Максимка

— Макс, беги сюда! — кричали они.

— Сюда, сюда! — кричали они.

— Давай сюда, скорее! — кричали они.

Максимка родился в Ч — бывшем сталинском лагере. Здесь жили славяне — в основном, русские. Максимка был светленьким и белокожим. Долговязым и гибким, как верёвочка. Похожим на лягушонка. А ещё Максимка был терпеливым и добрым.

Жизнь в Ч на пятнадцать лет отставала от жизни в средних провинциальных городах. Максимка не лазил по стройкам в детстве, потому что строек в Ч не было. Он играл в двенадцать палочек, катался на велике, ходил на речку — купался и ловил рыбу.

В школе Максимку шлёпали учебниками по голове, а он корчил рожицы и всех смешил. Пока один раз кто-то не переборщил — Максимка заплакал. Это был первый раз, когда мы видели его слёзы. Никто больше не смеялся.

В двадцать один у Максимки появились супруга с сыном, а позже дочь. Дочка, как и он, была светлая и весёлая. Максимке нужно было кормить семью — жизнь в Ч была дорогой и скудной. Продукты долго шли, были невкусными, сельское хозяйство не развито из-за холода и вечной мерзлоты, доставка дорогая. Цены на еду в Ч были в три раза выше, чем в столице. А одежда была только китайской — такую в -50 не поносишь.

В двадцать девять Максимка смог устроиться на ТЭЦ, главное предприятие в Ч. Туда так просто не попадёшь, если ты не Рыжов — там целыми династиями работают, а у Максимки не было на ТЭЦ родственников. Зарплаты на ТЭЦ высокие. Максимка радовался: «Заживём!»

Полтора месяца Максимка работал плотником. Стал уже своим. Получил первую зарплату, свозил жену в кафетерий в городе.

ТЭЦ топилась углём. Стоял май, и один котёл отключили — отправили в резерв.

***

— Гудин, ты идёшь чистить шлак.

Я удивился: чтобы очистить котёл, нужно хотя бы знать, как это делать.

— Чего это, я же плотник.

— У нас народу не хватает, котлочистов сегодня нет, а к нам едет ревизор, — довольно захрюкал от осознания уровня своего интеллекта Бидон. — Ещё один нашёлся: «моя хата с краю». Делай, что говорят, быстро продвинешься.

— А приказ чей? — сконфузился я.

— Ну мой, я же начальник. Рыжов подписал.

Я вздохнул:

— Ну давай инструктаж, допуск, униформу.

— Да какой инструктаж, иди уже. Дубину возьми, он знает, что делать.

— А котёл когда отключили? — я как-то напрягся. Мне вообще не нравилось выполнять чужую работу, а теперь я тем более захотел слить «заказ» и пойти пообедать. Заодно и зайти к своему станочку в столярку. Там у меня заготовка буратины для дочери, я обещал ей сегодня принести в честь выпускного из сада. 

— Гудин, ты на испытательном сроке. И ты испытываешь мои нервы! — у Бидона покраснела шея.

Ладно, схожу к Рыжову. Он мой одноклассник. Сам замначальника, батя постарался. Батя на городскую ТЭЦ перешёл, а сынку вместо себя пристроил. Может, Рыжов окажется сговорчивым, и мне не придётся заниматься неведомой… кхм... работой. Мне за это не доплачивают.

Рыжов сидел в кругу своих баночек и молился на них. Сегодня были новые вкусы: пьяная вишня и фисташковое мороженое. Рыжов — дрыщ, как и я, поэтому взялся качаться и есть протеин, чтобы выглядеть брутальнее. На ТЭЦ его не сильно уважали, всё-таки батино наследие. Он со школы был дистрофиком, бледным, как смерть. Интересно, он когда-нибудь гулял?

— Что, мясо растет?

— Да, вот, набрал ещё два сантиметра.

— От былой дрищеватости уже ничего не осталось.

— Стараюсь! Слушай, мне сейчас некогда, мне надо уехать по одному делу, можешь попозже зайти?

— Эм..г...а....

— Да вообще запарился, даже поесть не успеваю.

— У меня...

— Давай, Гудин, потом зайди, часов в пять.

— Дело в том....

— Пока, Гудин!

Рыжов скрылся. Тьфу. Опять жрать поехал домой, тут 100 метров пешком, но новый УАЗик никто не отменял. На выходных опять наденет свои варежки и шапочку с помпоном, сфотается в лесу с ружьём на фоне УАЗика, выложит в инстаграм и будет трястить над лайками. С этими мыслями я вдруг врезался в Дубину.

— Ты чё, пёс, я тебя везде ищу! Давай уже шевелись, из-за тебя не хватало ещё выговор получить.

Тут я уже не мог сопротивляться и стал смирным, как Тихий океан. Плакал мой перекур. Плакали мои буратины. Плакал мой станочек. Плакал мой покой. Плакал мой тёплый деревянный мирок.

Мы с Дубиной вошли в цех, следом завалился Бидон. Он посмотрел на котёл и скомандовал:

— Остыл! Дубина, открывай люк. Гудин, настраивай шланг.

Дубина открыл люк котла — оттуда выпал мокрый шлак. Вдруг он замер, что-то прокрутил в своей голове и заорал:

— А ну все быстро валим отсюда!

Я услышал топот Бидона и Дубины за спиной, а впереди — колючий остренький звук, как будто снежная крупа стучит по металлическому козырьку. Я вспомнил, как мы с Юлькой первый раз целовались осенью у окна, у меня тогда ещё канализацию прорвало, такой стыд. Я шагнул назад, запнулся о шланг и повалился навзничь. Зашумело сильнее, поднялась пыль или дым, непонятно. Что-то тёплое ударило меня в лицо. 

Топот и крупу уже не было слышно, но стало так спокойно и тихо, что я почему-то вспомнил Октябрьскую. Я лежал и рассматривал улицу, бабушку, сестру, Машку на велике. Чара лаяла на почтальона. Она была такой противной собакой, что я сам иногда её боялся. У поликлиники курил сторож, а вокруг летали волосогрызки — мы собирали их в банки и устраивали волосогрызьи бои. 

— Твою мать! — пронзительно завопил вдруг Дубина над ухом.

Я почувствовал суету вокруг. Мужики откуда-то кричали:

— Сюда, беги сюда, здесь выход!

— Какого хера только один выход открыт? — раздавались голоса.

Дубина поднял меня и мы поплелись. Было темно и душно. Голоса слышались вдалеке, как через подушку. Я шёл к выходу целую вечность.

— Сюда, сюда! — звали они.

Голоса были ближе, я почувствовал свет и упал. Дубина снял с меня маску.

— Ааааооооээээ, — промычал я.

— Ты ему нос оторвал! — я услышал Бидона.

— Да она вся расплавилась!

— Надо снять перчатки. Аккуратно, вот так, давай.

— Господи, спаси, — пропищал голос Рыжова.

— Звони в скорую! Распричитался тут! — заорал Дубина. 

— Перчатки не снимаются.

— Дёрни посильней!

— Аэээооооэ…

— В ней палец остался!

Я ничего не понял. Кто-то рыгал — Рыжов обожрался, наверное. Дубина трясся рядом. Пахло палёным.

— Алло! ТЭЦ. Шлак упал…Котлочисты не приехали… У плотника ожог. Кожа отходит… Алло…

Во рту захрустел какой-то песок. Я опять вспомнил снежную крупу. Интересно, какая она на вкус? 

Вдруг я решил, что мне обязательно нужно посмотреть вниз. Лучше бы не смотрел. Я снова увидел Октябрьскую, сестру, бабушку.

Потом я узнал, что меня ввели в искусственную кому. Потом я узнал, что у меня термический ожог верхних и нижних дыхательных путей, головы, шеи, тела, рук и ног. Потом я узнал, что у меня началась гнойная пневмония. Потом я узнал, что через неделю я, Максимка, умер.

Потом я узнал, что начальник ТЭЦ Рыжов сидел за столом и думал: «В принципе, удачно получилось». 

Я заорал. Перед глазами мерцали огромными зелёными змеями цифры 6:45. Сердце колотилось. Жена заворочалась и разбухтелась: 

— Ты чего? Дай поспать.

Я поднялся и увидел в приоткрытой двери светлую голову дочери. Она улыбалась во сне, как лягушонок. Рядом с ней лежал маленький деревянный буратинка.

Бля, пронесло.

***