Первая глава. Начало.

Напиши что-нибудь…

Он раскрыл прямо на середине красивый мягкий ежедневник в дермантиновом перплёте, странички были нелинованные, цвета топлёного молока, протянул мне:

Напиши!

Подтолкнул ручку, обычную пластиковую голубую ручку, я писала такой экзамен по алгебре 20 лет назад, нам всем тогда выдали одинаковые ручки, чтобы учителя могли при проверке подмахнуть помарки, и помочь нам как можно лучше этот дурацкий экзамен сдать. Золотые люди…

Я смотрела на листочки как кошка на двери и не могла сгенерировать хоть сколько-нибудь внятных слов, чтобы просто написать “что-нибудь”. Первая мысль была, конечно же, “что-нибудь” и написать, и кто я тогда буду? И как далеко он закатит глаза, хоть и не покажет этого конечно же?

Госпади, что за банальщина, женщина, придумай что-то дерзкое, экстравагантное, интеллигентное, напиши цитату, крылатое выражение, строчку стиха!...

“Изподвыподверта”.

Я показала этим словом всё, что могла: свою брызжущую в разные стороны оригинальность, свои изящные завитки на буквах “з”, “д”, “р” и “в”, и конечно-же волну нат “т”, куда без неё, мы ведь люди творческие. К тому же русские. А русские творческие люди придумывают самые сложные для восприятия слова.

Он развернул ежедневник к себе, и начал смотреть на моё “изподвыподверта” так тщательно, будто вчитывался в научный труд немалой важности, и от этого становилось достаточно некомфортно. Особенно если учесть, что это было первое, мать его, свидание.

Первое свидание с этим любителем букв из дейтинга, первое свидание в этом году и ещё трёх предыдущих, первое моё свидание после того, как вышла из психушки.

Представляете, как он удивится?

Через две минуты наблюдений за тем, как невысокий парень по имени Владислав, с круглым ну очень сосредоточенным лицом, небольшими залысинами на и так почти бритой голове и щетиной, которая соревновалась по длине с причёской, я решила, что эта неловкость мне порядком надоела, а, значит, пора валить.

- Извини, кажется мне пора… - произнесла я тихонько, но достаточно чётко, чтобы он мог уловить недовольство и намёк на то, что встреча не удалась совершенно.

- Погоди, мы ведь с тобой буквально часа не сидим, дай я расскажу, как расшифровать твоё послание, ты когда-нибудь слышала о дизайне человека…? Я…

Я не дала ему закончить фразу.

- Мне правда пора! Спасибо за кофе и нет, извини (ещё раз, давай, девочка, извинимся ещё раз), но я совсем не интересуюсь всеми этими штуками, может и надо бы, но у меня времени нет, надо работать! Пока!

Владислав обиженно надул верхнюю губу, брови сошлись над переносицей, он хлопнул ежедневник, закрывая моё изящное “изподвыподверта”, а дальше я ничего не видела, потому что бежала к выходу из кофейни, уже слыша знакомый шум дождя и повторяя про себя: “нет, нет, нет, только не сейчас, только не здесь, твою мать!”

Комфорт с некоторых пор стал обязательным условием моего существования, потому что его отсутствие заставляло нервничать, а дестабилизация состояния вела к дождю.

Вы сейчас это читаете, видимо, и не понимаете, какому такому дождю?

Что за девочка, которая вызывает дожди?

А я вам отвечу, что нет никакого дождя, что будет правдой, вы не видите его, вы не слышите его. А у меня он есть.

Ну, к этому ещё вернёмся.

Не спешите, всё-таки мы начали со свидания и психушки, надо будет сложить два и десять.

Два - свидание с Владом было выходом из зоны комфорта, которое меня настойчиво просил совершить мой психиатр, когда я покидала стены жёлтого дома, чтобы пощупать социальную жизнь.

Это был с виду самый обычный мужчина, лет тридцати, неагрессивный, любитель литературы, непьющий, а сегодня мы выяснили, что ещё и всяким антинаучным бредом увлекается, а это весело. Казалось бы, можно немного расслабиться, дать себе возможность услышать какие-то новые мнения про мир, немного чаще обычного пооткрывать рот и возможно потрогать живого человека. Но. Мне было некомфортно. Сначала была критика кофе без молока - “это же вредно!”, затем неуважение к персоналу - “мальчик, а подойди сюда”, потом всякие методы тестирования, типа “скажи время своего рождения”, в общем на написании слова, пытаясь изобразить из себя кого-то привлекательного, я треснула и вытекла из состояния “кошка держаться!” примерно полностью.

Десять - меня лечили в психоневрологическом диспансере от глубокой депрессии с суицидальными состояниями, а также зрительных и слуховых галлюцинаций, которые нахрен никуда не делись.

На 21й день моего лечения я поняла, что мне нужно сказать, что я ничего не вижу и не слышу. Конечно, они мне не поверили, увидели дёргающийся глаз и нервное чесание загривка, а потом повысили дозировку транквилизаторов и дождь пропал. Пропало вообще всё, к слову, пропала грусть, навязчивые мысли, пропали запахи в туалете и столовой, пропали вкусы витаминок “Ревит”.

Меня выписали через ещё три недели, как отличницу по всем статьям, которая на все вопросы “как у тебя что угодно?” могла с лёгкостью без вранья ответить “никак”, но улыбалась и говорила “всё хорошо.”

Таблетки я смыла в унитаз.

Дома было очень пыльно и душно, всё время, что меня не было, окна не открывались, обычно в такой ситуации я бы возмущалась, страдала, проветривала, мыла зеркала и столы, но сейчас я пришла и села на диванчик. Где-то слабенько внутри зазвучало “с тобой так быть не должно”, и весь запас медикаментов сыграл в капитана Барбоссу.

На протяжении недели я стойко ощущала себя “клериком” из фильма “Эквилибриум”, который отказался от уколов и начал впервые эмоционировать. Сначала легонечко: “Ой, солнечный лучик, какой он приятный, я могу потрогать его пальцами и ощутить тепло, а эту песню я когда-то слушала, пожалуй можно улыбнуться”, затем сильнее: “боги, вы только посмотрите на её платье, как оно подходит к глазам, я могу любоваться вечность! неужели наступает весна, это что, запах барбарисовых кустов? скорее на улицу гулять!

А потом наступило полное освобождение, когда я стала танцевать и смеяться, потом пошла в ванную и всласть помастурбировала.

Вспышка феерических ощущений, улыбка на лице, щелчок.

И вернулся дождь.

Его серая стена стояла прямо за моей спиной, разбиваясь о плитку ванной, шум был не похож на капли из душевой, он звучал как радиопомехи, а под ногами не растекалось огромной лужи, которая, казалось-бы, должна уже расползтись по всей округе, перебраться в коридор, протечь к соседям снизу и испортить мне весь день. Дождь просто был, как будто его кто-то вставил в видео-редакторе. И я стояла перед ним вот так, со спущенными штанами, вибратором в одной руке и телефоном в другой.

- Ну, привет.

С этого момента я почувствовала, что со мной всё нормально. И с дождём нужно как-то научиться жить.

Научиться не бояться, когда в стене дождя проступали лица, научиться к нему подходить, и возможно когда-нибудь, когда никто меня не будет видеть, прикоснуться к нему, наконец.

Итак, мы с вами получили 12. Выбежали из кофейни, забежали в арку, поняли, что после кофе надо было сходить в туалет, но, задержись я, дождь настиг бы прямо там. А теперь мы с ним спокойно стояли в арке.

Удивительное явление начало сопровождать меня где-то с 25 лет. Как-то около полудня в воскресенье, едва разлепив глаза после тяжёлой попойки, я потянулась за водой, уронила стакан, он разбился вдребезги, и утолщённое дно покатилось колесом в сторону балкона, там ударилось о порог, затанцевало, раскидывая микрокусочки стекла по кривому ламинату и упало острым краем на упаковку от хлеба. Вокруг была настоящая помойка. Голову пробило арматурой боли, запах внутри головы начал разъедать глаза, я в очередной раз разревелась, потому что бухала из-за страшной неразделённой любви. И тут начался дождь.

Он бил в мою постель через несколько сантиметров от пальцев ноги, откинутой в сторону. Сплошной поток, плавно переходящий в туман у стен по бокам, шириной и высотой с комнату, серый, как картинка в кино. Он не раскидывал брызги, от него не намокала постель, лужи не текли по полу, а потолок не пузырился, он просто был как наслойка в пространстве, и шумел.

Я тогда решила, что добухалась, убежала от него в душ, умылась, почистила зубы, вернулась в комнату и не нашла там дождя. Через ещё две недели он пришёл снова, на этот раз в кинотеатре, когда я разревелась над сюжетным поворотом фильма. Дождь начал идти прямо рядом с моим креслом, через которое сидела знакомая. Она говорила со мной, а я её не слышала и не видела, потому что он закрывал её полностью.

- Ты сидела как будто тебе другое кино показывают, Клара! Рот открыла, смотришь куда-то сквозь меня, не слышишь ничего, не видишь! Потом орать начала, я думала тебя выгонят!

- Орать?

А ведь я пыталась сквозь шум дождя спросить знакомую, где она и что происходит, видимо, слишком громко…

Они нашли меня после фильма, потому что, естественно, я встала и убежала в коридор. Никакой шумящей стены никто не видел. Тогда впервые мне посоветовали сходить к психиатру.

Через несколько попыток допытаться до окружающих, видят ли они дождь также, как вижу его я, меня начали сторониться друзья. Ну, как, друзья, кто-то из них по-доброму выражал беспокойство и советовал обратиться к доктору, но большая часть просто перестали идти на всякий контакт, отвернувшись, отписавшись, предпочитая проводить время с кем-то ещё.

Я рассказала про дождь маме.

Мама решила, что я наркоманка.

Я бросила пить, и не прикасалась даже к электронной курилке. Но ничего не изменилось. Стоило мне испытать сильные эмоции или мощную тревогу, он приходил и шёл рядом, от него можно было только убежать.

Через некоторое время я перестала бегать. и начала смотреть на него повторяя “тебя нет, тебя нет, тебя нет….”

И в дожде начали появляться лица.

Когда уровень моей тревоги был так огромен, что дождь просто не прекращался ни на минуту, а лица в нём перемещались по поверхности и поворачивались ко мне, с раскрытыми глазами без зрачка и радужки, я решила повеситься.

Поэтому вызвала скорую и сказала, что мне так плохо, что я хочу повеситься, но этого делать нельзя. Удивительный уровень ответственности для женщины, у которой нет ни ребёнка, ни котёнка, ни друзей, ни даже родных, кроме мамы, из-за которой вместо шнура от удлинителя я и схватилась за мобильник.

Потому что мама тоже была одна, и ей тоже было плохо, а кому из вас не было бы, будь вы уверены, что ваше единственное чадо сидит на героине?

.

Итак, мы с вами остановились на арке, в которой шло примирение.

Так вышло, что психолог, с которым я работала в больнице, начал почему-то копать про принятие, она не связывала мои галлюцинации с нарушениями работы мозга или какими-то другими отклонениями, ведь их не выявили ни на одном исследовании, да, немного повышен холестерин, чуть больше жира в теле, чем нужно, железо низкое, тревога, но это всё. И мы начали копаться в эмоциональности, в каких-то подсознательных блоках на излишнюю рефлексию, запретах себе плакать или смеяться. Этого не было, но принятия мне действительно не хватало. Я вычленяла из бесед по крупицам тот факт, что отрицание своей нормальности делало меня несчастной, и мне стоило рассмотреть ситуацию, не как “блять, твоя крыша уже доехала до горизонта!”, а как “а что если?”.

Я решила соврать, что дождь пропал, потому что загорелась исследовательским духом: “а что если я подойду? а что если я буду его ждать? а что если я смогу его вызывать? а что если потрогать?”

Стоя в ванной напротив него я всё-таки перетрухала, да и сама ситуация - спущенные штаны и всё такое, не располагала к близкому знакомству.

Но в этой арке были мы одни, я в красивом пальто, мимо редко проходят люди, и впервые я смогла предугадать его и унести в укромное место. Это была моя маленькая победа. Воодушевлённо я смотрела на дождь и ждала, ждала, когда начнут появляться лица, когда можно будет приглядеться к ним чуть ближе.

Минута… ещё минута… Я слышу за шумом воды какой-то звук, он продирается через неё как маты сквозь симфонический концерт. Стараюсь не отвлекаться на этот звук, но он повторяется снова и снова, вот он снова звучит, уже длиннее, и тут до меня дошло - это автомобильный гудок! Как будто за водопадом стоит машина и сигналит мне, чтобы я убралась с дороги.

Ничего не могу понять, стою и уже надеюсь разглядеть в дожде очертания автомобиля, и тут прямо из дождя на меня выходит Владислав.

- Ты что глухая?

Я опешила, видимо на моём лице было слишко ярко написано разочаровывающее удивление, потому что он снова ругнулся матом и повторил:

- Дай мне проехать! Сначала убегаешь, потом что, передумала, хочешь чтобы остался? Нет так не пойдёт, девочка, ушла, значит, ушла!

Дождь исчез.

Пропал, растворился в воздухе, словно его и не было. Я впервые увидела, как он уходит, как дым, который развеяло потоком воздуха.

За ним оказался заведённый чёрный автомобиль, он стоял прямо напротив меня, на выезде из той самой арки, которая вела во двор за кофейней. Разгневанный водитель авто стоял около меня и негодовал. Мне стало так смешно от картины, которая, вероятно, предстала перед глазами моего несостоявшегося кавалера, когда тот пытался покинуть двор, что я прыснула, спешно прикрыв рот руками.

Парень снова ругнулся, и, знаете, когда вот ситуация вроде забавная, но поведение человека, который чрезмерно груб к тебе, хоть ты и чудила конечно, прямо заставило меня надуть ноздри и посмотреть ему прямо в недовольные глаза:

- Слушай, ты конечно у нас большой умный мужчина, и всё такое, но тебя разве в детстве не учили, что матом ругаться при девушке - это плохой тон? Я понимаю, ситуация неприятная, я повела себя достаточно странно, но это не повод вот так выражаться! То, что я тут встала, никак с тобой не связано, не обольщайся и иди, знаешь ли, тоже нахуй, дорогой! Всё, ушла, дорога свободна.

Чего-чего, а грубости от товарища мракобеса я терпеть ну никак намерена не была, внутри закипела такая густая неприятная злоба, которая подогревала меня говорить тише и с шипением, больно топать в асфальт, и больше никогда не ходить на эти идиотские встречи. Вслед конечно-же прилетело какая я “ненормальная” в самой грубой форме, впрочем ожидаемо.

Что мы делаем, когда из-за какого-то казуса попадаем в ситуацию конфликта с агрессивным оппонентом? Правильно, накручиваем себя.

Психолог, конечно же, учила меня с такими вещами справляться, применять приёмы осознанности, посчитать 5 предметов, которые видишь, назвать 4 звука которые слышишь, трогать, нюхать, пробовать и так далее, но сейчас я не хотела осознанности. Сейчас я хотела наполниться как комар этой тягучей злостью, чтобы плескалось где-то на уровне глаз, я держала перед глазами его лицо, перекошенное от презрения к кукушке, стоящей перед автомобилем и глядящей вникуда, его рот, который произносил по буквам оскорбительные слова и копила, копила, копила, надо только донести до конца вот этой аллеи, за ней тонкий проход в заборе на тихую улочку, где почти никогда не гуляют люди, а машины проносятся раз в минут 10. Донести и открыть дождь. Хоть бы получилось.

Но, к сожалению, аллея шла через сквер. А сквер был донельзя прекрасен.

На деревьях вокруг красивого фонтана со скульптурой прелестной девушки с точёными круглыми грудями, уже начали распускаться почки, и зелёная дымка окружила многочисленные веточки кустарника внизу.

Сквозь всё это великолепие светило закатное оранжевое солнце, переливаясь от лёгкого ветра по листьям как по струнам, а музыкой им служили птичьи разговоры, беседы студентов на лавочках у фонтана и переливающийся смех.

Дьявол, дурацкая весна, ну чего так хорошо-то?