Революция против «Капитала» Карла Маркса
Коммунизм неразрывно связан с учением Маркса, что делает вопрос каноничности (соответствия марксизму) того или иного левого течения принципиально важным. Дискуссий по этому поводу велось, ведется и будет вестись множество. В этой связи возникает вопрос, что такое марксистский канон?
Встать на путь поиска ответа я предлагаю с помощью Антонио Грамши.
Грамши — один из основателей и лидеров Итальянской коммунистической партии (ИКП), крупнейший итальянский философ-марксист, существенно повлиявший на левую мысль второй половины ХХ века.
По горячим следам Великой Октябрьской социалистической революции молодой Грамши, уже будучи одним из основных идеологов итальянских коммунистов и почитателем Ленина, пишет статью «Революция против „Капитала“», которая была опубликована в газете Avanti!, являвшейся центральным органом Итальянской социалистической партии (позднее левая фракция во главе с Грамши выйдет из партии и создаст ИКП).
Для нас существенно, что Грамши задолго до написания рассматриваемой нами статьи, в момент ее написания и после ее написания был марксистом и ленинистом (искренним почитателем Ленина). Позднее Грамши в качестве делегата от ИКП в Исполкоме Коминтерна несколько лет жил в Москве, где встречался с Лениным, сблизился с руководством большевиков в целом и женился на Юлии Шухт (дочери Аполлона Шухта, дворянина-народовольца-большевика и друга Ленина).
Грамши был с рядом оговорок возведен на пьедестал в СССР, в советское время издавались переводы его работ. Но интересующая нас статья по понятным причинам не увидела свет в Советском Союзе, переходим к ее тексту.
Цитата: «Большевистская революция теперь уже определенно является частью общей российской революции. Максималисты [большевики, прим. АМ] еще два месяца назад были активными агентами, убеждавшими в том, что события не должны стоять на месте, что движение к будущему не должно останавливаться, что нельзя допустить окончательного установления буржуазной системы. Теперь эти максималисты взяли власть, установили свою диктатуру и создают социалистический строй, в рамках которого революция должна успокоиться, если он будет продолжать развиваться гармонично, без лобовых столкновений, на основе огромных завоеваний, которые уже достигнуты».
Грамши безоговорочно позитивно оценивает Октябрьскую революцию и подчеркивает важность укрепления власти большевиков во имя создания социалистического строя. То есть выступает за советскую власть.
Цитата: «В Большевистской революции больше идеологии, чем событий. (И, следовательно, нам, „внизу“, в действительности не нужно знать больше того, что мы знаем.) Это революция против „Капитала“ Карла Маркса. В России „Капитал“ Маркса был больше книгой буржуазии, нежели пролетариата. Он служил критической демонстрацией того, как события должны развиваться по заранее предопределенному сценарию, предусматривающему развитие буржуазии, наступление в России капиталистической эры с установлением западного типа цивилизации, еще до того, как пролетариат мог хотя бы подумать о своем восстании, о своих собственных классовых требованиях, о своей революции. Но события вышли за рамки идеологий. События взорвали критические схемы, определяющие, как российская история должна развертываться в соответствии с канонами исторического материализма. Большевики отвергли Карла Маркса, и их четкие действия и победы являются свидетельством того, что каноны исторического материализма не настолько незыблемы, как кому-то казалось, и как кто-то думал».
Грамши начинает с тезиса о том, что Октябрьская революция является важнейшим идеологическим событием, посягающим на «каноны исторического материализма». Затем крупнейший итальянский философ-марксист справедливо напоминает, что согласно марксистскому канону пролетарская революция возможна только в зрелом буржуазном обществе. То есть сначала осуществляется буржуазная революция, взявшая власть буржуазия «переваривает» общество на свой лад и только потом, порожденное таким перевариванием противоречие между пролетариатом и буржуазией становится предпосылкой для пролетарской революции. Иначе говоря, сначала модернизация — потом коммунизм.
На этом основании Грамши заключает, что «в России „Капитал“ Маркса был больше книгой буржуазии, нежели пролетариата». То есть канон «Капитала» легитимировал буржуазную революцию и блокировал пролетарскую.
Грамши подчеркивает, что большевики совершили революцию поперек марксистского канона, тем самым «взорвали критические схемы» исторического материализма и создали предпосылки для его пересмотра. В этом смысле Грамши называет Октябрьскую революцию «революцией против „Капитала“» и далее развивает эту мысль.
Цитата: «И тем не менее, фатальность есть даже в этих событиях, и если большевики отказались от некоторых положений „Капитала“, то они не отвергли его вдохновляющей имманентной идеи. Эти люди не „марксисты“, вот и все. Они не использовали работы Мастера для того, чтобы создать жесткую доктрину из догматических высказываний, которые никогда не должны подвергаться сомнению. Они живут идеей Маркса».
Грамши прямо противопоставляет «марксистов» (неслучайно беря их в кавычки) и идею Маркса. Большевики, по Грамши, — живут идеей Маркса, не будучи «марксистами». В чем заключается эта идея?
Цитата: «Они живут идеей Маркса — той идеей, которая вечна, которая представляет собой продолжение немецкого и итальянского идеализма, и которая, в случае с Марксом, была заражена позитивистскими и натуралистическими течениями. Эта идея рассматривает в качестве доминирующего фактора истории не голые экономические факты, а человека, людей в обществе, людей во взаимоотношениях друг с другом, достигающих соглашений между собой, вырабатывающих через эти связи (цивилизацию) коллективную общественную волю; людей, приходящих к пониманию экономических фактов, оценивающих их и приспосабливающих их к своей воле, пока это не становится движущей силой экономики и не формирует объективную реальность. Эта реальность существует, движется и начинает напоминать поток вулканической лавы, который может быть направлен в любом направлении, в зависимости от человеческой воли».
Грамши здесь делает заявку на вывод идеи Маркса из лона материализма в лоно идеализма. Но не договаривает ее до конца. В результате получается гибрид, где, с одной стороны, на первый план выходит человеческая воля (а не материя, правящая бал в историческом материализме), способная двигаться в любом направлении (что отменяет постулат о неизбежности прогресса и победы коммунизма), с другой стороны, остается язык интересов, которые человек должен осознать и на этом основании действовать.
Делая акцент на волю, Грамши предлагает следующую модель понимания человека.
Цитата: «Маркс предвидел только то, что можно было предвидеть. Но он не мог предвидеть европейскую войну или, скорее, он не мог предвидеть, что эта война продлится так долго, и что она приведет к таким последствиям. Он не мог предвидеть, что за три года невообразимых страданий и несчастий эта война поднимет в России такую коллективную народную волю. В обычное время для формирования такой коллективной воли необходим длительный процесс постепенной диффузии сквозь общество, необходим широкий диапазон классового опыта. Люди ленивы, они нуждаются в том, чтобы их организовали, сначала снаружи — в корпорации и лиги, а затем изнутри — в рамках их мыслей и их воли. Им нужна непрерывная последовательность и множество внешних стимулов. Вот почему при нормальных условиях каноны марксистской исторической критики схватывают реальность, поглощают и делают ее ясной».
Люди, по Грамши, ленивы и нуждаются как во внешних стимулах (давлении и организации), так и в том, чтобы их мысли и воля были «организованы» изнутри. То есть сам человек в определенном смысле пуст или неопределен и нуждается в том, чтобы кто-то его наполнил или определил.
В нормальных (то есть теоретических) условиях всё это могло и должно было произойти по марксистскому канону, но «обстоятельства изменились» и всё сложилось иначе. На мой взгляд, это буквально отмена канона как такового. Так как обстоятельства всегда меняются.
Цитата: «В России война пробудила народную волю. В результате страданий, накапливавшихся на протяжении трех лет, эта воля стала всеобщей почти мгновенно. Надвигался голод, смерть от голода могла раздавить десятки миллионов людей одним ударом. Сначала механически, затем, после первой революции, активно и сознательно народная воля стала единой».
Война и голод пробудили в России «народную волю», пишет Грамши. В качестве заметки на полях отметим, что народная воля — внеклассовое понятие.
В заключение Грамши выдвигает тезис, согласно которому пролетариат может при помощи пропаганды (не в ругательном смысле) пережить опыт рабочего движения других стран, тем самым сделав его своим.
Цитата: «Социалистическая пропаганда обогатила российских людей опытом пролетариата других стран. Социалистическая пропаганда могла мгновенно драматически оживить историю пролетариата: его борьбу против капитализма, длительные усилия, направленные на то, чтобы полностью освободить пролетариат от цепей рабства, которые делали его таким униженным, и дать возможность выковать новое сознание, стать свидетелями будущего мира. Именно социалистическая пропаганда выковала волю российских людей. Почему они должны были ждать, пока история Англии повторится в России, пока поднимется буржуазия, начнется классовая борьба, сформируется классовое сознание и катастрофа капиталистического мира в конце концов действительно ударит по ним? Российские люди — или по крайней мере меньшинство россиян — мысленно уже прошли через этот опыт. Он прошел вдали от них. Теперь пролетариат может извлечь из него пользу, чтобы утвердить себя».
Это очень интересно и это совсем мимо любого материализма. Грамши пишет, что человек может овнутрить чужой опыт, рассмотрев его дискурсивно. Таким образом, мы переходим из мира исторического материализма в мир дискурса (напомню, статья написана в конце 1917 года). На этом основании мы можем задать следующий вопрос. Если человек при помощи пропаганды (или шире дискурсивно) может сделать частью себя реальный опыт, пережитый другим человеком, то может ли он аналогично овнутрить гипотетически возможный, но пока не проявленный в реальности опыт? Ведь и реальный опыт, и гипотетически возможный доступны ему лишь в пропаганде. Наконец, может ли человек дискурсивно овнутрить нереальный опыт, поверив в его реальность? И где в конечном итоге оказывается та самая реальность, формируемая людьми, способными дискурсивно обретать меняющую мир волю?
Это заявка на феноменологический марксизм.
В заключение Грамши развернуто пишет, что пролетариат, взявший власть в небуржуазной стране, пройдет путь к коммунизму быстрее, чем если бы он шел по Марксу транзитом через буржуазную фазу.
Цитата: «Сегодня социалистически образованный российский пролетариат начнет свою историю на самом высоком уровне, которого достигла современная Англия. Поскольку он вынужден начинать с самого начала, он начнет с того, что было уже где-либо осуществлено, и, следовательно, будет приведен к достижению такого уровня экономической зрелости, который Маркс считал необходимым условием для коллективизма. Революционеры сами создадут условия, необходимые для конечного достижения их цели. И они создадут их быстрее, чем это сделал бы капитализм. Критика социалистов в адрес буржуазной системы за ее несовершенства и расточительство теперь может быть использована революционерами для достижения лучшего общественного устройства, при котором можно будет избежать расточительства и не пасть жертвой несовершенств».
Продолжая эту мысль, Грамши пишет, что социализм сможет ответить на стоящие перед Россией вызовы куда лучше, чем буржуазный капитализм. И потому в «абсолютных терминах социализм сегодня в России может быть оправдан».
Цитата: «Сначала это будет коллективизм бедности и страданий. Но буржуазный режим унаследовал бы те же условия нищеты и страданий. Капитализм мог бы сделать сразу же не больше, чем коллективизм в России. В действительности сегодня он сделал бы значительно меньше, поскольку он сразу оказался бы перед лицом недовольного и непокорного пролетариата, не способного дольше терпеть в интересах других страдания и нужду, которые принесла бы с собой экономическая неурядица. Таким образом, даже в абсолютных терминах социализм сегодня в России может быть оправдан».
При всей своей революционной новизне Грамши верен пролетариату. Он пишет именно о пролетариате, который «осознает», «почувствует» и в целом волевым усилием станет властью и двинет историю вперед.
Цитата: «Тяготы, которые ожидают пролетариев после заключения мира, будут преодолены только в том случае, если они почувствуют, что все находится под их собственным контролем, и будут знать, что своими усилиями они могут уменьшить эти тяготы в возможно более короткий срок».
В заключение Грамши пишет, что большевики — спасители России.
Цитата: «Складывается впечатление, что в настоящее время максималисты [большевики, прим. АМ] являются стихийным выражением биологической необходимости — они должны были взять власть с тем, чтобы российские люди не стали жертвой ужасного бедствия; чтобы российские люди, включившиеся в колоссальную работу для своего собственного воспроизводства, чувствовали менее остро клыки голодного волка; чтобы Россия не стала огромной бойней беспощадных зверей, рвущих друг друга на части».
Пафос статьи Грамши — большевики сделали революцию не по Марксу и это прекрасно! Россия спасена и история идет вперед!
Текст Грамши построен на очевидном тезисе — Октябрьская революция была совершена не по марксистскому канону. Интерпретировать данный факт можно по-разному, но отрицать его нельзя, если мы хотим оставаться в пространстве живой мысли. В СССР по понятным причинам утверждалось, что Ленин и большевики всё сделали по канону, а те, кто считает иначе, заблуждающиеся идеалисты или просто враги. Грамши был записан в заблуждающиеся идеалисты.
Тем не менее, в СССР фундамент коммунистической мысли основывали не на голом марксизме, а на марксизме-ленинизме. Что означает расширение марксисткой теории путем ее синтеза с ленинской теорией и практикой. Таким образом, Октябрьская революция становится безусловно канонической постольку, поскольку она устанавливает новый канон (пересматривает рамки старого). Если Ленин мог расширить интерпретацию Маркса, значит, это возможно. А если возможно, значит, новые, выходящие за канон интерпретации не могут быть табуированы по умолчанию.
Грамши открыл дверь в новое прочтение коммунизма. Кто знает, как пошла бы история, если бы его «тюремные тетради» (контуры которых проявлены в обсуждаемой нами статье) не были заперты до конца 40-х годов.
