часть 4
Время шесть семнадцать утра. Юнги нервно расхаживает по небольшой веранде, выкуривая уже пятую сигарету подряд. В голове туман. Алкоголь выветрился почти сразу, как только он отвёл Чимина домой и поспешил к себе.
Ах, блять, Чимин.
Что это было вообще? Не, Юнги, конечно, в курсе, что было. Вопрос-то другой его гложет. Как он мог это сделать со своим другом? Не, не так… Со своим мелким. С соседским мальчишкой, о котором он заботился в детстве. Они же кореша. Братаны… Разве, блять, можно братану писюном о задницу тереться, да ещё и член его в руке держать. Да ладно б если держать, он дрочил ему! Прямо вот этой рукой своей, на которую сейчас Юнги смотрит с презрением. Как ты посмела сделать это, скотина правая!
Бычок летит к остальным в траву. Юнги уже подташнивает, только вот понять он не может, от чего именно: от курения или же от поступка своего. Сев на скамейку, он снимает кепку и, оперевшись локтями на колени, зарывается пальцами в волосы и сжимает их у корней.
Блять, блять, блять… Как теперь в глаза Чимину смотреть? Как вести себя? А может, малой не помнит ничего?
Юнги невольно вспоминает, как тот сам навстречу толкался и прижимался ближе… Как стонал тихонечко и «хён» это ласковое, просящее повторял… Такое чувство, что совсем и не против был. Будто сам хотел!
Стоп!
Так Чимин же первый толкнулся… Значит, это он виноват?! Он, конечно! Вьётся тут, как юла, возле Юнги, а у того, между прочим, три недели секса не было… Вот зараза мелкая, он знал! Знал и воспользовался…
Да нет, конечно. Юнги тоже виноват. Даже больше, чем кто-либо. Поддался на искушение, испортил мальчика своего… Чимин же ангел. Светлый прекрасный человечек… Юнги пиздецки виноват и ума не приложит, как теперь всё исправить и не потерять его.
Настроение до отметки ниже нуля спускается. Сейчас бы пивка местного, чтобы всё забыть и протопить до вечера самого, но нельзя. Нужно придумать, как всё исправить и больше не делать этого…
Хотя, честно признаться, Юнги никогда так не кончал. Никогда ничего подобного не чувствовал. Да, секс, ясен пень, удовольствие ему приносил, и он всегда до финала доходил, но, в большинстве случаев ему плевать на удовольствие партнёрши было… А с Чимином всё иначе. Даже горловой от Ризи с ума так не сводил.
Тело пылает до сих пор и каждое прикосновение помнит, заставляя сердце в груди трепетать. Юнги стыдно, конечно, пиздец просто, но он бы повторил. Вот прям без шуток. По серьёзке повторил бы. Ведь Чимин податливый такой в его руках был, отзывался, реагировал остро, и это безумно заводило.
Даже от воспоминаний одних в трениках тесно становится.
Твою ж… Когда Юнги заднеприводным стать успел? Не, он и гомофобом-то не был никогда… Видать, всю жизнь в нём маленький гомосек сидел и только сейчас способ выбраться наконец-то нашел.
Планы на день Юнги не строит. Успокоиться надо и поговорить серьёзно с Чимином… А для этого выспаться необходимо. Но сон не идёт никак… Стоит глаза закрыть, перед ними задница соседская мельтешит.
Пиздец, приплыли, как говорится… И бежать-то некуда. Но не, Юнги чёткий пацан, за слова и поступки отвечает. Не бросит он мальчика своего…
Эм, соседского, в смысле.
Что это было вообще? Не, Юнги, конечно, в курсе, что было. Вопрос-то другой его гложет. Как он мог это сделать со своим другом? Не, не так… Со своим мелким. С соседским мальчишкой, о котором он заботился в детстве. Они же кореша. Братаны… Разве, блять, можно братану писюном о задницу тереться, да ещё и член его в руке держать. Да ладно б если держать, он дрочил ему! Прямо вот этой рукой своей, на которую сейчас Юнги смотрит с презрением. Как ты посмела сделать это, скотина правая!
Бычок летит к остальным в траву. Юнги уже подташнивает, только вот понять он не может, от чего именно: от курения или же от поступка своего. Сев на скамейку, он снимает кепку и, оперевшись локтями на колени, зарывается пальцами в волосы и сжимает их у корней.
Блять, блять, блять… Как теперь в глаза Чимину смотреть? Как вести себя? А может, малой не помнит ничего?
Юнги невольно вспоминает, как тот сам навстречу толкался и прижимался ближе… Как стонал тихонечко и «хён» это ласковое, просящее повторял… Такое чувство, что совсем и не против был. Будто сам хотел!
Стоп!
Так Чимин же первый толкнулся… Значит, это он виноват?! Он, конечно! Вьётся тут, как юла, возле Юнги, а у того, между прочим, три недели секса не было… Вот зараза мелкая, он знал! Знал и воспользовался…
Да нет, конечно. Юнги тоже виноват. Даже больше, чем кто-либо. Поддался на искушение, испортил мальчика своего… Чимин же ангел. Светлый прекрасный человечек… Юнги пиздецки виноват и ума не приложит, как теперь всё исправить и не потерять его.
Настроение до отметки ниже нуля спускается. Сейчас бы пивка местного, чтобы всё забыть и протопить до вечера самого, но нельзя. Нужно придумать, как всё исправить и больше не делать этого…
Хотя, честно признаться, Юнги никогда так не кончал. Никогда ничего подобного не чувствовал. Да, секс, ясен пень, удовольствие ему приносил, и он всегда до финала доходил, но, в большинстве случаев ему плевать на удовольствие партнёрши было… А с Чимином всё иначе. Даже горловой от Ризи с ума так не сводил.
Тело пылает до сих пор и каждое прикосновение помнит, заставляя сердце в груди трепетать. Юнги стыдно, конечно, пиздец просто, но он бы повторил. Вот прям без шуток. По серьёзке повторил бы. Ведь Чимин податливый такой в его руках был, отзывался, реагировал остро, и это безумно заводило.
Даже от воспоминаний одних в трениках тесно становится.
Твою ж… Когда Юнги заднеприводным стать успел? Не, он и гомофобом-то не был никогда… Видать, всю жизнь в нём маленький гомосек сидел и только сейчас способ выбраться наконец-то нашел.
Планы на день Юнги не строит. Успокоиться надо и поговорить серьёзно с Чимином… А для этого выспаться необходимо. Но сон не идёт никак… Стоит глаза закрыть, перед ними задница соседская мельтешит.
Пиздец, приплыли, как говорится… И бежать-то некуда. Но не, Юнги чёткий пацан, за слова и поступки отвечает. Не бросит он мальчика своего…
Эм, соседского, в смысле.
Чимин потягивается в тёплой постельке и переворачивается на бок. Одеяло под ноги подбивает и губы в ленивой улыбке растягивает. Из окошка солнышко светит, по личику сонному гуляет игриво, жмуриться заставляет. Голова, на удивление, не болит нисколечки, и сушняка нет. Да он прекрасно себя чувствует, несмотря на то, сколько «скушал» вчера. Хихикать начинает, утыкаясь в подушку мягкую, когда вспоминает конец дня рождения Хромого. То, что после «преступления» их маленького с Юнги случилось на заброшке той. Щёки горят от смущения, тело дрожит от радости, бурлящей в нём, и Чимин почти визжит в подушку, ногами по матрасу колошматя.
— Припадок, что ли? — старушка подходит к кровати, — чего смеёшься, сон, что ли, дурной?
— Бабуля! — Чимин вскакивает с кровати и обнимает женщину за шею, качаясь из стороны в сторону, — доброе утро!
Хана обнимает внука и посмеивается.
— Ты чего радостный такой?
— Жизнь прекрасна! — весело сообщает Чимин и, клюнув в щёку бабулю, убегает умываться.
— Жизнь прекрасна! — весело сообщает Чимин и, клюнув в щёку бабулю, убегает умываться.
Времени терять не будет, ему срочно нужно собраться и пойти к Юнги. Увидеть его хочется – жуть просто. А поцеловать — ещё больше. Они же встречаться теперь будут. После того, что было, по-другому не бывает. Чимин уверен. Хён его — порядочный человек, поэтому даже капельки сомнения на их совместное счастливое будущее у Чимина не возникает.
Он хмыкает самодовольно. Знал, что лапки у него цепкие, если кто и попадет в них, больше не выберется. А Юнги лёгкой добычей оказался…
Смелость и сексуальность природная сами всё за Чимина сделали, он и не напрягался сильно.
Конечно, удивлён всё ещё. Ведь думал, что по лицу схлопочет за гомодеяния свои, но реальность порадовала. Хён его любимый с ним на одну дорожку встал. Это ли не счастье? Да самое настоящее!
Он хмыкает самодовольно. Знал, что лапки у него цепкие, если кто и попадет в них, больше не выберется. А Юнги лёгкой добычей оказался…
Смелость и сексуальность природная сами всё за Чимина сделали, он и не напрягался сильно.
Конечно, удивлён всё ещё. Ведь думал, что по лицу схлопочет за гомодеяния свои, но реальность порадовала. Хён его любимый с ним на одну дорожку встал. Это ли не счастье? Да самое настоящее!
— Ба, я у Юнги завтракать буду, — Чимин уже переоделся. Шортики джинсовые надел чуть выше колен и футболку оверсайз белую. В сумку кофе в термосе положил, в этот раз горячий сделал и сладенький, для сладенького своего… Рамёна две пачки взял и овощей. Сегодня они праздничный завтрак устроят. Дату запомнить нужно, каждый месяц отмечать будут.
Чимин вприпрыжку скачет до соседнего дома, ярко улыбаясь, что солнышко на небе обижается и за тучку прячется, а птички и вовсе улетают, потому что Чимин песенки любовные напевает, радость всей деревушке излучает свою. В предвкушении от встречи с любименьким хёном, он пару секунд стоит на пороге чужого крыльца и сердце взволнованное угомонить пытается. Чимин так влюблён давно не был… Даже страшно немного. Набрав побольше воздуха в грудь, он открывает дверь и заходит. Его сразу же встречает мама Юнги.
Чимин вприпрыжку скачет до соседнего дома, ярко улыбаясь, что солнышко на небе обижается и за тучку прячется, а птички и вовсе улетают, потому что Чимин песенки любовные напевает, радость всей деревушке излучает свою. В предвкушении от встречи с любименьким хёном, он пару секунд стоит на пороге чужого крыльца и сердце взволнованное угомонить пытается. Чимин так влюблён давно не был… Даже страшно немного. Набрав побольше воздуха в грудь, он открывает дверь и заходит. Его сразу же встречает мама Юнги.
— Ой, Чимин-и, привет! Проходи, — приветливо улыбается.
— Здравствуйте, — кланяется низко,
— а где Юнги? — и разувшись, проходит в комнату.
Дом у Юнги чуть больше собственного. Всего две комнаты, но достаточно просторные. Светлые обои, даже ремонт под стать современному. Отдельная кухня, и – что больше всего нравится Чимину — это унитаз и ванная. Видимо, любовник Чаён – хороший мужчина, раз обустроил их дом необходимым, у них-то с бабушкой такого нет. Только баня деревянная и туалет на улице.
Кухня справа небольшая, но уютная. Везде цветочки живые и на стенах, и на подоконниках, в общем, комфортик по высшему разряду. Чимин бы жил здесь, не понимает он Юнги, зачем было делать комнату на чердаке, там же неуютно совсем и пусто как-то… Надо бы исправить это и обустроить им гнёздышко, ведь Чимин теперь с ним ночевать будет, это он ещё вчера ночью решил, когда они домой шли.
Юнги его руку так крепко держал, правда, ни слова не сказал по пути. Стеснялся, видимо, да Чимин и не осуждает, сам смущается не меньше.
Дом у Юнги чуть больше собственного. Всего две комнаты, но достаточно просторные. Светлые обои, даже ремонт под стать современному. Отдельная кухня, и – что больше всего нравится Чимину — это унитаз и ванная. Видимо, любовник Чаён – хороший мужчина, раз обустроил их дом необходимым, у них-то с бабушкой такого нет. Только баня деревянная и туалет на улице.
Кухня справа небольшая, но уютная. Везде цветочки живые и на стенах, и на подоконниках, в общем, комфортик по высшему разряду. Чимин бы жил здесь, не понимает он Юнги, зачем было делать комнату на чердаке, там же неуютно совсем и пусто как-то… Надо бы исправить это и обустроить им гнёздышко, ведь Чимин теперь с ним ночевать будет, это он ещё вчера ночью решил, когда они домой шли.
Юнги его руку так крепко держал, правда, ни слова не сказал по пути. Стеснялся, видимо, да Чимин и не осуждает, сам смущается не меньше.
— Спит, иди разбуди, да завтракать спускайтесь, — улыбчиво предлагает.
— А можно мы у него в комнате покушаем? Я всё принёс, — и сумку, набитую продуктами, показывает.
— А можно мы у него в комнате покушаем? Я всё принёс, — и сумку, набитую продуктами, показывает.
— Чимин-и, солнышко ты наше, у нас же всё есть, — посмеивается женщина, — ну, да ладно. Иди его разбуди, и на веранду спуститесь, чего в духоте дома сидеть, а я по делам побегу, ты уж накорми его и проследи, чтобы капусту полил.
— Конечно, — обещает Чимин и, поклонившись, в коридор выбегает, направляясь на второй этаж.
Тихо открыв дверь, он проникает внутрь и осматривается. Юнги спит на кровати, укутанный в одеяло, храпит забавно, и Чимин ладошкой рот прикрывает, дабы не рассмеяться. Внутри темно, единственное окно занавешено, и он не смеет пускать свет солнечный или лампу включать, такая обстановочка ему по кайфу… Романтично очень, даже интимно, он бы сказал. Закусив губу, сумку оставляет на полу у двери, а сам, плотнее её закрыв, на цыпочках, как мышонок, крадётся к кровати. Одеяло отодвигает и внаглую под бочок ложится. Дышит тихо, рассматривая лицо спокойно спящего хёна любимого, явно ничего не ожидающего, особенно мальчика соседского в постели своей.
Чимин ближе жмётся и обнимает Юнги поперёк живота со спины, ногу закидывает на бёдра и лыбу давит, глазки прикрывает, наслаждаясь теплом. Ему в голос засмеяться от счастья хочется. Так приятно лежать с ним, обнимать и биение сердца чувствовать ладонью. Блин, а мускулы то какие, Чимин губу кусает и жмякает грудь хёна ручкой своей маленькой. Юнги ворочаться начинает и одной левой скидывает с себя тушку обнаглевшую. Чимин с кровати почти слетает, но уцепиться успевает за талию Юнги. Руки-то цепкие!
— Хён, просыпайся, — на ушко шепчет и коротко лижет мочку.
Юнги снова замахивается. Опять комары долбаные… Но, чувствуя сквозь дремоту, что на ухо уж слишком громко дышат, глаза резко открывает и поворачивается. Перед ним сидит комар. Довольный такой, с улыбкой и глазками блестящими. Светится аж. Юнги мотает головой и промаргивается, не совсем понимая: глюки это или Чимин в натуре в кровати его сейчас лежит, да ещё и прижимается вплотную?!
Чимин ближе жмётся и обнимает Юнги поперёк живота со спины, ногу закидывает на бёдра и лыбу давит, глазки прикрывает, наслаждаясь теплом. Ему в голос засмеяться от счастья хочется. Так приятно лежать с ним, обнимать и биение сердца чувствовать ладонью. Блин, а мускулы то какие, Чимин губу кусает и жмякает грудь хёна ручкой своей маленькой. Юнги ворочаться начинает и одной левой скидывает с себя тушку обнаглевшую. Чимин с кровати почти слетает, но уцепиться успевает за талию Юнги. Руки-то цепкие!
— Хён, просыпайся, — на ушко шепчет и коротко лижет мочку.
Юнги снова замахивается. Опять комары долбаные… Но, чувствуя сквозь дремоту, что на ухо уж слишком громко дышат, глаза резко открывает и поворачивается. Перед ним сидит комар. Довольный такой, с улыбкой и глазками блестящими. Светится аж. Юнги мотает головой и промаргивается, не совсем понимая: глюки это или Чимин в натуре в кровати его сейчас лежит, да ещё и прижимается вплотную?!
— Ты чё здесь делаешь? — шепчет недоумённо.
— Будить тебя пришёл, — так же шепчет, не прекращая улыбаться, и наклоняется к его лицу, смачно в щёку целуя, — доброе утро!
Юнги рот приоткрывает и моргает глупо, пытаясь шестерёнки в голове завести и понять, что за пиздец происходит?!
Юнги рот приоткрывает и моргает глупо, пытаясь шестерёнки в голове завести и понять, что за пиздец происходит?!
— Ты это… Ты это… — заикается от волнения и в секунду вспыхнувшего смущения, — ты давай это… Ты чё пришёл вообще?
— Хён, я завтрак принёс нам, — смеётся Чимин и встаёт с кровати, включает свет наконец-то и поворачивается.
Юнги продолжает глупо пялиться. И вид его умиляет. Волосы в разные стороны торчат, лицо опухшее после пьянки, глаза растерянные, испуганные даже, а щёки розовые-розовые, и Чимин уверен, что не из-за жары. Смутился хён его… Какой же миленький!
Юнги продолжает глупо пялиться. И вид его умиляет. Волосы в разные стороны торчат, лицо опухшее после пьянки, глаза растерянные, испуганные даже, а щёки розовые-розовые, и Чимин уверен, что не из-за жары. Смутился хён его… Какой же миленький!
— Хён, у вас же ванная есть, можно мне покупаться сегодня? Перед нашим свиданием? — лепечет влюблённо и, достав из сумки термос, подходит к Юнги.
Тот молчит, хмурится и, как рыбка, ртом воздух хватает, совсем потерявшись. Каким ещё свиданием?.. Что здесь происходит вообще? А. Юнги спит, наверное.
Он кивает сам себе и за руку щипает, убеждаясь, что сон всё это, но не тут-то было. Чимин радостно в ладоши хлопает, принимая кивок за разрешение, и вручает сонному непонимашке кофе, с любовью приготовленный.
Тот молчит, хмурится и, как рыбка, ртом воздух хватает, совсем потерявшись. Каким ещё свиданием?.. Что здесь происходит вообще? А. Юнги спит, наверное.
Он кивает сам себе и за руку щипает, убеждаясь, что сон всё это, но не тут-то было. Чимин радостно в ладоши хлопает, принимая кивок за разрешение, и вручает сонному непонимашке кофе, с любовью приготовленный.
— Хён, а бомбочки есть у вас для ванны?
—
—
Чё? — голос сипит слишком, и он прокашливается.
— Ну штучки такие, они пахнут вкусненько, их в ванну кидаешь, — объясняет, как дураку, и руки в боки ставит, глядя с усмешкой добродушной. — Ладно, ты давай одевайся и на веранду приходи, мама твоя сказала, там позавтракать можно, — и снова улыбочка эта хитренькая.
Чимин подлезает на кровать, вставая коленями, и снова губищами своими к щеке тянется. Звонкий, оглушающий даже, поцелуй оставляет и, подмигнув, отстраняется. Сумку хватает и без слов выходит из комнаты.
А Юнги, как сидел в ахуе, так и продолжает.
Ладно – ванная, мойся, мне не жалко. Хер с ними, с бомбочками, надо будет — куплю. Но – свидание?!
Юнги в непонятках… Его сейчас на свидание это позвали, или Чимин так намекнул, чтобы пригласили его? И какое, нахуй, свидание вообще?!! Они же братаны…
Не, так дело не пойдёт, и, пока Чимин не напридумывал всякого, нужно пойти и разобраться.
Выйдя на улицу, Юнги останавливается у входа на веранду и засматривается на то, как Чимин словно пчёлка маленькая порхает над столом, расставляет посуду, и что-то шепчет видимо, потому что губёшки его оттопыренные шевелятся. Юнги улыбается. Ну что за милое создание… Чимин явно не настроен на разговор и выяснения о прошлой ночи, он наверняка все для себя решил, раз о свидании заикнулся и ведёт себя так. Но Юнги так не может. Им по любому поговорить нужно, а уже потом вместе решить, что дальше делать.
Чимин подлезает на кровать, вставая коленями, и снова губищами своими к щеке тянется. Звонкий, оглушающий даже, поцелуй оставляет и, подмигнув, отстраняется. Сумку хватает и без слов выходит из комнаты.
А Юнги, как сидел в ахуе, так и продолжает.
Ладно – ванная, мойся, мне не жалко. Хер с ними, с бомбочками, надо будет — куплю. Но – свидание?!
Юнги в непонятках… Его сейчас на свидание это позвали, или Чимин так намекнул, чтобы пригласили его? И какое, нахуй, свидание вообще?!! Они же братаны…
Не, так дело не пойдёт, и, пока Чимин не напридумывал всякого, нужно пойти и разобраться.
Выйдя на улицу, Юнги останавливается у входа на веранду и засматривается на то, как Чимин словно пчёлка маленькая порхает над столом, расставляет посуду, и что-то шепчет видимо, потому что губёшки его оттопыренные шевелятся. Юнги улыбается. Ну что за милое создание… Чимин явно не настроен на разговор и выяснения о прошлой ночи, он наверняка все для себя решил, раз о свидании заикнулся и ведёт себя так. Но Юнги так не может. Им по любому поговорить нужно, а уже потом вместе решить, что дальше делать.
— О, хён, — заметив, как за ним следят, Чимин широко улыбается и подлетает к Юнги, сразу руки ему на шею закидывает и, голову вбок склонив, внимательно в глаза смотрит, — выспался?
Юнги кивает безмолвно. Ну, а что говорить… Ну…
Юнги кивает безмолвно. Ну, а что говорить… Ну…
— В душ пойдёшь сначала? — и снова кивают в ответ.
Чимин посмеивается и прижимается своим лбом к чужому. Их кончики носа соприкасаются, и он трётся слегка, как котёночек маленький. Мурлыкать бы только не начал…
Юнги неловко улыбается и отходит, в глаза не смотрит. Внутри всё переворачивается и сдавливает узлом тугим от волнения и смущения. Быстро забежав в душ, он закрывает занавеску. Руку к груди прикладывает и дышит тяжело, стараясь прийти в себя.
Да почему Чимин ведёт себя так?.. Неужели он чувствует что-то? Юнги, конечно, замечает, что тот относился к нему по-особенному, что не являлось нормой для корешей… С Тэхёном Юнги же в щёки не долбится, да и Хромому хер не дрочит… А значит, и сам он к Чимину особенно относился, раз всё вышеперечисленное сотворил с ним. Но никогда не задумывался об этом. Словно это всё само собой разумеющееся было. Ему в кайф было общаться с Чимином так, словно они самые близкие на свете. Нравилось, когда тот сидел на его коленях или лежал на груди, когда ни с того ни с сего массаж делал, щёки облизывал. Не вызывало это омерзения. Юнги плавился, как кусочек масла на солнышке… Наслаждался, и, несмотря на всю показную вредность, обожал это и жаждал прикосновения пальчиков пронырливых, но нежных.
Быстро окатившись, он повязывает полотенце на бёдрах и выходит из душа. Чимин за столом сидит в телефоне и моментально голову поднимает, словно ждал. Рот его приоткрывается, а после Юнги клянётся, что в его взгляде зловеще что-то сверкнуло. За доли секунды оказывается рядом и, улыбаясь, смотрит в глаза.
Чимин посмеивается и прижимается своим лбом к чужому. Их кончики носа соприкасаются, и он трётся слегка, как котёночек маленький. Мурлыкать бы только не начал…
Юнги неловко улыбается и отходит, в глаза не смотрит. Внутри всё переворачивается и сдавливает узлом тугим от волнения и смущения. Быстро забежав в душ, он закрывает занавеску. Руку к груди прикладывает и дышит тяжело, стараясь прийти в себя.
Да почему Чимин ведёт себя так?.. Неужели он чувствует что-то? Юнги, конечно, замечает, что тот относился к нему по-особенному, что не являлось нормой для корешей… С Тэхёном Юнги же в щёки не долбится, да и Хромому хер не дрочит… А значит, и сам он к Чимину особенно относился, раз всё вышеперечисленное сотворил с ним. Но никогда не задумывался об этом. Словно это всё само собой разумеющееся было. Ему в кайф было общаться с Чимином так, словно они самые близкие на свете. Нравилось, когда тот сидел на его коленях или лежал на груди, когда ни с того ни с сего массаж делал, щёки облизывал. Не вызывало это омерзения. Юнги плавился, как кусочек масла на солнышке… Наслаждался, и, несмотря на всю показную вредность, обожал это и жаждал прикосновения пальчиков пронырливых, но нежных.
Быстро окатившись, он повязывает полотенце на бёдрах и выходит из душа. Чимин за столом сидит в телефоне и моментально голову поднимает, словно ждал. Рот его приоткрывается, а после Юнги клянётся, что в его взгляде зловеще что-то сверкнуло. За доли секунды оказывается рядом и, улыбаясь, смотрит в глаза.
— Хён, — Чимин тянется руками к нему и хватается за полотенце, оглядывается вокруг, обратно в душ толкает и сам заходит.
— Чимин-а?..
— Хён, ты так быстро помылся, — облизывается, проводя руками по влажной груди. Сердце Чимина – в истерике, в шортах – давно приподнялось, и снова руки чужие сильные и нежные ощутить хочет. Капельки воды красиво на светлой коже переливаются, и Чимин душу вынуть готов, чтобы сдержаться, потому что так хочется поймать эти капельки губами или слизать, — а я ещё нет, — он приподнимает свою футболку за подол, желая снять, но его останавливают.
— Стоять! — Юнги хватает его за запястья и руки опускает, поправляя одежду. В глаза боится посмотреть, поэтому головы не поднимает, но чувствует, как его самого взглядом прожигают. Чимин – смелый мальчик… Юнги – трус конченный.
— Ты чего, хён? — и звучит так расстроенно, что аж сердце сжимается.
Смелости набравшись, он голову поднимает и в глаза смотрит. У Чимина глаза — омуты, такие же загребущие. Манящие, притягательные. Юнги смотрит в них, и в мире ничего не важно становится.
Смелости набравшись, он голову поднимает и в глаза смотрит. У Чимина глаза — омуты, такие же загребущие. Манящие, притягательные. Юнги смотрит в них, и в мире ничего не важно становится.
— Поговорить бы... это… блять, короче. Прости меня.
— О чем ты, хён? — хмурится Чимин.
— О том, что было ночью там, — Юнги снова взгляд отводит и кончик носа неловко чешет, — я не хотел, нет… блять, я хотел, просто я не знаю, пьяный был, и в…
— Ты жалеешь? Не хотел? — разбито шепчут и голову опускают.
— Нет, Чимин-а, — спешит успокоить. Юнги за руки его берёт и сжимает пальчики миленькие, — не должен я был, наверное…
— Но ты же хотел этого, разве нет?
Юнги губу кусает и тяжело вздыхает.
Юнги губу кусает и тяжело вздыхает.
— Хотел.
— Я тоже хотел. Ты что, испугался, что я злиться буду? — смотрит так робко, мило ресничками трепеща.
— Да как бы… да. Мы же это... ну… друзья… вроде бы.
—
—
Но ты мне не друг, хён, — губы поджимает и на шаг ближе становится.
Юнги брови хмурит.
Юнги брови хмурит.
— Не понял щас?
— Ты нравишься мне, — тихо признаётся, и в голосе столько искренности звучит, что у Юнги колени подкашиваются, а в груди нитями удовольствия стягивает.
— Чимин…
— Правда нравишься, хён. Не так, как друг, а как парень. Ты будешь моим парнем?
Стойте, блять! Что происходит?! У Юнги паника вселенского масштаба начинается…
— Чимин-а, так ты гей, что ли?
Пиздец, приехали! Дошло наконец?!
— Хён, ты ебанутый? — вдруг серьёзно заявляет и смотрит так, словно ещё слово — и пизданёт.
— Слышь, ты это… За языком-то следи, — ворчит стыдливо в ответ.
— Хочешь ещё один секрет? — всё так же строго и серьезно, — ты тоже гей! И не просто гей, а эгегегегеей!
— Чё сказал? — Юнги хватает его за футболку и приближается, опасно сужая глаза.
— Пидорас, голубок, — смело выплёвывает правду в лицо, — что угодно выбирай!
— Я не гей, понял меня?! — рычит в лицо, тяжело дыша, и у Чимина мир, кажется, рушится…
— Мне мужики не нравятся. Мне только ты! Ты один нравишься…
Счастливая улыбка расплывается на лице, и Чимин, громко взвизгнув от радости, бросается на «не-гея» Юнги и обнимает крепко, хихикая на ушко.
— Хён! Значит, мы встречаемся?
Счастливая улыбка расплывается на лице, и Чимин, громко взвизгнув от радости, бросается на «не-гея» Юнги и обнимает крепко, хихикая на ушко.
— Хён! Значит, мы встречаемся?
— Угу, — приглушённо мычит, обнимая за талию, слегка приподнимая тушку радостную, и утыкается в ему шею, вдыхая запах полюбившийся. Чимин словно сладостью пахнет…
— Я не расслышал, скажи! — требует.
— Да встречаемся, встречаемся, завались уже, — смущённо бормочет и сильнее прижимает мальчика своего к себе. В ответ чувствует крепкие объятия и прикрывает глаза, не сдерживая широкой, а самое важное – влюблённой улыбки.
Телефон у Юнги разрывался от звонков и сообщений от корешей, но Чимин – мальчик предусмотрительный: перед тем, как вести своего парня поваляться на кровати, выключил звук на его телефоне. Чтобы никто мешать не смел в их первый день. Сегодня они начали встречаться, а значит, и свидание первое устроить должны. Дружки его не то, что бы бесят, вечером можно и с ними тусануть, но сейчас – их время, остальные — нахрен.
— Хён, так какое у тебя прозвище, ну, или кличка?
— Князь, — хмыкает Юнги. Он за пару часов уже привык быть в статусе парня другому парню и даже в глаза смотреть уже может. Чимин странной магией обладает…
— Кто? — смеётся Чимин и падает на подушку рядом, — как-то не звучит. А мне тебя как называть?
— В смысле? А теперь, что, и называть по-другому надо, что ли?
— Конечно! — цокает языком и снова садится, подбирая под задницу ноги, и берёт в свои ручки руку Юнги, — мы теперь встречаемся, а в отношениях принято как-то называть друг друга, ну, миленько.
— Херня какая-то, — хмурится, но тут же замолкает, видя недовольный взгляд, — ладно, блять. Заебёшь же… Ну, и как прикажешь мне тебя называть?
— Ну, не знаю, — смущённо улыбается, — на кого я похож?
— На охуевшего засранца, — смеётся, за что получает кулачком по груди, — да чё мозги мне ебёшь, Чимин, не знаю я этих штучек всяких, у меня отношений-то не было никогда.
— В смысле – не было?! — удивляется неподдельно.
— В прямом, из девок мне никто не нравился так, чтобы мутить.
— Ну, да, ваши местные цыпы не особо, — фыркает с ноткой ревности, улыбнуться заставляя.
«Да в этом мире все не особо, кроме тебя, пуся. Пуся? Какая нахуй пуся? Что я несу… не ляпнуть бы».
«Да в этом мире все не особо, кроме тебя, пуся. Пуся? Какая нахуй пуся? Что я несу… не ляпнуть бы».
— Ну мы с этим разберёмся потом. Куда на свидание пойдём? — Чимин настолько счастлив и воодушевлён, что терпеть сил ну, просто нет!
— Эмм… эээ… — Юнги затылок чешет, — а кто кого приглашать должен?
— Хён, ты дурак?
— Хён, ты дурак?
— Да, блять, Чимин, не мутил я с парнями никогда, откуда я знаю, чё делать надо?! — стыдливо признаётся, ощущая как щёки теплом наливаются.
— Делай, что тебе хочется, хён, — ласково отвечает и поближе садится, руку парня своего гладит и в глаза смотрит. Понимает, что Юнги смущён и растерян, и готов помочь ему. Готов рассказать все прелести голубоватой жизни.
— Ну, что ты сейчас сделать хочешь? М? — и подмигивает.
Юнги губы кусает и плечами пожимает.
«Кокетка, блять, неугомонная! Поцеловать я тебя хочу, вот что!»
— Ну, что ты сейчас сделать хочешь? М? — и подмигивает.
Юнги губы кусает и плечами пожимает.
«Кокетка, блять, неугомонная! Поцеловать я тебя хочу, вот что!»
— Целуй, хён.
— Я это вслух сказал?
Чимин смеяться начинает с вытянутого в удивлении лица.
— Я это вслух сказал?
Чимин смеяться начинает с вытянутого в удивлении лица.
— Нет, но я и так всё понял. Ты на губы мои всегда так смотришь, — ещё ближе наклоняется с улыбочкой коварной и облизывает их, — теперь можно, хён.
Юнги сглатывает гулко и приподнимается выше, упираясь спиной в стену, и нервно глазами бегает от глазок хитреньких к губам манящим… Как зефирки, блять… И правда попробовать хочется. Кончики пальцев вздрагивают, когда он приподнимает руку, невесомо дотрагиваясь до нижней подушечками пальцев. Чимин почти не дышит, не торопит, ждёт, пока его парень насладится прикосновениями и в руки себя наконец-то возьмёт. Юнги свои губы облизывает и слегка вперёд подаётся, но не приближается больше.
Остатки терпения Чимина заканчиваются, и он, схватившись за плечи Юнги, седлает его бёдра и прижимается близко. К лицу наклоняется и жарким дыханием губы его опаляет.
Юнги сглатывает гулко и приподнимается выше, упираясь спиной в стену, и нервно глазами бегает от глазок хитреньких к губам манящим… Как зефирки, блять… И правда попробовать хочется. Кончики пальцев вздрагивают, когда он приподнимает руку, невесомо дотрагиваясь до нижней подушечками пальцев. Чимин почти не дышит, не торопит, ждёт, пока его парень насладится прикосновениями и в руки себя наконец-то возьмёт. Юнги свои губы облизывает и слегка вперёд подаётся, но не приближается больше.
Остатки терпения Чимина заканчиваются, и он, схватившись за плечи Юнги, седлает его бёдра и прижимается близко. К лицу наклоняется и жарким дыханием губы его опаляет.
— Целуй. Смотри, как я близко, хён. Не бойся. Я весь твой… Делай, что хо… — но договорить ему не дают.
Юнги хватает его за футболку и впивается в губы сладкие, желанные. Чимин тут же стонет и обвивает его шею руками, прижимаясь теснее. Его спину тоже обнимают, гладят даже, так крепко и приятно, и это новый стон снова вызывает.
Этот момент для обоих останавливает время, а мир вокруг растворяется словно. Сердца в груди бешено стучат, а дыхание сбивается. Юнги целует его так, словно губы Чимина — самое сладкое лакомство на свете. Он облизывает их, слегка прикусывая, и давит ладонью ему на затылок, углубляя, и без смущения пробует его язычок. Чимин не отстаёт, мычит от наслаждения, и от этого тело Юнги волнующим напряжением охватывает. Как же охуенно… Они разрывают поцелуй и, тяжело дыша, глядят в глаза, а затем снова их губы находят друг друга, и поцелуй выходит медленным и тягучим, они пробуют на вкус что-то новое и неизведанное, но с каждым мгновением он становится крепче и развязнее, влечение, словно волна накатывает - глубокое, всепоглощающее и предательски жаркое. Тела трепещут и жмутся друг к другу в поисках необходимого тепла. Юнги руки на бёдра опускает и сжимает крепко, а Чимин в ответ на прикосновения жадные, с ума сводящие стонет, не в силах сдерживаться. Прикосновения Юнги, то, как он ласкает его тело, обнимает и сжимает, говорит больше, чем любые слова в мире.
Этот момент для обоих останавливает время, а мир вокруг растворяется словно. Сердца в груди бешено стучат, а дыхание сбивается. Юнги целует его так, словно губы Чимина — самое сладкое лакомство на свете. Он облизывает их, слегка прикусывая, и давит ладонью ему на затылок, углубляя, и без смущения пробует его язычок. Чимин не отстаёт, мычит от наслаждения, и от этого тело Юнги волнующим напряжением охватывает. Как же охуенно… Они разрывают поцелуй и, тяжело дыша, глядят в глаза, а затем снова их губы находят друг друга, и поцелуй выходит медленным и тягучим, они пробуют на вкус что-то новое и неизведанное, но с каждым мгновением он становится крепче и развязнее, влечение, словно волна накатывает - глубокое, всепоглощающее и предательски жаркое. Тела трепещут и жмутся друг к другу в поисках необходимого тепла. Юнги руки на бёдра опускает и сжимает крепко, а Чимин в ответ на прикосновения жадные, с ума сводящие стонет, не в силах сдерживаться. Прикосновения Юнги, то, как он ласкает его тело, обнимает и сжимает, говорит больше, чем любые слова в мире.
— Хён, — шепчет тихо.
— Ммм? — пальцы одной руки Юнги всё ещё гладят его спину, поднимаются выше и зарываются в волосы, пока другие ласково скользят по шее.
— Ты мне очень-очень нравишься.
Но Юнги не отвечает, ему всегда было проще делать, чем говорить. Он роняет мальчика своего на подушки и снова к губам прижимается, безмолвно отвечая взаимностью.
Привычной жизни для Мин Юнги больше нет. Чимин изменил его мир, изменил что-то внутри. Оставил след, который будет долго пульсировать, вызывая жгучее желание навсегда потеряться в чувствах к нему снова и снова.
Привычной жизни для Мин Юнги больше нет. Чимин изменил его мир, изменил что-то внутри. Оставил след, который будет долго пульсировать, вызывая жгучее желание навсегда потеряться в чувствах к нему снова и снова.
Геями не становятся, ими рождаются! Редактировать часть