часть 7

Самое лучшее лето в жизни Мин Юнги — царя всея гопстопа деревенского — неожиданно подходило к концу. Он не сильно расстраивался, зная, что любой его день с пусей будет замечательно-прекрасным, будь он в деревне или городе, но одна мысль о том, что придётся уехать, заставляла нервничать. Как же он матушку оставит? А как же братаны его, коих он с детских лет знает, особенно малой его Чонгук, того они вообще с пелёнок нянчат. Он вырастил их всех, а сколько стрелок они забивали и огребали вместе… не сосчитать. Однозначно скупую слезу пустит, слишком что-то сентиментальным стал с недавних пор.

За неделю до отъезда вещи потихоньку паковал, но ни на секунду не задумывался, правильно ли делает, что уезжает. Чимин прав, что он делает здесь? Тухнет только, прозябает жизнь и здоровье. Пора за ум браться, учиться пойти, а там, гляди, и работа нормальная будет. И с Пусей своим заживут душа в душу. У того комната в общаге есть, не пропадут. Он уже представлял, как вместе будут после учебы кинчики пялить и утехам любовным предаваться, не ныкаясь по углам огорода и не дожидаясь, пока матушка уснёт наконец-то, чтобы под одеялом пошалить. Юнги в голос хочется, услышать наконец-то мальчика своего.

Маме они, кстати, так и не признавались, что мутки у них не дружеские начались. Оба, если честно, не горели желанием, зачем им эти проблемы, если родители не примут? Пусть лучше думают, что друзья они лучшие. Всем так спокойнее будет.

— Да бля, не думал я, что Князь наш с мужиком дрюкаться начнёт и в город умотает, — хмыкает Хосок, сидя на кровати в комнате Юнги, — взрослеешь!

— Слышь, завали там.

— Да привыкнуть не могу! Мало того, что примкнул на сторону радужную, так ещё и дёру даешь отсюда, бросаешь братанов! — и подушку в предателя голубоватого кидает.

Юнги ловит её и обратно пуляет прямиком в рожу наглую другана.

— Тебе бы тоже не помешало.

Юнги не стесняется больше открыто говорить о своих чувствах, ведь нравится-то ему только один парень, значит, он ещё не на сто процентов оголубился.

— Чего, блять? Да я под дулом пистолета под мужика не лягу! — верещит возмущённо Хромой.

Юнги смеётся. Он тоже ложиться под Чимина не собирается, и, кстати, мало когда задумывался об их позициях, да тут и так всё ясно… Пуся его создан, чтобы его любили. Не иначе.

Но поговорить, наверное, всё-таки придется. Юнги уже понял, что в отношениях важно обсуждать почти каждую мелочь, начиная от того, что съесть на завтрак, и заканчивая постелью.

— Да ладно тебе, нашёл бы себе молоденького парнишку, — он снова уворачивается от летящей в него подушки.

— Иди на хуй, чёрт! Даже думать об этом не хочу! Не смей меня на свою сторону пидорасов переманивать, не дождёшься!

— Тигрёнок, — слышится голос Чимина, и Хосок в лице кривится.

Юнги разворачивается, и улыбается, когда Пуся его поднимается наверх. Сразу же подходит к нему и, обняв за шею, впивается в губы.

Хосок морщится, но взгляда не отводит. Странно такое видеть, но и не особо противно.

— Э, хорош, блять, сосаться, вы тут не одни, — возмущается обиженно.

— Ой, хён, не заметил, — Чимин выглядывает из-за плеча Юнги и улыбается, — привет.

— Пуся, мы тут чё подумали, может, вечеринку закатим? Ну, в честь отъезда? — улыбчиво предлагает, руками жопку любимую жмякая.

— Почему бы и нет, давай, — радостно соглашается и снова к губам прижимается.

— Тогда дуй собираться, я баню с утра натопил, а вечером выдвигаемся.

— Хорошо, муся, — Чимин встаёт на цыпочки и, обняв ладонями, лицо любимое зацеловывает.

— А вот эта хуйня — по типу муся-пуся и облизывания — это прям надо так или чё? — дёргая глазом, искренне не понимает Хосок.

— Это само собой разумеющееся, — объясняет Чимин, — вот когда полюбишь кого-нибудь, поймёшь, — и, подмигнув Юнги, идёт к лестнице.

А тот взглядом жадным скользит по нему и хищно облизывается, бровями поигрывая, намекая, что затискает сегодня до коленей дрожащих. Ему в ответ поцелуй воздушный посылают, намекая, что ждут не дождутся, и на сердце радостно так становится, что дебильные шуточки Хромого вовсе не задевают. Знает и понимает, что завидуют ему, потому пропускает мимо ушей. Сам-то Хосок чё? Нормальный, кстати, парень, слегка неуравновешенный, но в этом и плохого-то ничего нет, Чимин у него тоже — неадеквашка психанутая, так от этого любовь горячее, а секс, наверное, вообще крышесносным будет. Ох. Юнги ни на секунду думать об этом не перестаёт. Хоть бы сегодня ему всё обломилось, ну, хотя бы минетик, а то, честное слово, мозолей на руках в разы больше стало.

— Короче, пиздуй к мелкому, — стараясь не думать об утехах, Юнги поворачивается к братухе, — с Тэхёна мясо, а мы попозже подойдём.

— С вас бухло ваще-то! — напоминают о самом важном.

— Да понял я, вали давай уже!

— До встречи, — Хосок отбивает ему пять и спускается вниз, насвистывая какую-то мелодию.

Юнги же открывает шкаф и достаёт три спортивных костюма. Сегодня ему хочется приодеться, праздник же, да и Пусю наповал сразить хочется. Вот увидит он его в аддике, и пути назад уже не будет.

Быстро собрав вещи, он уходит в душ, решая не терять времени.

Чимин тоже не терял времени зря. Намылся в баньке, причём тщательно, причём везде… Пусть он и не собирался «цветочек» свой распускать сегодня, но кто его знает? Атмосфера, алкоголь, да и любимый гопник сексуальный рядом, терпеть тоже сил уже не хватает, знаете ли.

Раскидав все вещи в небольшой комнате и получив от бабушки люлей за это, Чимин быстро выбрал наряд на тусовку: белая футболка с красивыми разноцветными буквами «Адидас», чёрные штаны с полосками по бокам, всё как надо — идеально и естественно, белые кроссовки, как у тигрёнка-Юнги. Нравится ему, как парочке одеваться, трогательно, что ли, это.

Времени на сборы уходит немного больше, чем они думали. Телефон разрывается от грозных сообщений братвы, поэтому Юнги, быстро взяв необходимое, идёт к соседям. Чимин уже на улице стоит с бабулей, и явно чем-то недоволен.

— Эй, Чимин-а, — стоя у калитки, кричит Юнги, и те обращают на него внимание, — здрасти, бабуль!

Хана машет ему рукой и улыбается, а после снова к Чимину обращается. Тот дуется, руки на груди складывает и ойкает, когда ему по заднице мухобойкой прилетает. Юнги хрюкает со смеха в кулак.

Чимин же, разобиженный и покрасневший, убегает от злой старухи и закрывает калитку. Хватает парня своего за руку и уводит от греха подальше.

— За что прилетело?

— Да так, ничего важного, — улыбается хитро и, быстро оглянувшись, обнимает Юнги за шею и впивается, подобно пиявке, в губы. Его в ответ прижимают к себе за талию, отвечая с радостью и желанием, чмокают несколько раз и, глядя в глаза, улыбаются.

Чимин неотразим, и пахнет ахуенно. Готовился однозначно, значит — перепадёт Юнги сегодня.

Дома у Тэхёна шумно. Громкая музыка и гоготание над тупыми шутками, что явно мешают всем соседям, но никто не рыпается. Все привыкли уже. Молчат. Знают, что бесполезно это всё. У Тэхёна — что дед, что он сам — на голову шизанутые, нипочём им слова чужие. К тому же, дом их на спуске к реке стоит, здесь и соседей-то не больно много. Но вид нереальный со двора заднего открывается: поле, лес виднеется хвойный, где осы-убийцы проживают, и на речку небольшую. Чимин, облокотившись на забор, наслаждается тёплым ветерком, подставляя тому лицо, и улыбаться начинает, когда к нему со спины прижимаются и в любимых медвежьих объятиях сжимают.

— Долго стоять тут будешь? Нам помощь нужна так-то.

— Здесь красиво, — не обращая внимания на просьбу, отвечает Чимин, ласкаясь щёчкой об чужую, — скажи же?

— Говорю же, — усмехается Юнги, оставив звонкий поцелуй на щеке, отстраняется, — давай, пусь, булками шевели и иди помогать.

Чимин лишь языком цокает и повинуется. Идёт на веранду, помогая Чонгуку стол накрывать, пока остальные с пивасиком в руках пытаются мясо пожарить.

— Почему тебя называют хромым? — интересуется Чимин, кидая взгляд на Хосока.

«Поляну» они уже накрыли и уселись на лавочки, решая начать вечеринку с пива, без добавления увеселительного местного напитка мутного.

— Мне ногу как-то на охоте прострелили, ходить не мог месяца два, вот с тех пор и прозвали так, — серьёзно отвечает.

— Ого! Ты охотишься?

— Да, — кивает и делает жадный глоток светлого, — раньше всю деревню снабжал, мясо таскал. Продавал, у меня свой бизнес был, тутошный. Ко мне даже из города ездили, — хмыкает самодовольно, пока его слушают с приоткрытым ртом, — но травма, — поджимает губы, потирая левую ногу, и тяжело вздыхает, — потом вся жизнь наперекосяк пошла, ну, а чё, охотится не могу больше.

— Вау, это так круто! — восхищается Чимин, ему искренне жаль, что из-за травмы Хосок теперь не может заниматься чем-то полезным.

Сбоку раздаётся веселый смех.

— Ты чего? — хмурится Чимин.

— Да чешет он всё, блять, собака его соседская покусала, когда он дрова пиздил, — ржёт Тэхён, — охотник, блять.

Все начинают смеяться.

Чимин возмущённо фыркает и, взяв вилку пластмассовую, кидает в сказочника.

— Придурки! — друзья у Юнги хорошие, но шутки у них дебильные.

Вечер проходит довольно весело. В ход уже пошла тяжёлая артиллерия, и размазало почти всех. Чонгук с Тэхёном, как всегда, бесятся вдвоём: устраивают борьбу на траве, Хосок же следит внимательно, попивая любимые коктейли, сидя на стуле во дворе, пока Юнги без всякого стеснения зажимает парня своего на веранде.

Чимин ладошками упирается в его плечи и тяжёлым горячим дыханием обжигает зацелованные губы.

— Пусь, пошли на сеновал, а?!

— Какой ещё сеновал, Юнги? — шепчет тихо и хихикает, когда его в шею целовать начинают. Пахом прижимаются и трутся, стискивая в объятиях.

Чимин возбуждаться начинает, но не поддаётся. Не будут же они в самом деле здесь делами интимными заниматься при всех.

— Прекрати, — просит и отталкивает с себя.

Юнги расстроенно хнычет и встаёт послушно. Штаны между ног поправляет, нахмурившись, обижается и, взяв пиво со стола, уходит к друзьям, но его за руку хватают и к себе прижимают.

— Тигруля, хватит, не злись. Ну, не при друзьях же твоих мы это делать будем. Совсем кукуха полетела?! — возмущённо шипит Чимин.

— Да понял я, понял, не обижаюсь, — и в знак подтверждения своих слов в губы целует нежно, затылок пальцами поглаживая, — сказал, ждать буду, значит, буду. Слово держу.

— Вот так-то, — хмыкает Чимин и, забрав чужое пиво, идёт во двор, нарочно виляя бёдрами, ведь знает, что парень его глаз не спускает с него.

Само собой, ему тоже хочется уединиться с Юнги, но оставлять его друзей, зная, что это последняя вечеринка с ними, как-то неправильно. Не по-пацански, если честно.

Когда солнце скрывается за горизонтом и на смену ему приходят уличные фонари, устраивая более уютную и слегка даже романтичную атмосферу, все снова возвращаются на веранду за стол. Второй заход. С дедушкиным самогоном и порцией слегка подгорелой свинины.

Окосевший и непривыкший столько выпивать Чимин сидит, облокотившись на Юнги, и икает, пока тот о чём-то оживленно спорит с друзьями и коленочки наглаживает.

— Юнги-я, — тихо зовёт, но внимания не обращают.

Чимин дуется и, привстав, обнимает его за шею, оставляя маленькие поцелуи-бабочки на щеке. Все затихают, и Чимин чувствует, как Юнги напрягается.

— Началось, блять, — возмущается Хосок.

Чонгук кусает губу, неотрывно глядя на то, как без смущения Чимин продолжает слюнявить чужую щёку и то, как Юнги из последних сил старается держаться, но сдаётся и, схватив Чимина за шею, звонко целует в губы и что-то тихо тому шепчет. Ему не противно смотреть на друзей, ведь в любви всё естественно.

— Да ладно тебе, хён. Они же любят друг друга, — шепчет он Хромому, но тот лишь отмахивается и, отвернувшись, опрокидывает пару стопок самогона.

Тэхён же усмехается неловко, затылок чешет и косится на Юнги.

— Слышь, — пихает в бок, — заебали!

Чимин смущённо хихикает, утыкаясь Юнги в грудь, а тот удовлетворённо хмыкает и, вытерев рот, поворачивается к корешам.

— Поняли, приняли, прекратили, — и смеётся.

Чимин встаёт с лавочки и выходит с веранды, берёт Чонгука за руку.

— Хочу танцевать!

Вот это они поддерживают! Хосок оживляется, врубает музон и идёт к ним.

Юнги с Тэхёном остаются на местах и просто наблюдают.

— Ну чё, давай, что ли, за твой отъезд, — предлагает Тэхён.

Они чокаются и выпивают.

— Не хандри, — Юнги обнимает кореша за шею, — в гости буду приезжать.

— Правильно делаешь, что сматываешься, здесь делать нехуй.

— Тоже уезжай.

— Не, как я придурков этих брошу, — кивает на друзей, а после прищуривается, выплёвывая шелуху семечек под ноги, — слышь, у тебя пуся, чё в драных штанах пришёл что ли?

Юнги кидает взгляд на Чимина рассматривает его, не совсем понимая, в чём дело. Но, когда видит порезы на спортивках на заднице, вскакивает и в два шага доходит до него.

Тэхён ржать начинает, когда Юнги пьянь драную на плечо закидывает и уносит куда-то.

Чонгук в непонятках моргает и плечами пожимает, возвращается обратно за стол, перешагивая через мирно спящего Хосока на земле.

— Хён, а чё Юнги Чимина-то утащил?

— Да хер знает, — делает вид, что не понял. Но всё он понял, блять. Тот задницей голой светит, между прочим, ничё такой, и ясен хер, Юнги ревнует. Кому бы понравилось, что его половинка светит прелестями перед мужиками? Тэхён, хоть и не был в отношениях никогда, но чувства понимает: тоже много раз ревновал, но так открыто не показывал этого. А Юнги чё? Ему можно, у него парень всё-таки как-никак.

— Ладно, давай что ли выпьем уже, а? — Чонгук ему стопку вручает.

— А давай на бордурш…бардешталь…тфу, блять, короче, — мотнув головой он выпивает залпом и морщится ставя рюмку на стол.

Чонгук усмехается, следует его примеру и поворачиваться всем корпусом.

— Слышь, хён, — он кепку с чужой головы снимает и откидывает, — «на брудершафт» это называется, — и, не дав опомниться, хватает Тэхёна за грудки и в губы впивается. Тот глаза раскрывает широко и удивлённо, мычит возмущённо, но его ещё ближе прижимают к себе. И, когда он чужой горячий язык на своих губах чувствует, крышу срывает окончательно. Роняет мелкого на лавку и перехватывает инициативу, сам целует жарко и сладко.

— Сука… — слышится тихий хриплый плач Хромого, — одни пидорасы вокруг…

Тэхён смеётся, и, привстав, тянется к столу, хватает прохладную баночку напитка сладкого и кидает в ядом плюющегося натурала натурального.

— Слышь, охладись.

Хосок ловит угощение и улыбается.

— О, спрайт любимый, обожаю!

— Юнги-я, ты чего? — испуганно икает Чимин, когда его скидывают с плеча и к сеновалу прижимают.

— Совсем страх потерял?! — рычит в лицо. — Это что такое, ёбаный в рот?! — и за штаны дергает!

— Так для тебя же, — губу закусывает и улыбается. Руки на плечи закидывает и всем собой прижимается к разозлённому тигрёнку. Протирается об него, слыша хриплое тяжёлое дыхание, и хихикает на ухо.

— Ты от бабули за это получил? Ещё и футболку длинную напялил, чтобы я раньше времени не увидел, да?

— Да, — игриво отзывается и высунув кончик языка лижет чужие губы, — ну, не злись, красиво же? — он поворачивается, приподнимая футболку, и Юнги вид ошеломляющий на прелесть любимую, родненькую открывается.

Он хищно облизывается и рукой тянется, прикасаясь подушечками пальцев к коже обнажённой. Гладкая, мягкая, изумительная, блять! Так и хочется трогать бесконечно.

Чимин бёдрами виляет и смеётся, но Юнги, вспомнив, что задницу Пуси его все видели, разворачивает и прижимает того лицом к стене, оставляя жгучий след на правой половинке.

— Хён…

— Поиграться решил, скотина такая? — рычит на ухо и снова шлёпает.

— Ну, хён, — хнычет Чимин, но тело-то отзывается, спина прогибается, и он задницу выпячивает нарочно. Знал, что Юнги взбесится и уведёт его ото всех. Накажет, конечно, а как иначе? Любит он это в нём, ревность это необузданную, страстную и горячую.

— Ещё и треники мои испортил. Совсем охуел, Пак Чимин, — за ухо кусает и руками поглаживает ягодичку, словно извиняется за шлепки, — разозлил ты меня.

— Прости, Юнги-я.

— На коленях извиняйся — прощу!

Чимин с хитрой улыбочкой разворачивается и закинув руки на шею приподнимается на носочки целуя злюку в губы. Да он с радостью! Сам хотел, не зря ж бананы портил!

— Здесь, что ли?

Юнги оглядывается и кивает в приоткрытую дверь сарая.

— Идём. — За руку хватает, и они заходят внутрь.

— Фу, хён, сено! Оно воняет, а вдруг здесь курицы?

— Да нет тут никого, блять, пуся, идём, а, хорош обламывать меня уже!

Они останавливаются у стога сена и начинают целоваться. Юнги ладонями попку обхватывает и вжимает в себя, пока по его телу руками блуждают и целуют с напором.

— Давай пусь, опускайся, — нетерпеливо просит, чувствуя, как в штанах уже «по стойке смирно», аж до боли. Юнги и вспомнить не может, когда так быстро возбуждался.

— Грязно, здесь бактерий много, вдруг я заболею, Юнги-я!

Юнги языком цокает и штаны свои спускает до колен, а после куртку снимает и стелет на пол.

— Опускайся, куртка чистая, матушка только вчера постирала. Давай уже, я терпеть не могу, отсосёшь мне сначала, а потом я тебе… — договорить не успевает, Чимин ему рот ладонью прикрывает и смотрит угрожающе в глаза.

— Тихо ты, дурак! Услышат же!

— Не ссы, пуся, там все своими делами занимаются, — и лыбу довольную тянет. Кивает головой, намекая наконец-то спуститься.

Чимин в ответ улыбается, чмокает в наглую мордашку любимую и встаёт на колени.

— Присядь на лавочку лучше, — просит и кивает в сторону. Юнги, не думая, быстро садится и облокачивается на стену, раздвигая ноги. Улыбка широкая на лице расплывается, а тело горит от радости! Ну, наконец-то!

Ему сейчас отсосут! Кому скажешь — не поверят!

Чимин подползает на коленях ближе, наклоняется к уже вставшему члену, обхватывает ладонями и собрав все силы в кулак медленно берет в рот, начиная посасывать, прижимая языком к нёбу. Юнги замирает подавляя восторженный стон и вцепившись в волосы Пуси любимой глаза прикрывает. Чимин гладит попутно разведённые ноги, чувствуя, как член его парня начинает наливаться кровью, увеличиваясь в размерах. Чимин выпускает его изо рта, берёт в руку у основания, облизывается, чуть размыкая губы. Нежно прижимается к уздечке и начинает водить губами по краю головки, отодвинув крайнюю плоть. Чуть приподнимается на коленях, чтобы делать головой круговые движения. Снова возвращается к уздечке, присасывается и ведёт по члену до самого основания, не снижая давления. Глаза закрывает, вспоминая уроки с бананами, главное — не откусить. Руками гладит внутреннюю часть бёдер, слегка задевая мошонку. Юнги откровенно плывёт и почти растекается, сидя на лавочке, ещё шире разводя ноги.Даже вздох сделать не может, до чего же ему охуительно! В теле радость трепещет, а сердце и вовсе от любви необъятной разрывается. Ему даже застонать позорно хочется, потому что то, что с ним делает Чимин, просто нереально!

А Чимин замечает, что тигруля его «вышел из чата», и, не останавливаясь, ведёт ниже, проходя языком по анусу и обратно. Берёт в рот яички: сначала одно, потом другое, слыша громкий несдержанный стон и чувствуя, как хватка в волосах на затылке усилилась. Ноги Юнги предательски дрожат, и это забавляет, если честно. Юнги сейчас не страшный серый волк, а маленький зайчик-попрыгайчик. Чимин улыбается, зубки спрятать пытается и лижет сильным широким мазком, а после возвращается к головке, обхватывает её полностью, нежно посасывает и причмокивает. Слегка давится, выпускает изо рта. По щекам текут слёзы, но он снова заглатывает, стараясь взять полностью, делая волнообразные движения языком и расслабляя горло, чтобы его любимый смог поместиться. Делает несколько глотательных движений, гладя яйца нежными пальчиками, и снова выпускает член изо рта. Тот ударяется о живот, и Юнги шипит.

— Я сейчас сдохну, блять, пуся, продолжай, пожалуйста, маленький мой, — и волосы у корней крепко сжимает, трясясь от перевозбуждения, другой рукой слезы с лица любимого стирает. Заботится! Ну а как же? Да он его после отсоса такого на руках носить будет! Если ноги дрожать перестанут…

Чимин кивает и, обхватывая член рукой, приближается к нему. Нежно дует, затем облизывает головку и снова дует. Контраст тёплого языка и прохладного воздуха вызывает у Юнги предательский стон с матом, и он подаётся бёдрами навстречу умелому ротику. Запустив руку в волосы Чимина, он притягивает его ближе, заставляя снова взять полностью.

— Можешь ещё глубже, пусенька? — хрипло шепчет.

Чимин послушно размыкает губы и заглатывает полностью твёрдый член, утыкаясь в побритый лобок своего парня. В мыслях хихикает, потому что знает, что это ради него сделали. Стенки его горла приятно давят на пульсирующий член, и Юнги, прикрыв глаза, стонет протяжно и не особо разборчиво.

— Блять, Чимин-а, это пиздец круто!

Спасибо, бананы!

Чимин сильнее втягивает щёки, быстрее насаживается ртом на член, помогая рукой. Берёт глубоко, почти задыхаясь, и сам стонет, наслаждаясь стонами Юнги. Он выпускает член изо рта, рукой сжимает его и нежно гладит, опуская голову ниже, языком ведёт по мошонке. Юнги закатывает глаза и раздвигает ноги ещё шире, раскрываясь полностью. Он тяжело дышит и протяжно, низко, хрипло стонет, когда чувствует горячий язык там, куда вход воспрещён.

— Э, бля, куда полез!

— А что? — Тот поднимает на него голову и ресничками невинно хлопает. — На видео так же делали…

— Не, не, не, слышь, я там не хочу, — мотает головой Юнги, слегка сжимаясь.

Чимин пожимает плечами и, глядя в глаза, снова член облизывать начинает. Юнги выдыхает от наслаждения и, крепко держа пусю за волосы, сам толкается в его узкое горло, не с силой, не грубо, но уверенно и метко. Ему позволяют, рот шире раскрывают, запрокидывая голову. Юнги рычит, смахивая пот со лба, и усерднее толкается в любимый ротик. Дыхание прерывается, и он, успев вытащить, кончает на приготовленный язычок не чувствуя тела, и ему кое как удаётся держаться на ногах.

Чимин морщится, сплёвывает гадость невкусную и рот вытирает, пока Юнги, облокотившись на стену, пытается отдышаться от бурного оргазма.

— Блять, Чимин, я пиздец тебя люблю, — довольно улыбается, пряча достоинство, и натягивает штаны. Помогает парню встать и целует в губы, чувствуя собственный вкус. Слизывает его и насытиться не может. Поверить не может, что мечта-то его сбылась наконец-то, — это было охуенно, Чимин, — и лыбу давит, как умалишенный.

— Рад стараться, — посмеивается смущенно Чимин, — Ты вкуснее любого банана, отвечаю, хён.

Они начинают смеяться.

Юнги бережно поднимает его на руки и несёт к стогу сена, чтобы достойно отблагодарить за великолепный минет. После того, как он обучился искусству любви с огурцами, готов продемонстрировать и свои навыки тоже.