Честность Александра. "Мне не хватает злобы"
Филолог по образованию, ночной сторож по многолетнему способу заработка, художник по зову сердца, блогер во взаимодействии с людьми, а в идеалах, в способе мыслить и действовать, — в первую очередь, правозащитник, ЛГБТ-активист. Александр Хоц отсидевший 30 суток в тульском изоляторе за антивоенный протест, рискует получить на родине еще более суровый приговор. Войну в Украине он называет войной, а президента РФ Владимира Путина — «военным преступником». История взросления гомосексуала в СССР, осознания себя в России в качестве политической силы и вынужденного отъезда в Германию.
Александр встречает меня на вокзале городка Ицэхо, рассказывать о себе начинает немедленно, и трудно понять, всегда ли это у него так, или же результат вынужденной изоляции: немецкий он еще только начал учить, в английском нетверд, а на родном русском общается преимущественно в интернете.
«Я очень благодарен Германии, которая предоставила возможность убежища, — говорит он, — Если бы я не уехал из России, то сидел бы по уголовной статье».
Знакомимся на ходу. Нам еще надо добраться до деревни Пульс, где живет Александр. Городской вокзал от автобусной остановки отделяет несколько улиц с домами из типичного для немецкого севера красного кирпича. Мой собеседник, человек на вид хрупкий, шагает быстро, словно уносимый ветром, а дыхания не теряет. Я слушаю и тороплюсь запомнить не только факты жизни, но и их нечаянный символизм. Спасаясь от «Зет-идеологии», от российских поклонников войны, Александр Хоц оказался поначалу в городке Зет (Seth), — это на севере Германии, в земле Шлезвиг-Гольштейн. Территория бывшей военной базы.
«Очень красивое место, — весело аттестует Александр, — сосны, казармы отлично построенные. Там можно бродить и фотографировать».
Он приехал в Германию в феврале 2023 года. Первую ночь провел с мигрантами из Чечни. Сотрудники лагеря для беженцев определили его поначалу к тем, кто тоже говорит на русском. Первое, что увидел наутро: шестеро мужчин совершают намаз, утреннюю молитву.
«Меня это немного напрягло. Никаких каминг-аутов я перед ними не делал, вещи не распаковывал (у меня была там какая-то ЛГБТ-литература). Проявил осторожность, но мне как-то неловко было перед ними. Мне досталась кровать на верхнем ярусе, и я наблюдал, как они добросовестно раскладывают свои коврики, молятся, соблюдают обряды».
Проверять, как мусульмане из Чечни относятся к открытому гомосексуалу, не стал, — попросил социальных работников перевести в другое место. Примерно месяц Александр делил комнату с молодым парнем из Марокко.
В первые недели денег у него не было, на немецкое пособие он еще не имел права, — пришлось занимать у знакомых ЛГБТ-активистов. Они же помогли ему с зимней одеждой.
Александр объясняет:
«До того, как попадаешь в «джоб-центр» (Центр занятости, — прим. КК) и подаешь там заявление на получение пособия, рассмотрение которого требует какого-то времени, — ты остаешься без денег. Не то, что ты приезжаешь, и тебе сразу дают какую-то сумму».
К жизни аскетической он привык еще в России. Так прожил, кажется, всю свою сознательную жизнь. Запросы невелики: минимум еды и одежды, крыша над головой. Большое благо — свобода передвижения. В Германии по абонементу за 49 евро в месяц на электричках можно ездить по всей стране: Александр побывал таким образом и на Северном море, и в Гамбурге, и в Берлине.
Сейчас его пособие составляет 360 евро в месяц. По мысли немецких миграционных ведомств этих средств должно хватать на еду, одежду и транспорт. Нынешнее жилье, куда въехал в марте 2023 года, тоже оплачивают из немецкой казны. Формально официальный доход в России у него имеется, — 12 тысяч рублей ежемесячной пенсии. Правда, на эти деньги рассчитывать не приходится.
«Пенсия делится ровно пополам. Я получаю 12 тысяч рублей. Половина из них уходит на коммунальные платежи – газ, вода и так далее (нужная половина, потому что квартира должна как-то оплачиваться, электричество и так далее). А половина — на оплату штрафа».
Александру нужно отдать в российскую казну 90 тысяч рублей за то, что, уже после отъезда из России, в своем блоге он назвал военным преступником президента России Владимира Путина. Предыдущий штраф, 48 тысяч рублей за «дискредитацию российской армии», уже погашен. Всего по решению суда в Туле на счету Александра Хоца пять административных дел — и, судя европейскими мерками, все они за реализацию неотъемлемого права на свободу слова.
В России Александру находиться опасно. Именно это дало ему право на проживание в Германии. Он в числе тех нескольких тысяч россиян, кто, начиная с февраля 2022 года, получил немецкую гуманитарную визу.
«В чем удача этой гуманитарной визы? Она предполагает то, что ты продолжишь заниматься тем же самым. То есть ты оппозиционный журналист, ты пишешь тексты, ты получаешь эту визу, и ты не должен в лагере искать какие-то возможности. Тебе государство предоставит условия, где ты можешь продолжать работать журналистом. Это очень ценно, действительно. За что Германии большое спасибо».
В деревню Пульс, где живет Александр, до города Ицэхо — полчаса езды на автобусе. Сообщение нечастое — раз в два часа.
Квартира на первом этаже, с видом на фермерскую изгородь и лошадей. Две комнаты после недавнего ремонта. Разномастная мебель: и солидная старая, и недорогая новая — письменный стол с видавшим виды ноутбуком, пара стульев, стол журнальный с тюбиками краски и рисунками, диван, кресло, маленький холодильник. В гостиной, совмещенной с кухней, много пустого места, — можно даже прокатиться на велосипеде, что обитатель квартиры с азартом делает, показывая, как у него просторно.
«Это очень милое место, — заверяет Александр, — оно не позволяет мне отвлекаться на всякие городские удовольствия. Это одинокая уединенная жизнь, а с другой стороны, собственно, почему бы нет? Есть интернет, есть возможность писать, прекрасная аренда, — в смысле, аренду оплачивают, и никаких абсолютно проблем».
Времени в моем распоряжении не так уж много — всего пара часов. Торопясь, я перескакиваю с темы на тему. Меня в первую очередь интересует советская часть его жизни. Александру — 66, ему есть что рассказать о Советском Союзе. Между тем, о жизни геев в СССР известно не так-то много.
Отвечая, он создает впечатление предельной открытости. У него, кажется, нет табуированных тем. Александр вспоминает откровение, явившееся ему, 10-летнему, в Евпатории, популярном в СССР черноморском курорте, куда он приехал с мамой.
«Я захожу в пляжный туалет, там ссанина, извините за выражение, бетонные цементные стены, лоток вдоль стены. Солнце из окна падает очень красиво, и рядом стоит мальчик лет двадцати, мокрый, с песком на теле. Снимает плавки и вынимает член. Я помню, меня это так поражает! Я понимаю, что неудобно смотреть, неправильно, я как-то так пытаюсь коситься, и меня так очаровывает его фигура, — это солнце, которое на тело падает. И член! Я понимаю, что это что-то волшебное. Это что-то волшебное! Я не понимаю еще, почему, но мне хочется на это смотреть, хочется руку протянуть, потрогать, но я понимаю, что этого нельзя».
Начав учиться на филолога в Тульском педагогическом институте, Александр заглядывался на парней, — например, на ровесника с исторического факультета, который артистично играл на пианино.
Квир-чувствам не было места в тогдашней советской жизни. Александр говорит об этом с сожалением, — какие-то романтические возможности были утеряны навсегда.
«Вот ребята пишут: я пытался бороться. А я никогда я не пытался с этим бороться. Я все время понимал, что мне это нравится, что меня возбуждают члены, я хочу это видеть. Это моя идентичность на чувственном уровне. Но мне не хватало смелости, круга общения, и я понимал, что это плохо».
Свою тогдашнюю робость связывает с воспитанием, — был, как говорит, «домашним ребенком». Были, впрочем, и резоны общественно-политические. В Советском Союзе действовала уголовная статья за «мужеложство» — до пяти лет тюрьмы за добровольный секс двух совершеннолетних мужчин.
Александр вспоминает годы работы в заводской газете «Металлург», куда попал после вуза.
«Это было уже в 1980 годы, брежневское время, я был в Доме культуры, я туда пришел, там какой-то репортаж надо было сделать на культурную тему. Смотрю – новое лицо. Артистичный такой юноша. Стоит перед зеркалом, поправляет волосы и будто бы сам себе говорит: «Где мои 17 лет». И вот дурак же, я же не понимал, что это флирт. А потом к нам в редакцию приходит женщина из Дома культуры, приносит какой-то материал, и я говорю: «Ну, как там вот этот?». С радостью, — думаю, сейчас, вот, напомню о знакомстве. И она-то как-то понуро отвечает: «А его посадили». «Как посадили? За что?». А она: «Я даже слова этого не знаю», — и по слогам, — Мужеложство, кажется, так. За мужеложство».
Его слова подтверждаются документально. Действительно, в первой половине 1980-х советские власти попытались на свой лад купировать распространявшийся тогда вирус иммунодефицита: просвещению предпочли насилие. В РСФСР, на территории нынешней Российской Федерации, в период с 1983 по 1985 годы количество осужденных по гомофобной статье резко выросло: более тысячи человек ежегодно.
Всего за послевоенные годы в Советском Союзе в отношении как минимум 45 тысяч человек были вынесены приговоры за «мужеложство», реальных же жертв гомофобного законодательства было больше, — гомосексуалов отправляли в тюрьму за развратные действия, за распространение венерических заболеваний, за (любовную) связь с иностранцами.
«У нас был матерый журналист, — Александр продолжает, — он в свое время работал в «органах». И он как-то рассказывал: «Представляешь, у нас в Туле поймали банду гомосеков». Была какая-то операция по аресту какой-то группы ребят, которые занимались сексом друг с другом».
Свобода сексуального самоопределения четко связана у Александра со сменой политического строя. Показателен для него случай в самом конце 1980-х, когда он еще работал учителем русского языка и литературы в тульской средней школе.
«У нас же был в школе «красный уголок»: Владимир Ильич Ленин, голова гипсовая. Я прекрасно помню, когда в первые годы «перестройки» наш директор взял эту голову под мышку, почему-то не один, — привлек группу учителей. Они понесли куда-то в хозяйственное отделение эту голову, а там директор взял молоток и настучал Владимиру Ильичу по лысине. Я еще пошутил, что если будут спрашивать в КГБ, то вы говорите, что ничего не помню, поскользнулся, упал, очнулся, гипс. Я помню это ощущение, что рушится что-то сакральное. Я никогда не был коммунистически настроенным, но было ощущение, что рушатся основы».
Первое гей-свидание, по его словам, было организовано вслепую: в конце 1980-х на встречу он пошел, не зная даже, как выглядит знакомый по переписке.
«Зимой. Я помню, такая пурга. Он появляется на центральной площади, издалека ко мне подходит, в длинном пальто, без шапки, вьющиеся длинные волосы по плечам. Я сразу понял, что это не мой тип. Но я был ему страшно благодарен, потому что был первый секс, — первый взрослый секс.
Первые объявления в газетах появились во времена «перестройки». Интернета же не было, и ты просто смотришь раздел «Мужчина познакомится с мужчиной», целые страницы. Были замечательные времена: пишешь письма, арендуешь ящик почтовый, утром с подъемом, с волной адреналина бежишь в ближайшее почтовое отделение, вынимаешь пачку писем».
Возможности уединиться у него тогда не было, — Александр жил с мамой. У новых знакомых были, как правило, такие же стесненные жилищные условия. Иногда они ходили в кино на дневной сеанс, — в полупустом зале садились на самый задний ряд. Иногда встречи проходили в городском парке.
«Он хорош тем, что, во-первых, очень густой, похожий на лес, и там есть культурная часть, а есть лесная, в районе дальней аллеи. Удивительно: там я часто встречал учителей. Приезжал один парень, учитель биологии, очень культурный мальчик, со строгой мамой. Мы как-то обменивались впечатлениями, и он рассказывал, что у него очень суровая, авторитарная мать. Потом был парень, который в районе тоже подрабатывал в школе. Он недавно вернулся из армии и говорит: «Понимаешь, я натурал, но мне хочется попробовать». Я думаю, что это был период, когда многие поняли, что «можно», и искали какие-то возможности раскрепощения, что-то доставали запретное в себе, чего раньше было нельзя. Столько было желания построить романтические отношения! Мы забредали в сугроб, я помню, парень облокачивался о заснеженный ствол дерева, и луна светила на его ягодицы. Это было так романтично, эти движения и снег кругом».
В начале 1990-х случайные встречи гомосексуалов были удивительно доверительны: незнакомцы запросто рассказывали друг другу о себе, не боясь попасть в какую-то криминальную историю.
Опасность казалась тогда чем-то абстрактным, имеющим косвенное отношение к частной жизни. Впрочем, уже тогда было известно, что милиционеры устраивают на геев облавы.
«Они иногда пытались улов себе найти. В парке в эти места с паспортом, естественно, никто не ходил. Много людей, которые, может быть, женаты, может быть, не хотели светиться, афишировать себя. И если на тропинке в лесу милиционеры говорят «Предъявите документы», то понятно, что человек решает вопрос на месте».
Александр — поздний ребенок. Мать родила его вне брака, когда ей было уже за сорок. Воспитала одна. Они были душевно близки вплоть до самой ее кончины в 2012 году, но откровенного разговора о гомосексуальности у них не было: она не задавала вопросов, он же не объяснял, что, например, друг Саша, который иногда у него ночует, — больше, чем друг.
«Сашка, мой бойфренд, любовь моей жизни. Это единственные отношения, которые были долгими, около семи лет мы были вместе. Поскольку он жил где-то под Тулой, он жил у нас. Естественно, у нас были какие-то сексуально-романтические отношения ночью. Было понятно, что я гей, но маме я не говорил. Почему? Мне просто не хотелось причинять боль людям, которых люблю. Это были советские годы, не было никакого интернета. Я не мог сослаться ни на какой авторитетный источник. То есть я заставил бы человека просто страдать и ничего бы не смог объяснить. Да, у нее было высшее образование, она преподавала в педучилище, была замечательная, умная, — мудрый человек. Она бы, конечно, меня приняла, и никто бы меня не выгонял. Но ощущение, что я могу доставить боль было очень сильным».
Много лет подряд, вплоть до вынужденного отъезда из России Александр работал в Туле сторожем в продуктовом магазине. Бывший школьный учитель, одаренный автор, филолог с недописанной диссертацией по Достоевскому пошел в ночные охранники главным образом ради свободы.
«Я должен был приходить вечером. Меня закрывали, и я занимался своими делами ночью: принимал партию хлеба, вкусно пахнущего, замечательного; писал свои тексты.. Потом утром я уходил и два дня жил вольной птицей. Это было очень удобно».
У него, похоже, было тогда две жизни. Одна — более-менее тихая в Туле, другая — бурная, богатая на события, и в интернете, и в Москве. В 2006 году Александр узнал из прессы, что в российской столице ЛГБТ-люди устроили шествие. Через год он сам принял участие в московском прайде, который российские медиа именовали «гей-парадом».
«Это был, видимо, самый ужасный прайд. И чисто эмоционально, потому что это было очень тяжело, когда ты видишь толпы «нациков» и бессилие полиции. В тот раз я увидел, что такое ЛГБТ-активизм. Это в кровь разбитые лица, это попытки избить ногами. Флаги вырывают, не дают давать интервью. Я понял, что меня это задевает жутко, что я должен помочь. И, прежде всего, это было желание помочь ребятам, которые занимаются правильным делом. То есть они доказывают обществу, что это правильно, что это нормально. Они отстаивают свое человеческое достоинство. Мой главный мотив — я должен каким-то образом помочь».
Начиная с 2007 года, он участвовал в московских ЛГБТ-акциях регулярно. В интернете и по сей день можно найти фотографии Александра то с радужным флагом в окружении полицейских, то с плакатом, то в машине с зарешеченными окнами.
По его воспоминаниям, нападавшие чувствовали себя хозяевами положения, — полиция их не задерживала. Акции активистов, между тем, становились все изобретательней. Однажды на Тверской, центральной улице Москвы, они вывесили на фасаде жилого дома плакат, адресованный тогдашнему мэру столицы:
«Огромный баннер «Позор гомофобу Лужкову». Я сделал макет, наши ребята распечатали. Мы сняли квартиру тайком почти напротив мэрии. Нас, естественно, вывели, арестовали, штрафы какие-то были. Тогда смешные штрафы были, рублей 500 рублей. Я даже в Москву на суд не ездил».
Александр с удовольствием вспоминает действо на Воробьевых горах, близ Московского университета — любимом месте столичных новобрачных. Николай Алексеев, постоянный организатор ЛГБТ-акций, предстал тогда в виде жениха, а невестой нарядился транс-человек из Беларуси, специально приехавший в Москву.
«Есть такие эффектные фотки: мы стоим на скамеечке перед МГУ, на этой аллее, скандируем: «Гомофобия – позор страны», «Равные права без компромиссов». И полиция нас окружает».
Александр уверен, что уличные акции были не только эффектны, но и эффективны. Гомофобная толпа из года в год редела, а рискованных ситуаций становилось меньше. В прессе о правах ЛГБТ говорили все больше и многие выказывали себя вполне лояльно по отношению к негетеросексуальным людям. К началу 2010-х ощутимей стала поддержка политической оппозиции: Александр начал писать о правах ЛГБТ-людей на сайте kasparov.ru.
«Мы убедили либеральную часть российского общества, что это не постель, что это не про секс, что ЛГБТ-права – это право посещать в реанимации любимого человека, право жить вместе и ничего не бояться, право имущественное и так далее. То есть это право быть самим собой. И мы с этой задачей справились».
Дальше, по его словам, могло быть только лучше, если бы не помешала власть. В 2013 году был принят первый пакет законов о запрете на «пропаганду ЛГБТ» — первый очевидный знак большой беды. Спустя 10 лет, в 2023-м официально было названо «экстремистским» несуществующее «международное ЛГБТ-движение».
Александр резюмирует:
«Я люблю повторять: посмотрите на ЛГБТ в стране, и вы поймете, что дальше будет с вами, со всеми остальными. И именно это произошло. То есть сначала режим показал, что он будет делать дальше на нашем примере, а потом пошло ужесточение. И мы дожили уже до гомофобного закона другого уровня, до войны, до полной фашизации».
Александр Хоц — художник. Сам он считает это занятие, скорей, хобби, — необязательным увлечением. Но факт остается фактом: соответствующую подготовку имеет, в Туле закончил художественную школу.
«Общеобразовательную школу я не любил. Это была школа с физическим уклоном, там были блестящие ребята со всего города, я, гуманитарий, явно не вписывался, но ходил туда, поскольку жил рядом. Это были сплошные стрессы. А вот «художку» я ужасно любил, там были люди общих интересов. Да даже сам запах! Люди рисующие знают, как пахнут краски, глина. Спускаешься в подвал, — а там лампы дневного света, драпировки, декорации, натюрморты. Я просто влюбился».
Занятия живописью были для него и своеобразным эротическим переживанием. Александр ходил в художественную щколу с одноклассником, в которого был тайно влюблен.
«Мы с тем парнем рисовали друг друга. И я заметил разницу, как гей смотрит на парня, который ему нравится, и как смотрит «натурал» — просто как на товарища. У него мой портрет получился очень структурный, все просто по правилам. А я рисовал с чувством: губы прорисованы, тени на лице, челка на лоб падает. Он посмотрел, говорит: «Да? Это я?».
После распада Советского Союза навыки рисования не раз спасали Александра от нужды: он, в ту пору безработный, продавал на уличных рынках расписные кухонные доски. Впрочем, прибыльным бизнесом это назвать было нельзя, — у самого художника не хватало коммерческой сметки.
«А еще, — добавляет он, — я работал в маленьком издательстве «Левша», в Туле, книжным графиком. Тогда оформил 20-30 книжек. И это было интересней расписных досок и ночных дежурств».
Позднее наиболее востребованным оказался его дар карикатуриста. Еще в 1990-е, в Туле он пришел в местное отделение партии «Яблоко», которая считалась тогда реальным оппонентом путинского режима, — пришел и предложил «что-нибудь порисовать».
Веселые картинки Александра Хоца пригодились оппозиционным интернет-платформам. Для Каспаров.ru до сих пор не только пишет колонки, но и рисует.
Манера своеобразная, узнаваемая: его герои напоминают персонажей детских мультфильмов. Сам автор признает, — в карикатуре ему не хватает едкости.
«Это всегда была моя проблема: я не дотягиваю до нужного уровня злобы. У меня даже Путин какой-то игрушечный. Скорее смешной, чем чудовище. Хотя я старался».
Свойство таланта, — неумение быть злым, — вызывает симпатию. В том числе, среди тех, кто, казалось бы, сам стал объектом насмешки. Александр вспоминает слова одного своего знакомого.
«Он попал в какое-то отделение полиции и увидел вдруг знакомую руку. Оказалось, что сами менты распечаталимои работы, — у них там какой-то стенд на тему ментовской жизни. То есть это их не обидело. А там,правда, дебильные рожи, — я пытался ментов дебильными рисовать».
Искусство, может быть, и не слишком злое, но со всей очевидностью политическое. Александр показывает мне снимок скульптуры, которую вылепил из глины, пока, перед отъездом в Германию, жил у друга в Москве.
«Я слепил такую композицию, она называлась «Хуй войне». Там карикатурный Путин с поднятыми карикатурными кровавыми ручонками, и сверху его бьет вот этот самый хуй. Вполне себе живописный, здоровенный, бьет по лбу нашему «Хуйлу». И, в принципе, неплохо получилось. Я купил акриловых красок, все это было раскрашено. Этот экспонат сейчас в Москве хранится, я надеюсь его еще увидеть».
На свой поезд я все-таки опоздал, — очень уж многое хотелось узнать. Мы спешно сели на автобус до Ицэхо, но за разговором, стоя близ городского железнодорожного вокзала, я опять потерял счет времени. Слушая Александра, я то и дело чувствовал дыхание большой истории, — впечатление для него самого, возможно, спорное.
В конце февраля 2022 года российские войска открыто вторглись на территорию Украины. Спустя месяц, в конце марта блогер-пенсионер стал объектом самого пристального интереса тульского Центра противодействия экстремизму. Александр вспоминает 26 марта 2022 года. В десять вечера кто-то принялся настойчиво стучать в дверь его квартиры.
«Сидит себе блогер, пишет то, что думает. Никакого экстремизма за собой не чувствует. И тут громкий стук кулаками в дверь. Блогер сразу понимает, что пришли за ним. С другой стороны, я понял, что если они пришли с ордером на арест, то я не буду им помогать. Это их работа — пусть они сами вскрывают дверь. Надел наушники с музыкой, чтобы не нервничать. Выключил свет на всякий случай. Они тогда довольно долго барабанили. Около получаса точно стучались».
Его задержали на следующий день вечером. В сумерках, возле дома к нему подошли незнакомые люди и потащили в сторону машины.
«Восемь часов, слабое освещение, практически темный двор. Сзади за рукав меня хватает какой-то тип в штатском, с шапкой надвинутой на глаза. Небритый крепыш, хватает за руку и тянет. А машина совершенно не полицейская. Я падаю, они пытаются меня поднять, я за них ногами цепляюсь. У меня несколько ссадин на лице, я потом обнаружил рану на коленке, до сих пор след остался. В общем, малоприятная вещь».
При задержании ему грубо вывернули руку, — перелом, как позднее выяснилось. И в описании этой сцены важно, пожалуй, представлять комплекцию предполагаемого нарушителя: несколько человек пытались скрутить немолодого, невысокого, хрупкого на вид, безоружного человека.
«Я им сказал: понимаете, сейчас вы творите произвол, но вы за это ответите, обязательно, — как минимум люстрацией. Упоминание люстрации их начальника так поразило, что он несколько раз потом вспоминал. В полицейском участке, когда оформляли протоколы, спрашивает: ребята, а вы знаете, что такое люстрация?».
Уже на следующий день, 28 марта 2022 года суд рассмотрел сразу три административных дела в отношении Александра Хоца. Итог: 48 тысяч рублей штрафа за «дискредитацию российской армии» и 15 суток ареста за публичные симпатии оппозиционеру и политзаключенному Алексею Навальному, якобы экстремисту, а так же за неповиновение сотрудникам полиции.
Стоит подчеркнуть: «стражи порядка» сломали Александру руку, что было зафиксировано судебными медиками, он же оказался виновным в неподчинении приказам, — полицейские, нанесшие увечье, никакого наказания не понесли. В протоколе было указано, что задержанный «вел себя неадекватно, стал убегать», что и стало поводом для применения «боевого приема».
Изолятор временного содержания. Звучит грозно, но в описании Александра пребывание там было, скорей, полезным, нежели страшным: питался даже лучше, чем дома, претензий к охранникам нет, — были вежливы. Его соседями по камере были хулиганы, участники дорожных аварий, мелкие торговцы наркотиками, — все, так или иначе, уже имели опыт жизни за тюремной решеткой. Это была отличная возможность познакомиться с людьми, с которыми в обычной жизни он никогда не сталкивался.
«Один из них, довольно активный парень, говорит, что этих «хохлов» сам бы из автомата у стенки расстрелял. Единственное, что я нашел ему ответить: «Понимаешь, между нами разница – что ты готов убивать женщин и детей, а я нет». Я понял, что это такая общность с властью. Есть корни, которые их объединяют. То есть это не просто какой-то одураченный народ, который поверил пропаганде и повторяет штампы. Это люди, которые не видят в войне никаких моральных проблем».
По приговору первого суда он должен был оказаться на свободе через 15 суток. Однако, едва покинув камеру, снова оказался подсудимым. В том же здании, в соседнем помещении ему предъявили еще одно обвинение — на этот раз за старый текст в фейсбуке, в нем увидели «унижение достоинства социальной группы, а именно сотрудников полиции». Решение следующего экспресс-суда — еще 15 суток в изоляторе.
«Я прекрасно помню этот материал. Там было возмущение по поводу задержания какого-то мальчишки на публичной акции. Я написал что-то такое эмоциональное. В том смысле, что они за ответят занепропорциональное насилие к молодым людям, которые вышли с совершенно законными основаниями. Я об этом написал, и прокурор предъявил мне распечатку как оскорбление представителей власти».
Пробыв за решеткой месяц, Александр сказал перед уходом сокамерникам, что не прощается, — и шутки в том не было. После 24 февраля 2022 года в России многое изменилось: весной того года любой протест мог обернуться уже не административным, а уголовным наказанием. В апреле московский суд задал новую планку допустимого в государственном преследовании инакомыслящих: оппозиционный политик Владимир Кара-Мурза был приговорен к 25 годам тюрьмы по обвинению в государственной измене, распространении клеветы на российскую армию и сотрудничестве с «нежелательной организацией». Александр вспоминает разговор со своим адвокатом, — они встретились в Туле сразу после того, как он вышел на свободу.
«Она мне сказала: Александр, вы месяц пробыли в заключении, вы не знаете, в какую страну вы вернулись. А вы вернулись вот в какую страну. Сейчас Кара-Мурза сидит, на него завели уголовное дело. А поскольку вы ЛГБТ-активист, то вообще хорошо подумайте, как вам придется сидеть. Конечно, мы вас не оставим, будем помогать, но учтите, что вам придется тяжело».
Ему посоветовали как можно скорее покинуть Тулу, — уехать в другой город и переждать. В Москве Александра согласился приютить один приятель. На сборы было меньше суток. Медлить нельзя, — новые визитеры могли появиться уже на следующий день.
«Ты собираешься и должен понять, как будешь жить дальше. Вот это было самое сложное. Не выбрать вещи какие-то, а понять, что тебе будет нужно. В итоге моя сумка на колесиках была набита книгами. Я взял два тома Достоевского. Взял Библию, потому что изучать Достоевского без Библии невозможно. Взял какие-то свои публикации. Сборник Пушкина взял, потому что моя последняя статья была посвящена Пушкину, и мне хотелось бы поработать и в этом направлении тоже. Но когда собираешься, ты понимаешь, что все равно всего взять не можешь».
Александр сожалеет, что не взял собственные эротические рисунки, — было опасение, что при возможном задержании его графику сочтут порнографией. Еще ему жаль альбома дедушки с семейными фотографиями. Квартиру в Туле он оставил на Сашку, ближайшего друга, — чтобы следил за порядком, заботился о цветах.
«Есть такое определение «экс-бойфренд», но все-таки друг, потому что человеческие отношения гораздо важнее, чем сексуальные. Мне повезло: Сашка именно такой человек, мы остались друзьями».
Из Тулы он уехал в конце апреля, а из Москвы в Тбилиси его увезли в начале августа 2022 года. Грузию для переезда выбрал потому, что для въезда туда россиянину не нужна виза. Свое пребывание в Тбилиси Александр называет непростым: и снова крайняя нужда, — он жил на средства, которые собирали для него друзья ЛГБТ-активисты. С особой благодарностью поминает квир-портал «Парни плюс», для которого и по сей день пишет колонки: его сотрудники помогли найти адвоката, а позднее находили для него деньги, консультировали при переезде с места на место. Они же помогли в оформлении немецкой гуманитарной визы.
Почему он не пожелал остаться в Тбилиси?
«Грузия – довольно гомофобная страна, и там случаи нападения, убийства журналистов на гомофобной почве. Поэтому как-то чувствуешь себя не в своей тарелке, а в Германии – именно то, что мне хотелось».
Скандальный российский сериал о молодежи 1980-х, новое собственное стихотворение, размышление о современном российском писателе, воспоминания о московских ЛГБТ-акциях, реплики об очередных гомофобных инициативах режима Путина. По записям в фейсбуке можно понять, что происходящее в России по-прежнему составляет главный его интерес. Александр признает, что это отчасти мешает его социализации в Германии.
«Эта волна эмиграции имеет какую-то специфику. Люди уехали не навсегда, есть еще надежда, что режим долго не протянет, может быть, год-два. Ты уезжаешь из России и имеешь надежду туда вернуться».
Однако все те же фейсбучные заметки полны впечатлений о нынешней немецкой жизни: миниотчеты о поездках и походах, фото немецких домов и людей, рассказы о новых встречах.
О пребывании в Германии Александр рассказывает, как о большом благе: все как-то складывается. Не исключает, например, что возьмется, наконец, дописать диссертацию по Достоевскому, не законченную в 1990-е годы.
«Я уже умею говорить moin, danke schön. Какой-то набор слов присутствует, но это, конечно, пока минимум, которым обхожусь. Но атмосфера доброжелательности, она как-то немножечко расслабляет, потому что я привыкаю к тому, что мне пойдут навстречу, и поймут, что я хочу».
Уже прощаясь, я думаю, что есть же два Александра. Один — внешне мягкий, предупредительный. Но есть и другой — непреклонный, жесткий в оценках человек, который не желает поступаться своими идеалами и который уверен, что в России само собой ничего не изменится к лучшему.
«Понимаешь, очевидно, что только внешнее воздействие может с этим покончить. Я не верю ни в какие внутренние ресурсы, — это будет победа Украины и разгром, внешний разгром этого режима».
Само российское общество, по его мнению, не способно на радикальные перемены. Мне на это нечего сказать: есть вопросы, на которые у меня нет ответа, я не знаю, прав мой собеседник или нет. Проще с идеалами, — они у нас точно общие.
Аудиоверсия интервью: https://youtu.be/sEUvM7j9s0E?si=JEBmhsSUP5fwyFyo
«Квир-беседы»: совместный проект квир-организации «Quarteera» и немецкого фонда Магнуса Хиршфельда.
