часть 3

Чимин просыпается в отличном настроении. За окном хлещет ливень, и он радостно подпрыгивает на кровати. Он обожает дождь, ведь это значит, что в огороде делать ничего не надо. Быстро вскочив, убегает на крохотную кухоньку, делает свои бьюти процедуры и садится за стол в ожидании завтрака. Но бабушки дома нет: неужели ушла и голодным решила оставить внучка своего единственного? Чимин губы дует и решает позвонить Юнги. Пожаловаться.
Трубку берут с пятого гудка.

— Чего? — раздаётся сонно и ворчливо.
Как Чимин обожает эту капризульку с утра.

— Хён, ты спишь? — и смеётся, потому что знает, как этот вопрос раздражает.

— Чимин-а… — звучит угрожающе.

— У меня бабушка смылась куда-то, приходи?

— Я сплю.

— Ну, хён!

— Я сплю, ты слышишь?
Чимин фыркает обиженно в трубку и сбрасывает. Откидывает телефон.

Тот о стенку ударяется и на пол отлетает.
Его-то за что…

Так и не найдя бабулю, Чимин решает сам приготовить быстрый завтрак. В холодильнике находит только фасоль и немного ветчины. Хочется вкусный сырный омлет сделать, но для этого ему приходится накинуть на себя бабушкину куртку и пойти в преисподнюю куриную. Сейчас чувство страха не существует для него. Есть лишь чувство голода, и оно куда сильнее. Раз Юнги с бабулей его бросили на произвол судьбы, вся надежда на себя любимого. Выйдя на улицу, Чимин сначала немного стоит на крыльце, наслаждаясь запахом дождя и сырой земли, вдыхает полной грудью и улыбается. Но урчание в желудке возвращает в реальность, причём суровую, ужасающую… Как по-другому ещё сказать? Медленно пробираясь по тропинке вдоль забора, он, как тот самый хищник, прислушивается, но никакого злобного кудахтанья не слышно. Сдохли, может? Чимин надеется. Приоткрыв дверь, он сначала голову просовывает и замирает. Пахнет отвратительно! Как он вообще может эти яйца потом есть на завтрак… Но новый спазм в желудке придаёт смелости. Куры эти спят на полках, не двигаются, внимания даже не обращают. Быстро оценив ситуацию, Чимин делает шаг внутрь и видит за одной пернатой два больших коричневых яйца, а рядом ещё два, только беленьких. Чтобы не заходить дальше, Чимин, держась одной рукой за дверь, тянется к полке и хватает одно, быстро убирая в карман, но пальцы с двери соскальзывает, и он летит прямиком на сено, задевая кормушки. В курятнике мгновенно все оживают с громким кудахтаньем. Чимин вскакивает на ноги, в панике мечется из стороны в сторону, не зная куда бежать. Курицы наглые проход ему закрыли, ходят туда-сюда да орут беспрерывно. Крыльями своими машут, словно взлететь готовятся. Чимин в хаосе этом беспорядочном решает мародёрством заняться. Пичкает в карманы без разбора будущий завтрак, пока несушки мимо пролетают. Тоже паникуют. Их грабят средь белого дня!

— Пошли вон! Кыш, кыш! — Чимин ногами топает рядом с обалдевшими, путь себе расчищает и выбегает наконец-то на улицу. Хихикает коварно, радуясь, что миссия удалась, и пока те внутри от беспредела местного в себя прийти пытаются, он дверь им закрывает.
Счастливым победителем идёт обратно, мечтая, как сейчас вкусненько покушает, но не тут-то было. Из-за угла слышится протяжное, опасное «ко», и он замирает. Справа петух стоит, нахохлился весь, лапы свои страшные высоко поднимает и приближается медленно. Чимин испуганно отскакивает и шаг назад делает. Петух ещё ближе подходит, смотрит так свирепо, правда, понять не получается — куда. Но Чимин уверен, прямо в душу заглядывает, урод пернатый.

— Так, ты… уйди давай, — веточку с яблони отрывает и в него кидает, но тот лишь громче своё «ко» устрашающее завывает. Крылья расправляет и в секунду приближается. Подлетает высоко и как цапнет за руку. Яйца все на землю попадали. Разбились и полопались. Чимин с визгом к забору кидается, а пернатый не отстаёт, следом бежит, матом куриным бедолагу голодного обкладывает. В ногу клюёт, а потом его этой же ногой в нокаут отправляют. Чимин выше забирается, в слезах задыхаясь, и на помощь зовёт. Только вот никто не спешит к нему. Бросили же все…

— Бабушка! — но не слышит его никто.
Так и придётся, видимо, сидеть на заборе этом с разбитым сердцем и яичками … Благо, хоть свои целёхонькие остались.
Дождь, кажется, сильнее начинается, и петух решает отступить. К курицам своим побежал, утешать, наверное. Урод неадекватный!
Чимин плачет. Руку гладит в месте, куда гад этот клюнул. Ненавидит он деревню эту, в город обратно хочет…

Юнги выходит из дома, сонный, злой и недовольный. Не выспался от слова совсем. Погода подводит. Чимин ещё обидку кинул, в общем но причинному месту сегодня день начался.
Подойдя к забору, он прищуривается и удивлённо бровь приподнимает. Чимин на заборе сидит. Плачет, что ли?

— Эй, Чимин-а? — перепрыгивает и идёт к нему.
Тот оживляется. Личико заплаканное приподнимает и всхлипывает. Ручонки тянет. Ножками ещё подрыгать осталось. Ну, взрослый же парень, ё-маё!

— Ты чё тут забыл? — усмехается Юнги.

— Хён, — он руку тянет, и её тут же обхватывают, — я хотел завтрак приготовить, пошёл за яйцами, и на меня петух набросился.
Юнги ржать начинает и подходит ближе, помогая спуститься. Но сзади снова «ко» грозное слышится. Вот ведь козлина мстительная! Снова явился! Чимин испуганно вскрикивает и ещё дальше уползает.

— Чимин-а, да пошли, не бойся ты их.

— Как они выбрались? Я же дверь закрыл! Чего им надо, хён?
Юнги глаза закатывает и за руку его дергаёт.

— Пошли, сказал!

— Не пойду! Я обиделся вообще-то! Не трогай меня! Мне и тут хорошо! — фыркает и отворачивается.

— Ну ок, чё, — и разворачивается, чтобы уйти.
— Нет, хён! Не оставляй меня с ними!
Юнги смеётся.

— Долбаные курицы! Ненавижу вас! Сволочи! Да чтоб вам куры гриль приснились, суки! — бубнит угрожающе, к Юнги тянется, а тот, не прекращая ржать обхватывает его за талию, приподнимает и, закинув на плечо, уносит в безопасное место от чудовищ местных.

Пока Юнги на диване развалился, Чимин делает омлет из честно спизженных яиц и варит кофе. Что-что, а напитки он делает на сто из десяти. В городе подрабатывал бариста и научился некоторым хитростям. Готовый кофе с кипятком взбивает, в полученную пенку, льда кидает как можно больше, топпингом шоколадным заливает и молоко для мягкости вкуса. Размешивает, но пробовать не решается. Сладко невыносимо же, но Юнги любит. Это вкусняшка ему за спасение. Омлет на сковородке слегка подгорает, но это привычное дело. Готовить Чимин вообще не умеет.
Бабушка — предатель…

— Сегодня весь день дождь будет? — грустно глядя в окно, интересуется Чимин.

— Да.

— И чем займёмся?

— В клуб сгоняем, Хромому двадцатка светит.

— Чего? — удивлённо вскрикивает.

— Как? За что? Что он сделал?

— Тц, успокойся, — посмеивается Юнги и на спинку дивана откидывается, — днюха у него, двадцать сегодня.

— Бесит меня твой жаргон гоповский! — хмурится недовольно.

— Уж какой есть, — хмыкает довольно, попивая кофе. Вкусный, зараза, ему даже матушка такой не готовила никогда.

— А что дарить будем?

— Мы мобилу с рук взяли.

— Ого! Откуда у вас деньги? — удивляется Чимин. Он знает, что у Юнги с его братанами нет работы, соответственно, и денег. Неужели украли?

— Чимин-а, лицо попроще сделай. Ничё мы не пиздили.

— Я так и не думал…

— Ага. Весной работали, вот и накопили.
—

А, тогда ясно, — улыбается и выдыхает облегчённо. Убирает всю грязную посуду и садится на диван поближе к Юнги, головой ему на бёдра ложится и смотрит снизу вверх, — меня петух укусил, поцелуешь? — и руку к лицу поднимает.
Юнги хмуро смотрит в ответ, охуевая от просьбы.

— Ты ничё не попутал? — и руку его от лица отгоняет.
Чимин дуется сразу.
А Юнги задумывается. Нормально вообще просить о таком? Он так-то поцеловал бы, конечно, да и не только руку, но в губы эти надутые вечно… Да чё-то как-то… пока не готов он…

— Сильно что ли цапнул? — и сам тянется к чужой руке, ладонью обхватывает, местечко возле пальца большого разглядывает. И правда — цапнул.
Чимин глаза прикрывает, когда Юнги невесомо «укуса» касается и гладить начинает.
Внутри бабочки взрываются, а по телу мурашки бегут. Сердце в груди влюблённо бьётся, и улыбаться хочется, как дурачку. Ради такого он снова готов на бой с петухом выйти и всем собой пожертвовать. Только бы чувствовать эти ласковые поглаживания своего хёна любимого.

У клуба, как всегда, тьма гулящая. Вся местная братва на хэппи бёздей к Хромому пришла. Чимин удивляется, неужели они и правда все так дружат друг с другом? Вот у него когда день рождения, то они в узком кругу отмечают, с парочкой друзей, ну, или с мамой и отчимом в кафе сидят. Чтобы вот такое сборище устроить — никогда не было. Это ж затратно. Но здесь, видимо, иначе всё. Каждый пойло притащил, да ещё и с подарком. Пусть не дорогие, безделушки: пепельница в виде черепа, бита «Люси» как у Нигана из «Ходячих мертвецов» и ещё хрень разная. А главное — радости горячей сколько в глазах Хромого. Наверное, это главное. Чимин всё равно не понимает. Да ему и плевать на самом деле. Он бухнуть хочет уже наконец-то и потанцевать. Стресс-то утренний надо снять как-то. Перед тем как идти сюда, они с Юнги чуть ли не поругались. Чимин же снова разоделся как модник хуев, Юнги отказался с ним идти. Заставил джинсы с разрезами снять и футболку беленькую с рисунком красивым, взамен костюм свой втюхал. Чёрный аббибас. Ну Чимину деваться некуда было, пришлось немного инкубаторским побыть. К тому же, Юнги в таком же был, они как парочка вырядились, в парной одежде, миленько же. И это единственное, что утешало.

— Чимин-и, пошли к нам, — пьяненький Юнги подходит к нему и обнимает за шею, слегка покачиваясь из стороны в сторону. К себе прижимает, а Чимин не сопротивляется. Сам ближе жмётся. Юнги, когда пьяный, ну, просто душка. Ласковый такой, добренький.

— Да ну, я здесь посижу лучше, — отпивает из бутылки и морщится. Там самогона больше, а пиво, видимо, для цвета просто, — была бы музыка поинтереснее, я бы потанцевал.

— Ща всё будет, ик, — Юнги берёт его руку с бутылкой и делает пару глотков, прикасаясь к горлышку губами и громко свиснув кого-то, уходит.

Чимин заводится в ту же секунду и кончиком языка облизывает краешек бутылки, улыбаясь по-дебильному. Они снова засосались! Ура!

Настроение вместе с градусом в крови заметно поднимается и он, отставив недопитое пойло, выходит в центр танцпола, когда врубается его любимая песня. Юнги знает его, как облупленного, и это счастливым делает.

Все так же выходят танцевать, только компашка Хромого и сам Юнги у стены сидеть остаются. Они ж чёткие пацаны, их дело — порядок местный блюсти.

— Бля, Ризи пришла, — Хосок пьяно лыбится и пихает Юнги в плечо, — по твою душу.
Юнги взгляд переводит в сторону.

Напротив девушка стоит. Стройная брюнеточка в спортивном костюме и на высоких каблуках в окружении таких же подружек пергидрольных смотрит на Юнги и ручкой машет. Тот ответочку кидает. Это цыпа его, ну, как цыпа… Так, на пару перепихонов была. Из города вчера вернулась, они три недели не виделись. Юнги, глядя на неё, язык за щёку толкает, и ему бы сорваться сейчас, да в тачку её утащить, пока самогон в крови бурлит, но не идёт отчего-то. Краем глаза Чимина замечает. Тот на танцполе отрывается, взгляда своего с него не сводит. Юнги зависает на нём. Знает, как тому внимание важно, ну и даёт его, как может. Чимин его пальчиком манит, и Юнги залпом осушив банку «пива» выбрасывает и, чем чёрт не шутит, направляется к нему. Ну а братаны его чё, левые что ли? Тоже примеру его следуют и вливаются в толпу пьяную.
Днюха проходит зажигательно. Чимин в восторге нереальном! Они уже из клуба свалили и решили на тачках позависать, чтобы рассвет встретить. Юнги, кстати, предложил, а Чимин поплыл. Ну, что за романтик хён его. Братаны в стельку нахрюкались и свалились прямо в клубе. Другие же разошлись кто куда. Кто домой, а кто греху предаваться в сортирах. А вот Чимин Юнги от себя не отпускал.
Они, взяв ещё по баночке, уселись на капот тачки и до двух ночи без умолку болтали обо всём. Детство вспоминали.

— Хён, а пошли малину пиздить?! — восторженно предлагает Чимин и в улыбке пьяной расплывается.
И кто такой Мин Юнги, чтобы не согласиться?

Найдя первый на пути чужой огород, они, пьяно смеясь и игриво пихая друг друга, пробираются в самую глубь и, насколько позволяет зрение и свет от фонарей, ищут заветные кустики с лакомством.

— Юнги, тут стремянка есть, — весело кричит и тот шикает на него.

— Не ори, запалят же, — он вручает ему пиво и сам залезает, пока Чимин пытается фонариком ему светить с телефона, Юнги кепку снимает и скидывает туда ягоды.

— Хён, ну, чё там? Нарвал? — Чимин в нетерпении мнётся на месте, придерживая Юнги за ноги.

— Ща, — он срывает пару штучек и наклоняется, — слышь, иди сюда, — Чимин голову запрокидывает и рот открывает, принимая сладкое угощение.

— Эй! Кто там? — Раздаётся недружелюбный, явно озлобленный голос, и Юнги, спрыгнув на землю, Чимина за руку хватает, и они драпу дают, принимая в спину проклятия и угрозы, громко хохоча на всю округу.
Пробегая все грядки и кое-как преодолев ещё один забор, они наконец-то покидают чужой участок и мчатся по асфальту, куда глаза глядят. Чимин громко смеётся, еле поспевая за Юнги, пока тот, бережно прижимая к себе ягодный улов, вспоминает самое безопасное и уединённое местечко. Впереди только дорога, по обеим сторонам которой растёт крапива. Однако, если свернуть и немного спуститься, можно найти прекрасное заброшенное место, где даже бездомные собаки не появляются. Идеально, чтобы отсидеться.
Юнги крепче ручку Чимина сжимает и ускоряется, тот что-то щебечет нелепое, неразборчивое и смеётся. Быстро осмотревшись, Юнги останавливается и, увидев небольшой промежуток между домом и сараем, толкает туда чудо пьяное, а после и сам влезает. Пока Чимин, утыкаясь ему в шею, от истерики отходит, Юнги выглядывает, убеждаясь, что слежки за ними нет. Оторвались!

— Всё, тихо, — шепчет он, отходя чуть глубже. Места здесь нет практически. Они стоят прижатыми спинами к стене и к друг другу. Козырёк кепки Чимина в лоб Юнги упирается, и он снимает её. Гнездо волос его чёрных поправляет пальцами, зачёсывая чёлку со лба. Тот улыбается широко, все ещё хихикая, и Юнги сам невольно смеётся. Внутри бурлит всё от адреналина, дрожит почти.

— Ешь давай, — кепку приподнимает повыше, чтобы удобнее ягоды брать было.

— Она не мытая, и там червяки могут быть, — морщится в лице Чимин.

— Ешь сказал, сам же просил! — Юнги пару штучек в рот закидывает и проглатывает, доказывая, что ничё не будет, никто не умрёт.
Чимин сдаётся, и наплевав на всё, начинает поедать ягодки одну за одной. Губы пачкает, щёки, как хомячок, набивает и причмокивает так, что у Юнги глаз дёргаться начинает и слюна во рту собираться. Странное чувство ощущает. Вот, когда радости внутри настолько много, что взорваться хочется… Как будто всё пиво в мире бесплатное стало и досталось одному Юнги.

— Хён, — шепчет тихо, — ты тоже кушай, — заботливый какой.
Чимин берёт пару ягодок и подносит к чужим губам, но Юнги фыркает, отнимает ягоды и сам ест. Маленький он, что ли? Кормить его тут вздумали.
Чимин измазался весь, ну, словно ребёнок! И губы, и кончик носа, даже подборок. Юнги усмехается и, лизнув подушечку пальца, тянется к его лицу. Чимин замирает и в глаза ему смотрит. Не дышит, когда ему губы вытирают, а после и щёку. Он почти давится малинкой, когда они взглядами встречаются и вот он точно уверен, что видит в глазах Юнги какой-то блеск удивительный. Горят его глаза ярче фонаря любого… и манят к себе, что Чимину еле удаётся на ногах ровно стоять.
Юнги тоже замирает. Дышит тихо, словно спугнуть боится. Смотрит на Чимина, не моргая, кажется, чувствуя, как во рту пересыхает, а в груди тепло становится, даже не жарко там. Горит что-то с левой стороны. Может, от бега долгого? Он так-то не спортсмен. Он молча берёт ещё одну ягоду и подносит к губам Чимина. Тот размыкает их и обхватывает предложенное угощение, чуть голову вперед наклонив, но взгляда исподлобья не отводит.. Юнги вздрагивает заметно, когда на пальце его язык чувствует и ему бы руку-то убрать, чтобы не сцапал вместе с вкусняшкой, но не может. Тело словно онемело, и покалывает приятно… Он рот приоткрывает, когда Чимин ниже наклоняется и снова его палец в рот берёт по первую фалангу. У Юнги сердце — нахуй вдребезги, и где-то треск слышится. Это выдержка его по швам пошла… Он глаза прикрывает, когда Чимин за секунду ближе становится. Тут и так вздохнуть негде, а его сильнее к стене прижимают. Дыхание тихое горячее на щеке чувствует и губы коротко облизывает, потому что совсем пересохли.

— Хён, — и шёпот этот не только кожу обжигает, но и всё внутри сжигает к херам собачьим.
Чимин ближе жмётся, голова кругом идёт, но остановить себя он не в силах. Юнги же прямо тут. В руках его. Не вырывается, позволяет, а это для Чимина — зелёный свет на все его фантазии бурные, неугомонные. Внутри от страха и желания всё зудит, руки холодеют и дрожат, но он знает, что не ему одному хочется. Юнги тёплый, в его объятиях нежиться хочется, поэтому он руками сначала пальцы его цепляет и ведёт выше, прощупывая каждую мышцу, предплечья сжимает, глаза закатить хочется, потому что это нереальное что-то.
Юнги всё еще с глазами закрытыми стоит, ладони в кулаки сжимает, борется с собой, но проигрывает, когда Чимин двумя руками за шею его обнимает и приподнявшись на носочках толкается в пах. Глаза резко открываются, и Юнги хватает его за шею рукой к стене прибивая. Дышит шумно и скалится, глядя в глаза. Но ничего в них не видит, кроме желания одурманенного. Ни страха. Ни слёз.

— Хё… Ах, — Чимин вскрикивает на грани шёпота, когда Юнги возвращает ему толчок, и сердцем возбуждение его чувствует.

У него стоит на меня! Ёбушки-воробушки…

Его горло двумя руками обхватывают и снова толкаются. В глаза смотрят, прижимаясь ещё теснее. Малина давно в ногах валяется. Да и нужна она разве сейчас? В момент, когда мечта его сбывается?

— Хён…

— Чшш, — Юнги руки ниже опускает, на талию и сжимает до боли, что у Чимина глаза закатываются. Снова толчок. Грубый и уверенный.
Чимина в стену вжимают и в шею утыкаются, сразу жарко становится. Юнги дышит ему на ухо, шумно, сбито, и толкаться не прекращает. Руками несмело по телу блуждают, и Чимину закричать хочется, потому что он чувствует, как Юнги под спортивку залезает и кожу на спине гладит, спускаясь ниже, но словно боится позволить лишнего, так он его направить решает. Руки свои опускает и нагло пробравшись под футболку, впивается ногтями короткими в нежную кожу на бёдрах. Слышится рычание приглушённое, гоняющее мурашки, и снова толчок. И ещё один. Дыхание сбивается, Чимин плывет откровенно, потому что Юнги завёлся, кажется, не на шутку. Толчки быстрее становятся, протяжнее, его бёдра уже сжимают, фиксируют крепко и, прижав к паху, тереться начинают.
Юнги крышу срывает. От стонов еле слышных, от толчков взаимных и рук под футболкой. Это сон какой-то, глюки после самогона, иначе… какого хера происходит сейчас? Что он делает? Почему его не останавливают? Он друга своего зажимает в заброшке и трётся об него, как кот мартовский. Так же не должно быть? Это же не особо правильно, да? Но, мать твою волшебную, как же ему хорошо! А если хорошо, то правильно всё. Чимин — чёртов искуситель. Податливый такой в его руках, пахнет головокружительно… и возбуждает неистово. Юнги весь день залипал на него сегодня, а ещё задница его полуголая перед глазами с того самого момента.
Блять, какая же у него задница! Юнги бля будет, ни у одной цыпы такой нет!

Интересно, а она на ощупь и вкус такая же охуенная? Хм… Заткнись, дебил, о чём ты думаешь! Нельзя же так. Нельзя.Остановись, хватит!Смелее, ещё-ещё-еще…

Юнги матерится тихо, когда его руки наконец-то смелеют и сжимают прелесть упругую.

— Сука, — взвывает он и, схватив Чимина за руки, резко разворачивает к стене лицом. Взгляд на попу опускает и не понимает, что делает. Стаскивает с него штаны до колен и прижимается пахом.
Чимин напрягается под ним и голову вбок поворачивает.

— Хён… Ты…

— Чш! — Юнги снова говорить ему не даёт. Лишь покрепче поперёк живота обнимает и опять толкается.

Член в штанах пульсирует нещадно, болью приятной отдаёт, как же кончить хочется. На пределе уже… Чимин губу закусывает, скрывая улыбку счастливо-хитренькую, и, схватив руку хёна любимого, между ног себе прижимает. Юнги два раза не нужно повторять, он не смущается больше. Все чувства притупились, получить желанный, долгожданный оргазм — вот что нужно и важно сейчас. Руку сначала к губам чужим подносит, и Чимину тоже дважды не говорят. Он и так всё понимает. Облизывает ладонь, посасывая каждый палец, и снова вниз руку Юнги опускает. Изо рта вырывается стон, когда член крепко обхватывают в кулак и водить вверх-вниз начинают. Быстро, крепко, охуенно.

Чимин зажмуривается. Чувствует, что хён его чуть замедляется, отстраняется немного и спускает свои абиббасы вместе с бельём и со смачным «блять». А Юнги думает… то есть он уже не думает… что он делает? Прижимается членом своим, колом стоящим, меж булочек друга детства… парня?.. Там самогон был или кто-то абсента с барского плеча намешал? Чимин же времени не теряет. Попался Юнги в цепкие лапки городского. Дыхание тяжёлым становится, и он в спине слегка прогибается, чувствуя, как Юнги толкается в ягодицы и хрипло дышит на ухо.

— Хён, хён…
Юнги с ума от этого голоса сходит. Ускоряется, шлёпая бёдрами о пышные ягодицы, и не сдерживается больше. Член приятно трётся о слегка вспотевшую кожу, а пальцы на ногах поджимаются. Низ живота сводит сладко, и, впившись зубами в загривок Чимина, он кончает, подавляя стон нереального наслаждения. Шипит сквозь зубы, чувствуя всем собой, как Чимин содрогается и расслабляется, выплескивая горячую сперму ему на руку, что все ещё продолжает водить по его члену.
Они оба молчат. Слышно лишь их громкое дыхание. Юнги утыкается лбом между лопатками и боязливо глаза открывает. Его член всё ещё вздрагивает от прикосновения к ягодицам, испачканным его спермой. И он поклясться готов, что это самое восхитительное и горячее, что он когда-либо видел в своей жизни. И делал…

Это что было вообще? Ещё хочу...

Понемногу придя в себя, он быстро стирает своё безобразие подолом футболки, штанцы натягивает, всё равно в стирку всё. Чимин же, отвернувшись, одежду поправляет. Они слегка отходят друг от друга и больше не смотрят в глаза. Юнги руку свою вытирает и, прокашливаясь, поднимает кепку, избавляясь от малины, и на голову надевает, скрывая весь стыд и неловкость, что моментально поселилась на лице.

— Пора домой, — быстро бросает и выходит из укрытия.
Чимин следом выбегает, ног почти не чувствует. Вообще не чувствует ничего, кроме трепета в сердце. Юнги вперёд идёт шагом быстрым и сигарету закуривает. Чимину не нравится это…
Неужели жалеет и теперь общаться перестанет? Вдруг страшно становится. Он Юнги терять не хочет…
Но все сомнения за секунду испаряются, когда он доходит до него и его за руку берут, крепко сжимают и в сторону дома уводят.