Твой Добрый Сосед. Главы 9-10

— Есть пэрство, есть родословная, уважаемый мейстер. Но это... это уже переходит все границы.

Лювин усмехнулся, не отрывая взгляда от своего стола.

— Дом Старков — один из старейших дворянских родов в Вестеросе, а возможно, и во всем мире.

— Не рискну оспаривать ваше утверждение. — Звук закрываемой книги и уверенные шаги предупредили Лювина о приближении лорда Фэрчайлда. — Династия, что на протяжении восьми тысяч лет ведёт непрерывную родословную... думаю, Лорд Старк будет рад услышать о том, что есть роды самопровозглашенных богов, чья история и в половину не столь богата и длинна́.

Мейстер улыбнулся. Его слова Охотника уж точно порадовали. Ведь он вернулся на Север с тяжелым грузом на сердце.

Будучи третьим сыном в знатном доме, присягнувшем лорду Гловеру, Лювин преуспел в Цитадели, выковав цепь длиннее, чем многие другие. Если бы он остался, то не преминул бы получить титул архимейстера. Поэтому назначение в Винтерфелл стало для него самой ужасной новостью, несмотря на оказанную честь. Никогда ещё он так не ощущал тяжесть своих цепей, как в тот момент, когда впервые увидел великую северную крепость и понял, что его задача — провести жителей сквозь суровую зиму, сделать так, чтобы они увидели весну.

И он не проиграл; Винтерфелл выстоял.

Большинство простолюдинов, укрывавшихся в Зимнем Городке, выжили, а те, кто погиб, как правило были либо стариками, либо уже больными. Однако, пусть он справился даже лучше, чем его предшественник, Лювин всё равно не мог назвать это победой.

Но Старые Боги сочли его служение достаточным, и он был вознагражден сверх всякой меры: теперь он посвящен в тайны из-за Закатного Моря. Ему открылись знания и научные труды, которые покорят Цитадель. Впервые за последние десятилетия он чувствовал себя аколитом, запуганным, ошеломленным и совершенно очарованным предстоящей работой. Будущие переговоры между Домом Старков и Фэйрчайлдом увековечат в истории, и Лювин кровно заинтересован в том, чтобы они прошли успешно хотя бы для того, чтобы совершить набег на библиотеку чужеземного лорда.

Фэрчайлд после полуденного пира скрылся в Библиотеке Винтерфелла, доверив своей жене развлекать детей Старков. Он устроился под самым большим окном, вестимо решив, что сквозняк — это небольшая плата за хорошее освещение. Сирил Фэрчайлд поглощал книги так же охотно, как мужчины штормовых земель поглощают вино, и, будучи явно сведущим в вопросах истории, прямо сейчас предпринимал достойные восхищения попытки расшифровать текст, написанный на Старом языке.

— Вера Старых Богов... анимистическая вера, которой уже более десяти тысяч лет. Ей следуют Первые Люди и так называемые Дети Леса. — Ещё одна книга заняла свое место в растущей коллекции, которую Лювин дал лорду. — Однако пантеон его остается безымянным. Скажите, мейстер, вы верите, что так было всегда? Или нынешняя вера — это остатки чего-то более великого?

— Трудно сказать. — Ответил Лювин, перелистывая в уме несколько текстов. Он пригласил своего гостя сесть в кресло напротив него. — Все меняется со временем, господин. Первые Люди переняли веру в Старых Богов у Детей Леса. Взаимодействие между ними, если оно действительно имело место быть, предшествовало письменной истории. Хотя простолюдины скажут вам обратное, Дети Леса, скорее всего, были первобытным народом, который вступил в стычку и позже ассимилировал с Первыми Людьми.

Сирил Фэрчайлд сел на предложенное место.

— Хм... предположу, что Дети предшествовали зловеще названным Иные? — Он постучал пальцем по столу между ними. — Могу ли я также предположить, что эти Иные были еще одной группой коренных народов, враждебных как Детям, так и Первым Людям? Возможно, они даже стали причиной Долгой Ночи, беспрецедентной зимы, которая потребовала сотрудничества между обеими сторонами для обеспечения выживания?

Лювин покрутил перо, тщательно подбирая следующие слова.

— Разумная теория, с которой согласится большинство мейстеров. Однако существует ледяная стена высотой в две тысячи ладоней и девяносто лиг в поперечнике, что ставит под сомнение столь обыденное объяснение. И хотя я не очень люблю воевать, Стена кажется мне неплохой защитой от одичалых, неспособных ковать железо, не говоря уже о стали.

Несмотря на свои слова, мейстер не мог определить, насколько он сам в них верит. Лювин прекрасно понимал, что рискует сыскать у иностранного лорда недовольство и неуважение в отношении науки и истории. Лорда, значимость которого пока нельзя было даже определить. Кроме того, существовала вероятность дискредитации всего Ордена мейстеров в глазах лорда Фэрчайлда. Хотя Лювин скорее облачился бы в Черное, чем опозорил Цитадель, молодой лорд показался ему ученым мужем, который вряд ли откажется от теории, пусть даже фантастической, если она обоснована. Кроме того, Дом Фэйрчайлда и город Ярнам оставались той ещё загадкой. Одна только реакция молодого лорда скажем о том, насколько распространена магия за Закатным Морем.

Его гость едва заметно поморщился.

— Я уступлю вам в этом вопросе. — Молодой лорд угостился засахаренными грецкими орехами, которые Лювин приготовил как раз на такой случай. — Тем не менее, мне кажется, что это довольно радикальная интерпретация вашей истории.

Лорд Фэрчайлд весело улыбнулся мейстеру, без тени скептицизма приняв рассказ Лювина о чудовищах, состоящих из живого льда.

«Боги милостивы, что же скрывается за Одиноким Светом?..» — Мейстер Винтерфелла скрыл своё беспокойство за смехом: — Фольклор и история имеют дурную привычку сливаться воедино в отсутствие письменных источников. В будущем вы сами убедитесь, что мои собратья, особенно уроженцы Долины, не так уж сильно увлечены старыми легендами. Большинство считает магию угасшей, покинувшей наш мира.

— Чтобы что-то угасло, оно сначала должно было гореть.

Лювин кивнул в знак согласия.

— Именно так. Многие забывают, что чуть больше века назад, средь облаков летали живые драконы.

Ответ, казалось, удовлетворил лорда Фэрчайлда, который вернулся к своей работе над рунами Первых Людей. Мейстер тем временем продолжил изучать странного молодого лорда. Вопреки мнению многих, в Цитадели была своя доля лакеев, вторых и третьих сыновей, отправленных в Старомест, дабы уберечь их от неприятностей, или, по крайней мере, чтобы эти неприятности были подальше от дома. Такие глупцы никогда не станут ковать цепь, вместо этого они становятся писцами, бухгалтерами и помощниками — всё благодаря влиянию семьи.

Лорд Фэрчайлд не из числа таких дураков. Возможно, он далеко не гений, но Лювин уже признал в молодом человеке уникальный талант.

И на то имелась веская причина.

Мейстер Винтерфелла был изрядно удивлен, выяснив, что Фэрчайлд сковал собственную цепь в некой «докторской степени», став после этого архимейстером, поскольку титул «профессор» переводился как архимейстер, а не мейстер. И, прежде чем стать Охотником, он занимал должность младшего специалиста — лектора, как он сам себя называл.

То есть, в свои юные годы, — Фэрчайлд выглядел моложе тридцати лет, — он успел и цепь выковать, и рыцарем стать. Редкий тип людей, совмещающий разно-полярные способности.

— Это удивительная страна, мейстер. — Выдохнул через некоторое время лорд Фэрчайлд, произнося титул с непривычным для Лювина почтением. — Жаль, что здесь так мало книг о Первых Людях и их вере.

В голосе молодого лорда звучала почти тоска... Лювин разделял это чувство.

— Поклонение Старым Богам долгое время было устной традицией. Первые Люди вырезали свои руны на чардревах, поэтому большая часть их истории была утеряна. Книги в значительной степени являются изобретением андалов. Фактически, ни один текст, относящийся к Первым Людям, не существовал до переселения андалов.

— И с ними пришла Вера Семи; монотеистическая вера в семиликого бога.

— Семеро, что есть Один. — Лювин сохранил рассудительность и нейтральный тон. Он знал слишком много хороших людей, чтобы плохо отзываться о Вере. — Цитадель определила, что миграция произошла в диапазоне от шести до четырёх тысяч лет назад. Такой разброс из-за того, что слишком сильно разнится информация в разных источниках. Говорят, что Хугор с Холма, верховному королю Андалоса, сами Семеро обещали королевство к западу от Узкого Моря.

Его гость выгнул бровь.

— И эта массовая миграция не имела никакого отношения к основанию Валирийского фригольда и его последующей экспансии в западный Эссос?

Лювин рассмеялся. Как лорд, Сирил Фэрчайлд тщательно подбирал слова, демонстрируя спокойный нрав пожилого человека. Как ученый, он был до откровенного дерзок.

— Вовсе нет. Большинство записей утверждает, что андалы вторглись в Вестерос только после того, как с их миссионерами плохо обошлись. Но поскольку большинство записей были сделаны самими андалами...

Лорд Фэрчайлд угостился еще одним орехом.

— Вынужден предупредить: ваши слова похожи на богохульство, мейстер Лювин.

Лювин улыбнулся и пожал плечами.

— Что плохого в лёгком богохульстве, звучащем среди учёных и друзей?

Молодой человек тихо и безрадостно рассмеялся.

— Воистину, вера, никогда не испытанная на прочность — материя хрупкая, и изменчивая.

Эти слова показались Лювину странными.

— Вы благочестивый человек, лорд Фэрчайлд?

Сирил Фэрчайлд взял паузу. Засахаренный орех упал обратно в миску, так и не съеденный.

— В некотором роде, мейстер Лювин. Церковь Божья имеет много общего с вашей Верой Семи. — Его голос звучал глубоко и созерцательно; в библиотеке внезапно потемнело, а ветер снаружи утих, словно не решаясь затмевать слова Охотника. — Вы должны осознать, что Церковь пронизывала каждый аспект жизни на Великих Островах, и её влияние не ослабевало со временем. Наши священники служили и септонами, и мейстерами. После того, как Эпоха Тумана* уничтожила безымянные королевства древности, именно Церковь сохранила письменность. Большинство престижных университетов современной эпохи берут свое начало от Церкви.

Молодой лорд посмотрел мимо мейстера, как бы заново переживая воспоминания.

— Мне кажется, что это было очень давно, но я до сих пор помню, как отец водил нашу семью на службу в День Господень. Я помню звон колокольни во время свадьбы моего брата, утреннее солнце, освещающее старый собор, и пряный вкус вина, используемый для причастия. Но Ярнам умеет омрачать самые светлые воспоминания и обращать в кошмары самые добрые сны.

Лювин отложил перо в сторону, потеряв всякий интерес к своей работе.

— Лорд Старк вкратце рассказал о нем. Город, известный своим искусством целительства?

— Известен, как никто другой. Но у всего есть своя цена, мейстер. Даже на Великих Островах, Ярнам был уединенной странной со странными обычаями, людьми и, мягко говоря, неконфессиональной верой. И он также был известен как город, где человек, пусть даже смертельно больной, мог отвратить смерть. Попасть в Ярнам — это гарантия того, что ты увидишь восход солнца.

Охотник снова постучал по столу, разнося глухой звук по комнате.

— К сожалению, город страдал от огромных чудовищ, которых не было больше нигде на континенте. Речь не о стаи бродячих волков, которых можно сдержать крепкими воротами и мощными стенами: Ярнам был построен на месте разрушенных лабиринтов старого Птумеру, древнего народа, прямыми потомками которого считается семья Иветты.

Охотник поднялся со своего места, плавным движением обогнув стол и положил руку на спинку стула Лювина.

— Не попытаетесь ли угадать, где самые страшные чудовища обрели свой дом?

— О боги...

Охотник кивнул.

— На закате, канализация и акведуки нижнего Ярнама оживали в самом худшем смысле этого слова. Монстры охотились на людей, а Охотники — на монстров. Не в шутку было дано название — Ночь Охоты.

Лювин почувствовал, как участился его пульс. Он понял, что услышал уже много больше, чем надеялся выведать у молодого, но весьма осторожного лорда.

— Я отправился в Ярнам, будучи подготовленным к этой суровой реальности. Я считал, что умереть в битве с чудовищами — лучшая перспектива, чем прозябать в безвестности, передавая смерть и болезни друзьям и семье. Представьте себе мой ужас, когда я прибыл в Ярнам и обнаружил, что он охвачен чумой, которая смирила и укротила легендарный город целителей.

У Лювина пересохло в горле.

— Сколько человек погибло?

Охотник не ответил, и мейстер пожалел, что задал весьма бестактный вопрос. Молодой человек вернулся на свое место и глубоко опустился в кресло.

— Я никогда особо не молился. Не больше, чем обычный человек, ни до болезни, ни после. Но я молился в те первые Ночи Охоты, молился, пока не привык к тишине. Я молился и после этого. В конце концов, я забыл, о чем молился.

Охотник закончил свой рассказ, и лишь спустя дюжину ударов сердца Лювин нашел в себе мужество встать и принести маленький кувшин воды. Он поставил перед гостем грубую деревянную чашку.

— Вы считаете своего Бога жестоким, из-за его молчания?

Лицо молодого человека исказилось от язвительного веселья.

— Если бы люди перестали верить, когда молитвы остаются без ответа, в мире осталось бы мало верующих, мейстер. Зачем людям нужна была бы вера, если бы боги ходили по земле и исполняли желания, подобно джиннам? — Охотник отпил из своей чаши. — Нет, я пришел в город добровольно. Там я стал свидетелем величайших пороков человечества, в основном жадности и высокомерия, и был вынужден задуматься о том, насколько действительно боги ответственны за человеческие горести, и достойно ли человечество того, чтобы быть услышанным своим творцом.

Лювин отошел к окну, избегая взгляда молодого лорда. Кризис убеждений — это не кризис веры. Что бы ни беспокоило Фэрчайлда, Лювин сомневался, что сможет ему помочь.

— Север привык к трудностям, милорд. Несмотря на то, что могут сказать вам септоны, смерть не чужда ни этим землям, ни их людям, — Лювин с гордостью причислял себя к ним, — нередко старики добровольно принимают смерть, чтобы молодые могли жить. Одни проклинают за это богов, другие — нет. Старые боги населяют скалы и реки, саму землю. Но не они создали этот мир и людей, живущих в нем. Мы молимся Старым Богам, прося совета, ибо они старше и мудрее нас. Но они не обязаны исполнять наши молитвы или даже давать ответа. Мы благодарим, когда они отвечают, но и молчание их переживем.

Мейстер почувствовал себя едва ли не трусом, ведь его слова — это и не согласие, и ни опровержение мнения Сирила Фэрчайлда. Однако он предложил свою точку зрения и молился, чтобы молодой лорд нашёл с его помощью собственный ответ и обрёл покой.

Охотник присоединился к мейстеру Лювину у окна.

— Я не тот юноша, что вошел в Ярнам годы назад... часть меня хочет почтить его память. При всех его страхах и недостатках, у того глупца была вера и любовь семьи.

Возбужденные крики и лязг стали внезапно нарушили тишину. Похоже, молодой Брандон отрабатывал свой полуденный обед в тренировочном дворе и собрал немало народу. Шум жизни внизу вызвал улыбку у молодого лорда.

— Хотелось бы верить, что именно этот молодой человек, а не Охотник, которым он стал, покорил сердце Иветты.