Наблюдатель
рассказ
С той ночи я стал рисовать себя… каждый вечер.
Получился физиологический дневник этого моего перерождения, да без единой буквы… Кожа стала тугой и совсем сухой дней через девять. Пальцы и кисти рук заметно удлинились через двадцать пять, даже держать карандаш стало непривычно. А к сороковому дню моё лицо обсыпалось с меня, как гнилая отсыревшая штукатурка.
Я не буду стараться живописать те свои ощущения в недели, которые запечатленны в эскизах. Рисунки могли бы рассказать всё, если бы нашелся достаточно мужественный зритель. Я не выходил на улицу, прячась от боли и ужаса. Карачун навещал меня на чердаке, питал меня раз в три-четыре ночи - я тогда плохо понимал, как это делается.
Но однажды, когда я проснулся, сел перед зеркалом и положил на тумбочку очередной лист веленевой бумаги, то вдруг понял, что я - “наблюдатель”. Я стал полностью отрешён от того, что видел в отражении. “Я” и моё отражение больше не были единым целым. Отражение было только частью мира, за которым я мог “наблюдать”.
В ту ночь я впервые вышел на улицу и побрёл вдоль Большого проспекта. По граниту штриховал мелкий дождь. Моё ощущение отрешенности покрыло всё. Я долго смотрел на зернистую ноябрьскую морось вокруг фонаря и его отсвет на рельсах. С боковой улицы вышла дама под зонтиком, а за ней и мужичок, и они прошли совсем рядом, даже не взглянув в мою сторону. Я наблюдал за ними, будто из-за завесы. Наверно это было то, о чём рассказывал Карачун.
Где-то прозвонил и грохотнул трамвай, это напугало меня, будто завеса спала. Я поспешил вернуться… Забежал на свой чердак и уже не понимал, могу ли я называть себя тем прежним “я”, к которому я привык в прошлой жизни. Столько “я”, столько волнений, как найти своё место, как не растратить свои таланты, как проявить “себя”!… А теперь “я” больше нет, оно сошло как гной. Был этот наблюдатель… и всё креп и креп и креп внутри моего - нет - этого! подгнивавшего тела.
