Глава двенадцатая. Зиги.
Девятнадцать лет назад, поздней осенью. Сейчас 8:15, и Хан опаздывает в школу. Он несется в центр города, Кенигсмальма. Дорожная белая разметка поблескивает в утренней мгле, обильно выпадает мокрый снег. Мальчик бежит, рюкзак за спиной, по пешеходной зебре, сигнал гудит и мотокарета проносится мимо. Он едва успел проскочить. Слякоть липнет к глазам, тает на щеках и шерстяной шапке. Хан бежит по лестнице к парадной двери, когда что-то прибивает его на месте. На углу фасада школы завхоз вместе с теткой-уборщицей вытирают большую красную букву О. Буква такая же высокая, как сама тетя-уборщица. Полицейский мотает головой и смотрит вверх на стену, где огромным слоганом сообщается: «ВЕСЬ МИР ЯВЛЯЕТСЯ ЗОНОЙ НЕПОСРЕДСТВЕННОЙ ЭНТРОПОНЕТИЧЕСКОЙ КАТАСТРОФЫ».
Такой он мальчик, Зиги.
Зиги - самый плохой мальчик в школе. Зиги настолько плохой, что некоторые даже скажут, что Зиги слишком плохой мальчик.
— Он в десятом классе, но знаете что? Он перешел к нам из другой школы, и Сикстен знает кого-то там, кто говорит, что Зиги также пришел в их школу из другой школы. Угадайте, в каком классе Зиги перешел к ним! Точно! В десятом. Зуб даю. И знаешь, что еще? Школа, в которой он был до этого... он тоже учился там в десятом классе!
Мама Зиги – молодая жена Ваасы, она работает в Министерстве образования и хорошо ладит с матерью Лунд. Вот почему мальчик может ходить в школу в центре города, хотя он дважды оставался на второй год. Дома у него на полках клетчатые тетради, полные всевозможными осадными машинами, городскими стенами и траекториями полета, но Зиги не хочет, чтобы вы знали этого о нем.
Отец Зиги – нигилист, гойко и пьяница. Зиги этим очень гордится: «Мой папа? А, не знаю... нигилист... гойко ... пьяница...» Настоящее имя Зиги – Зигизмунт Берг. Тереш однажды увидел его в туалете для мальчиков, поднял левую руку в кулак и произнес: «Франтишек Ваппер!» Зиги ничего не сказал. Зиги справлял нужду. Журчание потока. После Зиги подошел к двери и остановился на мгновение. Молниевые замки кожаной куртки позвякивали.
— Эй, чувак, слышь!
— Да?
— В задницу себе засунь Франтишек Ваппер.
Зиги также нигилист и коммунист. Если понадобится. У него «буржуазия» слетает с губ, как нож-бабочка: «буржуа», «буржуазия», «буржуазное», «буржуазное искусство», «мелкобуржуазное мнение», «ты буржуа», «твои буржуазные родители», «твои родители буржуи», «это потому, что твои родители буржуи», «это потому, что, Анни, ты буржуа» (ещё Зиги называет учителей по имени), «буржуазная профурсетка», «буржуазный щенок», «педерастия – это буржуазная болезнь, педерасты – это буржуа». Зиги начитанный мальчик и даже знаком с самыми красивыми именами буржуев: «пурсуй», «петит-буржуа», «пюржель», «бюргер», «кулак», «средний класс», «рантье», «крупный помещик...»
Его влияние огромно. Девочка с косичками из четвертого класса приходит домой и спрашивает: — Папа, почему социал-демократия такая слабая?
— Где ты услышала такое?
— Зиги сказал, что социал-демократия слаба, а коммунизм силен. Почему у нас нет коммунизма, папа?
Но, прежде всего, Зиги по-прежнему нигилист. Он читает диамат, говорит, что животные – это автоматы, фанат бихевиоризма, обожает серость и нигилистическую невинность Меска Амброзиуса Сен-Миро. «Если бы у вас хватило смелости, даже щепотка, то вы бы тоже пошли под Сант-Миро.» Зиги говорит о своей родине в момент государственного переворота. Она больше не часть Зиги. У Зиги нет родины. Учитель географии отправил его в кабинет директора, Зиги же остановился у двери, звеня молниями кожаной куртки: — Увидимся в серости, – сказал он и провел указательным пальцем по горлу. Затем, когда энтропонетика еще не рассматривалась в школе, многие собрались вокруг Зиги на перемене, и коридор эхом перекликался с его полуправдой: — Серость сделана из прошлого, – говорил он. — Там смешались все потерянные вещи, печальные и заброшенные. Серый – это мировая память о мире. Она наваливается на материю сверху и сметает все на своем пути. Это называется энтропонетическим коллапсом.
— Но, когда это произойдет, Зиги?
— Да, Зиги, когда?
— Это случится еще при твоей жизни, крошка Олле. Я надеюсь, по крайней мере. История поглощает настоящее, материальный мир исчезает, desaparecido... Поэтому для нашего поколения нет смысла ходить в школу, будущего не будет. Когда вырастешь, не заводи детей, как твои отсталые буржуазные родители. К тому времени вы разве что увидите, как они умирают, это все. По сравнению с серостью оставшегося мира совсем немного! В конце концов, изолы тонут, массив из десятков и сотен квадратных километров суши, вы понимаете, как корабль, опускается в серость накренившись. Ву-у-ух... – Зиги изображает тонущий корабль своими руками, замки на кожаной куртке звенят, а дети ахают. — Не волнуйся, Олле, это будет звездный час человечества.
Зиги курит. В школьном сортире, в углу гардеробной. У Зиги место в группе sprechgesang-ансамбля, педагог-организатор совершил большую ошибку, позволив Зиги выступить в день зимнего солнцестояния. Зиги в sprechgesang как пулемет. Четыреста пуль в минуту...
Такой он мальчик, Зиги.
Зиги - самый плохой мальчик в школе. Зиги настолько плохой, что некоторые даже скажут, что Зиги слишком плохой мальчик.
— Он в десятом классе, но знаете что? Он перешел к нам из другой школы, и Сикстен знает кого-то там, кто говорит, что Зиги также пришел в их школу из другой школы. Угадайте, в каком классе Зиги перешел к ним! Точно! В десятом. Зуб даю. И знаешь, что еще? Школа, в которой он был до этого... он тоже учился там в десятом классе!
Мама Зиги – молодая жена Ваасы, она работает в Министерстве образования и хорошо ладит с матерью Лунд. Вот почему мальчик может ходить в школу в центре города, хотя он дважды оставался на второй год. Дома у него на полках клетчатые тетради, полные всевозможными осадными машинами, городскими стенами и траекториями полета, но Зиги не хочет, чтобы вы знали этого о нем.
Отец Зиги – нигилист, гойко и пьяница. Зиги этим очень гордится: «Мой папа? А, не знаю... нигилист... гойко ... пьяница...» Настоящее имя Зиги – Зигизмунт Берг. Тереш однажды увидел его в туалете для мальчиков, поднял левую руку в кулак и произнес: «Франтишек Ваппер!» Зиги ничего не сказал. Зиги справлял нужду. Журчание потока. После Зиги подошел к двери и остановился на мгновение. Молниевые замки кожаной куртки позвякивали.
— Эй, чувак, слышь!
— Да?
— В задницу себе засунь Франтишек Ваппер.
Зиги также нигилист и коммунист. Если понадобится. У него «буржуазия» слетает с губ, как нож-бабочка: «буржуа», «буржуазия», «буржуазное», «буржуазное искусство», «мелкобуржуазное мнение», «ты буржуа», «твои буржуазные родители», «твои родители буржуи», «это потому, что твои родители буржуи», «это потому, что, Анни, ты буржуа» (ещё Зиги называет учителей по имени), «буржуазная профурсетка», «буржуазный щенок», «педерастия – это буржуазная болезнь, педерасты – это буржуа». Зиги начитанный мальчик и даже знаком с самыми красивыми именами буржуев: «пурсуй», «петит-буржуа», «пюржель», «бюргер», «кулак», «средний класс», «рантье», «крупный помещик...»
Его влияние огромно. Девочка с косичками из четвертого класса приходит домой и спрашивает: — Папа, почему социал-демократия такая слабая?
— Где ты услышала такое?
— Зиги сказал, что социал-демократия слаба, а коммунизм силен. Почему у нас нет коммунизма, папа?
Но, прежде всего, Зиги по-прежнему нигилист. Он читает диамат, говорит, что животные – это автоматы, фанат бихевиоризма, обожает серость и нигилистическую невинность Меска Амброзиуса Сен-Миро. «Если бы у вас хватило смелости, даже щепотка, то вы бы тоже пошли под Сант-Миро.» Зиги говорит о своей родине в момент государственного переворота. Она больше не часть Зиги. У Зиги нет родины. Учитель географии отправил его в кабинет директора, Зиги же остановился у двери, звеня молниями кожаной куртки: — Увидимся в серости, – сказал он и провел указательным пальцем по горлу. Затем, когда энтропонетика еще не рассматривалась в школе, многие собрались вокруг Зиги на перемене, и коридор эхом перекликался с его полуправдой: — Серость сделана из прошлого, – говорил он. — Там смешались все потерянные вещи, печальные и заброшенные. Серый – это мировая память о мире. Она наваливается на материю сверху и сметает все на своем пути. Это называется энтропонетическим коллапсом.
— Но, когда это произойдет, Зиги?
— Да, Зиги, когда?
— Это случится еще при твоей жизни, крошка Олле. Я надеюсь, по крайней мере. История поглощает настоящее, материальный мир исчезает, desaparecido... Поэтому для нашего поколения нет смысла ходить в школу, будущего не будет. Когда вырастешь, не заводи детей, как твои отсталые буржуазные родители. К тому времени вы разве что увидите, как они умирают, это все. По сравнению с серостью оставшегося мира совсем немного! В конце концов, изолы тонут, массив из десятков и сотен квадратных километров суши, вы понимаете, как корабль, опускается в серость накренившись. Ву-у-ух... – Зиги изображает тонущий корабль своими руками, замки на кожаной куртке звенят, а дети ахают. — Не волнуйся, Олле, это будет звездный час человечества.
Зиги курит. В школьном сортире, в углу гардеробной. У Зиги место в группе sprechgesang-ансамбля, педагог-организатор совершил большую ошибку, позволив Зиги выступить в день зимнего солнцестояния. Зиги в sprechgesang как пулемет. Четыреста пуль в минуту...
Хук:
Дым! В школьном сортире, в гардеробном углу,
Абракадабра, в вестибюле (аа-йее!) в очереди на обед.
Дым! В школьном сортире, в гардеробном углу,
Абракадабра, в вестибюле (аа-йее!) в очереди на обед.
1-й стих:
Мерзкое утро, темно, надоело быть,
Мерзкая слякоть, настроение ноль,
Сразу становлюсь в домашнем углу (крот не увидит!)
Здоровенная сигарета, ммм... понимаешь,
Мне становится комфортно.
Здоровенная сигарета, внутри тепло, все исчезает!
Мерзкое утро, темно, надоело быть,
Мерзкая слякоть, настроение ноль,
Сразу становлюсь в домашнем углу (крот не увидит!)
Здоровенная сигарета, ммм... понимаешь,
Мне становится комфортно.
Здоровенная сигарета, внутри тепло, все исчезает!
Хук:
Абракадабра, в школьном сортире, в гардеробном углу,
Абракадабра, испарись как мир.
Абракадабра, в школьном сортире, в гардеробном углу,
Абракадабра, испарись как мир.
И так далее. В январе Зиги исключили из школы. И заметьте, это не из-за его запутанных рифм. В толерантном образовательном пространстве Ваасы пятидесятых годов такой sprechgesang рассматривался скорее, как естественная часть процесса развития. Дело в том, что Зиги был наркодилером. Поэтому он и перешел в школу. В то время никто не мог ожидать такого, и Зиги был более чем осведомлен об этом. Он действовал бесстрашно, прямо в классе, открыто и громко говорил о сделках, раздавал образцы, пожинал урожай из наивности Ваасы, как Видкун Хирд или Линолеум-дилер. Он также поглотил и себя, приходил обдолбанным на уроки, он был анахронизмом, на двадцать лет опережая время. Зигизмунт Берг был черным пенящимся пятном.
Затем, когда полиция наконец выследила его, Зиги эмигрировал в Граад, чтобы навестить своего отца. Он исчез с радаров. Через несколько лет его обугленное тело было найдено на обогревательном этаже особенно удручающего панельного дома, в мусоросжигательной печи.
Затем, когда полиция наконец выследила его, Зиги эмигрировал в Граад, чтобы навестить своего отца. Он исчез с радаров. Через несколько лет его обугленное тело было найдено на обогревательном этаже особенно удручающего панельного дома, в мусоросжигательной печи.