1 Кор 7: 29-31
Апостол Павел в Первом послании Коринфянам пишет: «Я вам сказываю, братия: время уже коротко, так что имеющие жен должны быть, как не имеющие и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся; и покупающие, как не приобретающие».
Если мы спросим какого-нибудь светского ученого, который всю жизнь посвятил изучению Библии, что имеется в виду, он растолкует, скорее всего, довольно предсказуемо. Скажет, что «ранние христиане ждали скорого наступления конца света». Дальше додумает за этих «ранних христиан» их «аскетический уклад», нароет еще где-нибудь похожих ссылок, склеит все это, ну и получим, естественно, «авторитетное мнение» ученого. Если спросим батюшку, то почти наверняка тот поднимется еще выше и прочтет целую проповедь, что все мы должны жить так, словно вот-вот нас всех тем же концом света накроет. По этой причине надо отставить всякие плотские утехи, да и другие тоже, а больше молиться, ходить в церковь, просить у Бога прощения за грехи наши. Конца же света не ждать, а просто для себя умозрительно представлять, что, допустим, он завтра настанет, а я весь во грехе и в ад пойду. Одним словом, психологический настрой такой умозрительный на конец света должен быть. Что же касается современников апостола Павла, то по этой версии у «ранних христиан» такой самый настрой был всегда.
И на основании всего этого говоримого, расписанного по научным трудам, «ранние христиане» выглядят точь-в-точь как христиане поздние, то есть наши с вами современники. Такими же ничего не понимающими, по своему образу и подобию составляющими мнение о том, как думали эти прежние, духом могучие люди. Конца света ждали. Да и ученые эти, всю жизнь считавшие буквы в Писании, выглядят точно так же. И благодаря им в том числе понимание этого поучения Павла и подобных ему истолковали, как это нередко случается, крайне превратно, то есть извращенно. «Ранних христиан», таким образом, представляют какими-то полоумными сектантами, которые разве что не зарывались.
Но апостол, конечно, выражает совсем другую мысль. Мало времени = времени жалко, говорит он. Оставить бы вечное нытье, праздное увеселение, беспокойства о том, что опять все подорожало, да и семьей себя лучше не обременять, если целью поставил общественное служение. Именно это для Павла означало «угодить Господу» — использовать свое время максимально эффективно. Мало времени, некогда болтать, ныть, пустозвонить, некогда выслушивать от жен их постоянные капризы о новой шубе, новом автомобиле — это все отбирает время и нервы, отвлекает. Сам Павел, конечно, своего рода духовный трудоголик, он не настаивает, что все должны быть точно такими, но все же объясняет — совместить общественное служение с семейными узами крайне сложно. Вообще с любыми бытовыми хлопотами сложно, трудно. Можно просто надорваться. Павлу жалко времени, которое можно бы использовать с большей общественной пользой: «Таковые будут иметь скорби по плоти; а мне вас жаль».
Христианская аскетика выросла в основном на подобных поучениях, вычитанных в книгах Нового Завета, но понятых зачастую однобоко. Хотя на Западе монашество не приняло необратимых форм аскетики ради собственного «совершенствования», как оно стало доминировать на Востоке. Католическое монашество во многих орденах представляет собою способ служения людям. Ведь семейному человеку действительно довольно трудно совмещать общественное служение с домашними хлопотами. В мистических орденах, как можно понять, воздержание играет значительную роль, но в целом же безбрачие Церковь сперва поощряла исключительно ради повышения коэффициента полезного действия. Окрашенный позже манихейством «половой вопрос» вообще изначально не стоял и лишь позже стал выдвигаться на первый план.
«Я вам сказываю, братия: время уже коротко, так что имеющие жен должны быть, как не имеющие; и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся; и покупающие, как не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего. А я хочу, чтобы вы были без забот. Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу; а женатый заботится о мирском, как угодить жене».
«Хочу, чтобы вы были без забот», — главное в этом поучении. Нет в нем никакого «скорого конца света», как и нет мысли, что Богу не нравятся всякие половые связи, а «законные» Он терпит ради только «человеческой немощи». А ведь именно это, попытка преодолеть «человеческую немощь» негласно, а порою, у самых болтливых апологетов лютой аскетики и весьма громогласно, читается как высший смысл христианского делания в Восточной Церкви. Православие одно время встало перед развилкой в понимании того, что значит «угождать Господу». Одна дорога вела к служению людям, другая — к спасению себя. Церковь постояла, постояла, помялась и потопала по второй ничтоже сумняшеся. И времени у нее стало с той поры много-много. Служить себе можно вечно, не торопясь, в собственное удовольствие.
Тут надо снова напомнить, что богословы одно время настолько заумствовались, что уже не знали, о чем говорить. Бога оформили столь недоступным, что еще одно интеллектуальное усилие — и можно было бы смело «богословски» констатировать, что Бога нет. Если отбросить словесную лирику, то известный «в узких кругах» спор Григория Паламы с Варлаамом так примерно и ставился: или «Бога нет», или есть, но «чуть-чуть». Спор фарисейства с саддукейством, если совсем просто. На самочувствие народного христианства все это «богословие» никакого влияния не оказало, оставшись уделом праздного христианского бомонда. Последнее же время весь этот богословский декаданс снова выволакивается «из под спуда», однако сейчас все это выглядит еще хуже, поскольку в те давние времена все это еще сохраняло налет того, что рассуждающий о высоких вещах относится к интеллектуальной элите.
Но интеллектуальная элита средних веков — это сейчас третий класс общеобразовательной школы. Если же откинуть «базу знаний», то от силы четвертый по уровню аргументации. Поэтому нынешний «православный бомонд» и вызывает такие «неоднозначные реакции». Они непонятны «простым людям» не оттого, что говорят о высоком и не всякому доступном, а потому что твердят о каком-то другом «боге», в которого никто никогда не верил. Люди искренне верят, что молитва им помогает, а им внушают, что до Бога не достучаться без «подвига». Это просто параллельная религия, где воздержание является целью собственного персонального спасения. И, конечно, воздержание такое возможно осуществить лишь при полной социальной пассивности.
Для апостола Павла воздержание есть способ облегчить себе жизнь. Не усложнить, а облегчить: «Хочу, чтобы вы были без забот». Конечно, если эта жизнь отдана служению. Служение людям — это всегда ущемление себя. Ограничение себя. А если «ограничение себя» осуществляется ради себя же — какое же это «угождение Господу»? Это все тоже самое угождение себе.