Все терапевты делают это
Так бывает.
Под колёсами снег. Сверху льёт ледяной февральский дождь. Не чувствуя собственных рук на руле (только что заправилась), выезжаю на шоссе. Разгоняюсь до нужных 90 км/ч. Круиз контроль. Выдыхаю. Впереди 34 минуты прямой трассы.
И тут с машины срывает левый дворник. Тот, что с водительской стороны стекла. Смотрю в зеркало заднего вида: никого не задело. Хорошо. Вместо дворника передо мной теперь маячит весьма непривлекательный крюк. Это плохо. Колеблющаяся водная пелена застилает обзор почти полностью.
Я снижаю скорость. Меня начинают обгонять сзади, забрызгивая лобовое стекло ещё больше. Непроглядно.
Думай, Алиса, думай. Доехать сегодня до пациентов? Отменить, съехать с шоссе и меееедленно поехать в автомагазин?
Ни один из визитов сегодня не критичен. Да, это хоспис, да, первые визиты-знакомства. Но не горит, на самом деле. Кризиса нет.
Да что тут думать!
Я неловко (но эффективно) выворачиваю шею вправо, помогая себе нижней челюстью. Так я захватываю зону обзора со стороны пассажирского дворника. Неудобно очень, но дорогу худо-бедно видно. Дотянуть до однополосной, по ней легко, олени в дождь по домам сидят, можно не бояться сбить, а там уже по маленьким дорогам к пациентам. А потом в автомагазин…
Знакомо?
Дать клиенту номер своего мобильного телефона.
Поехать на другой конец города (на общественном транспорте), чтобы отзаниматься полчаса с чужим ребёнком.
Не пойти в парк со своим ребёнком в солнечную субботу: «У меня же вебинар!»
Потратить 5 (неоплачиваемых) часов на то, чтобы разучить любимую песню нового клиента.
Постесняться попросить достойную цену за своё занятие.
Терпеть, что тебя называют «волонтёр» или «учитель музыки» (а ты музыкальный терапевт).
Мы все делаем это. Ок, почти все мы делаем это.
Мы все знаем, что так неправильно. Но всё равно делаем.
Я ехала по шоссе сквозь дождь, с вывихнутой вправо челюстью, и размышляла, почему же я делаю это. Почему я делаю это сейчас?
Боюсь финансовых потерь? Нет. Я на зарплате.
Хочу не упасть в глазах нового начальства? Начальству точно всё равно. Никто не спросит.
Хочу быть идеальным терапевтом? Говоря психотерапевтическим слэнгом, не перфекционизм ли у меня часом? Нет. С этим зверем я, кажется, уже разобралась. Он иногда показывает идеально отбеленные клыки во сне, но, в основном, мирно посапывает у камина. Ну, и, вообще, идеальный американский терапевт совсем никуда не поехал бы в такую погоду.
Ок, в обратную сторону. Боюсь подвести пациентов? И того, что это повлияет на качество наших отношений в терапии? В том смысле, что я вот проявлю слабость, переназначу, и клиенты меня отвергнут (а я, конечно, приму на свой счёт)? Трудное детство, скользкий подоконник, контрперенос… Нет (ура!! с этим, оказывается, тоже разобралась, вау! сказать личному психотерапевту на следующей сессии).
Шея затекла. Дождь и не думает кончаться. Так в чём же дело? Почему я продолжаю ехать на востоку, к кончику мыса, к пациентам?
Ответ приходит спокойно, как рассвет: потому что это мой выбор.
Я оценила риски. Мне будет неудобно, но я справлюсь, я уверена. Я не подвергаю опасности жизни - свою и других водителей и пассажиров - намного сильнее, чем обычно. Включила аварийку, мигаю, предупредила, еду медленнее, движение не интенсивное. Дорогу более или менее видно (если вытянуть шею). С шеей вечером разберусь. У меня есть приложение с йогой, найду упражнение.
Я оценила пользу. И я, и мои пациенты, и их родные понимаем: хоспис - это период, когда жизнь ощутимо конечна. У тех, кто умирает, мало времени. Если они согласились поделиться им со мной, израсходовать часть этого драгоценного капитала на музыку, значит, для них это важно, это ценность, это встреча, наполненная смыслом.
И я выбираю разделить это драгоценное время с ними. Здесь и сейчас. Сегодня. В день, когда от моей старой машины отвалился дворник с водительской стороны.
Это мой осознанный, взвешенный выбор. И это тоже мои профессиональные границы: я позволяю себе этот выбор. Я не считаю себя кому-то должной, мне не было бы сложно отменить эту поездку - но я выбираю ехать.
Вчера я так же выбрала не обзвонить побольше потенциальных клиентов (цифры!), а сделать плейлист для пары, с которой я работаю с первой недели в этом хосписе. Мысль об этом разбудила меня вчера, и в середине дня я провела полтора часа, собирая, пересобирая, редактируя, перенастраивая этот сорокоминутный плейлист.
Я специально зарегистрировала новый аккаунт (конфиденциальность!), сделала последние перестановки, отправила ссылку и подробные инструкции («Я не смогу! Я не понимаю эту новую цифровую музыку!») мужу пациентки.
До этого две сессии подряд я спрашивала, слушают ли они музыку вместе. А он сокрушённо говорил: она не хочет, чтобы я доставал пластинки! Она готова слышать музыку из чьих угодно рук, но не от меня! Я не знаю, почему и что делать. Оба ненасытно слушали моё пение и любимую их музыку, которую я находила в Спотифае. Пока она - давно уже лёгкая, легче ребёнка, с тонкими непослушными пальцами - не начинала дышать глубже и не засыпала. Тогда я на цыпочках выскальзывала на крыльцо. Он закрывал за мной дверь и улыбался.
Всю жизнь музыка была тем, что соединяло и поддерживало их. Но сейчас пластинки, провода, колонки, выбор стали преувеличенно материальны, громоздки на фоне их прощания, затянувшегося, вопреки предсказаниями врачей, на несколько лет. Он был измучен. И ждал её смерти каждый день, как освобождения, и боялся её. Как жизнь теплилась в её крошечном теле, как она продолжала говорить, подпевать губами, просить всё новые песни - загадка. Что-то привязывало их друг к другу, не давало отпустить. Мне казалось, что эта незавершённость - в недосказанности. А ключ к ней - в их любимых песнях. Поэтому я приходила каждую неделю. И поэтому вчера я сделала выбор возиться с плейлистом.
Я позвонила ему чуть позже: как? Получилось включить? Он ответил спокойным, улыбающимся голосом: да! Слушаем сейчас вместе, так хорошо…
Из вечерней рабочей почты я узнала, что она умерла через несколько часов после этого разговора. И я подумала: не иначе, как его ангел-хранитель направлял мои руки, когда я, вопреки обыкновению, напечатала оба их имени в названии плейлиста. Её и его.
Когда сегодня я выходила от последнего пациента, услышала от родных: «Пожалуйста, приходите как можно чаще. Сейчас, в самом конце, это очень важно. Мы не знаем, сколько времени у нас ещё, чтобы быть вместе. Но очень хочется, чтобы музыка была в это время с нами».