Чужие близкие боги, глава 32

Чем ближе подбирались сумерки, тем меньше смысла содержали беседы с девушками. Достопочтенный путешественник Пан Гуан, многократно извинившись, покинул постоялый двор, взяв с Ши Мина клятву вызывать его в любое время. Пан Цянь с непроницаемо-равнодушным лицом шепнул, что отец не выносит заключения в четырех стенах, даже если это стены родного дома, но любимая супруга с годами обрела крутой нрав и составила четкий график, по которому Пан Гуан обязан не менее пяти месяцев в году проводить с семьей. 

Свою мать Пан Цянь любил непритворно: говоря о ней, он по-особенному смягчал свой тон, сам того не замечая, а равнодушные глаза становились теплыми. Ши Мин и с ней давно был знаком, но долгое время не мог связать в своих мыслях нежную прекрасную госпожу с этим длинным и сухим человеком, оказавшимся ее сыном. С юных лет она отшивала наряды для императорских наложниц, мимоходом покоряя мужские сердца. Жертвами ее красоты становились и слуги, и чиновники всех мастей, и даже министры: спасало лишь то, что императорских наложниц было много, и новые наряды они требовали едва ли не ежедневно. Девушка работала днями и ночами, редко покидая стены гарема. Доподлинно неизвестно, чем же ее покорил невысокий круглотелый торговец, однажды доставивший ткани во дворец; выйдя оценить качество ткани, юная госпожа вдобавок получила предложение стать его супругой и согласилась спустя несколько мгновений.

Однако каким таким образом боги слепили Пан Цяня из жизнерадостного торговца-путешественника и крошечной изящной госпожи, Ши Мин не мог понять до сих пор. Не знай он доподлинно историю их любви, точно решил бы, что ребенка подбросили или купили в дальней деревне.

Попрощавшись и передав пожелания здоровья супруге, Ши Мин вместе с целителем и приунывшим Фан Сы заперлись в отдельной комнате, временно определив ее в кабинет. Слуги тем временем торопливо затягивали плотной тканью оконные проемы, спеша спасти перепуганных девушек от приближающейся ночи.

– Если мы честно расскажем императору обо всем, что здесь услышали, нас с вами снимут с должностей, – мрачно предрек Пан Цянь и уселся на стул, чинно сложив руки на коленях. – А потом отправит меня лечить свиней на границе с Фенву. Вас, очевидно, увольнение не слишком расстроит.

– Ни капли, – подтвердил Ши Мин. Оглядевшись, он выбрал стул почище и придвинул к столу. Комнаты на этом постоялом дворе выглядели так, будто буквально на прошлой неделе некие бандиты выкрали все ценное, а что выкрасть не смогли, то переломали. – Вы все записали?

– Даже больше, чем следовало, – Пан Цянь выложил на стол кипу густо исписанных бумаг и с укоризной посмотрел на самый верхний лист; чернила на нем не успели просохнуть и немного смазались, нарушая четкость строк. – Не пора ли нам отпустить господина младшего дознавателя?

Фан Сы, устроившись в углу на самом шатком стуле, тем временем успел сложить руки на груди и уснуть, упершись виском в стену. Лицо у него даже во сне оставалось суровым и неподкупным, лишь прилипшая ко лбу волнистая прядь разбивала ледяной образ.

– Пусть спит, – отозвался Ши Мин вполголоса. Вид уставшего подростка навевал на него неясные воспоминания и вызывал острое желание немедленно добыть теплое одеяло и завернуть его с головой. – Так о чем мы станем докладывать императору?

– Я не буду, – кротко напомнил Пан Цянь и пошуршал бумагами. – Я докладываю только Мастеру. К императору отправитесь вы.

Ши Мин рассеянно кивнул и запрокинул голову, разглядывая потолок. В ушах шумело, от долгих разговоров пересохло горло.

– Я слышал много легенд и сказок, – сухо сообщил Пан Цянь, наконец привел бумаги в порядок и оглянулся на крепко запертую дверь. – Доводилось мне встречаться с преступниками, которые обвиняли в своих деяниях то призраков, то неких чудовищ, отчего-то всегда вооруженных ножами… Однако все они признавались, стоило сопроводить их в камеры. Самые стойкие держались за свою чушь ровно до того момента, когда вдалеке начинали звякать инструменты…

– Но у каждого преступника есть причина, даже если она выглядит полной чушью.

В комнате повисла тишина, прерываемая лишь деликатным сопением Фан Сы. За окном сгущались сине-фиолетовые сумерки, превращая знакомый город в тревожный неотчетливый рисунок, на котором все детали перепутаны местами.

– Я давно хотел спросить о том, что на самом деле произошло в то время, – Пан Цянь негромко кашлянул, прочищая горло. – Но не спрошу. Думаю, я не смогу потом спать спокойно. Но в том, что случилось, вы были замешаны и оказались в первых рядах, верно? Мир дрожал, солнце не успевало подняться и снова закатывалось за горизонт. В тот день я решил, что жизнь подошла к концу. Не только моя, к слову. Так вот, вы намного более сведущи в делах потусторонних. Я могу лишь изучить тело и сказать, какой жизнью жил человек и какой смертью умер. Теперь не могу и этого. Что думаете вы?

Ши Мин покосился на целителя, но ответил не сразу.

Что творилось за окном в то время, когда оболочка мира трескалась, память его не сохранила. Он помнил лишь холодную злость и необходимость сражаться до последнего, но вместе с тем боялся, что опоздал. Жизни людей, оставшихся во дворце в то время, значили для него куда больше, чем сам мир, и в этом не было никакой логики. Погибнет мир, погибнут и все, разве нет?

Однако мир оказался спасен только потому, что горстка упрямцев не пожелала отпускать близких. Маленькое и хрупкое в который раз оказалось куда важнее общего и великого.

– Я потревожил ваши мысли, – монотонно произнес Пан Цянь без капли стыда. – Прошу меня простить. Если в этих смертях и правда замешано нечто пугающее, то…

– Оно должно быть замешано, – не дождавшись продолжения, Ши Мин выпрямился и со вздохом прислонился к жесткой спинке. – Даже если не принимать в расчет слова девушек, никаких логичных обоснований у нас нет. Одного человека убили, и в этом нет ничего странного; другой же упал и умер от ужаса.

– Я все еще предполагаю яд, – скучным тоном добавил Пан Цянь и поджал губы. – Тела уже отправлены, только кто же мне позволит резать тело иноземного принца? 

– Я еще помню времена, когда резать не позволялось никого. Разве что совсем уж безродных бродяг.

– Темные времена, – неодобрительно заметил Пан Цянь, пристально рассматривая бледно-зеленые рукава своего наряда. Несмотря на кожаные нарукавники, ткань покрылась мелкими чернильными брызгами.

Фан Сы во сне громко, осуждающе вздохнул и причмокнул губами. Лицо его наконец разгладилось.

– Девушкам нет резона убивать единственного человека, который мог облегчить им путь, – Ши Мин сдавил пальцами виски. – Кто-нибудь другой вполне мог убить принца, но не могут же врать нам все слуги одновременно. Если яд, то те же слуги его и отравили, только зачем им? Вряд ли он успел досадить владельцу…

– Значит, и правда демоны, способные пробираться в сны. Они говорили о Длани, защищающей от этих неуловимых демонов, но даже отец не смог разобрать весь смысл их слов. Длань – не тот ли это жест, с которым они прикладывают ладонь ко лбу? Или это некое украшение?

– Принцесса думает, что ее брат после ранения уснул и попался демонам? – Ши Мин приподнял брови. – Крови даже для обморока вытекло недостаточно. 

– Красной, смею заметить. А вовсе не золотой. Склоняюсь к наличию некоей сложной болезни, – вынес вердикт Пан Цянь. – Или к природному хрупкому строению души, способной от страха отлететь от тела…

– Вот это и запишите, – посоветовал Ши Мин. – А я попрошу согреть воды и подать хоть какой-нибудь ужин. Перевозить девушек во дворец нельзя, с места они не тронутся, и нам придется остаться тоже.

– Ваш ужин давно из дворца доставлен и в тепле на кухне дожидается, – с ноткой зависти сообщил целитель. – Как и смена одежды. А мы ведь не в глуши, даже город не покинули.

Ши Мин усмехнулся и покосился на Пан Цяня с легким вызовом. Ни один человек, так или иначе попадающий во дворец, не мог избежать слухов. Заметив его взгляд, целитель небрежно отмахнулся, зацепив рукавом верхний лист.

– Знаю, знаю, не стоит произносить это вслух. Моя зависть никак не связана с вашим положением. Нынешний маршал на удивление заботлив к своим министрам.

Голос его, обычно сухой и спокойный, после целого дня бесед стал шершавым и сухим, будто старая бумага. Договорив, он мучительно закашлялся, разбудив Фан Сы.

Мальчик выпрямился, потер лицо и оглядел своих спутников мутными со сна глазами.

– Вы странный министр, – заметил он, будто продолжая незавершенный разговор. – У вас даже подчиненных нет.

– У него куда больше возможностей, – вздохнул Пан Цянь. – Он может отобрать подчиненных любого другого министра. Так уж устроен мир, что одним приходится добиваться всего своим трудом, а другие получают привилегии…

Ши Мин молча закатил глаза.

– Можете разделить доставленную из дворца еду, – сжалился он и поднялся. – Смену одежды не предлагаю. Воспользуюсь своими привилегиями и вернусь во дворец.

– Не держите обиду, – в спину ему проговорил Пан Цянь. – Вам, как одному из спасителей империи, полагаются всяческие награды. Во мне говорит лишь зависть.

– Обиду? – Ши Мин коснулся двери и замер, сдерживая улыбку. – Как я могу обижаться на человека, которого завтра же могу выпросить у Мастера и заставить выполнять любую работу, которая мне в голову взбредет?

В коридоре он перехватил измученную служанку и попросил устроить ночлег не только девушкам, но и двум посланцам императора. Пан Цянь, разумеется, и сам мог оплатить себе комнату, но скорее всего спохватится лишь глубокой ночью и постесняется тревожить людей, а о Фан Сы полагалось бы позаботиться Мастеру, однако Мастер был удивительно недальновиден во всех вопросах, которые касались детей.

Во дворец он вернулся уже в полной темноте. 

Яркий живой свет прогонял тени в коридорах и углах, но не мог развеять тот мрак, который давно скопился на самом дне души и до этого дня не показывался. Ши Мин малодушно надеялся, что этот мрак давно уже рассеялся, нет нужды беспокоиться о нем; однако сегодня он едва сдерживался, чтобы с быстрого шага не перейти на бег.

Вряд ли найдется человек, способный позабыть о крушении мира, явлении богов или битве с демоном, если только в той самой битве его не огрели по голове, заставив разум спутаться. Юкай искренне пытался если не забыть, то сжиться, смириться со своими воспоминаниями и больше не пугаться той роли, которую ему пришлось исполнить.

Выходило у него с трудом.

Чувство вины стихло, но никуда не ушло. Мир пережил пугающее бедствие, только из-за незнания и страха никто не обвинил Юкая напрямую. Стараясь смягчить ношу своего неудачливого ученика, Ши Мин даже подумать не мог, что произошедшее и на его сердце оставит огромное темное пятно.

К стыду своему, он даже не знал, каково пришлось людям. Одни остались и помнили запустение, другие появились безо всяких причин, не помня ничего странного и считая себя законными жителями этих земель. Наверняка произошло множество столкновений и драк, а то и сошедших с ума. Озабоченные лишь империей в целом да своими близкими, все они упускали из виду множество дел помельче.

Ши Мин упустил больше всех, тревожась сразу за Мастера и Юкая, Кота и Ду Цзыяна. Он лишь теперь ощутил, что временами будто оказывается в прошлом и смотрит в обезумевшее, перекошенное ненормальной улыбкой лицо самого дорогого человека, а в руках у него – лишь надежда на то, что все как-нибудь сложится.

Надежда, потому что никакого противоядия не придумать от такого яда, как захваченный призраками рассудок.

Юкай отказывался отпускать его от себя, а он тем временем повторял, что все в порядке, испытывая то отвращение к самому себе, то жалость к человеку, которого согласился сопровождать в жизни и смерти. Однако и тогда ничего странного в своей душе Ши Мин не обнаружил.

Страх остался в каждом из них. Страх повторения прошлого, новых ошибок, угасших сил в тот миг, когда нужно будет ударить в ответ или прикрыть кого-то плечом. Страх, который испытываешь, чудом проскользнув по разваливающемуся мосту и твердо зная, что на следующем все–таки провалишься.

Юкай уже готовился ко сну: устроившись на краю постели, стянул ленту с волос, рассеянно накручивая ее на пальцы. Услышав торопливые шаги за дверью, он вскинул голову и взглядом столкнулся с вошедшим Ши Мином, едва переводящим дух.

Лицо его мгновенно потемнело.

– Что случилось? – тихо спросил он, поднимаясь и протягивая руку к сложенной одежде.

– Все хорошо, – отмахнулся Ши Мин. Замешкавшись на пороге, он запер за собой дверь, скинул плащ прямо на пол и шагнул вперед, со вздохом уткнувшись лбом в грудь Юкая. – Просто соскучился.

Тонкая ткань разошлась, открывая горячую кожу. Повернув голову, Ши Мин прижался к ней ухом, вслушиваясь в каждый отчетливый удар сердца.

– Что-то случилось, – утвердительно повторил Юкай, поглаживая напряженную спину. – И не снаружи, а здесь.

Свободной рукой он нащупал заколку и выпустил иссиня-черные пряди, коснувшись их губами.

– Расскажешь?

– Хотелось вернуться домой, – проворчал Ши Мин, но даже отстраниться не попытался, наслаждаясь редким чувством покоя. – Ты будто и не рад.

Юкай задумчиво хмыкнул.

– Как я могу быть не рад? Все покинули дворец, оставив меня наедине с братом. Неужели не опасаетесь, что я снова что-нибудь натворю?

Голос его был ленивым и спокойным, но смысл слов тяжелым молотом ударил по взбудораженному воспоминаниями сердцу. Ши Мин прижался еще крепче, стремясь чужим теплом прогнать дурные мысли.

– Покинули? – рассеянно переспросил он. – Мастер?..

Сердце под его ухом застучало чуть быстрее.

– Улизнул, – Юкай тяжело вздохнул и, спохватившись, попытался усадить Ши Мина, но тот остался стоять. Только обеими руками обхватил талию Юкая и упрямо спрятал лицо. – Ни одного солдата не взял в сопровождение.

– А ведь когда-то ты ненавидел его, – припомнил Ши Мин. – А теперь беспокоишься.

– Я всех ненавидел, – проворчал Юкай. Не отстраняясь, он ловко развязал пояс Ши Мина, стянул верхнее платье и силком усадил на постель. – Но его особенно. Мне все казалось, что он тебя отберет.

Представив себя супругом Мастера, Ши Мин озадаченно замер. Мозг его полностью опустел.

– Это кажется ужасным, – признался он. 

Юкай криво усмехнулся. Избавив Ши Мина от верхнего платья, он поочередно стянул с него сапоги и пробормотал, будто ни к кому не обращаясь:

– Разве я не почтительный ученик? И куда заботливей Мастера.

– Этой ревности слишком много лет, вино давно превратилось в уксус, – проворчал Ши Мин. Развязанный пояс лежал совсем рядом, серебряная подвеска сияла в свете лампы. 

Отставив сапоги, Юкай поднял голову. Его волосы оттенком повторяли серебро подвески.

– Я думал о том, каково было бы мне, окажись вдруг у Цзыяна юный преследователь, – мрачно заговорил он, но в глазах плясали смешливые искры. – Неудержимый, бестолковый и дурной, будто новорожденный щенок. Наверняка я не поверил бы в его добрые намерения… и отвадил бы любыми возможными способами. А ведь я совсем обезумел и был опасен. Тебя стоило прятать от меня так далеко, как только возможно. Я не помнил добра.

– Не клевещи на себя, – сухо отозвался Ши Мин. Протянув руку, он коснулся волнистых прядей и пропустил их сквозь пальцы. – Ты всегда помнил добро и готов был защищать любого, кто был искренен с тобой. Но во дворце мало кто мог позволить себе искренние чувства к одному из детей наложницы.

– Ты видишь меня слишком хорошим, – Юкай зажмурился, подставляя голову под ладонь. Помолчав немного, он с видимой неохотой открыл глаза. – Я не хотел говорить тебе, но Мастер…

– Он может сам за себя постоять, – нахмурился Ши Мин, путаясь в нижних одеждах. Ткань скрутилась, пальцы путались в тонких завязках, нащупывая затянувшиеся узелки. 

– Пока жив – бесспорно, – Юкай поднялся с колен. Взгляд его приобрел пугающую, темную глубину. – Но жизнь его не продлится долго. 

– Я не хочу слышать, что ты скажешь дальше, – беспомощно произнес Ши Мин. Наконец нащупав узел, он беспорядочно потянул его в сторону, затягивая еще сильнее. В комнате было тепло, но зябкая дрожь пробралась под одежду и оттуда заползла под кожу, выстужая тело изнутри. – Неужели это никогда не закончится?..

– Нет такого лекаря, которого он не смог бы отыскать, и такого лекарства, которое он не смог бы купить, – шепнул Юкай. Смахнув с постели пояс, он устроился рядом и притянул Ши Мина в свои объятия, легонько покачиваясь из стороны в сторону. – Если в Лойцзы до сих пор не съехались целители с самых дальних уголков…

– Значит, он их и не искал, – договорил Ши Мин. В горле застрял колючий ком, но мысли вдруг прояснились. – Или не хочет исцеления, или знает, что болезнь его вовсе нельзя исцелить. В чем причина? Уж не в диких ли котах, выходящих из леса?

– Ты разобрался быстрее меня, – без капли обиды подтвердил Юкай. – Не пойму только, почему они дичают, а Мастер лишь слабеет да не успевает унимать кровь из носа. Если есть способ помочь ему, мы этот способ найдем.

В его словах ощущалась непоколебимая уверенность, не нуждающаяся в долгих обсуждениях. Дрожащий огонек освещал двух плотно сплетенных, едва ли не соединенных в одно целое людей, мысли которых превратились в густую ледяную кашу.

– Он ведь за себя не боится совсем, – пробормотал Ши Мин. – Ни капли. За него боится. Что с Котом что-то не так…

– Ему полезно бояться хоть за кого-то. А что до болезни, так мы все еще сможем дозваться до ушедших богов или до Вэй Чиена, и им лучше бы выслушать нас и помочь, – рассеянно пригладив разлохмаченные волосы Ши Мина, Юкай наклонился в сторону и погасил свечу. – На самом деле я все тот же глупый пес, который между всем миром и близким выберет близкого. Не обещаю создать новый инструмент, но у богов не будет шанса сделать вид, что они меня не услышали. Веришь? Тогда ложись и засыпай.