Варианты ответов

- Посмотри, что ты тут наворотила! Когда я дал тебе место, я не думал, что ты будешь работать много – я даже сказал тебе, что ты не должна работать много. Но, чёрт возьми, я рассчитывал, что ты будешь работать качественно!

Тоже ничего. Наташа смотрит на него, разглядывает его галстук. Спрашивает себя: «Ты любишь этот галстук?». Ничего не отвечает.

Он не предложил Наташе сесть – очень раздражён. Сердито листает бумажки, почему-то держа папку на весу; полистает – и поругается; опять полистает. Наташа спрашивает себя: «Ты любишь этот голос?». Вздыхает.

Сашины глаза ловят её взгляд. Это нетрудно: она смотрит ему в лицо. Вообще, он думал, что она будет смотреть в пол – думал, знает её как облупленную, а вот, смотри-ка, не знает. Наташа смотрит Саше в лицо.

- Ладно, давай пока забудем это всё, - пытается смягчить голос Саша. – Сбавь обороты. Не надо брать на себя всё, что не хотят взять на себя другие.

Наташа ещё раз вздыхает. Он думает, оттого, что он её отчитал. На самом деле, она уже не очень его слушает.

- Знаешь, это уже не так важно, на самом деле.

Ну вот, к чему это «на самом деле»? Новое слово-паразит? Пока продолжается пауза, Наташа быстро выбирает один из двух десятков вариантов фразы. Конечно, два десятка вариантов придумать непросто – Наташе понадобилась неделя. Каждый лаконичный и веский. Как будто она взяла с его стола папку потолще (кстати, та, что он держит в руках, не годится - тонка) и дала Саше по голове. По голове…

- Что?..

Стоп! Сейчас он спросит: «Ты что, беременна?» После такого вопроса все два десятка вариантов окажутся не у дел.

- Я вот тут подумала…

Выиграть время. Ну что это за «я вот тут…»? Глупости какие – а ведь филолог по образованию! Общаться надо, общаться больше!

Уже некогда выбирать: Наташа хорошо помнит такую фразу: «Видишь ли, я увольняюсь. Я больше не могу разговаривать с тобой о работе, словно между нами ничего не происходит».

- Видишь ли, я подала заявление. (Господи, какое ещё заявление, дура?) Я больше не могу работать под тобой.

Всё, привет. Сейчас Саша засмеётся. И правильно, что засмеётся. Какая дурацкая фраза – да ко всему ещё и двусмысленная… И всё почему? Только потому, что старалась выпалить всё поскорее. Зачем ты четыре дня повторяла про себя: «Саша, наши отношения уже не напоминают лёгкий флирт, который не мешает работе» - «Я всё решила: мы можем вместе спать, но не работать» - «Я больше не могу смотреть на тебя, как на директора! Директор может быть любой и случайный, но ты для меня только один, неужели ты не видишь?»… Два десятка вариантов – от чисто женского крика разбитого сердца до жёсткого решения женщины с железной волей (и разбитым же сердцем). И в итоге сказать такое…

Саша не смеётся. Он встаёт и закрывает дверь на ключ; по пути назад толкает к ней кресло.

- Присядь.

Он сидит, сцепив пальцы и смотрит на неё, а она на этот раз смотрит в пол. Ей почему-то стыдно, хотя теперь её ни за что не ругают. Она пытается съёжиться, хотя даже если она станет не больше самой себя новорождённой, Саша всё так же будет смотреть на неё.

- Значит, увольняешься.

Хорошо ещё, правильно понял.

- Заявление действительно написано?

Наташа кивает. Если она заговорит, то заплачет. Это было бы ужасно. Если она заплачет, значит, её можно уговорить. А заявление – да, уже в отделе кадров.

Саша встаёт и подходит к окну. Прижимается лбом к стеклу и спрашивает кого-то на улице:

- И почему же?

У Наташи миллион причин это сделать. Но среди них нет ни одной рациональной, ни одной, которую можно было бы доступно объяснить. Даже лучшая подруга её не поняла, хотя в чём-то поддержала. Нелегко быть лучшей подругой: надо всегда соглашаться и поддерживать, а иначе не поддержат в следующий раз тебя. Но иногда надо для виду притвориться не согласной и дать себя убедить. Это чтобы продемонстрировать объективность.

Ещё раз стоп. Наташа молчит и думает о подруге. Перед ней – неподвижный силуэт мужчины на фоне окна. Этот мужчина полуминуты назад спросил её, почему она уходит. Уходит – это увольняется. Это ведь не значит, что они больше не могут встречаться, правда? Но почему-то они оба воспринимают это именно так.

Ах, да, он ведь спросил её почему.

- Мне трудно. (Правда, сказать это труднее, но пусть так). Когда ты проходишь мимо меня, рожа кирпичом, у меня всё внутри обрывается.

Он молчит, но начинает чуть-чуть покачиваться, постукивать лбом об стекло. Так, даже не слышно, но видно, если присмотреться.

Дура ты, дура. Ты, кажется, сказала что-то про рожу и про кирпич?

- Я что-то делаю не так? (И, прежде чем она успевает что-то подумать): Я пытался создать для тебя самые идеальные условия. Я ухаживал за тобой, как какой-нибудь студент, мальчишка. Что я сделал не так?

Ага, пятнадцать секунд прогресса. К концу он уже не сомневается, что где-то ошибся. Только кто больше потеряет, когда она уйдёт? И как объяснить, что именно было не так? Может, то, что когда он при ней разговаривал с сотрудниками, ей приходилось отворачиваться? Может, то, он приносил ей цветы в коробке? Может, то, что по пятницам приходила его жена, и они уезжали вместе? А может, то, что он ни разу ни о чём этом не заговорил? И ещё то, что он вызвал её к себе в кабинет и отчитал, как простую сотрудницу. Хотя заявление уже было написано и подано в отдел кадров. И разве работа и любовь не разные вещи?

- Ты всё делал правильно.

В общем, можно было и высказать что-нибудь. Но они – в директорском кабинете. На столе рамка, в рамке фото его жены и дочки. Много мягкого: портьеры в тон плюшевого дивана, какие-то драпировки за его столом. Для посетителей не стулья - кресла, хотя и офисные, но тоже мягкие. Он хорошо смотрится в этом кабинете. А вот Наташа, если честно, - не очень. Она неловко сидит на краешке кресла, засунув ладони между колен, ссутулившись и сдерживая слёзы. И разве Наташе от него чего-то надо?

Давайте будем честными: раз нельзя получить всё, не надо ничего.

- Ты всё делал правильно.

Наташа поднимается; он всё так же смотрит за окно. У него есть время подумать: Наташа останется в офисе не меньше чем на неделю. Её заявление ещё к нему не пришло. Наташа берётся за ручку двери, но поворачивается и вдруг произносит совершенно неподготовленную фразу:

- Знаешь, ты очень сильный. Но я тебе не враг, не конкурент. Я тот человек, которому можно в чём-то уступить, и от этого ты не станешь менее сильным.

Она дёргает за ручку, но дверь не открывается. Конечно, она ведь заперта. Наташа чувствует, что у неё краснеют уши. Сейчас запылают щёки. Она не может выйти, пока он не откроет замок – и как у неё вырвалась такая глупая речь? Сейчас он спросит, в чём же он должен уступить. Вот он, настоящий вопрос любви: чего ты хочешь? А она не знает, что ответить. «Хочешь, я разведусь?» - «Я не знаю… Решай сам… Это такая ответственность…» - «Хочешь, будем проводить вместе много времени? Пусть все знают, что ты моя любовница!» - «Я не знаю… Обо мне будут сплетничать и показывать пальцами…» - «Хочешь, я буду тратить деньги на тебя? Я буду покупать тебе платья столь же лёгкие, сколь дорогие, корзины цветов, которые уже не смогу спрятать в коробки, хочешь?» - «Но ведь я люблю тебя! Я не хочу никаких дорогих подарков!».

- Хорошо, - говорит Саша. – Я готов тебе уступить.

Он подходит и кладёт ладонь на её руку – ту, которая вцепилась в ручку.

- Я готов уступить тебе, - повторяет он, и они целуются, хотя Наташа всё ещё держится за дверную ручку и ему в рот текут ручьём её слёзы.