Изобретение любви

Поль Верлен, более-менее состоявшийся французский поэт, приглашает в Париж юное дарование. Заинтересовавшись вначале поэзией Артюра Рембо, при личной встрече он очарован и самим 16-летним школяром из провинции, который столь уверенно обо всем судит и так открыто плюет на приличия, что кажется пришельцем из будущего. Один знает «как», другой знает «что», — два одарённых француза перепридумывают поэзию, заодно переизобретая любовь. 

Вот первая и до сей поры единственная попытка рассказать языком кино о взаимоотношениях двух французских «проклятых» поэтов XIX века. Их связь была открытой, и эта демонстративность, пожалуй, и по сей день мешает пониманию, кем они были друг для друга и почему именно парностью важны для мировой литературы.

 Вдумчивый британский драматург попытался обозначить главное, выпарив биографические излишества, а Агнешка Холланд, режиссёр из Польши, последовала за мыслью сочинения 1967 года и на этом пути не сильно его испортила.

Верлен хотел быть антиподом всего буржуазного, Рембо им был; один стремился, а другой, рождённый цельным, возмущал нравы самим фактом своего существования; один пил, бил богатую жену (сначала беременную, потом занятую материнством), убегал от неё к юному любовнику, того содержал, возвращался, снова пил-бил-убегал, другой же, занятый поэзией, на счёт людей не обманывался, помощь принимал, систематически унижал аманта, которого считал недостаточно талантливым, в котором не находил равного себе партнера. 

Конечно, интересно представлять, какими бы были на экране Джон Малкович и Ривер Феникс, которых поначалу прочили на роли Верлена и Рембо, но и в имеющемся виде поэты-скандалисты получили прекрасное воплощение. Поль Верлен у Дэвида Тьюлиса некрасив, мокрогуб, жалок даже в жестокости и, безусловно влюбленный в юнца, вызывает сочувствие, —  он как будто пытается носить одежду не по размеру, осознает это, пытается с этим смириться, бунтует, пробует сбросить выбранный наряд и тащит его с обреченностью бурлака. Артюр Рембо у Леонардо Ди Каприо дьявольски проницателен, дерзок, он насквозь видит всех, с легкостью включая и выключая свою магнетическую харизму. 

От такого поэта легко потерять голову, —  и, собственно, весь фильм, ставший парадом актерских возможностей молодого Ди Каприо, выглядит попыткой ответа на вопрос, зачем неординарному юноше понадобился этот слюнтяй, —  некрасивый, немолодой, жалкий. Гений par exellence встречает посредственность par exellence —  их расставание запрограммировано, а весь фильм —  словно мчащийся в пропасть поезд, в котором вагоны стучат не без монотонности, однако звук их, скорее, зловещ: и в википедию ходить не надо, чтобы знать, что добром такое закончиться не может. 

Пьеса британская, —  британские же вызваны духи. Арест и тюремный срок для Поля Верлена выглядят парафразом другой трагедии, — унизительного суда и двух лет в «глубине» Редингской тюрьмы Оскара Уайльда. Разница однако в том, что юный француз  —  не бездарный британец Альфред Дуглас. Рембо если и жесток, то жестокостью правдолюбца, если и беспощаден, то потому, что не имеет сил терпеть фальшь. Он любит преданного ему поэтишку не без брезгливой снисходительности: из фильма следует, что Верлен лучшее, что есть в распоряжении Рембо. Иной и исход: Рембо, которому Верлен сдуру прострелил руку, нечаянно становится формальной причиной задержания, он же, бросив поэзию, опережающую свое время, отправляется за свободой в Африку, а умирает уже в 37 лет, за пять лет до кончины своего бывшего любовника. 

«Полное затмение» —  фильм из «переходных». Он дает понять, как было принято снимать костюмное кино в середине 1990-х: реконструкция среды второй половины XIX века стремится к точности, а «исторический» саундтрек не знает о пользе контрапункта, —  там чем крупней слеза, тем тоньше скрипочки. Однако повествование может как мановению волшебной палочки вдруг стать изысканной условностью, —  в той мере, как это сделалось возможным в следующие десятилетия, когда историю принялись не столько реанимировать, сколько интерпретировать, все очевидней разговаривая с потребностями настоящего. 

Восхитительно театральна, например, сцена унизительного освидетельствования Верлена, со спущенными штанами буквально лежащего на судейском столе: врач вставляет ему в зад палец, отыскивая таким образом гомосексуальность, и камера оператора Йоргоса Арванитиса, лихо провернувшись, показывает следом людей в париках и мантиях, зачитывающих обвинительный приговор. Условность приема укрупняет безусловность государственного изуверства. 

Как «переходное» это кино можно маркировать и в фильмографии Леонардо Ди Каприо. Не зная, как каталогизировать, на какую полку положить и какой ярлык повесить, биографы нынешней голливудской звезды предпочитают лишь вскользь упоминать эту работу, нежели о ней рассказывать  (вот совсем недавний, пусть и цензурно обусловленный пример). Дело, вероятно, и в том, что "Total Eclipse" считается самым провальным в творческой биографии Леонардо Ди Каприо: сборы в кинотеатрах составили всего 340 тысяч долларов. 

Агнешка Холланд вспоминала, как во время съемок фильма поражалась, сколь зрелым был актер, тогда 19-летний: "Играя, он становится медиумом, душа персонажа словно входит в его тело. Трюк загадочный не только для зрителя, но и для меня, режиссера". Сейчас очевидно, что в «Полном затмении» уже есть все те находки, которые совсем скоро сделали Леонардо Ди Каприо секс-символом глобального масштаба: через год в красках похожих он сыграл Ромео в осовремененной версии шекспировской классики, а до мировой «леомании» в связи с «Титаником» оставалось всего три года. 

Складывается впечатление, что Агнешка Холланд, позднее известная своими коньюнктурными играми в остроактуальное, сняла нерядовое квир-кино словно по ошибке, —  ведомая силой самого материала, получив в свое распоряжение прекрасных исполнителей. Об интерпретационной сложности картины хорошо говорит сцена физического насилия, которое становится сексуальным: устав от глуповатого остолопа, Артюр Рембо втыкает ему в ладонь нож, а затем жестко его трахает, и трудно понять, как к этому относится Верлен, с перебинтованной рукой и остекленевшим взглядом уступающий напору ожесточенного любовника.

Та ли это любовь, которую мужчины вознамерились изобрести вместе с поэзией? 

«Полное затмение» —  фактически два фильма в одном. Финальная часть, посвященная жизни поэтов «после» их разрыва, шоу из третьеразрядных. Леонардо Ди Каприо с приклеенными усами нелепо состарен, —  постижеры и костюмеры словно разом утратили все навыки ремесла. Дэвид Тьюлис неестественно лыс, —  его голый череп выглядит тюрбаном. И даже складные слова литературного первоисточника, так чудесно двигавшие сюжет прежде, вдруг звучат искусственно, механически. 

Однако предыдущие четыре пятых картины, посвященные отношениям двух поэтов, смотрятся свежо и по сей день, - спустя, без малого, три десятилетия после премьеры и дружно-разгромной критики. Отмечая фактическую точность, аналитики кино 1990-х сетовали на излишнее, по их мнению, внимание на деструктивных личных отношениях поэтов в ущерб оценке их литературного веса. Сейчас очевидно, что фокус на «незаконном» частном в условиях ограничивающего общественного  —  едва ли не единственный способ понять и причину, и меру, и несправедливость «проклятости» этих поэтов.  

Неоднозначные фигуры вызывают неоднозначные чувства. Похоже, в 1990-е годы публика еще не знала, как относиться к живым, объемным гомосексуальным персонажам. В "Полном затмении" Поль Верлен, измывающийся над женой, представленной собранием всех мыслимых добродетелей, все ж вызывает сочувствие. Артюр Рембо, мучимый своим же талантом, тоже слишком сложен, чтобы можно было сказать о нем как что-то безусловно хорошее, так и безукоризненно дурное. Все время кажется, что этому союзу не повезло со временем, но и тут ловишь себя на мысли, что во многом благодаря столь возмутительному диссонансу с эпохой он вошел в историю. 

«Она умна?» —  спрашивает у Верлена дерзкий Рембо. «Нет». «Она понимает тебя?» «Тоже нет». «Она разбирается в поэзии? Нет? Получается, ты любишь свою жену только за секс? Нам надо изобрести любовь!» —  восклицает юный гений, и об этом все остальное. 

Чего точно жаль, так это не поместившейся в фильм мысли, что союз все-таки не был неравным: лишившись Верлена, Рембо перестал писать, —  и получается, что один питал гений другого. «Полное затмение» замирает в точке обожания: юный умирает, как и полагается безупречному романтическому герою, а его «экс», многое переживший, чтит память любимого.