Отношение к женщинам - участницам Великой Отечественной войны после 1945 года и спекуляции на эту тему.

Всем привет. Эту  тему  я  не  стал  бы  открывать, 

если бы не сильно часто натыкался в интернете на обсуждение книги Светланы Алексиевич на Яндекс Дзене и других сайтах. Она называется " У войны не женское лицо" и представляет собой документально- очерковую книгу с рассказами женщин - участниц войны.

К книге этой отношение у всех разное. Одни считают ее эталоном правдоподобия и льют над ней слезы,читая ее. Другие, наоборот, подозревают Светлану в наглом вранье ( и кстати, не без оснований).

Ведь в книге, помимо реалистичных описаний бытовых условий и неудобств, с которыми пришлось столкнуться молодым девушкам на фронте, и опасности; рассказывается такая хрень, которую ничем иным, как бредом, назвать нельзя.

Но прежде  чем  обсуждать  саму  книгу и  свои  впечатления  о  ней,  напомню  о  личности  этой  писательницы.

Светлана – уроженка Ивано-Франковска (Станислав, Украина). Дата рождения – 31 мая 1948-го. По отцу – белоруска, по матери – украинка, галичанка. Папа воевал на фронте, служил в армии в послевоенное время. После того, как он демобилизовался, семья перебралась в Минск, родители работали учителями в школе.

 Детство Светы в большей степени прошло в селе Винницкой области, а аттестат зрелости девушка получила в 1965 году в поселке Копаткевичах Гомельской области. Далее она решила поступать на журфак Белорусского госуниверситета и успешно сдала вступительные экзамены. Учебу в вузе совмещала с работой воспитателя в интернате, историка и преподавателя немецкого языка в общеобразовательной школе. Творческую деятельность начала в качестве внештатного корреспондента газеты «Припятская правда».

 В 1972-м получила диплом и отправилась устраиваться в редакцию «Маяка коммунизма». Потом были «Сельская газета» и журнал «Неман».

 Пробы пера на профессиональном уровне у Алексиевич датированы серединой семидесятых. Дебютная документальная книга «Я уехал из деревни» должна была выйти в 1976-м, но публикацию отменили ввиду отдельных критических замечаний со стороны цензоров. Работа представляла собой сборник монологов жителей белорусских селений, ставших горожанами. Уже в этой рукописи присутствовали элементы антисоветчины: подвергались обструкции существующий в те времена паспортный режим для сельских граждан и просчеты в аграрной политике.

 В 1977-м в журнале «Неман» выходит статья Алексиевич, посвященная Дзержинскому «Меч и пламя революции». В ней молодая писательница с восхищением отзывалась о деятельности главного чекиста, что в свете нынешних событий и зная о неоднозначном отношении автора к святыням большевизма, смотрится по меньшей мере странно.

 В 1983-м Светлана Александровна была принята в Союз писателей по рекомендациям видных белорусских прозаиков, среди которых были учителя Алексиевич – Алесь Адамович и Василь Быков. Чуть позже в свет вышла документальная повесть «У войны не женское лицо», составленная из интервью с участницами Великой Отечественной войны.

Казалось  бы — никаких  сомнений  у  читателя  быть  не  должно, раз  книга  была  одобрена  советской цензурой.  Но  вот  только  в  более  поздних  изданиях (после  перестройки и  развала СССР)  текст  был  дополнен — и отборной дичи  там  прибавилось.

Читая  книгу, ловил  себя  на  мысли, что  Алексиевич  пытается  изобразить большинство советских  женщин, возвращающихся  с  войны   домой, этакими  «терпилами».  А  народ  в  тылу  — дегенератами.  Мол,  повелось  "дремучее" (по  логике Светланы)  советское  население  на  грязные  слухи  о  женщинах  на  фронте  и, стоило  только  хоть  одной воевавшей  женщине  появиться  на  родной  улице, то  за каждым кустом и на каждой улице уже поджидали кликуши и ведьмы, которые оскорбляли по всякому ни за что, ни про что фронтовичку.  А  те только  в  ответ   плачут,  глазки  опускают  и  убегают.  

То есть мне на полном серьезе предлагается поверить в то, что женщины, прошедшие через ад войны ( санинструкторши, летчицы, те, кто были снайперами и другие, кто не боялись под пули лезть и раненых из- под огня вытаскивать, после войны разом превратились в терпил, не способных подойти и вдарить по зубам тем кликушам, что их оскорбляли, не защищали себя. Ну бред же —  женщина, вернувшаяся с фронта, видела трупы, оторванные конечности, рисковала жизнью каждый день, убивала, в конце концов, а тут какую-то тётку-сплетницу испугалась. Конечно, она даст в морду при случае. А то и прикопает по-тихому под берёзой. 

Так же мне предлагается поверить, что никто из мужиков ВООБЩЕ не одергивал сплетниц и оскорбляющих, не ставил их на место; и то - что у людей (будто бы) память сразу отшибло. Как будто это некие абстрактные, чужие молодые женщины уходили на фронт, работали в госпиталях.  

Будто их усилий совсем никто не ценил и не уважал. Хотя  в  этой  же  книге  описывалось,  как  старики,  женщины  и  дети  со  слезами  на  глазах  провожали  девчат  на  фронт.  Логическое противоречие, не находите?

Для  примера  вот  эпизод:

Девушку Людмилу служившую связисткой в стрелковой роте, после войны вернувшуюся в родной дом, неласково встречает родня. А тупая мамаша сей девушки, после 4 дней пребывания ее дома, однажды утром будит Людмилу и говорит " дочка, я тебе узелок собрала. Уходи. У тебя две младших сестры растут, кто их замуж возьмет? Ты 4 года была на фронте, ясно, чем ты там занималась. Соседи шепчутся, пальцами кажут, а мне этого позора не нужно".При  этом  даже  фамилию  воевавшей женщины Светлана  Алексиевич  не  называет,  не  говоря  уж  о  том,  чтобы  указать  в  книге  фотографию. Но  это  мелочи, по  сравнению с вышеназванным  бредовым  эпизодом. И  бредовый он  хотя  бы  потому, что мать тут выглядит каким-то монстром,что дочь выставляет, даже не поговорив с ней,в том числе и об этом, делала ли та что-то стыдное. Любая  нормальная мать  языки бы повырывала особо мерзким  сплетницам, а  эта  ведёт  себя  как  чмо.Причём, госпожа  «писательница»  повторяется.  Практически  такой  же   эпизод  с  теми  же  самыми  оборотами  речи — уже  с  влюблённой  парой.  повторяется  по  новой.  На  этот  раз  мамаша  сына -капитана ругает, зато  что  женился на санитарке.  И  КАПИТАН Красной Армии  не  может  сказать  матери  в  ответ  элементарные  слова — «Мать,  ты не  охренела?»

Справедливости  ради, есть  в  книге  эпизоды  с  нормальным  поведением   родни  воевавших  женщин, встречавших  своих  родственниц с  почётом  и уважением.   Но  их  можно  по  пальцам пересчитать.  Но  жертвы  ЕГЕ  верят  исключительно  в  гнобление  участниц  Великой Отечественной  войны в тылу.  Они  прям  от  этого  кайф получают. Вот комментарии:

В  книге,  разумеется  есть  и  антисоветские  мифы.   «Сталин  сказал,  что  у  нас  нет  пленных, а  только  предатели» —  хотя ПРЕКРАСНО  ИЗВЕСТНО, что  эту  фразу  Иосиф  Виссарионович  не  произносил,  а  появилась  она  во  власовской  газетёнке  в  1944 году  с  целью  агитации  среди  советских военнопленных.Алексиевич  выдумывает,  что  после  войны  всех  наших  пленных ждал Гулаг,  опираясь  уже  на  слова  безымянных  очевидцев.  Но  есть  статистика,  согласно которой минимум  70  процентов  пленных СССР (в том  числе   бежавших из  германских застенков)  проверку  прошли  успешно.  У  Светланы  же  сплошная  несправедливость и страдания.

Зачем Алексиевич нужен весь этот людоедский сеанс саморазоблачения? Нобелевскую премию за публицистику просто так не дают, ее нужно отрабатывать. Чего,  к  сожалению  не  понимают  люди, кричащие  - "Она  же  лауреат,  ей  можно верить!" Западу, который пытается расшатывать Белоруссию, нужна новая, отредактированная история. Нужны борцы за свободу белорусского народа сражавшиеся, против коммунистов и москалей. Единственный вариант – полицаи. Теоретически, из них можно слепить аналог бандеровцев, которых на Украине за 30 лет умудрились «прокачать» из душегубов и предателей до национальных героев. В Белоруссии с этим все очень сложно. Почти невозможно убедить белорусов ТАК претерпевших в годы Великой отечественной в добрые намерения этих добровольных немецких помощников с нашивками «Верный, храбрый, послушный». Хотя, печальный пример уже есть, нужно только дождаться, когда уйдут последние живые свидетели той эпохи. Работа над новой историей уже идет.