнуть не успел бы. Но нет. Лев оставался твердым словно камень, но даже с большого расстояния третий сын видел как горели его яркие изумруды.

Стоявшие позади них гвардейцы напряглись, сжали рукояти мечей, когда поднялся гордый лев. Одно неверное движение и его прикончат, подумал Эд, но все обошлось. Лорд лишь окинул короля с головы до ног омерзительным взглядом, после чего тяжелым шагом направился прочь. Все расступались перед ним, расходились как тени перед яркой свечой, пока она не скрылась за дверями из эбена.