"Развалины"/“Les Décombres”. Глава III: ради любви чехов (превью)
... через несколько недель я вернулся, значит, во Францию через Германию в первые дни сентября 1938 года. Повсюду, в Будапеште, Бухаресте, Кракове, в коридоре вагона или в доме великого привлекательного и умного Манойлеско (Mihail Manoilescu, 1891 - 1950, румынский журналист, фашист, министр иностранных дел Румынии в 1940 году, после войны осужден на пожизненное заключение, но на процессе не присутствовал, так как пропал без вести, а потом, как утверждала семья, умер в 1950 году - В.Л.), который в то время находился в опале и содержался под стражей в полиции за преступление фашизма на берегу Черного моря, мне рассказали о злосчастной гримасе Европы и опасностях войны. Больше всех беспокоился генерал Антонеску. В вынужденном поселении он тоже приветствовал меня на дороге перед своей виллой в Предяле, единственном месте, где его слуги не могли за ним шпионить. У него было обветренное, перепачканное лицо и твидовый пиджак британского колониального чиновнике. Некоторые из его соотечественников, действительно плохо информированные, нашли его слишком англофилом! Он говорил со мной о моей стране умно, с грустью друга, и говорил о своем дорогом Кодряну, пленнике разбойника Кароля, судьба которого, увы, тревожила (Зеля Кодряну, лидер “правого” общества “Архангела святого Михаила”, вскоре будет убит - В.Л.)! Обсуждение отклонялось немного с другими румынами, большими экспертами в в жонглировании международным правом и бесстрашными в юридическом осуждении малейшей царапины на их границах. Но они были не менее яростно настроены кинуть Чехословакию, поскольку Чехословакия должны была постоять за себя между Судетской областью и Гитлером.
Я говорил всем, кто хотел слушать, что Франция по-прежнему издаст свой самый прекрасный и самый торжественный протест, но не сделает ни единого выстрела в пользу чехов.
... При такой экстравагантной и бешеной воле к войне, безусловно, требуются значительные силы. Мы хорошо их знали. В “Je Suis Partout” и “Action” Française их описывали без передышки в течение нескольких месяцев. “Чешский” военный клан был тем же самым, что сдал Майнц, вернул Страсбург под немецкие артиллерийские обстрелы, изрыгнул оскорбление Дольфуса, принял Шусснига в Париже на товарной станции, обращался с Муссолини как с преступником, охранником Бреннера. Территориальная безопасность, господство и процветание Франции значили для него очень мало. Тем более Австрии. Клан осудил её в 1919 году. Он хитро ускорил свой конец, отпустив и понося своих защитников (Франция приложила все силы к “роспуску” Австро-Венгерской империи, как и Российской - В.Л.).
Но Чехословакия была его вещью, его любимым творением. Я часто колебался перед несколько грубыми и популярными объяснениями политического события. Но на этот раз ошибкой было бы пускаться в ухищрения и не упрощать. Гитлер мог бы без малейшего риска потребовать возвращения нескольких миллионов других немцев в лоно нацистов. Он требовал свою Судетскую область, населенную немцами, немецкую область с ног до головы, в силу права народа, права, кодифицированного и скрепленного подписью самих демократов. Но женевский закон варьировался в зависимости от людей и времени, а также от свободы и справедливости республиканцев ( (сравните это с быстрым признанием Косова и нежеланием западных стран признать бывшие ДНР и ЛНР, как видите, мало что изменилось - В. Л.). Прав народов для Судетов было не больше, чем прав человека для Морраса в тюрьме.
Наши поджигатели войны вполне могли сдать без единого выстрела два миллиона настоящих эльзасцев. Но замысел Гитлера подорвал избранный оплот высшего масонства. Он угрожал взломать дверь ложи, прославленной среди всех лож.
Чехословацкая конструкция была явно нелепой и шаткой. Но именно это и было лучшей причиной для того, чтобы люди из всех идиотских экспериментов, социалистических банкротств, лунатических пактов, цирковых финансов, самолетов против Франко, санкций против дуче, привязанностей к Сталину, посольств Гиньоля приняли её как своего любовно взращенного отпрыска. Потребовалось трудоемкое склеивание и презренные грабежи, чтобы придать материал этому химерическому состоянию. Но наши Люди берегли его как шедевр своего трактата. На своих картах немцы окрашивали его в ярко-красный цвет, присвоенный странам, зараженным большевизмом. Такова была его (Чехословакии - В. Л.) природа и функция: в сердце Европы - избранный инструмент марксистского деспотизма, интриг, капитала, вето и ненависти Треугольника (масонство - В.Л.) и Израиля (еврейства - В.Л.). Гитлер угрожал там чему-то бесконечно более существенному в глазах многих людей, чем равнине Эльзаса или жизни миллионов наших пехотинцев. Господин Бенеш подал знак бедствия. Это уже не было одним из тех министерских злоключений, которые решаются с помощью нескольких взводов мобильной охраны и двух или трех убийств. Великий переполох ответил на зов Брата (т.е. Рёбате говорит нам, что член масонской ложи Бенеш просил о помощи старших братьев по ложе Великого Востока, и, как мы знаем, в самый ответственный момент братья Бенешу не помогли, как случилось чуть раньше и в Российской империи - В.Л.).
... Роберт Бразильяк стал нашим первым призывником. Он присоединился к генеральному штабу в какой-то смутно очерченной деревне, то ли под Лиллем, то ли под Нанси. Я провел с ним большую часть следующего дня, бродя от кафе к кафе, стуча по булыжникам Латинского квартала. Иначе мы не смогли бы убить эти роковые часы. Что касается меня, то я неделю бродил, как плыл по течению, не мог открыть книгу, запереться дома на час… меня подняла и уносила приливная волна безумия.
Тем не менее, Бразильяк отнесся к этому со всем возможным благодушием. Нас обоих этот отъезд скорее расстроил, чем ошеломил. Мы мы слишком устали, чтобы говорить, но нам все еще нужно было разобрать и собрать механизм событий, снова перефразировать наши речи, переродить причины для надежды.
В Сен-Жермен-де-Пре крестьяне партии Доржера (Henri-Auguste d’Halluin, dit Henri Dorgères, 1897 - 1985, создатель про-фашистской партии - В.Л.). выходили из съезда по соседству. Я их сразу взял в оборот. Они не хотели войны, но если они были нужны, они выполняли бы свой долг, как те, из 1914 года, и их ораторы только что так и сказали. Больше ничего вытянуть не удалось.
Мы выпили еще на террасе «Deux Magots». Вечер начал от усталости цепляться за шпиль церкви. Мы чувствовали себя ошеломленными горькой усталостью от такого количества человеческого дерьма. Оставалось лишь пожимать плечами. Я терял Бразильяка, как друга, который должен уехать на угрюмую и глупую работу. Но я энергично и радостно попрощался с ним. Я заверил его, что мы еще встретимся через несколько дней, чтобы посмеяться над этим фарсом. Это не больше, чем случайные обстоятельства...
... Что толку ворошить остальные ожидания и соображения? Страшный отход от территориальных оговорок Версаля был совершен после аншлюса. Похититель (Гитлер - В.Л.) дал ему все возможное великолепие, в то время как стражи (Антанта - В.Л.) лежали в оцепенении. Лицо и игра были совершенно потеряны для нас в этом куске Европы, на который рейхсвер давил своей огромной массой. Мы никогда не противопоставляли ему себя, не претендовали на конкуренцию ничем, кроме как иссохшими абстракциями или подлостью мелких пиратов. Румыния была влюблена, может быть, не во Францию, но несомненно и безумно, в Париж. В шестистах лье от наших границ она - просто из желания говорить - говорила на нашем языке, читала наши книги, да еще и больше и лучше, чем мы. Чтобы ответить на вздохи этой восточной радости, мы послали им старых бородатых сатиров, с голосами мопсов, одетых как школьные стипендиаты, стариков, которые были высшими лордами нашей дипломатии. Из-за отсутствия нескольких крох кредита мы закрыли рай Латинского квартала для толпы румынских студентов-христиан и принимали там тысячи молодых маланцев, изблёванных своими университетами. Наши буржуазные путешественники и наши журналисты, толпами усевшиеся за гостеприимные столы Румынии, сочли уместным изображать к ней суверенное пренебрежение и в самых любезных случаях считали ее балканской дикостью, слегка сглаженной Жироду и Полем Мораном (писатель, дипломат, в годы войны посол правительства Виши во Румынии, большой румынофил - В.Л.). Мы с помпой предоставили Румынии кредиты, которые на самом деле послужили лишь для подкупа нескольких Титулеско (Nicolae Titulescu, 1882 - 1941, дипломат, политик до войны дважды председатель Лиги Наций - В.Л.).
Мы обещали им нашу отдаленную гарантию, но мы вооружили их войска только нашими списанными арсеналами. После восемнадцати лет такой доброты Румыния все еще мечтала о Елисейских полях, но она покупала все в Германии и отправляла своих мальчиков лечиться национал-социализмом в Берлин и Гейдельберг. Даже королевский негодяй Кароль (король Румынии - В. Л.), уверяющий демократии в своей неизменной дружбе, щупая их чеки, управлял будущим, отвешивая тысячу поклонов державам Оси в Италии, и я нашел вереницы чернорубашечников в униформе на улицах Бухареста...
30 марта подписчики третьего, высшего тира, смогут продолжить чтение перевода первого дневника Пьера Дриё Ла Рошеля,"Дневник Данцига" (с 1909 по 1942 годы).
31 марта на Ютуб канале В. Лорченкова- стрим-лекция о Пьере Дриё Ла РошелеОформляйте годовые подписки и оставайтесь с нами.Живущие за пределами России - подписывайтесь на Патреон.
6 апреля читатели всех тиров получат доступ к четвертой главе остросюжетного романа "Наш чoловiк в Кая Кока" (документальный автобиографический роман о роковой встрече в кубинском отеле активистки сепаратистской республики Ацтлан, клерка канадской разведки, сотрудника ЧГК "Вагнер", и трех сотрудников ЦРУ).
Также вы можете приобрести полный текст книги "Диалог "побежденных" по прежней цене (я принял решение не повышать её).
Напоминаю, что, оформив годовую подписку любого тира, вы получаете в подарок:
а) сборник эссе о русской литературе
б) "Диалог "побежденных" - книги Пьера-Антуана Кусто и Люсьена Рёбате в подарок (впервые переведена на русский язык в конце 2022 года).