Все псы попадают в рай. Глава 4. Все идет по плану

Псовский, понаблюдав немного за сонной деревушкой, принял решение вернуться обратно, тем более, что желудок настойчиво напомнил: «Ты, конечно, теперь практически Наполеон, но без еды все тлен». Возвращаться, впрочем, стоило не только ради завтрака. В замке, при его размерах, обязательно кто-то да должен был найтись.

Кинув последний взгляд на симпатичные домики, мужчина решительно развернулся и пошел по направлению к видневшимся в отдалении башенным шпилям. Забавно, но несмотря на то, что утро уже окончательно вступило в свои права, улицы увиденной деревни  по-прежнему были пусты. Вероятно, здешние люди, пусть и являлись сельскими жителями, не любили рано вставать.

«А вдруг они вообще вампиры, и им не по нраву солнечный свет?» — закралась предательская мыслишка, и Алексей Игнатьевич на всякий случай пока решил не вступать в контакт с обитателями подозрительного населенного пункта. Ну, хотя бы не встречаться с ними в сумерках или темноте, покуда не убедится, что на солнце эти ребята не горят.

Вернувшись обратно к замку, Псовский остановился, осматривая его с нового ракурса. Солнце уже полностью выползло из-за леса и равномерно заливало светом острые башни, стеклянные витражи и покрытую мхом кладку. Да, место было впечатляющее. Но в голове по-прежнему крутился старый добрый вопрос: где, черт побери, люди?!

Ну не может же быть, чтобы такой огромный замок полностью пустовал! Даже если каникулы — кто-то из персонала-то обязан быть. Охранник, повар, вахтер… кто угодно.

Алексей пересек внутренний двор, вошел в центральные двери и сделал несколько шагов по вестибюлю, прислушиваясь. И тут — как по заказу — раздался странный шаркающий звук. Прерывающийся, немного скрежещущий, будто кто-то тащил мешок картошки по каменному полу. Или ногу. Но, к счастью, это оказалась не хоррор-сцена: из-за поворота показался обычный с виду возрастной мужик, который действительно волок за собой какой-то хозяйственный инвентарь.

Худощавый, ссутуленный, в серо-коричневом видавшем виды одеянии («Не балахон! Нормальные штаны и сюртук, просто заношенные!» — радостно отметил Алексей, которого все еще угнетала необходимость рядиться в халаты), с очень недовольным выражением лица. За спиной этого человека неотрывно, словно тень, шествовала крупная полосатая кошка. На Псовского она посмотрела очень подозрительно.

«Опа. Контакт», — мысленно отметил Алексей Игнатьевич.

Наконец-то живой человек! Ну, скорее всего человек. Видок у него правда был такой, будто бы он работал на полставки у Мрачного Жнеца, но Псовский знал: не суди по виду, суди по глазам. А взгляд у этого мужика был живым. Умным, цепким и обиженным на весь мир.

Алексей медленно подошел к колоритной парочке.

— Доброе утро, — сказал он ровно, с чуть заметной улыбкой.

— Доброе утро, сэр, — голос у мужика был такой, словно он не верил, что утро вообще может быть добрым.

Псовский прищурился, пытаясь определить, на кого же он наткнулся. Явно не ученик, вряд ли преподаватель. Ведро и тряпка как бы намекали, что это кто-то из обслуживающего персонала. Уборщик, комендант… Впрочем, возможно данный уборочный инвентарь мог потребоваться человеку и в личных целях.

«Как бы еще выяснить, мил человек, кто ты есть, и при этом не спалиться?» — подумал Алексей.

Кошка в этот момент слегка потерлась о штанину мужика, выгибая спину и напрашиваясь на ласку.

— Какая славная у вас спутница, — добродушно отметил Алексей Игнатьевич, который не только сам любил животных, но и точно знал, что хозяева, как правило, охотно поддерживают разговор о своих питомцах.

— Это точно, директор, — сразу подобрел незнакомец, — даже и не знаю, что бы я без своей Миссис Норрис делал! Столько лет уже мы с ней свою службу несем…

— Кстати, — встрепенулся Псовский, почуяв возможность выведать требуемую информацию и запоминая мудреную кличку кошки, — а сколько лет-то уже прошло?

— Да лет двадцать скоро будет, наверное. Кто только ни приходил, кто только ни уходил, но мы-то все по-прежнему здесь: отлавливаем негодников, следим за порядком.

— Неоценимый труд, — одобрительно кивнул Алексей Игнатьевич.

— Спасибо, директор, — расплылся в улыбке явно не привыкший слышать о себе ничего хорошего мужчина, — рад, что вы оценили. Действительно, никто не может сказать, что Аргус Филч плохо выполняет свою работу. Смею надеяться, что стал не менее хорошим завхозом, чем Аполлион Прингл.

Это был джекпот. Признаться, Псовский понятия не имел, как ему выведать имя встреченного человека и при этом не вызвать никаких подозрений. Сослаться на потерю памяти? Ну, это какое-то клише. Да и в целом так себе заявочка от кого-то с такими значимыми должностями, какие имелись в анамнезе у бывшего владельца этого тела.

Еще одним жирным плюсом было то, что на своем пути Алексей повстречал именно завхоза — человека, который априори должен был знать об этом замке все и немножко сверху. Особенно учитывая его немалый стаж нахождения в должности. Алексей Игнатьевич решил ковать железо, пока горячо: пора было вдумчиво побеседовать с «языком» и побольше узнать и об этом мире, и об этой загадочной школе. Все-таки собственные отрывочные воспоминания изрядно напрягали: здесь явно нужно было откуда-то ждать беды и хотелось бы хоть как-то подстелить себе соломки, пока не стало слишком поздно.

— А знаете что, Аргус, — Алексей улыбнулся чуть шире, — пойдемте со мной позавтракаем. А то все дела, и не поговорить толком. Уверен, у вас немало самых разных историй и проблем, которыми хочется поделиться, а я как раз хотел лучше узнать, как все видится с вашей стороны. Кто, если не вы, знает, что в школе действительно происходит?

Филч на секунду замер. Он явно не привык к таким предложениям. Тем более — от самого Дамблдора. Его лицо выразило целую гамму неопознаваемых эмоций, но через мгновение он уже деловито кивал:

— С радостью, профессор. Раз уж такое дело, то давайте действительно позавтракаем и поговорим. Может, в Большом зале?

— Давайте там, — с готовностью согласился Псковский, который еще ни в каких залах Хогвартса не бывал.

Путь до конечной точки маршрута был недолгим, но достаточно насыщенным информационно. Аргус Филч бубнил безостановочно: про исчезающие ступеньки, про учеников, которые «совсем распустились», про то, как плохо отмываются зелья с потолков, и как несносно ведут себя привидения. Особенно Пивз.

Алексей Игнатьевич поддакивал в нужных местах, по возможности уточнял, вставляя что-то вроде «да, непорядок», или «серьезно?», и двигался дальше, попутно размышляя о самой личности завхоза.

Вообще Филч производил странное впечатление: за его бурчанием и сетованием на отмену телесных наказаний, вследствие чего школяры окончательно распустились и творят вещи, недопустимые для нормальных людей, чувствовались искренняя застарелая боль и тревога. Он, очевидно, был человеком, который действительно радел за благополучие учеников и надлежащее состояние вверенного ему объекта, но, увы, реально что-то изменить к лучшему не мог. Где-то между делом промелькнуло незнакомое словечко «сквиб», и по контексту Псовский понял, что это человек, который не может колдовать, хотя и обладает некими способностями. И такой человек занимал достаточно важную, на взгляд нового директора, должность в замке, полном малолетних отмороженных магов. Потрясающе! Аргуса Филча здесь, похоже, ни во что не ставили ни детишки, ни персонал, поэтому тот был действительно удивлен, что кому-то (а вернее даже не просто кому-то, а целому директору!) могло показаться важным его мнение.

Алексей шагал следом за Филчем, размышляя, насколько удачно подвернулся этот тип. Завхоз — это же золотая жила в плане информации! Кто-кто, а завхоз должен знать об этой школе все: какие проблемы, где что отваливается, кто на что жалуется, и самое главное — как тут вообще все устроено. В обычной школе завхоз мог бы рассказать и про закупки, и про финансирование, и про уборку, и про то, кто из учителей как работает, и кого из учеников давно пора отчислить. А значит, если наладить с ним контакт и слушать внимательно, можно собрать кучу полезных сведений.

Когда перед ними открылись высокие резные двери Большого зала, Алексей замер. Настежь распахнутое пространство встретило его почти физическим ударом — будто воздух внутри был плотнее, тяжелее, насыщеннее… чем-то. То ли магией, то ли просто величием.

В глазах слегка потемнело — не от слабости, а от перегруза. Потолок уходил в бесконечность, но не был потолком вовсе — над головами раскидывалось самое настоящее небо. Раннее, свежее, нежно-розовое, с полупрозрачными облаками и искрами света.

«Охренеть, — подумал Псовский. — Вот это действительно похоже на магию. Настоящую, живую, красивую. Хрен бы с ней с техникой, если у тебя над головой чертов живой небосвод».

Казалось бы, когда ты объездил полмира — тебя сложно чем-то удивить. Ну правда, что он, церквей да дворцов не видел никогда, что ли? А тут — зацепило!

Большой зал оказался действительно… большим.

«Вот это махина… — пронеслось в голове у нового директора. — Зал, конечно, сделан с размахом. Не школа — собор. И, главное, все выглядит… правильно. Цельно».

Стены, украшенные гербами, флагами, гобеленами. Четыре длинных стола, вытянутые, как шоссе, каждый из которых вмещал, судя по всему, по сотне человек. И еще один — поперечный, находящийся на небольшом возвышении. За ним и устроились. Аргус Филч — заметно оживленный, возбужденный — вжался в стул так, будто опасался, что его вот-вот попросят уйти.

— Ух ты… — пробормотал он. — Знаете, директор, я ведь за этим столом никогда не сидел. Даже Хагрид, лесничий наш, за учительским обедает, а мне все — то в каморке, то на кухне с домовыми эльфами…

Аргус махнул рукой, будто хотел отмахнуться от обиды, но взгляд выдал — задело. Причем сильно.

«Лесник, ага. Хагрид. Записали, — тут же сориентировался Алексей Игнатьевич. — Значит, еще один сотрудник школы. А вот домовые эльфы — это еще что за звери?»

Псовский прищурился, делая вид, что увлеченно рассматривает каменные колонны, — благо новая внешность позволяла некоторую загадочность действий и поведения, — хотя внутри уже крутился мысленный «разбор полетов».

«Домовые… эльфы, — мысленно прикидывал мужчина. — Ну, если бы он сказал просто «домовые», я бы решил, что речь о чем-то типа наших фольклорных духов-хранителей: банник, овинник, домовой с бородкой. Маленькие, мохнатые, с кривыми носами, добрые, если их уважаешь, и страшные, если их обидеть. Но тут их явно не квашеной капустой и молоком задабривают, если они, похоже, вполне официально работают. А «эльфы»… тут уж скорее Толкиен вспоминается. Только у Толкиена эльфы были такие гордые, высокие, с длиннющими ушами, в кольчугах и мечами метра по два. Хрустят пафосом и поют с надрывом про листья. Никак не кухонные работнички. Короче, понаблюдаем. Понять бы еще, где тут к ним вход, и как они выглядят».

— Неужели? — вслух откликнулся Алексей, будто только сейчас обратил внимание на слова Филча о месте принятия пищи и дипломатично добавил: — Ну, так почему бы не исправить это недоразумение? Ешьте вместе со всеми — за этим столом! 

Филч, приободрившись, выпрямился.

— Эльф Хогвартса! — хрипло скомандовал он и постучал костяшками по столу. — Завтрак!

И тут началось.

Словно по мановению невидимой дирижерской палочки, прямо на скатерти начали появляться блюда. Не в стиле «бац — и на месте», как в фильмах с дешевыми спецэффектами, а как будто они вырастали из воздуха. Сначала дымок. Потом очертания. Потом — хлоп! — и перед тобой стоит тарелка с яичницей. Хлоп! — кувшин с каким-то соком. Хлоп! — блюдо с поджарками. Хлоп! — багет, сыр, свежая клубника и очень ароматная выпечка.

Алексей почувствовал, как у него текут слюнки, а также параллельно отметил, что от голода он теперь здесь точно не помрет — как получить еду он запомнил, да и сама она была узнаваемой и привычной.

— Чего изволите, сэр? — бодро уточнил Филч, потирая руки. — У нас тут и тыквенный сок есть, и бекон, и даже артишоки — если вы из тех, кто… ну, любитель.

Псовский улыбнулся:

— Я из тех, кто любит пожрать, Аргус. Безо всяких условностей. Давайте начинать.

Алексей Игнатьевич неспешно намазывал масло на тост, поглядывая на Филча, как на священника перед исповедью. Только не он собирался каяться, а наоборот. В этом разговоре Филч должен был выложить все, что знал. А знал он, судя по всему, многое. Завхозы везде были такими — от ПТУ до высшей школы авиации. Они не просто знали, кто в чем виноват. Они знали, почему это случилось, кто молчит, и кто пытался скрыть улики.

Аргус Филч ел аккуратно, сдержанно. Смотрел на Дамблдора — ну, на того, кого он считал Дамблдором — с благоговейным почтением. Наверное, впервые за долгие годы он чувствовал себя кем-то важным и значимым.

— Скажите, Аргус, — начал Алексей как бы невзначай, когда на столе появились две чашки кофе, — вы ведь давно тут. Что, по-вашему, требует внимания в первую очередь?

Филч вытер пальцы о салфетку, откинулся на спинку стула и хмыкнул.

— О, профессор… Если говорить по-честному, как есть… То все. Тут все требует внимания в первую очередь.

— Например?

— Начнем с простого, с камней. — Филч постучал костяшками по деревянной столешнице. — Замок старый. Магия — магией, а стены-то не вечные. Тут вон на третьем этаже, прямо над библиотекой, трещина пошла через стену. С виду ничего, а внутри — дыра такая, что птицы гнездо свили. Или вот: плиты на южной стене разошлись. Я еще весной профессорам говорил — мол, шов треснул. Если мороз прихватит — выдавит к Мордреду! А они мне — магией починим. Ну починили. Иллюзию налепили, вернее. А трещина-то осталась… А у слизеринцев в подземелье сырость такая, что вообще уже ничего не помогает. Да и озеро подтапливает помаленьку. Все, конечно, держится, и еще много лет простоит, но если ничего не делать, то закончится все плохо. Впрочем, я уже об этом докладывал профессору Макгонагалл. Она вам не передавала?

— Не припоминаю, — честно ответил Псовский и добавил: — Так, может, ремонт нужен?

— А на что, простите, его делать? — усмехнулся Филч. — Профессор Макгонагалл сказала, что бюджет Министерство магии урезало в прошлом году. А в этом вообще дали на материалы столько, что я еле закупил масло для полировки да остальные расходники по мелочи. А дальше — своими силами. Все говорят — «магия поможет», да только вот кто и как? Специалистов, готовых помочь — по пальцам пересчитать. Вон мистер Саймс, что раньше вел рунные усиления, ушел, а к остальным и не подступиться! Все носы воротят! Вы, директор, хороший человек, да уж больно занятой — никак вас не застать. Понимаю: дел много, забот разных, да вот только и госпожа ваша заместительница не справляется все на себе тянуть. Как вашим замом стала, взяв на себя дополнительную нагрузку, кроме деканства и преподавания, так с дисциплиной на Гриффиндоре все наперекосяк и пошло. Эти ваши ученики, сэр… Простите, но порой я думаю, что мы держим здесь дурдом, а не школу.

Алексей Игнатьевич кивнул, мысленно отмечая, что миры меняются, а проблемы с финансированием остаются. Да и остальных проблем, похоже, хватает, а бывший владелец его тела, видимо, из-за гигантской нагрузки, пустил все на самотек, понадеявшись, что все как-то само по себе образуется. Очень опрометчиво.

— Так что там с учениками и их дисциплиной? — решил получше разобраться в вопросе Алексей Игнатьевич.

Аргус Филч шумно выдохнул.

— Дети сейчас хуже, чем раньше. Клянусь вам. Нет, не все, конечно. Есть нормальные, есть умные, но в целом… испортились. И это не мой старческий бред. Просто… нет у них ни страха, ни уважения, ни понимания. Все вроде как в шутку. Все — в игру. Заколдовали банкетку, чтобы она всех скидывала, кто на нее садится — «ха-ха, весело». Или исподтишка наложили заклятие на мою швабру, и та носилась по коридору, как бешеная. Смешно ведь, если я на ней поскользнусь и шею сверну? В прошлом году пацану какому-то сунули в постель дохлого тритона. Мальчишка с тех пор боится спать без света. Потом кто-то начертил пентаграмму в туалете Плаксы Миртл. Кровью! Хорошо хоть не человеческой, а птичьей, но запах был… как с бойни! Прошлой весной один из старшекурсников из Гриффиндора заколдовал бронзовую статую возле библиотеки, и та бегала за первокурсниками. «Шутка», сказали они потом, а у ребенка нога сломана. А наказания? Ха! Отработку дали. Оттер коридор и все — свободен. Ага. Конечно.

Псовский поставил чашку на стол. Все, о чем рассказывал Филч — и по дороге в Большой зал, и здесь — это не просто косяки. Это — системная деградация.

«А перестройка все идет и идет по плану…» — внезапно подумалось ему.

— И это все происходит на фоне полной бесконтрольности? — уточнил Алексей Игнатьевич.

— Разумеется. Директор, вы — всем милостивый. Да и в школе бываете редко. Профессора — каждый сам по себе. Кто — добрый, кто — злой, кто — дальше собственного контракта не видит. А я… Я сквиб. Знаете, что это значит? Не маггл и не волшебник, а так… жалкое создание без магии. Так что ученики из знатных семей мне в лицо смеются, а иные просто не уважают. Я для них «грязный уборщик». И все.

«Ага. Иерархия, безнаказанность, развращенная вседозволенностью молодежь. То, что делает из школы ад. Не магия, а человеческая халатность», — отметил Псовский и внезапно испытал испанский стыд за деятельность своего предшественника.

— Дети все видят, — добавил Филч тише. — Видят, что можно издеваться, что можно нарушать, что никто не накажет. А потом растут такими… сами знаете какими.

— Вот относительно моей занятости… Тут вы, Аргус, правы, — развел руками Алексей. — Действительно, другие обязанности отнимали практически все мое время и внимание, о чем мне, признаюсь, ужасно жаль. Поэтому, я принял решение: отказаться ото всех прочих занимаемых постов и должностей и полностью посвятить себя школе. Боюсь, я не знаю, как здесь на самом деле обстоят дела и надеюсь, что позднее вы сможете мне все подробно рассказать. А пока давайте вместе подумаем, как нам все это… подкрутить. Хоть немного.

Аргус Филч вытаращился на директора так, как будто не мог поверить в услышанное — слишком уж неожиданными были новости. Затем, осознав, что ему сказали, он часто закивал:

— Конечно, сэр! Давно пора!

«Вот и отлично, — подумал Псовский, — первый союзник найден. И черт побери, какой ценный!»