Японский тыл во время Второй мировой войны

Вопреки распространенному на Западе представлению о том, что японцы времен Второй мировой войны фанатично и единодушно поддерживали военные действия, японскому правительству пришлось мобилизовать и мотивировать своих граждан в военное время.

Это был отрывок из фильма Фрэнка Капры "Знай своего врага. Япония". Изображения (прим. в оригинале их нет), представленные в этом вводном разделе, призваны дать представление о народе, который, несмотря на явную современность, индустриальность и технологичность, хранит традиционные верования и чуждые ценности, непонятные для западного человека.

"Как фотопластинки с одного негатива": сама человечность японцев ставится под сомнение, когда перед нами предстает образ одинаковой, фанатичной орды. Что ж, это пропагандистский фильм. Но моя цель - показать, что японское правительство на самом деле решало проблемы, очень похожие на те, с которыми сталкивались другие воюющие страны - особенно те, которые, как Германия, вели агрессивные войны, а не защищали родину: как мотивировать и мобилизовать огромное население независимых людей, которых, как правило, больше интересовало благополучие их собственных семей, чем более абстрактная судьба нации?

Давайте рассмотрим еще одну короткую выдержку из документального фильма.

Японское правительство смотрело на это иначе. Напротив, руководители японских военных сил видели множество препятствий для эффективной мобилизации гражданского населения.

Важно понимать, что Япония была гораздо менее технологически развитой страной, чем Германия, о чем вы можете судить, в частности, по тому, что иллюстрации Клаудии (прим. профессор-напарник лектора, которая делала лекцию о пропаганде в нацистском рейхе) все цветные, а мои - черно-белые. Хотя японское правительство очень интересовалось нацистскими методами убеждения населения, Японии не хватало экономической мощи и инфраструктуры для проведения сложной кампании массового маркетинга. Например, в 1940 году более 50% населения проживало в сельской местности. Из них только 6% владели радиоприемниками, большинство имели всего четыре-шесть классов школьного образования, поэтому были едва грамотны, а располагаемый доход был настолько низок, что даже подписка на газету была не по карману многим семьям. Действительно, сельские семьи жили на грани прожиточного минимума, и у них не было ничего лишнего.

Учитывая ограниченные возможности правительства в области массовых коммуникаций, если оно хотело донести до населения какую-то идею, соответствующим чиновникам часто приходилось самим распространять ее (слайд здесь), как в данном случае, когда министр финансов Японии произносит речь, пропагандирующую экономию, перед детьми и родителями местной начальной школы.

Этот отрывок отражает преобладающее среди союзников мнение о том, что японцы были фанатично и единодушно преданы своему императору и своей нации.

Японское правительство так не считало. Напротив, руководители японских военных сил видели множество препятствий для эффективной мобилизации гражданского населения.

Для японских граждан война началась в июле 1937 года, когда японские военные начали тотальную кампанию в Китае. Правительству не нужно было убеждать людей выражать свою поддержку военным с помощью таких жестов, как (слайд) переодевание мальчиков в военные костюмы для традиционного посещения святынь; (слайд) или охлаждение себя веерами, украшенными военными мотивами; (слайд) митинг в честь падения Нанкина в декабре 1937 года. Но для большинства японцев война в Китае была еще очень далеким событием, и (слайд) реалии этой жестокой кампании еще только предстояло ощутить на родине.

В августе 1937 года правительство начало "Кампанию национальной духовной мобилизации" (слайд), которая продолжалась под эгидой разных органов власти на протяжении всех военных лет. Эта кампания была направлена прежде всего на то, чтобы объединить множество независимых патриотических организаций, уже существовавших в Японии, под единым началом и обеспечить руководство из центра. Например, большое количество женщин уже стекалось в Патриотическую женскую ассоциацию и Национальную ассоциацию защиты женщин.

Кампания духовной мобилизации официально закрепила статус этих организаций, и в конечном итоге членство в них должно было стать обязательным. Их деятельность включала подготовку посылок для солдат на фронте, (слайд) пошив поясов с тысячью стежками, которые солдаты на фронте носили под формой; (слайд) кампании, направленные на поощрение бережливости и экономии, например, ношение утилитарных брюк вместо традиционного кимоно, и (слайд) кампании против экстравагантной одежды и западной моды: здесь женщина порицалась за завивку волос.

Кампания духовной мобилизации также организовывала массовые митинги в честь военных событий, такие как митинг "Сокрушить Америку и Британию" 10 декабря 1941 года, "Национальный митинг по распространению военного рескрипта" 13-го, митинг "Укрепление духа ПВО" 16-го и военный митинг "Продвижение Пакта Оси к уверенной победе" 22-го. (слайд) На этой иллюстрации - национальный митинг в честь падения Сингапура, состоявшийся в феврале 1942 года.

Еще одним центром кампании духовной мобилизации стала школьная система. Школы всегда поощряли патриотизм и почитание императора. В каждой японской школе был кабинет или святилище, в котором хранилась фотография императора и его супруги. Дети должны были кланяться каждый раз, когда проходили мимо нее. Детей учили, что император - отец страны, всегда думающий о благе своего народа. В апреле 1941 года начальные школы были переименованы в "национальные школы" и приняли новую миссию: "Отмыть руки от прежнего западного взгляда на жизнь и исправить мнение, что образование - это инвестиции или путь к успеху и счастью". Вместо этого школы должны были "восстановить прежний дух японского образования, воспитать врожденные склонности японского народа, который является опорой мира и лидером азиатской лиги, вернуться к императорскому пути и всем сердцем способствовать развитию японского духа". Главным практическим эффектом стала отмена летних каникул, которые теперь были переименованы в "летний период обучения", посвященный добровольному труду.

Все эти инициативы были в определенной степени эффективны. Конечно, японский народ был готов выражать любовь к императору и преданность нации, а также идти хотя бы на символические жертвы - лишь бы нация продолжала одерживать победы.

Но я не могу отделаться от ощущения, что до тех пор, пока дефицит и количество смертей в результате войны не стали действительно ощутимыми. То есть с 1942 года духовная мобилизация была чем-то вроде игры, (слайд) как в случае с этими студентами, играющими в бейсбол в снаряжении от воздушного налета, или (слайд) с этими детьми начальной школы, играющими в жертвы во время учений по воздушному налету. Люди даже выражали ненависть к врагу, которую японское правительство так и не смогло привить, с помощью игривых жестов, (слайд) как на этой улице в Токио, где у людей была возможность потоптаться по американскому флагу; или (слайд) на этой школьной площадке, где детям предлагалось пострелять в изображения Рузвельта и Черчилля.

Кампания по духовной мобилизации - это все хорошо, но, как известно, трудно добиться реальных изменений в повседневной жизни людей, таких, которые требуются для тотальной войны: резкое сокращение потребления, интеграция доселе маргинальных социальных групп в систему военного производства и предложение всех трудоспособных мужчин военной машине.

Эти изменения произошли в Японии, но в основном не с помощью методов пропаганды или убеждения. Скорее, они были вызваны принуждением, суровой необходимостью и ''в случае мобилизации рабочей силы'' существенными финансовыми стимулами.

Гораздо более значимыми для повседневной жизни, чем духовная мобилизация, были последствия Закона об экономической мобилизации 1938 года. Этот закон создал командную экономику, в которой гражданские и военные бюрократы устанавливали производственные квоты по отраслям, контролировали прибыль и дивиденды, а также осуществляли повседневный надзор за деятельностью основных отраслей промышленности. Система серьезно ограничила производство потребительских товаров, например, после 1941 года практически не производился текстиль для внутреннего потребления.

Правительство ввело систему жесткого нормирования, в которую помимо продуктов питания входили одежда, гвозди, иглы, бинты, обувь, масло для приготовления сакэ, покрышки и многие другие товары. Я уже упоминал о крайней необходимости, и это подтверждается тем фактом, что даже драконовская система нормирования в последние годы войны была подорвана крахом внутреннего производства и ужесточением контроля союзников над морскими путями Японии. Пайки все чаще поступали с опозданием или не поступали вовсе, и большинство японских гражданских лиц были вынуждены жить мелкой преступностью, пытаясь найти достаточно еды, чтобы прокормиться (слайд), как показано на этом снимке: очередь быстро формируется у разбомбленного склада риса.

Одним из самых заметных успехов японского правительства в мобилизации населения стала система соседских ассоциаций, которые стали передовой линией в попытках контролировать и влиять на повседневную жизнь.

Соседские ассоциации были древним институтом в жизни Азии. Более двух тысяч лет китайское правительство объединяло своих подданных в группы по пять и более семей и возлагало на них коллективную ответственность за сбор налогов и предотвращение преступлений. Подобная система действовала в Японии в XVII и XVIII веках. К двадцатому веку соседская группа стала неотъемлемой, но неформальной частью ткани японского общества. Японскому правительству не хватало людей и технологий, чтобы контролировать повседневную жизнь своих подданных путем прямого надзора, и, несмотря на риторику о лояльности, правительство не было уверено, что домохозяйства сами по себе будут добросовестно выполнять директивы правительства. Правительство увидело в соседских ассоциациях способ проникнуть в самые отдаленные слои японского общества.

Членство в ассоциации стало обязательным, а ее деятельность была формализована и включала в себя распределение пайков, противовоздушную оборону, координацию сбережений, добровольный труд и обеспечение явки на службу мужчин, подлежащих призыву. Система основывалась на том, что если люди и были готовы обмануть правительство и даже императора, то они не могли пойти на обман людей, с которыми им приходилось жить по соседству. Это была очень эффективная система контроля, и, как мне рассказывали, она процветает в Северной Корее и по сей день.

Как и другим правительствам военного времени, японскому правительству было необходимо мобилизовать доселе маргинальные слои населения, в частности женщин и детей, в рабочую силу. Дети были мобилизованы через школьную систему, которая отправляла на работу большое количество учеников, хотя и с печально известным низким уровнем производительности. Женщины, а также мужчины, которые были слишком стары или слабы для военной службы, были мобилизованы в первую очередь благодаря предложению хорошей зарплаты.

Для многих японских семей военная экономика открыла такие экономические возможности, которых они никогда не имели раньше. Правительство оказалось в необычном положении, когда вынуждено было запретить своим сельским жителям занимать манящие их рабочие места на фабриках, поскольку это привело бы к дальнейшему сокращению производства продовольствия. Тем не менее, несмотря на попытки правительства остановить этот поток, более миллиона безработных сельских жителей переехали на постоянное место работы на городские фабрики в результате развития военной экономики.

Таким образом, мобилизация японского народа на тотальную войну была достигнута не за счет духовного фанатизма и не за счет изощренных методов убеждения. Скорее, она была достигнута с помощью смеси старомодных экономических стимулов, старомодного принуждения и старомодных методов социального контроля.

Сейчас я хотел бы представить вам одну даму, которая заняла важное место в моей жизни, поскольку о ней и ее семье написана моя последняя книга, посвященная трансформации сельского общества в Японии. Эту женщину зовут Тосиэ Сакауэ. Она живет в сельской общине на севере Японии. Она хорошо сохранилась в свои семьдесят восемь лет, а это значит, что во время Перл-Харбора ей было семнадцать.

Переживания Тосиэ во время войны, вероятно, не сильно отличаются от переживаний миллионов других молодых сельских женщин. В школьные годы ее учили почитать императора, и она его почитала, но гораздо важнее для нее в течение шести лет обучения в школе были ее друзья и базовое образование в области чтения и письма.

После школы, в возрасте двенадцати лет, отец отправил ее работать горничной в соседнюю деревню. Ее минимальная зарплата отправлялась непосредственно отцу, хотя более важной выгодой для семьи от ее работы было сокращение числа ртов, которые нужно было кормить. События в далеком Китае казались ей совершенно далекими.

Впервые о войне она узнала, когда ее старший брат был призван в армию после начала военных действий в 1937 году. Он отслужил срочную службу и вернулся домой в 1939 году. Даже в обычное время семейная жизнь Тоши была нелегкой. Ее старшая сестра была психически больна, и, поскольку в стране не было учреждений по уходу за ней, семья была обязана следить за ней и за тем, чтобы она не причинила вреда окружающим. На небольшом участке арендованной и не слишком продуктивной земли семья должна была вести хозяйство без помощи животных и машин. Все члены семьи выходили на работу при любой возможности, обычно в качестве подсобных рабочих, чтобы пополнить никогда не хватавший семье денежный доход. В декабре 1941 года Япония напала на Соединенные Штаты и вступила в мировую войну.

Тосиэ испытывала тот же страх, что и многие другие, - перед безмерностью поступка и неизвестностью будущего. Мэр соседней деревни написал в деревенской газете: "Когда я услышал объявление по радио, я почувствовал озноб во всем теле, и поток моей крови изменил свое направление. Осознание того, что на нашу империю обрушилось великое несчастье, было высечено в моем сердце". (В одной из последующих статей он порицал себя за непатриотичные сомнения). Тосиэ не могла судить о лидерах страны: события казались слишком далекими для ее небольшого кругозора и опыта. Но ее воодушевляли первые победы Японии, и она была уверена, что Япония не может проиграть. В 1942 году старший брат Тосиэ был призван в армию, так как и ее второй брат. С уходом двух мужчин труд семьи стал еще более обременительным. Бремя семьи стало еще тяжелее с введением системы реквизиции продовольствия. Каждое домохозяйство в деревне должно было выполнить определенную продовольственную норму, которая должна была сдаваться властям через районную ассоциацию. Поскольку земля семьи Тосиэ была малопродуктивной, квота составляла почти весь урожай. Хотя говорили, что некоторые семьи жульничают и прячут продукты для собственного потребления, отец Тосиэ знал, что если он не выполнит свою квоту, то другая семья в группе должна будет возместить разницу.

Он подчинялся, даже если семье не хватало денег. В 1943 году отец Тосиэ снова отправил ее на работу. На этот раз она работала грузчиком в доках, разгружая уголь и другие сыпучие грузы с кораблей. Работа была невероятно тяжелой. Тосиэ работала в трудовой бригаде вместе с американскими военнопленными и рабами из Китая и Кореи. Но Тосиэ приносила домой зарплату в пять иен в день - неслыханная сумма для работающей женщины. Ее отец был благодарен за экономический вклад и не оставил ей другого выбора, кроме как продолжать работать. Оба брата Тосиэ погибли на войне. В ее деревне, где более 30% мужчин в возрасте до 30 лет не вернулись домой, это было не редкостью. Она отправилась в Сендай, куда добиралась всю ночь, чтобы забрать прах своего брата. Это был первый раз, когда она уезжала из своей деревни. Помимо работы в доках Ниигаты, Тосиэ приходилось участвовать в деятельности Национальной ассоциации защиты женщин. В ее обязанности входили проводы уходящих в армию юношей, помощь семьям, потерявшим сыновей, посещение лекций и митингов, посвященных военным действиям, членство в отряде борьбы с воздушными налетами, шитье поясов и посылок с тысячами стежков, а также организация развлечений для жителей деревни.

Самым поразительным в переживаниях Тосиэ о войне было то, как мало выбора было у нее и других членов ее семьи. Никто из них не мог помешать ее братьям отправиться на войну и погибнуть. Они не могли уклониться от ответственности за уход за больной сестрой Тосиэ. Нужно было собирать урожай и выполнять нормы поставок продовольствия. Отец Тосиэ заставлял ее ходить на работу и оставлял себе всю ее зарплату. В жизни Тосиэ не убеждение, а принуждение было движущей силой. Впрочем, это было не просто условием военного времени.

У Тосиэ, как и у многих других дочерей из бедных фермерских семей, с самого рождения и по крайней мере в первые десятилетия после окончания войны было очень мало возможностей выбрать направления своей жизни. Война не была для Тосиэ сплошным несчастьем. Она наслаждалась относительным серьёзным положением в деревенских делах, которое ей обеспечивало отсутствие мужчин. Ей нравилось организовывать деревенские мероприятия, особенно такие развлечения, как те, в которых женщинам приходилось брать на себя все мужские роли. И она, как никто другой, радовалась победам Японии на ранних этапах войны. Тосиэ вспоминает капитуляцию Японии как момент невыносимого разочарования.

Она полностью доверилась лидерам, поверив им, когда они сказали, что Япония не может проиграть. С поражением она потеряла большую часть своей веры в руководство страны. Но, в конце концов, она оставалась продуктом своего воспитания. Одним из первых ее действий после поражения стало долгое путешествие в Токио, впервые в жизни. Прибыв в Токио, она отправилась в императорский дворец, где в течение трех дней работала добровольным рабочим на территории дворца, помогая навести порядок после военных лет запустения. После этого ее трудовую группу приветствовал император, который сказал им, что знает, как им сейчас тяжело, но они не должны падать духом. Тосиэ вспоминает об этом как об одном из самых трогательных моментов в своей жизни.

Переживания Тосиэ во время войны не сильно отличались от переживаний других сельских женщин. Но она пережила их не как фанатичка, не как автомат с промытыми мозгами, а как личность, чуткий и заботливый человек, который любил свою семью и не мог вынести позора перед односельчанами. Согласие Тосиэ на участие в военных действиях было дано добровольно, ее участие было искренним, хотя принуждение оставалось основным и неизбежным фактом ее жизни.