Что же такое память?

«Но можем ли мы, "люди XXI века", ответить на этот очень простой вопрос: Что же такое память?»  Так начинается статья научного сотрудника Института юридических наук Польской академии наук Mirosław Michał Sadowski. Она пришла мне в рассылке academia.edu и сразу заинтересовала своим названием «Психологические, социальные, культурные, литературные и правовые аспекты памяти». Ведь память – это то, с чем работают многие современные художники. Так почему бы не поискать ответ на заданный выше вопрос вместе с автором этой статьи?

Я не буду переводить эту работу полностью и слово в слово, а как всегда, постараюсь выбрать самое главное. Ссылку на оригинал вы найдете в конце этого поста.

Автор начинает с констатации того факта, что существует множество теорий, объясняющих принципы работы памяти. Но несмотря на то, что исследование памяти занимало человечество еще, как минимум, со времен Аристотеля, мы всё еще далеки от ее полного понимания. В  Encyclopaedia Britannica говорится, что память - это "кодирование, хранение и извлечение в сознании человека прошлого опыта".  При этом, в современных исследованиях существуют три важные классификации памяти : по ее продолжительности (кратковременная и долговременная память), по типу стимула, а так же по степени "вовлеченности" нашего сознания в процесс кодировании и декодировании информации.

Однако, как ни классифицируй, проблема заключается в том,  что человеческая память не свободна от ошибок.  Американский психолог Дэниел Л. Шактер классифицировал и описал семь таких ошибок, назвав их "семью грехами памяти":

1 - грех скоротечности: с течением времени мы забываем прошлое просто потому, что новая информация вытесняет из памяти старую

2  - грех рассеянности: человек забывает о мелких повседневных вещах из-за неправильного кодирования

3 - грех блокирования: мы блокируем информацию, которую уверены, что знаем, из-за какой-то другой информации, которая отвлекает наше внимание и мешает нам вызвать нужные мысли

4 -  грех неправильной атрибуции: мы объединяем совершенно разные, отдельные элементы опыта в одно неправдивое однородное целое из-за неправильной привязки события к определенному времени или месту, или из-за того, что мы путаем реальное событие с тем, о котором мы только слышали или которое нам привиделось

5 - грех внушаемости: мы добавляем недостоверную информацию, полученную из другого источника (люди, СМИ),  к нашим собственным воспоминаниям

6 -  грех предвзятости: мы преобразуем прошлые события таким образом, чтобы они соответствовали нашим нынешним взглядам на жизнь и текущим потребностям

7 -  грех упорства: мы постоянно возвращаемся к определенному воспоминанию (например, смерти близкого человека, войне, или мелодии, которая постоянно "играет" в нашем сознании), и неадекватная интенсивность этого воспоминания останавливает естественный процесс ослабления памяти.

<Добавлю от себя, что в грехе №7 признавался Владимир Набоков в  "Других берегах": "Заклинать и оживлять былое я научился Бог весть в какие ранние годы... Эта страстная энергия памяти не лишена, мне кажется, патологической подоплеки ...">

Rivalry, Joshua Flint

Механизмы работы памяти интересуют так же социологов, особенно такой ее аспект как коллективная память (известная также как "общественная история"). Они утверждают, что память человека не формируется индивидуально (как это предполагают психологи), поскольку на нас, в первую очередь, влияет общество. "Обычно я вспоминаю потому, что другие побуждают меня к этому; их память пытается помочь моей памяти, а моя память находит поддержку у них", - писал один из самых первых французских социологов Морис Хальбвакс. Социологи также утверждают, что память лишь отчасти определяется прошлым, но в первую очередь - настоящим.

Коллективная память также связана с термином "постпамять", введенным в обиход Марианной Хирш. Она утверждает, что "постпамять характеризует

опыт тех, кто растет под влиянием нарративов, предшествовавших их рождению, чьи собственные запоздалые истории вытесняются историями предыдущего поколения, сформированными травматическими событиями, которые невозможно ни понять, ни воссоздать ".  Принципиально важно, что постпамять, в отличие от обычной памяти, не исчезает со смертью человека, а продолжает свою "жизнь", и нередко "взрывается" только после смерти определенных людей. Это известное правило "скелета в шкафу", наблюдавшееся в Германии после Второй мировой войны. Так, проблема Холокоста впервые появилась в публичном поле этой страны только на рубеже 1960-1970-х годов.

"The Volunteers,", Joshua Flint

Проблема коллективной памяти волнует не только социологов, но также исследователей в области культурологии, которые изучают связи между человеком, обществом, культурой и памятью. Этими исследователями были придуманы два чрезвычайно важных термина, которые, несмотря на сложность определения, помогают нам понять эти связи.

Мнемотопос - это пространство, в которое помещены определенные воспоминания. Благодаря этому, такое пространство становится основой для создания коллективной памяти, "священного образа, насыщенного символизмом".   При этом, мнемотопос может быть пространством, в которое помещены как реальные воспоминания (например, Освенцим), так и воображаемым пространством, где размещены полностью вымышленные образы прошлого (например, вымышленный Хогвартс, или Ламанча Сервантеса, имеющая мало схожего с реальной Ламанчей).

Термин, похожий на мнемотопос, но несколько отличающийся от него, - lieu de memoire, что означает "место памяти". Он был создан в 1970-х гг.

историком Пьером Нора, предшественником исследований, посвященных отношениям между памятью и историей. Хотя он так и не определил, что именно является lieux de mémoire, на основании его трудов можно сказать, что это, как правило,  "институционализированные формы коллективной памяти о прошлом ". Места памяти - это, в буквальном смысле слова, места, в которых определенные общества, какими бы они ни были - нация, народ, группа, политическая партия, - хранят свои воспоминания или относятся к ним как к неотъемлемой части своей самобытности. Это могут быть памятники, исторические архивы или просто места, где собираются ветераны.

Однако, как отмечают многие ученые, правительства могут легко изменять коллективную память общества, в частности, с помощью культурной политики. Джонатан Портер отмечает, что чем более надуманной становится память, оформленная в искусственные памятники, музеи и экспонаты, тем больше ослабляется спонтанность живой традиции. "Моменты истории, вырванные из движения истории, а затем возвращенные; еще не совсем жизнь, еще не смерть, как ракушки на берегу, когда море живой памяти отступает " (Джонатан Портер) . Эти раковины готовы к заполнению новой коллективной памятью, более подходящей для официального нарратива, чем старая. Такая практика характерна для тоталитарных систем, но ее можно наблюдать и в современных Гонконге и Макао.

В наше время принято считать, что коллективная память - один из важнейших культурообразующих факторов, "связующее звено" любой культуры.  Однако многие культурологи утверждают, что "гипертрофия памяти" или "бум памяти", который мы переживаем в последнее время, не может не вызывать удивления. "Мы так много говорим  о памяти, потому что ее осталось так мало " , - замечает Пьер Нора. В эпоху глобализации, "ускорения истории" происходит дезинтеграция или даже полная утрата памяти, поскольку так называемые постмодернистские общества живут "здесь и сейчас", в настоящем дне, и их интересует будущее, а не то, что уже никогда не вернется.  Остается только надеяться, что эта наблюдаемая в последнее время тенденция не будет постоянной и в скором времени нам удастся обратить ее вспять.

Задолго до эпохи глобализации вопросами памяти занимались философы. Платон утверждал, что врожденная память существует, а обучение - это процесс припоминания того, чему наша душа научилась в идеальном мире.

Эта точка зрения называлась анамнезисом (греч. anamnesis - припоминание), и хотя сегодня она отвергается большинством  философов и психологов, аналогичная идея была выражена Карлом Густавом Юнгом в его понятиях архетипа (модели личности персонажа, события или мотива, разделяемой каждым человеком) и коллективного бессознательного (части человеческой психики, содержащей основные паттерны мышления, реагирования, переживания и поведения).

Мыслителями, поднявшими вопрос о памяти после Платона, были скептики. Их особенно интересовали ошибки памяти. Со своей типично скептической позиции, они размышляли: "Если некоторые из наших воспоминаний ложны, то как мы можем знать, не все ли наши воспоминания ложны?".

Точно так же вопросы памяти не оставляли равнодушным одного из наиболее выдающихся христианских философов - святого Августина. В 11-й книге "Исповеди" он задается вопросом: существуют ли на самом деле те события прошлого, которые мы помним?. Таким образом, он выводит так называемый парадокс Августина: "прошлых событий уже нет, поэтому они не существуют; будущие события еще не наступили, поэтому они не существуют; если бы настоящее событие не перестало существовать,

оно превратилось бы в вечность, поэтому оно длится только до тех пор, пока не прекращает свое существование, а значит, мир, который мы переживаем, не существует". 

Августин не ответил на вопрос о статусе прошедшего времени (и наших воспоминаний вместе с ним), лишь констатировав, что единственным определенным событием в жизни человека является смерть.

Время, а значит, и память, интересовали и британского философа XVIII века Дэвида Юма. Он является автором концепции, известной как "безвременье Юма", которая состоит из трех элементов: временного рационализма ("Время - это отношение между восприятиями, поэтому мы не переживаем время. Мы просто запоминаем последовательные восприятия, которые хранятся в нашей памяти"), темпорального атомизма ("Время состоит из неделимых частей, называемых моментами. А память придает времени непрерывность") и темпорального субъективизма ("Время - это творение нашего разума. Память живет вне времени и является непременным условием его появления").

Другим известным философом, увлеченным работой памяти, был Анри Бергсон. В своей работе "Материя и память" Бергсон выделил два вида памяти: автоматическую (касается повседневной жизни, используется, например, при заучивании стихотворения) и ясную  (регистрирует прошлое в виде образов, активизируется, когда, например, мы вспоминаем обстоятельства заучивания стихотворения). Бергсон также утверждает, что память создает реальность.

<И снова вставлю свои 5 копеек из Набокова, который характеризует в "Других берегах" свою память как "сверкающую действительность", в которой "всё так, как должно быть, ничто никогда не изменится, никто никогда не умрет", в то время как происходящее в настоящем кажется ему "аляповатым обманом">.

Последний из мыслителей, чьи размышления о памяти приводит автор статьи, Бертран Рассел. Этот философ XX века был склонен к рассуждениям

скептиков. Он создал так называемую гипотезу Рассела: "Нет никакой логически необходимой связи между событиями, происходящими в разное время; следовательно, ничто из того, что происходит сейчас или произойдет в будущем, не может опровергнуть гипотезу о том, что мир начался пять минут назад. Следовательно, события, которые называются знанием прошлого, логически независимы от прошлого; они полностью анализируемы в настоящем, которое теоретически могло бы быть таким, каким оно является, даже если бы прошлого не существовало."

Проблема памяти так же широко представлена в литературе, еще с давних времен. Однако, как отмечает Сюзанна Налбантян в своей работе "Память в литературе: от Руссо до нейронауки", сознательное и более сложное использование памяти в качестве литературного сырья пришло с "золотым веком памяти": временем между концом XIX и началом XXI века. Среди тех, кто особенно активно использовал память как литературное сырье она отмечает Марселя Пруста, Вирджинию Вульф, Хорхе Луиса Борхеса, Октавио Паса и других.

Здесь важно привести взгляды на проблему памяти в литературе  Поля Рикёра, автора таких книг как  "Время и нарратив" и "Память, история, забвение". Он различал два типа воспоминаний: эвокацию (непроизвольную или ассоциативную реминисценцию, наиболее близкую к воображению), и воспоминание, возникающее в результате усилия вспоминания.

Поль Рикёр также исследовал вопрос о том, в какой степени автобиографии, которые по определению должны быть изложением своих воспоминаний, могут быть правдивыми. Философ прямо заявляет: "Я", находящееся в центре автобиографического повествования, - это тоже вымышленная фигура. Автобиография - это продукт не столько искусства памяти, сколько искусства воображения".  Образ, возникающий при взгляде на себя со стороны как в обычном разговоре, так и в книге, никогда не будет полностью правдивым, потому что мы склонны реконструировать свое прошлое, "привязывая его к настоящему".

Рикёр также исследовал процесс воспоминания травматического опыта, обращаясь, в частности, к литературе о Холокосте. Он утверждал

что сознание человека, подвергшегося подобным переживаниям, не впитывает их и поэтому не может просто вспомнить их. Следы травматического опыта запечатлеваются в "глубинном слое памяти", и их расшифровка может произойти только только после того, как опасность перестанет представлять угрозу.

В последней части своей статьи Mirosław Michał Sadowski пишет о правовом аспекте памяти. В частности о том, что право может влиять на коллективную память, как напрямую, институционализируя ее в виде законов, так и косвенно, например, регулируя то, что можно говорить о прошлом, а что нет, какая информация может быть доступна, а какая нет.

Вернемся к заглавию этого поста и спросим себя еще раз: так что же такое память? Автор рассмотренной нами статьи нам на него так и не ответил, зато смог показать следующее: мы сможем по-настоящему открыть для себя память только в том случае, если сумеем рассмотреть ее в целом, с более широкой точки зрения. Когда нам удастся перенести наблюдения о памяти из таких дисциплин, как психология, литература и философия, на другие, такие как, например, политология или юриспруденция, то мы можем получить неожиданные, но весьма полезные результаты, которые помогут нам лучше понять механизмы запоминания и забывания, и их неочевидное, но сильное влияние на многие области знаний.