1 Кор 2: 20-21

Апостол Павел много раз в своих посланиях, доносит до читателей мысль, что и к смерти, и воскресению Христову, людям не следует относиться как событию для себя внешнему, «трагичному» и «праздничному». Смерть и воскресение Христовы должны стать и являться образами их христианской жизни. На эту тему христианское богословие в свое время распалилось особенно сильно. В чем состоит «образ» такой смерти, апостол Павел сказал не достаточно ясно, понимать можно было до прямо противоположного. Соответственно, богословская фантазия разгулялась, после нескольких сотен лет отчаянных споров выдав формулу умерщвления в себе врожденного греха и прилепив тему к бесконечной работе над христологическим догматом. Естественно, изначально взятый старт в эту сторону не мог не остаться без последствий, потому как в таком направлении мысли, которое богословие долго оттачивало, маячило изначально единственное законное умозаключение — что и Христос, таким образом, освободился от «тела греховного», раз уж людям положено повторять все за Ним. На этом умозаключении возникло достаточно ересей, которые Церковь безусловно «победила», закидав различными цитатами, как обычно все победы над ересями и происходили.

Две основные духовные предпосылки, на которых держится церковное предание, тут вошли в конфликт. Первая, что Христос безгрешен, вторая, что человек сильно грешен. Но как грешному человеку повторять что-то за безгрешным Христом — совсем непонятно. Условия слишком неравные. Поэтому злостные еретики пытались Христа все время принизить, снабдить Его большей человечностью, вплоть даже до возможности по мелкому грешить, а различные прославленные святители-просветители, победители всех ересей, возвращали божественность и безгрешность на место, правда, никак не объясняя, как связать безгрешную жизнь Христа с жизнью грешного человека, вынужденного с грехом все время бороться ради того, чтобы и умереть столь же безгрешными. С онтологией, может быть и разобрались (как умереть со Христом), а вот эксистенция (как жить со Христом) осталась подвешенной. Из того, что человек мог «повторить» — это умереть. Не безгрешными, конечно, но хотя бы в сильнейшем раскаянии. Таким образом, «жизнь» со «смертью» тут все равно друг с другом диссонировали, поскольку Христу и каяться было не в чем, так что повторяться мог лишь сам акт смерти. Но такое «повторение», однако, вряд ли можно было считать особо оригинальным.

Из-за этой двусмысленности возникла со временем очень любимая современными христианами поговорка, авторства одного известного церковного писателя и старца — «по-христиански нельзя жить, но по-христиански можно только умирать». С виду, конечно, чистая демагогия, но если рассматривать «жить» и «умирать» по отдельности в перспективе вероучения, то и вправду — с первым проблема. Одним словом, выпестовалась идеальная формула социальной пассивности и социальной безответственности. Христианство долго говорило обиняками, пока устами одного из своих авторитетов не произнесла эту мысль вслух и прямо, подтвердила обильным цитированием, после чего стало совсем уж понятно по какой причине оно в итоге само затолкало себя в раковину общественного забвения. И почему жизнь Христа самим христианам не очень-то и интересна, и в изложении вероучения вся сводится к тому, чтобы надавать божественных поучений, показать божественных чудес, пойти на смерть и «всех пригвоздить виной», за то, что не приняли Его персональную божественность. Василий Розанов, именно по той причине, что эта мысль в первую очередь и читается как основная и центральная в учении Церкви, «высшей» его форме, отнес историческое христианство к религии смерти.

Справедливости ради надо сказать, что апостол Павел сильно перемудрил, объясняя своим читателям довольно простую, в общем-то, мысль, что крещение — это акт не формальный, не свидетельство о принятии в организацию, где учат всему правильному: правильно молиться, правильно брать благословение, правильно соблюдать посты, а полное освобождении от всех этих и других греховных привычек. И его можно уподобить тому, как умер и воскрес Христос: «Если вы со Христом умерли для стихий мира, то для чего вы, как живущие в мире, держитесь постановлений: «не прикасайся», «не вкушай», «не дотрагивайся». Мысль апостола Павла, что мы умерли со Христом, чтобы с Ним и воскреснуть, изначально не подразумевала никакого христологического контекста. Сам по себе акт крещения означает отказ от прошлой жизни.  Павел сам разъясняет, в чем состоит это «подобие», «умереть-воскреснуть» равно в этом подобии крещению и хождению в обновленной жизни: «Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились? Итак мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни».

Из этого следует, что жизнь сама человеческая, христианская должна быть подобием Воскресения Христова, если крещение есть образ смерти. Что по-христиански как раз надо жить, а не «только умирать». Это подразумевает ответственность, подлинное христианское — Христово — бесстрашие перед миром, здоровое, честное отношение ко всему окружающему. А «по-христиански можно только умирать» не имеет за собой вообще ничего, кроме как эгоистично забиться в угол, хныкать там о своих грехах (которые вообще-то еще в крещении должны быть оставлены и там, в крещении «умереть»), и ждать своей унылой и совсем не христианской кончины. Признаться, хотелось бы увидеть когда-нибудь, чтобы христиане начали жить по-христиански. Пока их авторитеты учат, что этого «нельзя», мы ничего толкового от них не увидим. Лишь в редкие пасхальные дни можно заметить, что этот инстинкт христианской жизни до конца еще не прикончен. Потому что учить «по-христиански умирать» — это убивать христиан и христианство.