Про-японские высказывания Уильяма Дюбуа

Уильям Эдвард Бургхардт Дюбуа - известный черный радикал, проживший необычной длинную и активную жизнь. Начинал как либеральный радикал, основатель несколько крупнейших и действующих до сих пор организаций в защиту интересов черного меньшинства (NAACP, например). Придерживался анти-империалистических, антиколониальных взглядов, был деятельным участником пан-африканистского движения. Уже после Второй Мировой Дюбуа становится коммунистом. Вместе с женой несколько раз приезжает в СССР. Дружит с Мао и рядом китайских революционеров. В начале 1960-х годов Дюбуа и его жену лишат паспорта и вышлют из США. Считается прямой интеллектуальной и духовной предтечей практически всех более-менее известных деятелей движения за гражданские права черных - от Мартина Лютера Кинга-младшего и до более радикальных людей и организаций, как Малкольм Иск и "Черные пантеры". Существенно менее известно, что Дюбуа был не только лишь пан-африканистов, но в межвоенное время сочувствовал... Японии.
*** *** *** 

Когда Соединенные Штаты вступили в первую мировую войну в качестве ее непосредственного участника, Уильям Эдвард Бургхардт Дюбуа в противоречивой редакционной статье, о которой он впоследствии пожалел, призвал чернокожих американцев "сомкнуть ряды" со своими белыми согражданами, чтобы победить общую немецкую угрозу. Однако несколько лет спустя, когда его страна вступила в войну с Японией, Дюбуа не проявил энтузиазма и не выступил с подобным призывом, поскольку считал, что Япония - цветная страна, что цвет кожи является первопричиной войны и что между цветными народами существует "определенная связь из-за общемировых предрассудков"!

В письме Эндрю Дж. Эллисону, секретарю выпускников Университета Фиска (прим. традиционный черный универ, созданный на юге именно для обучения чернокожих), датированном 3 февраля 1941 года, Дюбуа сказал, что рад, что его альма-матер еще не поддалась военной истерии. Его удовлетворение, объяснил он, вызвано убеждением, что "в этой войне мы пытаемся напасть на Японию из-за расовых предрассудков". Однако считал ли он, что Соединенные Штаты могут быть оправданы в случае оборонительной войны?

Будучи одним из самых образованных людей своего поколения и главным выразителем и пропагандистом высших устремлений чернокожих американцев, Дюбуа анализировал международные события и пытался объяснить, как подъем Японии повлиял на их текущую борьбу за справедливость и равенство. На протяжении более чем трех десятилетий его интерпретации неизменно находили положительные черты в политике правительства Японии. Проще говоря, высказывания У. Э. Б. Дюбуа о положении Японии в Восточной Азии были неизменно благожелательными по отношению к Японии.

Дюбуа утверждал, что чернокожие стали лучше понимать Восточную Азию со времен Русско-японской войны. В своем эссе 1905 года "Университет Атланты" он повторил афоризм, ставший знаменитым в его книге "Душа черных людей": "проблема двадцатого века - это проблема цветной линии (color line)" (прим. color line - термин, обозначающий социетальную иерархию по цвету кожи, сегрегацию на её основе). Но в том же эссе он писал, что "желтая опасность" и цветовая линия взаимосвязаны, и ставил в заслугу японцам то, что они разрушили "глупую современную магию слова "белый"". Еще до того, как был определен исход войны, Дюбуа заявил, что японцы, независимо от того, победили они или проиграли, уже пробудили коричневую и черную расы.

В эссе "Африканские корни войны", которое его биограф Дэвид Л. Льюис назвал "одним из аналитических триумфов начала двадцатого века", Дюбуа обрисовал особую роль, которую, по его мнению, играет Япония. Он утверждал, что выход Японии за границы цветного барьера оказался обескураживающим и опасным для гегемонии белых. Чтобы убедить Японию "вести себя как белая" и присоединиться к подавлению цветных народов мира, утверждал Дюбуа, предпринимались "добродушные попытки доказать, что японцы "арийцы"". Однако он считал, что Япония не поддается на подобные уговоры. По его словам, "здоровая кровь, и есть признаки того, что Япония не мечтает о мире, управляемом в основном белыми людьми". Он предсказывал, что подавляющее большинство человечества восстанет, чтобы покончить с расовыми предрассудками, империализмом, экономическим порабощением и религиозным лицемерием. Не раз, как отмечали Август Майер и Эллиотт Рудвик, он предвидел "расовую войну, в которой негры, объединившись с азиатами, одолеют белую расу"!

Дюбуа мечтал о конце гегемонии белых в мире и надеялся, что угнетателей его народа постигнет какое-то возмездие. Во времена, когда имперские державы безнаказанно делили страны между собой и трактовали свое порабощение других народов с помощью военной мощи и технологического превосходства как доказательство расового превосходства, многочисленные прогнозы Дюбуа о сценариях, ведущих к изменению расовой гегемонии, и его видение Японии в качестве инструмента страшного наказания играли для него терапевтическую роль. Ведь, как он однажды написал, "без непоколебимой веры в Зло и Добро ни один образованный негр не застрахован от самоубийства ".

В конце концов, Дюбуа считал, что у Японии нет другого выхода, кроме как присоединиться к небелым народам мира в их борьбе за освобождение от белого господства. По его мнению, Япония, будучи мировой державой, в то же время являлась "чудаком на побегушках", пытающимся выбрать безопасный курс в скоплении хищнических наций. Он перечислил проблемы, которые, по его мнению, подталкивали Японию и Соединенные Штаты к грани войны. Он напомнил своим читателям, что в Калифорнии были приняты дискриминационные законы, японских детей пытались отправить в сегрегационные школы, а также запретили покупать землю людям, признанным не имеющими права на гражданство. Кроме того, японские и китайские иммигранты, писал он, все чаще оказывались в изоляции в таких странах, как США, Австралия и Новая Зеландия.

5 марта 1932 года Дюбуа написал письмо исполнительному секретарю Женской международной лиги за мир и свободу, в котором утверждал, что Закон об исключении японцев из США (прим. Japanese Exclusion Act of the United States - один из многочисленных анти-азиатских законов сегрегации, окончательно отмененный в 1972 г при президенте Никсоне), отказ Лиги наций занять позицию по вопросу расового равенства и "бесцеремонное отношение к Японии со стороны Америки и Европы со времен Перри и до нынешней дальневосточной пропаганды" являются яркими иллюстрациями того, как расовые предрассудки способствуют войне и мешают обсуждению вопросов мира.

В то время как Дюбуа сокрушался о проступках японцев, он казался вполне терпимым к японской агрессии в Китае. В газете Philadelphia Tribune был опубликован заголовок: "Дюбуа видит конец правления белых в Азии, если Япония удержит позиции". Он начал с рассуждений о том, что "родственники хуже всего". Китайцы и японцы, объяснял он, - двоюродные братья, "настолько близкие родственники, что большинство жителей Запада не могут их различить". Хотя можно было бы ожидать, что эти две великие нации выступят единым фронтом против европейской агрессии, продолжил он, эволюция Японии как общества, в котором доминировал солдат, позволила быстро организовать противостояние европейской агрессии, но Китай предпочел торговать с Европой. Более того, Япония нуждалась в угле и железе Кореи и Маньчжурии и вступила в войну с Китаем в 1894 году. Вмешательство Франции, Германии и России заставило Японию отказаться от Маньчжурии, а затем русские развернулись и забрали то, в чем Японии было отказано. Это стало предтечей русско-японской войны.

Дюбуа считал, что Япония справедливо понимала, что китайцы не смогли понять политику европейской агрессии, что они не осознали, что внутренний хаос и разобщенность в Китае приведут к хищничеству со стороны европейских держав. Для Дюбуа было очевидно, что Японии, как "единственному сильному лидеру желтых людей", нужны уголь, железо и территория для экспансии. Он предсказывал, что, если Япония прочно утвердится в Маньчжурии, японцы станут доминирующими лидерами большинства человечества (прим. т.е., у азиатов и не белых наций) и конец господства белых в Азии станет свершившимся фактом. Тем не менее Дюбуа оплакивал возможность полного господства империалистической Японии над Китаем. В некоторых отношениях, по его мнению, это было бы катастрофой. Он называл китайскую цивилизацию удивительной, древнейшей в мире, цивилизацией настоящего, а не притворного мира, как в Европе и Америке. Если Китай поддастся современному милитаризму, потери для мира будут неисчислимы, заключил Дюбуа.

С точки зрения Дюбуа, европейцы и американцы были злобными и алчными, а китайцы - наивными и находились в опасности порабощения. Англия, Франция, Германия и Соединенные Штаты, обвинял он, не смогли с откровенно и искренне попросить Японию не захватывать Маньчжурию. И Франция, и Англия, по словам Дюбуа, "имеют полные карманы награбленного на китайской территории". Гонконг, указывал он, "Англия украла в 1840 году в результате своей войны за принуждение Китая к импорту опиума". И все же, писал Дюбуа, "китайцы совершенно обмануты мнением белых о желтой расе". Хотя китайцы считали Америку своим другом, Дюбуа утверждал, что они не осознают оскорбительности американского закона об исключении китайцев и "презираемы и оскорбляемы в Америке почти так же, как негры".

1930-е годы стали критическим периодом в отношениях США и Японии. Имперская японская армия вторглась в Маньчжурию, переименовала ее в Маньчжоу-Го и превратила богатую ресурсами территорию в марионеточное государство под своим прямым контролем, несмотря на активный международный протест во главе с Соединенными Штатами. В тот же период афроамериканцы относились к японцам весьма благосклонно благодаря целому ряду факторов: определенным жестам доброй воли со стороны японцев, работающих в США, новостям о позитивном отношении Японии к Эфиопии, интерпретации роли Японии в Китае и сообщениям ведущих лиц их сообщества из Японии. В двух последних областях Дюбуа внес значительный вклад благодаря путешествию 1936 года, в ходе которого он побывал в Маньчжурии, Китае и Японии.

Поездка Дюбуа в Восточную Азию позволила ему воочию увидеть, как японский империализм действует в Маньчжурии. Однако он не смог воспринять маньчжуров как жертв этой политики. "То, чего Япония добилась за четыре года", - восторгался Дюбуа, - "не что иное, как чудеса". Люди выглядели счастливыми, безработицы не было, в обществе царили мир и порядок, сообщал он. И самое главное, был он убежден: "линчевание в Маньчжоу-Го было бы немыслимо". По мнению Дюбуа, урок, который необходимо усвоить, заключается в том, что "ни одна нация не должна править колонией, людей которой она не может воспринимать как равных".

Дю Буа сохранял положительные впечатления об Японии по меньшей мере тридцать лет до своего прибытия в Синьцзин (прим. сейчас это Чанчунь, столица провинции Цзилинь или Гирин с населением 9,5 млн человек), "столицу нового маньчжурского государства". Его первоначальные впечатления были подкреплены тем, что он увидел в Маньчжурии. Отель "Ямато", в котором он остановился, по словам Дюбуа, "был сплошным удовольствием... номер с ванной, ... все эти маленькие японские штрихи, белые дорожки на коврах лестниц, безупречные и чистые; чистое голубое кимоно для каждого гостя; тапочки в каждом номере; холодная питьевая вода в кувшинах-термосах; салфетка с горячей водой, передаваемая каждому гостю в гриле, чтобы он вытер руки и лицо перед едой; и точное, быстрое и ох, такое вежливое обслуживание" (прим. на чернокожего американца и его читателей такое отношение к нему произвело буквально крышесносное впечатление).

Находя русское влияние в Маньчжурии "одновременно гнусным и романтичным", Дюбуа восхищался новым японским Маньчжоу-Го, находящимся в состоянии становления, с широкими улицами и красивыми и большими общественными зданиями, некоторые из которых уже построены, некоторые строятся, а некоторые только проектируются. Это заставило его заметить: "очевидно, что колониальные усилия цветной нации - это то, за чем нужно наблюдать и что нужно знать", и он задал и ответил на вопрос, что означает маньчжурская авантюра Японии.

"Я отбрасываю как несущественный вопрос о том, является ли Маньчжоу-Го независимым государством или колонией Японии", - говорил Дюбуа своим читателям. Самыми важными для него были вопросы: что делала Япония для народа Маньчжурии? Создавала ли Япония в Маньчжурии "касту высших и низших"? Сводили ли японцы народные массы Маньчжурии к рабству и нищете? Захватывали ли они землю и монополизировали ресурсы? Стали ли жители Маньчжурии более счастливыми или более несчастными в результате присутствия на их земле иностранной державы? После недели путешествия по северу, западу и югу, по городам и поселкам, хождения по улицам днем и ночью, бесед с чиновниками, посещения промышленных предприятий и чтения отчетов Дюбуа пришел к выводу, что колониализм в Маньчжурии сильно отличается от колониализма в Африке и Вест-Индии под властью белых европейцев. Признавая, что еще многое предстоит сделать, он пришел к выводу, что здесь отсутствуют расовые и цветовые касты; беспристрастно соблюдается закон и порядок; существует государственный контроль над частным капиталом в интересах общего благосостояния; хорошо развиты службы здравоохранения, образования, градостроительства, жилищного строительства и других социальных целей.

"Люди, - свидетельствовал он, - выглядят счастливыми, и в стране не царит безработица". Самое главное, он обнаружил мир и порядок, и самосуд здесь был бы немыслим. Он не обнаружил ничего, чтобы напоминало о кастовости. Раздельные школы для маньчжурцев и японцев, по его наблюдениям, "основаны в основном, если не полностью, на том, что один народ говорит по-китайски". Но японцы не обладали абсолютной монополией на государственные должности. Дюбуа покинул Маньчжурию с убеждением, что "колониальное предпринимательство цветной нации не обязательно должно означать кастовость, эксплуатацию и подчинение, которые оно всегда подразумевало в случае белой Европы".

Дюбуа получил возможность постоять в Порт-Артуре, где в 1905 году Япония "заставила Европу сдаться Азии". Он назвал это место "исторической землей". Он также заявил: "Маньчжурия - это естественный материк Японских островов". По его мнению, Япония захватила Маньчжурию, чтобы "сохранить свою национальную автономию". Он описал, как Россия отвоевала эту территорию у Китая, захватила и укрепила гавань Порт-Артура; Германия захватила и укрепила Шаньдунский полуостров (Циндао); у Англии был Гонконг, а французы находились в тогдашнем Индо-Китае. Дюбуа было ясно, что "Япония окружена, а пушки направлены ей в сердце".

Объясняя причины выхода Японии из Лиги Наций, Дюбуа согласился с тем, что если бы Япония не захватила Маньчжурию, то это сделала бы одна из других империалистических держав. Дю Буа согласился с мнением, что земли и ресурсы Маньчжурии были абсолютно необходимы для развития и расширения Японии как нации. При этом он также согласился с гипотезой: "если я не возьму Маньчжурию сейчас... вы захватите ее в самый первый момент, когда сможете". "Англия, Франция и Америка, наевшиеся мировой добычи, вдруг стали высокоморальными в вопросе аннексии чужих земель", - рассуждал он. Более того, он напомнил читателям Pittsburgh Courier, что Англия владеет Индией, Гонконгом, половиной Африки и Австралией, Франция - Северной Африкой и Сирией, а Соединенные Штаты - половиной Мексики, Пуэрто-Рико, Филиппинами и зоной Панамского канала. Дюбуа, перечисляя эти колониальные владения, согласился с тем, что Япония нуждалась в Маньчжурии больше, чем все остальные в принадлежащих им территориях.

Дюбуа рассказал своим читателям, что одной из причин такого шага Японии было то, что правительство Маньчжурии было близко к анархии и наиболее уязвимо для европейской агрессии. Он обвинил китайцев в том, что они позволили своей горечи по поводу японской агрессии стать главным мотивом в их стремлении к единству и силе и забыли о "худших и более длительных агрессиях белой Европы". Дюбуа обратился со своим посланием непосредственно к китайцам во время своей поездки в Азию в 1936 году. Так, этот критик империализма был готов уступить Японии некоторые привилегии в Китае и пытался убедить китайцев, что они тоже должны это сделать. Как он объяснял: "Дело не в том, что я меньше симпатизирую Китаю, а в том, что я больше ненавижу европейскую и американскую пропаганду, воровство и оскорбления". По крайней мере с момента написания статьи "Африканские корни войны" Дюбуа рассматривал борьбу в Китае как соперничество за "сферы экономического влияния".

Вражда между Китаем и Японией, двумя ведущими азиатскими странами, казалось, сбивала Дюбуа с толку. "Самое обескураживающее в Азии, - писал он, - это жгучая ненависть к Китаю и Японии". Однако он был склонен более критично относиться к китайцам и терпимо к японцам, поскольку считал Японию способной и готовой сопротивляться и даже блокировать действия белых. Он рассматривал проблему как результат подчинения Китая белой агрессии и сопротивления Японии. Это соответствовало его часто высказываемому мнению о том, что Япония была стойким защитником идеи о том, что Азия должна быть страной азиатов. Он критиковал то, что называл "экстраординарным отношением" китайцев: "Они отказываются... позволить [японцам] ту же экономическую свободу, которую Китай почти охотно предоставил белому человеку". Согласно его анализу, Китай двигался с "изнурительной нерешительностью" и уступал суверенитет по частям в фатальные моменты, пока не стало совершенно ясно, что править будут Англия, Франция и Германия. Попытки реформ, писал он, наталкивались на "почти непробиваемые стены обычаев, религии и промышленности" и "каменную стену оппозиции и непонимания".

Шанхай олицетворял для Дюбуа все, что было плохого в китайском обществе - расовые противоречия, экономическую борьбу, человеческий парадокс современной жизни. В величайшем городе самой большой нации на земле иностранные белые народы владели, управляли и контролировали большую его часть. Европейцы в основном контролировали капиталы, торговлю, шахты, реки и производство. Возможно, больше всего Дюбуа смутило то, что во время своего визита в Шанхай он стал свидетелем того, как "маленький белый мальчик лет четырех приказал трем китайцам убраться с его имперского пути на тротуаре... и они безропотно повиновались". Это воспроизведение этикета в стиле Миссисипи многое показало ему о духе китайцев.

Находясь в Шанхае, Дюбуа по приглашению президента Шанхайского университета посетил обед в Китайском клубе банкиров. На обеде присутствовали редактор газеты China Press, генеральный секретарь Банка Китая, генеральный директор Китайской издательской компании, директор китайских школ в Шанхае и исполнительный секретарь Китайского института международных отношений. Встреча состоялась в ответ на просьбу Дюбуа откровенно обсудить расовые и социальные вопросы. В ходе трехчасового заседания Дюбуа, по его словам, "погрузился в безрассудство". Рассказав собравшимся о своем рабском происхождении, путешествиях и образовании, Дюбуа задал хозяевам ряд вопросов: насколько, по их мнению, Европа будет продолжать доминировать в мире; насколько они представляют себе мир, духовным центром которого будет Азия или цветные расы; как они предлагают вырваться из-под господства европейского капитала; и как продвигаются рабочие классы? Что касается китайско-японских отношений, он спрашивал: "Почему вы ненавидите Японию больше, чем Европу, когда вы больше страдали от Англии, Франции и Германии, чем от Японии?"

Дюбуа видел миссию Японии в Восточной Азии двоякой: Япония должна была защитить себя от острой мировой атаки и, кроме того, защитить Китай от самого себя. Европа, объяснял он, должна была затруднить "наглой маленькой коричневой нации" покупку сырья, такого как хлопок, железо и многое другое, в чем нуждались японские производители, что и привело к необходимости аннексии Северного Китая. В 1937 году Дюбуа писал: "Именно для того, чтобы избежать уничтожения, подчинения и безымянного рабства Западной Европы, Япония пошла на ужасную и кровавую бойню со своим собственным двоюродным братом". В 1940 году он привел аналогичный аргумент: основными причинами нынешней войны между Японией и Китаем были экономическое окружение Японие британским и американским капиталом и психология "цветной линии", которая долгое время угрожала Японии промышленным голодом и господством белых.

После Шанхая Дюбуа прибыл в Кобе, где его встретила целая делегация. Он прошел таможню, дал интервью репортерам и был сопровожден в отель. После заселения его отвезли в Осаку, "промышленный центр Японии", и "развлекали на вечеринке "Сукиаки" в японском стиле". На следующее утро его официально приветствовали вице-губернатор провинции и мэр Кобе. Его первая лекция была прочитана для семисот девушек в колледже Кобе. Там он пообедал с преподавателями, а затем отправился читать лекции и присутствовать на чаепитии в Кансай Гакуин (прим. очень престижный частный христианский универ совместного обучения, основанный в Японии в 1889 г американскими миссионерами). В тот вечер сорок директоров и чиновников из совета по образованию префектуры устроили для него ужин. Он отметил, что среди гостей было четыре дамы.

На следующее утро губернатор отправил своего секретаря и автомобиль, чтобы Дюбуа осмотрел достопримечательности. Путешествие закончилось прогулкой по гавани на муниципальном катере. Вечером Дюбуа выступил со своим "Посланием к Японии" в зале редакции Nichi Nichi, газеты с пятимиллионным тиражом. Он также упомянул, что о его прибытии в Японию дважды объявляли по общенациональному радио.

Дюбуа прибыл в Осаку в качестве гостя газет Osaka Mainichi и Tokyo Nichi Nichi. Под заголовком "Дюбуа выступает перед японцами в зале Osaka Mainichi" была помещена фотография с подписью, указывающей, что он выступает перед деловыми и общественными лидерами в качестве гостя крупнейшей газеты Японии. Его тема касалась возможностей японской молодежи. По мнению Pittsburgh Courier, он нарисовал яркую картину развития Японии, а также национального характера и дисциплины как факторов, способствующих тому, что Япония займет позицию мирового лидера. Courier похвастался, что его обозреватель, профессор университета Атланты, был принят как "всемирно известный ученый и великодушный педагог" на банкете в его честь, и что суперинтендант по образованию приветствовал его от имени губернатора префектуры.

После Кобе и Осаки Дюбуа провел следующие два дня, осматривая достопримечательности Нары и Киото, древних столиц Японии. В Киото он снова прочитал лекции в Буддийском университете и Университете Досися. Очевидно, что Дюбуа был весьма впечатлен увиденными в Японии образами и пытался поделиться некоторыми из них, пока ехал на поезде из Кобе в Токио:

"Я ехал по земле, где был возделан каждый ярд , часто обработанный вручную; осушенной и защищенной изгородями и канавами, кустами и деревьями; здесь были белые и серые дома, низко расположенные, чистые и оживленные; здесь повсюду аккуратно уложенная рисовая солома, узкие дороги и тропинки, железные дороги и внезапные фабрики, склады, реки и каналы. Везде деревья, бамбук, сосны и клены; появляются святыни и каменные фонари, холмы и озера, и повсюду рабочие с согнутыми спинами. Слева проплывает озеро Бива и серая от снега гора."

По прибытии на станцию Токио Дюбуа встретили фотографы, репортеры и друзья. На следующее утро он посетил императорский дворец и храм Мэйдзи. Он сообщил, что его биография будет частями опубликована в газете Mainichi Shimbun в течение трех дней. Во время обеда в Pan-Pacific Club, где он выступал на одной сцене с послом Турции и членом Комитета Олимпийских игр Японии, Дюбуа напомнил собравшимся, что "негритянские предрассудки в США были одной из причин антияпонских настроений", а "поражение законопроекта о борьбе с линчеванием в 1924 году было привнесено с Запада Югом ценой [принятия закона о] японском исключении из общественной жизни". Вечером сотрудники Министерства иностранных дел устроили вечеринку с гейшами. "Девушки, - сообщал он, - исполняли старинные японские танцы под музыку, а потом мы танцевали с ними современную музыку". Он описал их как "скромных и красивых в своих кимоно из шелка и высоко собранных вороных волос". "Одна милая девушка с очаровательными манерами хорошо говорила по-английски и особенно ждала меня", - признался он. Ее имя, как он узнал, означает "Счастливая весна" (прим. если вспомнить, что в США черных за танцы с белыми женщинами могли убить даже на весьма толерантном Севере, становится понятен восторженный отзыв Дюбуа о Японии).

Дюбуа признался, что никогда прежде не получал такого внимания и такого гостеприимства, как в Японии. Это было тем более удивительно, что он не имел официального статуса и "приехал лишь как частное лицо, не слишком желанное на своей родине". С момента временной посадки в Нагасаки и до двух недель, когда он покинул Иокогаму, ему не давали забыть, что он - гость великой страны, готовой сделать все необходимое, чтобы его визит был приятным. Таким образом, для человека, привыкшего к тому, что его "принимают на ура или с неловкими попытками проявить радушие", Дюбуа назвал свой визит "опытом, который никогда не забудется". Правительство Японии не позволило ему заплатить ни цента за проезд по железной дороге; Министерство иностранных дел устраивало банкеты и оказывало всяческие услуги; колледжи, начиная с Императорского университета Токио, были особенно любезны. В лучших отелях его принимали как почетного гостя, причем владельцы лично заботились о его комфорте и часто по специальной цене для него. Ему предоставляли желающих сопровождать и переводить, и везде ему оказывали любезность и внимание. "Даже в присутствии белых из Америки и Англии не было ни малейшего извинения или колебания", - отметил он. Он поделился одним из таких впечатлений:

Признавая, что он рассказывал о гостеприимстве, оказанном ему, "возможно, с утомительными подробностями и, конечно, без сдержанной скромности", Дюбуа заявлял, что делал это из-за осознания того, что потрясающий прием, оказанный ему, "ни в коем случае не был личной особенностью". "Он предназначался негритянскому народу Америки, чьим неназначенным представителем я был назначен". Япония, совершенно неофициально, но с полной официальной осведомленностью и санкцией, по словам Дюбуа, взялась сказать через него двенадцати миллионам чернокожих людей, что японцы признают общее братство, общие страдания и общую судьбу. "Это было озвучено молча во всем этом гостеприимстве, а также открыто и артистично десятками людей", - сообщал Дюбуа.

Дюбуа написал четыре колонки для газеты Pittsburgh Courier, в которых подробно рассказал о своем двухнедельном пребывании в Японии. Его самым глубоким впечатлением после этого визита было то, что Япония - "прежде всего страна цветных людей, управляемая цветными людьми для цветных людей". По его словам, все без исключения японцы, с которыми он общался, классифицировали себя вместе с китайцами, индийцами и неграми как народ, противостоящий белому миру. Впервые в жизни он почувствовал, что находится в стране, где белые люди не управляют ни прямо, ни косвенно. "Японцы управляют Японией, и это признают даже англичане и американцы и действуют соответственно", - восторгался он. В Японии, по его словам, нет того, что он называл "английской чрезмерностью" и "американской наглостью", которые можно ежедневно наблюдать в Китае, Индии, Африке, Вест-Индии и Соединенных Штатах. "Нет, сэр! Япония правит здесь без всякого разрешения или молитвы. И все же, глядя вокруг себя на улицах и в машинах, в театре и гостинице, я легко могу принять людей за американских мулатов", - воскликнул он.

В своем послании к молодежи Азии Дюбуа обещал, что чернокожие американцы "протягивают руки братства всему миру, но особенно Азии". Он сказал азиатам, что в Соединенных Штатах они могут ожидать от белых предрассудков и дискриминационных законов. С другой стороны, сказал он им, среди чернокожих есть "сочувствие и глубокая признательность за все, что Азия дала миру, и надежда на то, что она может дать в будущем ".

По возвращении в Соединенные Штаты Дюбуа рассказал о значении Японии студентам колледжа Морхаус в Атланте, штат Джорджия, и университета Диллард в Новом Орлеане, штат Лузиана. Он покинул Японию под впечатлением от того, что японцы - вежливые, аккуратные, быстрые, удивительно эффективные, пунктуальные люди, которые живут в домах, "куда никогда не проникает пыль от грязных ног". Он понимал, что секрет военной политики Японии заключается в том, чтобы предотвратить европейскую агрессию в Китае или других частях Азии. В то же время он выражал обеспокоенность тем, что Япония забывает об опасности капитализма. Он предостерегал от безудержного производства и эксплуатации дешевого труда. Европа, которую копировала Япония, не была идеальной, объяснял он: "Техника промышленности, которой овладела Япония, капиталистический режим, который она так успешно приняла, имеет... угрожающие, если не фатальные тенденции".

Если Япония сможет преодолеть эти трудности, предсказывал он, она сможет конкурировать со всем миром и создать массу рабочих, которые будут самыми умными и одаренными из всех, что когда-либо видел мир. "В девятнадцатом веке Япония спасла мир от рабства Европы. В двадцатом веке она призвана спасти мир от рабства капитала", - объявил он. В Восточной Азии, говорил он студентам Морхауса и Дилларда, Япония "требует практически доктрины Монро для Китая, то есть права Японии играть ведущую роль в будущем развитии Востока, исключив из него белую Европу". Уже в 1937 году, по мнению Дюбуа, мировая торговля начала зависеть от японских товаров. Он надеялся, что японское лидерство в мире приведет к индустриальной демократии и человеческому взаимопониманию поверх цветовой черты в гораздо больших масштабах, чем когда-либо видел мир. Не промышленное образование вернется в новом обличье, предостерегал он, а промышленная организация под руководством высшего образования для подъема масс.

Если поездка Дюбуа в Японию была событием, которое стоит запомнить, то человеком, который, вероятно, сделал больше всего для того, чтобы сгладить его путь, был Ясуити Хикида, сотрудник японского консульства в Нью-Йорке. Уроженец префектуры Фукуока на острове Кюсю, Хикида прибыл в США в 1920 году и поступил на социологический факультет Колумбийского университета. Хотя сначала он отправился в Мичиган, где в течение года изучал английский язык, Хикида, по всей вероятности, уже решил сосредоточить свое исследование на том, что в то время широко называлось "негритянской проблемой". Неясно, как Хикида пришел к тому, чтобы посвятить свою жизнь изучению негритянского опыта. У него и старшего брата Сейити, который был главой семьи, был бизнес, который привел их на Тайвань на два года. По возвращении в Японию младший Хикида отправился в Осаку, где посещал школу, связанную с YMCA, и в течение года преподавал в Университете Кансай Гакуин. Был ли это опыт Тайваня или Осаки, который стимулировал его интерес к чернокожим американцам, мы никогда не узнаем наверняка. Он был очень активен в Соединенных Штатах, вступал в Национальную ассоциацию содействия прогрессу цветного населения, знакомился с верхушкой афроамериканского общества, посещал черные колледжи и университеты, а также другие места, которые считал исторически важными.

Именно Хикида предложил Дюбуа получить удостоверение газетного корреспондента, чтобы путешествовать по Японии по льготным тарифам. Он также предложил переслать в Японию несколько экземпляров Pittsburgh Courier и дал Дюбуа список людей, с которыми он должен был связаться.

Когда Япония присоединилась к Тройственному пакту с Германией и Италией, многие чернокожие были озадачены тем, что этот "лидер цветных рас" будет поддерживать союз с Адольфом Гитлером и нацистской Германией. Расистская догма Гитлера о тевтонском превосходстве была отвратительна для всей черной Америки. Дюбуа попытался объяснить, как и почему возникло такое объединение. Он напомнил чернокожим американцам, что Япония стремилась к союзу с Соединенными Штатами и Англией и лишь неохотно стала партнером Оси после того, как получила отказ; таким образом, дипломатическая позиция Японии была реалистичным приспособлением к обстоятельствам. С его точки зрения, это был вопрос самообороны. По мнению Дю Буа, именно страх перед хищной Англией заставил Японию встать на сторону Германии и Италии. "Если бы не милость Божья и не бдительность японцев, [Англия] владела бы Японией", - заключил он. По его мнению, Японии ничего не оставалось делать, как искать союза с державами оси, несмотря на то, что Германия презирала желтые расы, а руки Италии были "красными от крови Африки".

Утверждая, что чернокожие особенно не приемлют расовую ненависть, проповедуемую Адольфом Гитлером, Дюбуа завершил эту газетную колонку сетованием: "Ничто не доставляет нам большей боли, чем видеть, как цветные японцы бросают свой жребий вместе с Гитлером". Тем не менее он считал, что расистские взгляды американцев, англичан и французов "привели Японию... в объятия Гитлера".

Понимание Дюбуа позиции Японии вполне могло сложиться в результате его бесед с Йосуке Мацуока, человеком, который возглавил японских дипломатов в Лиге Наций и занимал пост министра иностранных дел во время присоединения Японии к Тройственному пакту. Охарактеризовав Мацуоку как тихого человека, медлительного и немногословного, Дюбуа назвал его человеком, ответственным за то, чтобы доказать всему миру, что "колониальная деятельность цветной нации не обязательно должна подразумевать кастовость, эксплуатацию и подчинение, которые она всегда подразумевала в случае белой Европы". В получасовой беседе они говорили о промышленности, капитализме и коммунизме. Мацуока сказал Дюбуа, что Япония, в некотором смысле, была самым коммунистическим из современных государств. Не обладая сильным чувством индивидуальной собственности, японцы верили в общее владение всеми богатствами и были готовы отдавать другим и жертвовать ради общего блага.

Возможно, самое страстное и недвусмысленное выражение поддержки Японии Дюбуа сделал в ответ на письмо от 13 февраля 1939 года от Уолдо Макнатта, сотрудника Потребительско-фермерского молочного кооператива. Макнатт, выражая обеспокоенность слухами о том, что Дюбуа получает средства от японского правительства на пропагандистскую работу в США, попросил профессора университета Атланты выступить с опровержением. Отрицая факт получения денег от японского правительства или какого-либо японского лица, Дюбуа заявил: "Я верю в Японию". Более того, он сказал, что верит в "Азию для азиатов" и считает Японию лучшим агентом для реализации этой цели.

Несмотря на отказ, Дюбуа, по предложению Хикиды, отправился в Японию с пропуском для прессы, позволявшим ему ездить на поездах по льготным тарифам; проезд от Кобе до Токио был предоставлен бесплатно Министерством иностранных дел. Перед отъездом в Японию Дюбуа написал Хикиде письмо, в котором сообщил, что, если это возможно, он поедет в Японию за свой счет, но признал, что по прибытии в Японию было бы полезно, если бы он мог что-то добавить к своему доходу. Небольшие вознаграждения, которые он получал, не были секретом; Дюбуа хвастался ими в колонках, где подробно описывал свою поездку. Каким бы ни был размер вознаграждения, оно не задавало тон его высказываниям; это сделала победа Японии над Россией. Дюбуа искренне верил в то, что написал издателям японского перевода "Душа черного народа":

"[Негры в Америке] чувствуют себя частью цветного мира... частью той решительной борьбы за признание и равенство по всей цветной линии, которая является величайшим начинанием двадцатого века. Мы, чернокожие Америки... приветствуем вашу страну, которая сейчас лидирует в культуре и развитии Востока; и мы надеемся на более тесное знакомство и сотрудничество между нашей группой и вашей нацией"."

В письме от 7 октября 1937 года, адресованном Гарри Ф. Уорду, профессору Объединенной теологической семинарии и председателю Американской лиги против войны и фашизма, Дюбуа недвусмысленно заявил, что он "жестко против нынешних усилий американского и английского капитала втянуть эту [черную] нацию в войну против Японии". Такая война, по его мнению, будет основана на расовых предрассудках. Он хотел, чтобы американские негры поняли, что Европа намерена доминировать в Азии до тех пор, пока это не будет сорвано Японией, и просил их не быть "бессознательно введенными в заблуждение пропагандой, ведущейся в Америке".

Он обвинял в войне не Японию, а Англию, Францию, Америку, Германию и Италию, "все те белые нации, которые на протяжении ста и более лет кровью и насилием навязывали свое господство цветным народам ". Дюбуа утверждал, что Япония стала жертвой подлого мирового нападения. Американцы и европейцы, писал он, сделали так, что Японии стало трудно, а то и невозможно покупать сырье, повышая цены на такие товары, как хлопок и железо, пока Япония не была вынуждена аннексировать Северный Китай.

В 1941 году Дю Буа, разумеется, как и любой информированный гражданин, уже несколько лет осознавал признаки приближающейся войны между Японией и Соединенными Штатами. Но это не заставило его отступить от, казалось бы, прояпонских тем, которых он последовательно придерживался при анализе международных отношений, затрагивающих Восточную Азию. За два месяца до Перл-Харбора в своей колонке "Как слетающиеся вороны" для нью-йоркской газеты Amsterdam Star-News Дюбуа отрицал, что контроль Азии азиатами может привести к более страшным последствиям, чем уже имевшаяся эксплуатация со стороны Европы. Он предложил Англии и Америке убраться из Азии и самим навести порядок в Западном мире.

В статье, опубликованной в журнале Phylon Университета Атланты, Дюбуа повторил проблемы, которые привели Японию на край пропасти: противодействие США японской иммиграции, основанное отчасти на трудовой конкуренции, а отчасти на растущем страхе перед Японией из-за ее победы над Россией; антияпонские законы, особенно в Калифорнии; отказ от англо-японского союза под давлением США и британских доминионов; неспособность Лиги наций во многом благодаря влиянию Вудро Вильсона принять расовое равенство в качестве своего принципа.

Пожалуй, самая бесстрастная колонка Дюбуа в поддержку Японии появилась в Courier 23 октября 1937 года. В ней он предвосхитил теорию "черного хода" о возможном вступлении Америки во Вторую мировую войну, заметив: "Вудро Вильсон "уберег нас от войны", а Рузвельт отработал свою технику до мелочей". Отвечая на критику японских воздушных атак, Дюбуа восклицал: "Это ужасное дело - убивать безоружных и невинных, чтобы добраться до виновных; но Америка хочет заставить вас поверить, что этот метод начался с Японии. О, нет!" Он умудрился обвинить китайцев в том, что они обладают "тем же духом, что и "белый ниггер" в Соединенных Штатах". Китай предпочитает быть кули для Англии, а не признавать единственное мировое лидерство, которое "не подразумевает цветной касты". Он просил чернокожих американцев понять, что не любовь к Китаю, а ненависть к Японии двигала министром Генри Стимсоном и Соединенными Штатами.

В то время как ФБР готовилось устроить облаву на чернокожих, заподозренных в про-японских симпатиях, а правительственные чиновники раздумывали, подвергнуть ли цензуре агитационную черную прессу, Дюбуа практически отмахнулся от них и повторил свои прежние позиции, которые он считал верными. Он процитировал Перл С. Бак в подтверждение своего утверждения, что Япония плечом к плечу с Индией, Китаем и Россией выступает за расовое равенство, а Великобритания, Соединенные Штаты, Германия и Италия - против. Отметив, что заявления, в которых расовое равенство называлось основной причиной войны, исходили из разных источников, Дюбуа привел редакционную статью газеты Atlanta Constitution, а также заявления таких высокопоставленных лиц, как Самнер Уэллс, заместитель государственного секретаря, Уэнделл Уилки и статью Элеоноры Рузвельт в журнале New Republic. Он также опубликовал статью, написанную Карлосом П. Ромуло для журнала New York Times.

Ромуло затронул темы, которые Дюбуа сделал "своими": японцы уничтожают влияние белых в завоеванной Азии; они произносят слово, которое долгое время было пустым для туземцев под властью белых... слово "свобода"; азиаты избавились от власти белых и не подвергаются подавлению; условия на завоеванных японцами землях не стали хуже. Ромуло рассказал о том, что японцы поощряют национализм на Филиппинах, вводя в государственных школах тагальский, национальный язык. "Мы должны признать тот факт, - писал он, - что Япония сдержала свое слово перед своими восточными собратьями, пока это было ей выгодно, и выполнила обещания, данные в рамках Великой восточноазиатской сферы сопроцветания".

В отличие от президента Франклина Делано Рузвельта, Дюбуа воспринимал Перл-Харбор не как день позора, а как революционное событие. С его точки зрения, нападение Японии придало войне новое лицо. "Раса и расовые отношения", - писал он, - "переместились на первое место в причинах конфликта". Он утверждал, что, хотя британцы хотели бы отложить решение этого вопроса до конца войны, действия Японии заставили выйти на передний план вопрос о том, что делать с Индией.

Дю Буа, безусловно, соглашался с мнением Перл С. Бак, известной писательницы и китаеведа, которая предсказывала конец колониализма, утверждая, что белый человек отстает от цветного на столетие. "Цветной человек знает, что колонии и колониальное мышление - это анахронизм, - утверждала она. Все, что им оставалось, - это сбросить оболочку куколки..... Современный азиатский человек, - объявила Бак, - не колониалист и он решил, что никогда больше не будет колониалистом ". Она указала на то, что, по ее мнению, свидетельствует о сотрудничестве между азиатами и Японией, сообщив, что "туземцы не оказывали заметного сопротивления целям японских захватов на Малайском полуострове или в Индийском архипелаге. Они, очевидно, сотрудничали с японцами в Таиланде и Бирме... ", - точно предположила она. Хотя Дюбуа был готов отдать предпочтение более глубокому знанию Перл Бак о разочарованиях азиатов, он, безусловно, знал о глубине недовольства, гноящегося в черных общинах Соединенных Штатов, и попытался передать цинизм многих чернокожих, когда перепечатал популярный афоризм, циркулировавший среди них: "Просто высеките на моем надгробии: Здесь лежит черный человек, убитый в борьбе с желтым человеком за защиту белого человека".

В заключение следует отметить, что, хотя У. Э. Б. Дюбуа легко идентифицируется с панафриканизмом, мало кто ассоциирует его с паназиатизмом. Будучи родоначальником "Талантливого десятого" (прим. теория, согласно который каждый десятый черный по своим интеллектуальным возможностям как минимуму точно не уступает белым с высшим образованием) и сторонником нового, более воинственного негра, Дюбуа, однако, был увлечен идеей цветной Японии, демонстрирующей военную и политическую доблесть не хуже любой белой нации. Он был склонен рассматривать положение Японии среди мировых держав как аналогичное положению чернокожих в Америке: и тем, и другим постоянно отказывали в равенстве возможностей и уважении, несмотря на доказанные способности.

Переведено с оригинала The Pro-Japanese Utterances of W.E.B. Du Bois