XX2 ВЕК (22 век)

Материал Лекса Кравецкого о кризисе музыкальной теории.

Сложение — это то же самое, что и умножение.

Ведь 2 + 2 = 2 * 2.

Просто это правило не всегда работает.

Ну как «не всегда» — почти никогда не работает. Однако в тех случаях, когда оно не работает, вы должны задним числом найти обоснование, что всё равно работает — просто для всего надо придумать другие трактовки. В разных случаях разные. И, быть может, даже в этом одном случае противоречащие друг другу.

Например, 2 + 3 = 5, но 2 * 3 = 6, однако тройку надо рассматривать как «повышенную двойку». А пятёрку — как «повышенную четвёрку». А шестёрку — как «дважды повышенную четвёрку». Но «повышение» — это совсем даже не прибавление единицы в привычном нам смысле. Это как бы добавление единицы, которое одновременно меняет и не меняет результат. Так следует мыслить типа для «упорядоченности» — ведь тогда правило «сложение — то же самое, что умножение» будет работать.

Написано «2 + 3 = 5; 2 * 3 = 6», однако давайте трактовать это как «2 + 2# = 4#; 2 * 2# = 4##». И ещё будем считать, что «повышенная четвёрка играет ту же роль», что и просто четвёрка». И «дважды повышенная» тоже.

Вот видите, как удобно: мы опять пришли ко всё тому же универсальному правилу: сложение и умножение — это одно и то же.

Что? «Тогда вообще все числа придётся считать одинаковыми»? Нет, ну что вы. Так будет только в тех случаях, когда нам надо. Иногда одинаковые, иногда — разные. В зависимости от целей.

Как быть, например, с «3 + 4»? Тут тоже всё просто: тройка — это пониженная четвёрка. Вот смотрите.

3 + 4 = 4b + 4

Мы знаем, что тройка тут играет роль пониженной четвёрки. А четвёрка — это ведь сумма двух двоек.

4b + 4 = 2 + 2 + 2 + 2

3 * 4 = 4b * 4 = 4 + 4 + 4 + 4 = 2 + 2 + 2 + 2 + 2 + 2 + 2 + 2

Что? Всё равно не сходится?

А. Ну это… При умножении двоек действительно получается вдвое больше, чем при сложении. Однако это — тот же результат, но в другой октаве! Поэтому идентичность снова подтвердилась.

Что-что вы говорите? «Попробуйте так с яблоками»? Не, с реальными объектами так нельзя. Но математика — это ведь искусство, а не набор строгих правил. Не надо пачкать её о реальный мир.

Иными словами, проблема подобной теории в том, что теория, каждое следующее предположение которой вводится не для того, чтобы описать новые закономерности, а для того, чтобы спасти все предыдущие предположения, когда они в очередной раз войдут в радикальное противоречие с наблюдаемым, обречена на провал. Сколько-то раз можно вводить локальные уточнения и оговаривать исключения, однако рано или поздно их может накопиться столько, что в этот момент уже придётся сказать: «Наши более ранние предположения были неверны — давайте их поменяем на какие-то другие».

На «в мире всё сложно» такое уже не спишешь: в мире, быть может, всё и сложно, однако ваша теория описывает всё это «сложно» практически с эффективностью генератора случайных чисел. Отчего, собственно, вам и приходится говорить, будто «у вас тут всё надо понимать метафорически, да и вообще это — искусство».

Причём в случае с теорией музыки тут даже далеко ходить не надо, чтобы понять, как всё на данный момент запущено.

Возьмём, например, аккорд G7.

Сто пудов, если вы пытались играть хоть на чём-то, вы наверняка его видели. И скорее всего даже играли. Поэтому сейчас наверно задаётесь вопросом: а с ним-то что не так?

Не, с самими звуками всё так. И скорее всего всё было так даже с тем местом, где вы их играли. Но при этом всё не так с его описанием и даже с названием.

Например, что это за аккорд? Семёрка в названии прошаренным людям сообщает, что это — «септаккорд», но какой именно? Не все в курсе, но септаккордов — 9 штук для каждой ноты, без учёта инверсий и пропуска ступеней.

Основа аккорда — первые три его ноты — может быть мажорной, минорной, уменьшенной или увеличенной и к ней добавляется ещё одна нота, причём есть два варианта интервала от последней ноты аккордов до этой ноты.

Уже весело, да? Ладно бы ещё они звучали похоже, но нет — они между собой звучат не менее по-разному, нежели их мажорная, минорная и т.д. основы.

Кроме того, вас наверно интересует вопрос, а почему тогда их 9, если 2 * 4 = 8?

Понимаете, девятка тут играет роль повышенной восьмёрки. В общем, про эту феерию поговорим чуть позже.

Вам может показаться, что эти трёхнотные аккорды получили своё название по характеристике их звучания: «мажорное» — это «радостное», а «минорное» — «грустное». Однако дело было наоборот: это от того, как звучит соответствующий аккорд, пошла ассоциация с грустным или с радостным.

Само же название выведено из расстояния между нотами внутри аккорда.

От первой ноты мажорного аккорда до второй — 4 клавиши фортепьяно, а от второй до третьей — 3.

В минорном же аккорде от первой до второй ноты — 3 клавиши, а от второй до третьей — 4.

Логика подсказывает, что вот это самое и надо было бы использовать для их названия: «4-3» и «3-4». Быть может, более общая и универсальная версия была бы ещё лучше, но хотя бы вот так.

Но теория музыки не ищет лёгких путей: давайте дадим названия на том основании, что интервал между первой и второй нотой в одном аккорде больше, чем во втором. Один «большой» (оттуда «мажор»), а другой — «малый» (оттуда «минор»).

«Большой» и «малый» в сравнении с чем? А друг с другом!

Но есть ведь интервалы, и больше и меньше? Да какая разница!

А почему от первой до второй расстояние считается, а от второй до третьей — нет? Потому что!

Ну ладно, это тоже был бы вариант, если бы такой системе именования следовали бы и дальше.

Однако мы ведь можем придумать ещё два трёхнотных аккорда: с интервалами 4-4 и 3-3. И то, что на предыдущем шаге мы проигнорировали вторые интервалы, нам в этом случае тут же поднагадит.

Может, того, учесть их? Поменять предыдущие рассуждения, раз уж теперь такое обнаружилось? Поискать регулярное название и трактовку, включающую в себя все известные случаи?

Не. Так нельзя — это ведь подорвёт более раннюю гипотезу. А нам все прежние гипотезы надо сохранить. Кто мы такие, чтобы идти против традиции?

Давайте назовём эти аккорды «увеличенным» и «уменьшенным». Знаете почему? Потому что у первого интервал между второй и третьей нотой увеличен по сравнению с мажорным аккордом, а у второго — интервал между первой и второй нотой уменьшен по сравнению с минорным.

Ага. Зачем нам регулярность в терминах и суждениях? Это же искусство, а не весы или линейка.

Чем попирать традиции, гораздо лучше попытаться задним числом обосновать, что «эти аккорды играют ту же роль» или что-то типа того. Несмотря даже на то, что оба два звучат ещё более непохоже на мажорный и минорный, чем те — друг на друга.

Музыка, это вроде бы про звучание, однако иногда об этом можно «для удобства рассуждений» временно забыть. Вы думаете, «временно забыть» — для того чтобы сделать схему более стройной? О нет, что вы — это только в бездушной науке так. А в «искусстве» такое делается для подвёрстывания чего угодно к какой-то философии задним числом.

Я, вот, чуть выше называл ноты трёхзвучных аккордов «первой», «второй» и «третьей»: ведь это же логично — считать по порядку. Но знаете, как они называются в теории музыки? «Первая», «третья» и «пятая».

Как может быть пятая ступень в аккорде из трёх нот?

О. Смотрите. У нас есть мажорный лад. В этот лад входит семь нот из двенадцати возможных. Эти ноты — ступени лада. Мы можем их пронумеровать и получится семь ступеней лада. Теперь, если от первой ступени лада построить мажорный же аккорд, его ноты попадут на первую, третью и пятую ступени этого лада.

С минорным ладом происходит аналогичное: если от его первой ступени построить минорный аккорд, то его ноты попадут на первую, третью и пятую ступени этого лада.

Поэтому такое именование ступеней аккорда раскрывает глубокую теоретическую связь его с ладом.

Точнее, раскрывало бы, если бы любой аккорд всегда попадал на ступени того лада, на котором его играют.

Не, кому-то, конечно, на каком-то этапе могло казаться, что «давайте договоримся, что никак иначе делать нельзя», но, когда по факту обнаружилось, что люди постоянно играют аккорды, не все ноты которых попадают в текущий лад, эту лавочку надо было сразу прикрыть.

Однако вместо этого пошла глубокая философия, призванная спасти концепцию. Давайте считать, что даже если мы не попали в ступени лада, то мы всё равно в них попали — «это всё равно была ступень лада, но пониженная». Или «повышенная». Поскольку, «она играет ту же роль».

Что вы сказали? «Но ведь звучит совсем иначе»? Ах, увольте, мы же тут не про «звучит», а про «философию». Метафизически роль та же. Или метафорически — как вам будет угодно.

Я, кстати, встречал версию, что номера нот аккорда — не номера в «виртуальном ладе», а интервалы. В аккорд входит малая терция и квинта, поэтому эти ноты называются «третья» («терция») и «пятая» («квинта»). Ок, предположим, что это так. Однако откуда у интервалов такие интересные названия — «вторая», «третья», «четвёртая», «пятая» и т.д.? В чём именно измеряется расстояние, что оказывается достаточным указать просто порядковый номер — пусть и на иностранном языке?

А разгадка проста: названия интервалов — это расстояние в «штуках» между нотами. Фактически, «в клавишах». С поправкой на то, что нот в те времена, когда эта мысль пришла людям в голову, было как бы семь, поэтому даже между соседними клавишами фактическое расстояние в частотах оказывалось разным для разных пар — равно как и через клавишу, через две клавиши и т.п. Оттуда и проистекает то, что «секунд», «терций» и т.п. может быть от двух до четырёх. Ну а что делать, если звучит совсем по-разному, несмотря на то что при измерении «в клавишах» оказывается одним и тем же? Типа как-то выкрутились.

Плюс, конечно, ввиду нетемперированности строя, одна и та же, например, «большая секунда» будет по соотношению частот немного разной для разных пар нот, однако это в названиях уже просто проигнорировали.

То есть, интервалы — это всё равно про ступени лада, а не что-то отдельное. Однако очень характерно, что при переходе к двенадцати нотам в октаве и — позже — к равномерной темперации весь этот архаичный набор названий (и даже суждений) сохранился. Даже та слабая основа, которая когда-то была, уже отсутствует, но построенное на ней всё ещё в деле.

Очевидный же шаг: давайте просто нумеровать все двенадцать нот. Давайте мерить расстояние «в клавишах» на тех «клавишах», которые есть сейчас, а не были много веков назад — благо, теперь, расстояние в клавишах однозначно соответствует соотношениям частот между нотами. Давайте говорить не «квинта», а «семь клавиш» или «восьмая клавиша» — в зависимости от того, указываем ли мы интервал или конкретную позицию. Не нравится слово «клавиша» — ок, подберём другой эвфемизм, главное ведь суть подхода.

Но нет, нельзя попирать традиции.

Точнее, чуть-чуть можно — ведь и нот мы добавили, и на равномерно темперированный строй перешли. Однако это для практики. А в теории мы оставим всё то, что было в эпоху семи нот. Поскольку каждый должен, подобно предкам, испытать глубочайшее удивление от того, что самый гармонично звучащий (кроме «та же нота») интервал и один из самых диссонансных, оба называются «квинтами».

Аналогичная ерунда происходила и с самими нотами тоже. Как я уже только что сказал, сейчас их в западной музыке — двенадцать, но стопицот лет назад казалось, будто бы семь. Поэтому давайте делать вид, будто бы их до сих пор семь — просто в разных случаях разных. А то предки обидятся.

Предки назвали эти ноты «до, ре, ми, фа, соль, ля, си» или «C, D, E, F, G, A, B». Пусть добавленные позже называются теми же буквами: ведь они «играют ту же роль». Просто мы их пометим спец-значками — чтобы показать, что «та же роль» — это не «та же нота».

Тем более, названий у нот семь и в наших самых распространённых ладах тоже семь ступеней. Что тут вообще может пойти не так? И интервалы наших ладов тоже так удачно выбраны, что ко всем ним можно подобрать «повышение» или «понижение» какой-то из «однобуквенных» нот, с какой ноты ни начни. «До-диез» или «ре-бемоль» — одна и та же нота по звуку, но типа «играет разные роли».

Однако, поверить в то, что один и тот же звук, который раздаётся при нажатии на одну и ту же клавишу, это не одна нота, а две, три, а то и пять разных, будет потяжелее, чем наверно даже в триединство христианского бога. На такое нужны десятилетия тщательной индокринации, да и то не на всех сработает.

Поэтому, разумеется, на практике всё это свелось к тому, что глубокая теория про «ту же роль» уверенно пересказывалась, но фактически не использовалась. Названия же для всех этих «повышенных» и «пониженных» нот и ступеней выбирали по принципу «чтобы одна буква два раза не встретилась». «Если у нас уже есть D, то мы D# назовём Eb». Энгармонизьм, понимаешь.

В те времена, когда строй был не равномерным, для обоснования этого приводились и другие, не менее глубокие соображения. Вроде того, что «D# и Eb звучат немного по-разному». Правда, на инструментах с фиксированным строем это было технически недостижимо, а на инструментах с «плавающим» человек всё равно был не в состоянии попадать по струнам с точностью до долей миллиметра, но практика ведь не должна умалять величия теории. А теория математически доказывала, что разные это звуки. Должны быть. Хотя в реальности случайные отклонения в частоте при исполнении гораздо больше, чем эта теоретическая разница.

С одной стороны, «музыка — это не математика, а искусство», с другой стороны, реальную практику использования можно проигнорировать на основании математических рассуждений о музыке. Вот так вот оно.

Вдобавок, и так перманентно трещащая по швам теория в какой-то момент столкнулась с тем, что кроме тех семи ладов (или как их ещё называли «модальностей»), которые приняли для себя классические европейцы, можно изобрести чуть-чуть побольше ладов — как минимум, несколько сотен. Причём такие уже даже изобрели. Причём не только арабы, персы, индийцы и китайцы, а даже сами европейцы — просто несколько менее классические. Причём, что особенно обидно, даже классические европейцы использовали чо-то такое, что портило всю красоту теории.

В плане названий для нот это, в частности, породило таких супер-монстров как «дважды пониженные» ноты/ступени. Да, нам мало того, что B# — это со всей очевидностью C, но теория предлагает всё равно зачем-то писать B#. Давайте теперь ещё введём B## — а то не все вдруг обнаруженные лады хорошо ложатся в нашу несокрушимую концепцию.

Понимаете, ещё на первом шаге — когда приходилось жонглировать энгармонизмами, чтобы «каждая буковка встречалась один раз» — можно было бы сказать: «гипотеза не оправдалась, давайте от неё откажемся и просто дадим всем двенадцати нотам разные имена».

Не, ну серьёзно, если нам нужны какие-то ссылки на ступени лада, то есть ведь цифры — можно пронумеровать ступени ими. Тем более, что в конечном счёте всё к этому и пришло.

И что нам толку от попыток использовать одни и те же буквы одновременно для ступеней лада и для нот, если даже без «неудобных для теории ладов», у нас всё равно одни и те же ступени лада имеют разные буквенные имена, в зависимости от того, с какой ноты начинается этот лад? Имеет ли смысл пользоваться этой очень сложной системой, если она всё равно оказывается не регулярной, а в это время элементарное отделение мух от котлет, тут же даёт очень простую и универсальную систему?

Но, понимаете, «это ведь искусство». Поэтому мы продолжим одухотворённо обгладывать кактус с глубоко теоретическими слезами на глазах.

Ведь это так по-философски — использовать тональность с набором нот:

C, Db, Eb, Fb, Gb, Ab, Bbb

Это не я её придумал ради сарказма — такая правда есть.

В общем, когда вы смотрите на клавиши, из которых сложился явный аккорд G7, вы не думайте, что он правда начинается с G — вполне возможно, что это дважды повышенная F или дважды пониженная A.

Теперь давайте снова вернёмся к ступеням аккорда.

Напомню. В теории оные следует считать «первой», «третьей» и «пятой», поскольку они могли бы попасть на первую, третью и пятую ступень лада, который начинается с той же ноты (ну, с поправкой на то, что та же нота может оказаться совсем не той же, как мы уже знаем). А если они вдруг по факту в наш лад не попадут, то тогда их надо всё равно к нему притянуть и считать «пониженными» или «повышенными».

Но постойте, разве же мы играем аккорды только от первой ступени лада? Вроде бы даже без всяких извёрнутых тональностей и выходящих за пределы их ступеней аккордов, как минимум шесть аккордов этого лада придутся не на первую его ступень?

Почему тогда ступени аккорда — «первая», «третья» и «пятая», а не, например, «вторая», «четвёртая» и «шестая», когда аккорд играется от второй ступени лада?

Понимаете, гипотетически, когда играется аккорд как бы возникает ещё одна тональность — на время.

«Тональность» — это лад, для которого выбрана та конкретная нота, от которой этот лад в данном случае отсчитывается.

Где она возникает?

Ну, в теории возникает.

Какая именно тональность возникает? Ведь сотни тональностей могли бы включать в себя эти три ноты — в том числе, на первой, третьей и пятой ступени?

Ну, та, которая совпадает по нотам с той тональностью, в которой мы сейчас играем. Или нет. И вообще, у нас ведь теория, которая должна спасти эту же теорию, чего вы пристали?

Если бы дело ограничивалось «мажорным», «минорным», «увеличенным» и «уменьшенным» трезвучиями, то можно было бы сказать: «Ладно, названия, конечно, исторические, но такой ерундой уже никто не занимается — это просто условные обозначения. Так-то всем давно понятно, что ноты аккорда — первая, вторая и третья».

Но, увы, цифра «7» в названии аккорда «G7» — это как раз про седьмую ступень. Про седьмую ступень в аккорде, содержащем четыре ноты.

Видимо, цифры в названиях аккордов тоже следует считать «всего лишь историческими условными обозначениями». «7» — это не цифра 7, а просто какой-то значок, случайно совпавший по написанию с цифрой 7.

Правда, где-то рядом есть ещё аккорд G9, в котором случайно совпал значок «9». А в G13 случайно совпали аж сразу два значка.

Постойте, настоящее веселье только начинается.

Вы думали, что нота, которая должна считаться другой нотой, — какая-то бага?

Вы думали, что нумерация нот аккорда по «виртуальному» ладу как-то подозрительно смотрится?

Вы думали, что объяснение «играет роль» уже где-то на грани с астрологией?

Это вы ещё не видели, что будет дальше.

Дело в том, что, как легко догадаться, при выборе в качестве ступеней лада семи нот из двенадцати разными способами, может статься, что даже при выборе одной и той же ноты в качестве стартовой остальные шесть будут попадать в разных случаях на разные ноты.

Например, третьей ступенью может оказаться третья по счёту клавиша фортепьяно, относительно той, с которой мы начали, а может и четвёртая.

С седьмой ступенью происходит аналогичное, а потому аккордов, включающих в себя седьмую ступень, тоже может быть больше одного.

Даже если смотреть только на мажорный и минорный лад, проигнорировав все остальные многие сотни возможных, и даже если исключить все аккорды, которые не попадают в этот лад, то окажется, что септаккорды — аккорды, в которых к базовому трезвучию добавлена ещё одна нота — могут быть двух типов. В одном «седьмая» ступень отстоит от «пятой» на 3 клавиши, а в другом — на 4.

Поскольку уже взят странный курс на нумерацию ступеней аккорда по ступеням виртуального лада, оба два должны называться одним и тем же словом — там же «просто седьмая ступень». Играйте тот вариант, который попадает в выбранную вами тональность, чего ещё-то?

Однако, как и в случае с различием в «третьей» ступени, разные подозрительные личности, не уважающие теорию, временами пытались сыграть что-то, что не целиком попадает в тональность. Причём, что опять особенно обидно, зачастую это были те же самые люди, которые в другое время всеми силами спасали теорию.

В общем, и тут тоже надо было как-то различать, что именно мы сыграли, несмотря даже на то, что потом мы это назовём как бы «седьмой» (или как бы «третьей») ступенью — «просто пониженной или повышенной».

Поскольку на регулярность, как и раньше, подзабили (это же искусство!), обозначаться они стали как «7» и «7М». Или «7» и «maj7». Или ещё как-то — не всё ли вам равно, регулярность давно уже идёт лесом?

Особый цинизм тут в том, что «7» — это как бы про ступень виртуального лада. Однако «maj» — это уже про фактический интервал между нотами, измеренный «в клавишах», а не про повышение или понижении чего-то там относительно чего-то.

Понимаете, в этом рецепте мухи замешаны в котлеты by design.

«7» — это 3 клавиши от пятой ступени, а «maj7» — 4.

Думали вы.

Ну, поскольку хоть какая-то последовательность мышления у людей обычно всё-таки есть, и без долгой подготовки к традиции человек не готов представить себе весь тот абсурд, который есть в этой традиции.

Дело в том, что пятая ступень тоже не всегда на одном и том же расстоянии от первой.

Да, в минорном и мажорном ладе нам повезло — в обоих двух «пятой ступенью» считается та нота, которая на семь клавиш отстоит от стартовой. Но даже там есть аккорд, «пятая ступень» которого отстоит от первой на шесть клавиш — ранее упомянутый «уменьшенный аккорд».

Продолжая мысль в концепции «виртуальных ладов», незримо прикреплённых к аккорду, можно вообразить себе, что к уменьшенному аккорду тоже прикреплён виртуальный лад, по нотному составу совпадающий с текущим. В нём мы отсчитаем седьмую ступень и выясним, что та отстоит от пятой на 3 клавиши.

Ну да, в обычном минорном аккорде то, что мы пометили как «7», находится на расстоянии 10 клавиш от первой ступени, а тут на расстоянии 9, однако именно здесь нам важно именно расстояние от пятой ступени аккорда. Саму пятую ступень, вот, мы отсчитываем от первой, а не от третьей, а потому при смещении на одну клавишу «влево», называем её «пониженной», третью тоже, но здесь будем считать от пятой. Наверно, потому что она «играет какую-то там роль», типа того.

В общем, давайте в котлеты с мухами заодно настругаем чуть-чуть разделочной доски: расстояние другое, но всё равно пусть здесь будет просто «7».

Она у нас будет считаться «дважды пониженная», но называться как называлась единожды пониженная в другом случае — как тебе такое, Илон Маск?

Подожди, подожди, а если мы решим сыграть седьмую ступень на клавишу выше, как тогда это должно называться?

Вроде бы по соседству с «7» у нас когда-то было «maj7» — быть может, и тут тоже так?

Не. Так не интересно. Давайте этот вариант будет считаться… минорным септаккордом с пониженной пятой. Ну, потому что похоже ведь на него.

Почему раньше такой логикой не пользовались? Потому что. Не понимаете вы всю глубину теории.

А вот если отступить на две клавиши от этой «7», то как раз «maj7» и будет. Потому что «играет роль», вот это вот всё.

Понимаете, первый раз нам было важно, что интервал от пятой ступени вот такой-то, во второй — что оно похоже на какой-то другой аккорд, а в третий раз оказался важен интервал от первой ступени.

Да, мы считаем, что интервалов под названием «септима» у нас в принципе бывает только два варианта, однако чудесным образом в случае с уменьшенным аккордом у нас их будет три. Добавление одного из них для минорного и мажорного аккорда считалось бы добавлением шестой ступени, но это только потому, что для них мы не стали придумывать специальный лад, где она — седьмая, а для уменьшенного стали. В конце концов, вы же смирились и с тем, что у аккорда из четырёх нот есть седьмая ступень, и с тем, что можно повышать и понижать что угодно насколько угодно, неужели вам жалко сделать ещё один аналогичный шаг?

Кроме уменьшенного аккорда, как уже говорилось, есть «увеличенный» — в нём пятая ступень отстоит от первой на восемь клавиш. И в нём «7» обозначает тот случай, когда седьмая ступень отстоит от пятой… на 2 клавиши. Внезапно, в этот раз оказалось, что расстояние от первой ступени всё-таки важнее, чем от пятой. Почему? А вот так, потому что!

То же, что отстоит на 3 клавиши, считается «мажорным септаккордом с пониженной пятой». Потому что «похоже же».

Да-да, в одном месте у нас одна логика, в другом — другая, в третьем — третья. Просто запомните — вычислить это невозможно.

В мажорный и минорный лад увеличенный аккорд уже не попадает, но кому какая разница? Возьмём ещё какой-то лад — даром, что чуть раньше считалось, что нам нужен лад, совпадающий по составу с текущим, — и как-то насчитаем седьмые ступени там. Какой лад? Какой-то. Просто по произволу.

Однако праздник был бы неполон, если бы в котлеты с мухами и разделочной доской не добавили бы ещё осколков ножа.

Краткие, схематические названия — это отлично, но ведь становится интереснее, когда есть ещё и полные. Составленные из каких-то непонятных, но красивых слов.

Вот, например, «септаккорд» — красивое слово. Подчёркивает, что в этом аккорде из четырёх нот есть седьмая ступень. Седьмая ступень виртуального лада. Ну, вы знаете.

Давайте теперь, например, называть «минорным септаккордом» — минорный аккорд, к которому добавлена «минорная седьмая ступень».

Теперь, как утверждается, чтобы сохранить последовательность рассуждений, «мажорным септаккордом» следует называть мажорный аккорд, к которому добавлена мажорная седьмая ступень.

Правда записывать их краткие названия мы в это время будем по другой логике. Первый будет, например, «Cm7», а второй — «Cmaj7», хотя их трёхнотные основания назывались «Cm» и «C».

А что же тогда означает просто «C7»?

Ну, смотрите. В тональности C-мажор если построить септаккорд от G, то у нас получится мажорный аккорд с минорной седьмой ступенью. А G — это ведь доминанта этой тональности! Поэтому давайте назовём такой мажорный аккорд — «доминантсептаккорд».

Это ведь раскрывает его теоретическую роль в тональности!

Да, раньше мы на такую роль в названиях не ссылались, занимаясь вместо этого виртуальными ладами и мысленными понижениями/повышениями, однако именно вот тут мы про это вспомним.

Название у нас будет состоять из абсолютного имени ноты (которая, как мы помним, может быть и не абсолютным), номера ступени виртуального лада и гармонической роли этого аккорда в тональности.

Удобно, чо.

Правда, в минорном ладе точно тот же аккорд будет строиться уже не от доминанты, да и в куче других ладов тоже, и, с другой стороны, в некоторых других ладах (включая минорный) от доминанты будет строиться другой септаккорд, но кому какая разница?

Последовательность мышления и именования — для слабаков. Они, ничтожные, порываются называть такой аккорд «мажорно-минорным», что, конечно, тоже звучит по-идиотски, но хотя бы не так цинично дезинформирует, однако это — путь к отступлению от канонов.

Кстати, как называть минорный септаккорд с мажорной седьмой ступенью?

«Минорно-мажорный»!

Постойте, но разве не было это отступлением от канонов? Ведь «мажорно-минорный» прямо только что был за такое разоблачён?

Не. Тут всё нормально.

Знаете, как оно кратко записывается? «Сmmaj7». Или даже «СmM7». Или «Cm7M». То есть логика полных названий не просто не последовательна — она не совпадает даже с логикой кратких названий тех же вещей в той же теории.

Ещё, давайте, у нас будет «уменьшенный септаккорд», «минорный септаккорд с пониженной пятой» и «уменьшенный мажорный септаккорд». Чтобы никто не догадался, пока не выучит. В том числе, до того, что все эти три отличаются только последней нотой, которая может стоять в одной из трёх позиций. «Сdim7», «Cm7b5», «Cdimmaj7».

Добавление сюда увеличенных аккордов дополняет весь этот цирк до девяти вариантов — благо, несмотря на то что к ним тоже можно было бы приплести три позиции седьмой ступени и тоже придумать, что все три — седьмые, подобрав к этому произвольный лад, в одном из вариантов седьмая ступень попадает уже совсем на первую ступень этого аккорда на октаву выше.

Впрочем, я не знаю, почему тут спасовали: вполне ведь очевидно, что при помощи мысленных «уменьшений» и «увеличений», сопровождаемых отсчётами от произвольной точки, вполне можно было бы обосновать, что это совпадение — мнимое: сие две разные ноты, хотя звучат и называются одинаково. Типа, «повышенная B — это C, но только не когда она — седьмая ступень Caugmaj7». Зачем тут-то было себя сдерживать?

Тем более, когда оказалось, что ладов — сотни, правильным подбором таковых можно было бы обосновать, что для каждой первой ступени пол-октавы — седьмые ступени. Многаржиды повышенные или пониженные, разумеется.

Понимаете, в той универсальной системе именования, которую я раньше приводил в пример, для того, что сейчас называется «уменьшенный аккорды», это всё называлось бы «C111», «C112» и «C114», что прочитывалось бы мгновенно и безошибочно после минимального знакомства с этой системой, и мгновенно становилось бы понятно, как это играть и в чём тут отличия от соседних вариантов. Но так ведь не интересно — слишком похоже на не искусство, а на математику какую-то.

Однако если без сарказма, система, в которой даже одному из самых часто воспроизводимых на практике объектов — аккорд G7 — сопутствует такое количество совершенно непоследовательной, противоречивой и неинтуитивной ерунды, просто обречена на то, чтобы не только вообще ничего не объяснять про устройство музыки, как было бы положено теории, но даже очень плохо подходить в качестве источника для музыкальной терминологии.

Одно дело, когда русскоязычный учит китайский язык десять лет, чтобы сравняться с носителем по лёгкости практического употребления, и совсем другое, когда десять лет надо учить систему обозначений, не охватывающую даже миллионную долю всех возможных в естественном языке смыслов. И после этого всё равно сомневаться в том, как правильно обозначать относительно часто встречающиеся сущности, какая из них называется таким-то словом и какой из возможных версий рассуждений надо пользоваться в каждом из случаев.

Вас удивляет то, что даже в то время, когда стремительно развиваются все науки, в теории музыки почти нет продвижения? Вас озадачивает то, что сколько бы вы ни читали про эту теорию, она всё ещё кажется набором сумбурных высказываний?

Знаете, первое очень сильно связано со вторым. И скорее всего вызвано тем, что это и на самом деле набор сумбурных высказываний. Эта «теория» пытается выдать себя за систему, но ей не является. И тщетно пытаться запустить её развитие, ничего не трогая в «традиционных» обозначениях, рассуждениях и утверждениях.

Из астрологии не получится астрономия, несмотря даже на то, что в астрологии речь тоже вроде бы идёт про реальные планеты, звёзды и созвездия, а рассуждения часто подкрепляются их реальным (хотя бы в прошлом) расположением. Не. Мало просто в чём-то совпасть со вменяемой теорией — надо ещё всё невменяемое выбросить.

В общем, пока из котлет не будут извлечены и выкинуты в мусор мухи, стружка разделочной доски и осколки ножа, оно всё так и будет: «вы там при практическом применении разбирайтесь на слух, а наша теория нужна в основном для того, чтобы постфактум красиво лапши навешать».

Исследователи предупреждают, что если языковые модели, такие как ChatGPT, обучать на основании данных, полученных от других систем ИИ, то будут накапливаться погрешности, которые сделают модели чрезмерно упрощёнными и оторванными от реальности.

Автор: Алекс Уилкинс (Alex Wilkins), перевод для XX2 века: Андрей Прокипчук.

Системы искусственного интеллекта, которые обучаются, используя текст и изображения, полученные от других систем ИИ, которые сами были обучены на данных, полученных от ИИ, могут оказаться функционально бесполезными.

Системы ИИ вроде ChatGPT, известные как большие языковые модели (large language models, LLMs), используют огромные хранилища текстов, созданных людьми и хранящихся в интернете, с целью создания статистической модели человеческого языка, чтобы быть в состоянии прогнозировать, какие слова вероятнее всего будут следующими в предложении.

С момента появления таких систем интернет наводнили тексты, сгенерированные ИИ. Как это скажется на будущих моделях ИИ – неясно.

Илья Шумайлов из Оксфордского университета и его коллеги смоделировали ситуацию развития моделей ИИ, если их тренировать на основании данных, полученных от других систем ИИ. Они обнаружили, что в итоге модели накопят большое количество погрешностей, станут чрезмерно упрощёнными и оторванными от реальности – они назвали эту проблему коллапсом модели.

Результаты исследования предполагают, что такая неудача обусловлена способом статистической репрезентации текста моделями ИИ. Система ИИ, которая видит фразу или предложение много раз, с большой вероятностью повторит эту фразу в выходных данных, и с небольшой вероятностью – то, что она видела редко. Когда новые модели обучаются на текстах от других систем ИИ, они видят лишь малую долю вероятных результатов, на которые были способны более ранние системы ИИ. Таким образом со временем будут потеряны редко встречающиеся данные, новая система ИИ не будет их выдавать.

В ходе исследования было обнаружено, что существующие модели также не в состоянии определить, соотносится ли с реальностью полученный ею текст.

Отсутствие достаточно разнообразных данных для обучения может усугубляться недостатками самих моделей и методов их обучения, которые и так далеко не всегда представляют данные совершенным образом. Шумайлов и его команда показали, что это приводит к коллапсу ряда различных моделей ИИ.

«Поскольку этот процесс повторяется, в итоге мы приходим к состоянию безумия, где у нас только ошибки, ошибки и ошибки, и магнитуда ошибок намного выше всего остального» - говорит Шумайлов.

Скорость этого процесса зависит от количества ИИ-сгенерированного контента в данных для обучения ИИ и от используемой модели. Но похоже, что все модели, контактирующие с данными от ИИ, в итоге коллапсируют.

Единственным способом обойти эту проблему будет маркировать ИИ-сгенерированные данные и исключать их из процесса обучения, говорит Шумайлов. Но невозможно добиться этого с достаточной надёжностью, если вы не владеете системой, где текст вводят люди - типа поиска Google или ChatGPT копании OpenAI – этот фактор способен усилить и без того существенные финансовое и вычислительное превосходство технологических гигантов.

Вину Садасиван из Мерилендского университета говорит, что некоторые ошибки можно сгладить, если приказать системе ИИ отдавать предпочтение обучающим данным, появившимся до того, как сеть заполнилась ИИ-сгенерированным контентом.

Также возможен вариант, где люди не будут публиковать в интернете ИИ-сгенерированный контент, пока сами предварительно его не отредактируют, замечает Флориан Трамер из Швейцарского института технологии в Цюрихе.

«Даже если LLM сама по себе в некотором роде обладает системной ошибкой, подсказки и фильтрация, осуществляемые человеком, могут нивелировать её, делая окончательные выходные данные ближе к человеческим предпочтениям» - говорит Трамер.

Учёные
выяснили, где появились бабочки и какие растения снабжали первых бабочек пищей. Чтобы проследить всю эволюцию бабочек в четырёхмерной головоломке, понадобилось создать самое большое в мире филогенетическое древо (древо жизни) бабочек. Продвигаясь в далёкое прошлое, учёные пришли в Северную и Центральную Америку. 

Около 100 миллионов лет назад появились ночные мотыльки-новаторы, ставшие летать днём, а не ночью, чтобы получить доступ к богатым нектаром цветам, эволюционировавшим вместе с пчёлами. Так началась эволюция бабочек.

Точно датировать это событие удалось в 2019 году, когда крупномасштабный анализ ДНК опроверг господствовавшую ранее гипотезу о том, что эволюцию бабочек после вымирания динозавров спровоцировало давление летучих мышей.

Теперь достоверно установлено, где появились первые бабочки и какие растения обеспечивали их пищей.

Чтобы получить эти знания, исследователям из множества стран пришлось создать самое большое в мире древо жизни бабочек с учётом ДНК более 2000 видов, представляющих все семейства и 92% родов бабочек. Используя
созданную конструкцию как ориентир, учёные проследили во времени перемещения и способы питания бабочек. Разгадывание этой четырёхмерной головоломки привело в Северную и Центральную Америку. Согласно полученным результатам, опубликованным в журнале «Nature Ecology and Evolution», именно здесь взлетели первые бабочки.

По мнению ведущего автора Акито Кавахары (Akito Kawahara), куратора чешуекрылых во Флоридском музее естественной истории (Florida Museum
of Natural History), реализация данного проекта шла довольно долго.

«Это было моей детской мечтой, — говорит Кавахара. — Это то, что я хотел сделать с тех пор, как в детстве увидел на двери куратора в Американском музее естественной истории (American Museum of Natural History) картинку с изображением филогении одной из групп бабочек. Кроме того, это — самое
сложное исследование из тех, в которых я участвовал, и его успешное завершение потребовало массу усилий множества людей из многих стран мира».

Так как существует около 19 000 видов бабочек, то, чтобы собрать воедино историю эволюции этого отряда в течение 100 миллионов лет, нужна информация о современных ареалах и растениях-хозяевах. До начала создания филогенетического древа всех бабочек у исследователей не было какого-то одного места, где предоставлялась бы возможность работать со всеми данными такого рода. 

«Во многих случаях необходимая нам информация существовала в разноязычных справочниках, не успевших пройти оцифровку», — отмечает
Кавахара. 

Не испугавшись, авторы решили создать собственную общедоступную базу данных, делая тщательный перевод и перенося содержание книг, музейных коллекций и отдельных веб-страниц в единое цифровое хранилище.

В основе всех этих данных лежали 11 редких окаменелостей бабочек, без которых проведённый анализ был бы невозможен. Бабочки, имея тонкие, как бумага, крылья и волоски-паутинки, в списках окаменелостей встречаются редко. Тех немногих, которые попали в эти списки, можно использовать при создании филогенетических деревьев как калибровочные точки, позволяющие определять время ключевых эволюционных событий. 

Полученные результаты поведали динамичную историю с изобилием стремительных диверсификаций, случайных успехов и неудач, а также
невероятных путей распространения. Некоторые группы путешествовали на
удивительно большие расстояния, а другие будто бы замерли на месте, в то время как вокруг них перемещались континенты, горы и реки.

Бабочки впервые появились где-то в центральном и западном регионах Северной Америки. В то далёкое время она была разделена на две части обширным проливом, а современная Мексика представляла собой
начало длинной дуги, протянувшейся через Соединённые Штаты и Канаду до
России. Место Панамского перешейка, соединяющего Северную и Южную Америку занимал пролив, но бабочки легко преодолевали его.

Чтобы попасть в Африку, бабочкам, несмотря на то, что этот континент был не очень далеко от Южной Америки, пришлось проделать долгий путь. Сначала они
перебрались через Берингов мост в Азию, а оттуда, быстро расселяясь на огромном пространстве, проникли в Юго-Восточную Азию, на Ближний Восток и, наконец, достигли Африканского Рога. Они добрались даже до Индии, которая была изолированным островом, со всех сторон отделённым от суши милями открытого океана. 

Ещё более удивительным было прибытие бабочек в Австралию. В то время она и Антарктида представляли собой единое целое — последний не распавшийся на части кусок суперконтинента, который называют Пангеей. Возможно, бабочки сначала поселились в Антарктиде, где климат был теплее нынешнего, а потом через северный край континента пробрались в ещё не отделившуюся Австралию.

Продвигаясь на север, бабочки примерно на 45 миллионов лет задержались на краю Западной Азии, прежде чем, наконец, проникли в Европу. Причина этой продолжительной паузы остаётся неясной, но её последствия хорошо видны и сейчас, отмечает Кавахара. 

«По сравнению с другими частями мира, в Европе видов бабочек немного, а те,
которые есть, нередко встречаются и в других местах. Кроме того, многие европейские бабочки живут, например, в Сибири и других регионах Азии». 

Едва освоившись в местах обитания, бабочки быстро диверсифицировали вместе со своими растениями-хозяевами. 66 миллионов лет назад, к тому времени, когда вымерли динозавры, на сцену жизни вышли почти все современные семейства бабочек, и каждое из них, по-видимому, находилось
в особо близких отношениях с определённой группой растений. 

«Мы рассмотрели эти симбиотические ассоциации на эволюционной шкале времени, и для подавляющего большинства семейств бабочек исходными хозяевами оказались бобовые растения, — говорит Кавахара. — Это верно и для всех бабочек».

В процессе эволюции бобовые растения расширили список своих опылителей за
счёт различных пчёл, мух, колибри и млекопитающих, а бабочки аналогичным
образом расширили список того, что вкусно. По словам соавтора исследования
Памелы Солтис (Pamela Soltis), куратора Флоридского музея и выдающегося
профессора, симбиотические партнёрства, которые установили бабочки, помогли им превратиться из второстепенных потомков мотыльков в представителей одного из крупнейших отрядов насекомых. 

«Эволюция бабочек с момента их появления была неразрывно связана с эволюцией цветковых растений, и эта тесная связь привела к замечательным событиям диверсификации в обеих линиях», — отмечает Солтис.

Статья Семёна Фридмана ко Всемирному дню книг (и одновременно Дню английского языка в ООН).

Спор о том, положительно или отрицательно влияет религия на мораль, видимо, вечен — прежде всего потому, что и моральные оценки, и трактовки определённых фактов различаются в зависимости от личности обсуждающего этот вопрос и его собственной картины мира.

В этом плане интересно было бы посмотреть на влияние религиозного мировоззрения на мир целиком вымышленный, где автор (а через него — и читатель) точно знает, что именно и почему происходило так или иначе, и при этом разрабатывавшийся писателем на протяжении многих десятилетий, более полувека.

Я, конечно же, говорю о созданной Толкином вымышленной вселенной Средиземья — одной из наиболее проработанных фэнтезийных вселенных, когда-либо создававшихся.

Массовый читатель нередко считает главным произведением по миру Средиземья знаменитый «Властелин Колец» (самое известная работа Толкина, принесшая писателю всемирную славу и популярность), однако в действительности таковым является не он, а «Сильмариллион», опубликованный уже после смерти Толкина-старшего, в 1977 году, его сыном Кристофером, однако начатый самим Толкином ещё в 10-ых годах XX века. Об эволюции творческого замысла Толкина на протяжении всего этого времени можно судить по опубликованному Кристофером в 1983—1996 годах сборнику черновых текстов Толкина в двенадцати томах под названием «История Средиземья».

Ключевой сюжет «Сильмариллиона», лежащий в основе данной вселенной ещё на стадии «Книги Утраченных Сказаний», когда Толкин не придумал ни историю падения Нуменора, ни историю создания Колец Власти — история нолдор (или, в ранних текстах — «(г)номов», «нолдоли»), самого творческого и одарённого из эльфийских народов[1], который против воли высших сил, Валар (персонажей, архетипически соответствующих скорее языческим богам, но, по замыслу Толкина, являющихся высшими из ангельских духов-Айнур, созданными Богом-Творцом — Эру Илуватаром) отправляются в Средиземье, ища свободы от опеки высших сил и стремясь отомстить Морготу (злому духу, тождественному дьяволу христианской демонологии) за похищение своих сокровищ (в частности, их предводитель и величайший из их мастеров, Феанор, хочет вернуть Сильмарилы, созданные им волшебные камни, хранящие изначальный Свет).

По дороге в Средиземье нолдор устраивают резню в Альквалондэ, гавани народа эльфов-мореходов, тэлери (или, в ранних текстах, «солосимпи»), отказавшихся предоставить нолдор свои корабли для того, чтобы покинуть Валинор, царство Валар на крайнем западе. В результате этого Валар отворачиваются от нолдор окончательно, и нолдор вместе со своими союзниками из числа народов Средиземья (эльфов, оставшихся в Средиземье, и дружественных к эльфам людей) вынуждены вести безнадёжную войну (Войну Камней, то есть Сильмарилов) с превосходящим их по силе Морготом. Враги Моргота совершают чудеса отваги, однако в итоге терпят поражение (в том числе — из-за внутренних раздоров между эльфами и предательства части людей). Но в момент, когда кажется, что всё потеряно и Моргот одержал в войне безоговорочную победу, Валар приходят на помощь нолдор и их союзникам — и повергают Моргота.

Данный сюжет для Толкина был вовсе не фантазией на отвлечённую тему. Как он писал своему сыну Кристоферу:

«Среди всех твоих страданий (часть из них — чисто физические) я ощущаю потребность каким-то образом выразить свои чувства касательно добра и зла, красоты и безобразия: осмыслить их, вскрыть, так сказать, нарыв. В моём случае это всё породило Моргота и “Историю номов”».
(Письмо 66).

Толкин являлся глубоко верующим христианином, но при этом как лингвист и филолог, изучающий литературную традицию германских народов, любил фольклор и мифологию древних германцев ещё на языческой или полуязыческой традиции их истории. Толкин, создавая вымышленный мир Средиземья, хотел создать «мифологию для Англии»[2] — причём мифологию, которая, используя материал языческой эпохи, в то же время содержала бы христианский моральный и религиозный посыл[3].

Из мотивов германской языческой мифологии Толкина больше всего интересовала тема «северного мужества» — готовности бороться даже в той ситуации, когда поражение неизбежно (ср. с положением героев Толкина, которые вынуждены бороться против Моргота, понимая, что высшие силы, скорее всего, не придут им на помощь[4]); лично для меня этот мотив — одна из наиболее эстетически привлекательных черт «Сильмариллиона».

Рассуждая в посвящённом «Беовульфу» эссе «Чудовища и критики» о мотиве Рагнарёка, гибели богов и мира в столкновении с чудовищами в конце времён, Толкин отмечает:

«В скандинавских мифах боги, по крайней мере, заключены в пределы Времени и обречены на гибель, как и их союзники. Они ведут бой с чудовищами и внешней тьмой. Они собирают героев для последнего отчаянного сопротивления <…> Северная мифология — и в этом её сила — проблему признала: поместила чудовищ в центр и отдала им победу, но не славу, нашла действенное, но ужасное решение в одной лишь воле и мужестве. «Как рабочая теория — совершенно непоколебимо». Действенность этого средства такова, что, в то время как роль более древней южной мифологии навсегда свелась к литературному украшению, дух северной даже в наше время всё ещё способен возродиться. Он в силах обойтись и вообще без богов, как в случае goðlauss [безбожного — др. исл.] викинга: боевой героизм ради героизма. Но не стоит забывать о том, что было совершенно ясно автору «Беовульфа»: за героизм расплачиваются смертью».

Нетрудно заметить родственный мотив в толкиновском сюжете (одном из ключевых для его вымышленного мира и присутствовавших ещё на стадии «Книги Утраченных Сказаний») о злосчастной судьбе Хурина (Урина «Утраченных Сказаний») и его сына Турина Турамбара (и всей остальной их семье, также погибшей), людей, оставшихся верными союзу с эльфами и проклятых за это Морготом. В «Турамаре и Фоалокэ», одном из рассказов «Книги Утраченных Сказаний», Мэлько (Моргот «Утраченных Сказаний») намеревается заставить Урина, попавшего к нему в плен, служить ему:

«Однако ни угроза пытки, ни обещания богатой награды не заставили Урина поддаться, ибо он молвил:

 — Нет! Делай, что хочешь, но меня ты никогда не приневолишь творить своё злое дело, о Мэлько, ты, враг богов и людей.

 — Верно, — ответствовал Мэлько в гневе, — уж более не попрошу я тебя о том и даже не стану принуждать, однако на дела мои, что мало придутся тебе по душе, будешь ты взирать, сидя здесь, и не сможешь двинуть ни рукой, ни ногой, дабы помешать им.

Такую пытку измыслил Мэлько на горе Урину Стойкому, и, поместив его на высокое место в скалах, встал рядом и проклял Урина и род его ужасными проклятьями валар, обрекая их на горькую участь и скорбную кончину; однако дал Урину видение, дабы тот мог узреть злоключения жены своей и детей, бессильный помочь, ибо волшебство удерживало его на сей вершине.

 — Знай же, — рек Мэлько, — что над историей Турина, сына твоего, и люди, и эльфы станут проливать слезы, где бы ни собрались они, дабы рассказывать предания.

Но Урин ответствовал:

 — Однако его никто не станет жалеть за то, что трусом был отец его».

В более поздних «Детях Хурина» Турин говорит о своём отце эльфу Гвиндору:

«И вот что ещё я скажу: пусть краткая жизнь отмерена смертным в сравнении с эльфами, они охотнее расстанутся с ней в битве, нежели обратятся в бегство или покорятся. Стойкость Хурина Талиона — великий подвиг; и пусть Моргот убьёт героя, но самого деяния ему не отменить. Деяние это почтят даже Владыки Запада, и разве не вписано оно в историю Арды, что не зачеркнуть ни Морготу, ни Манвэ?».

История Турина имеет трагический финал — он невольно губит всех, с кем связывается, приносит беду во все края, где появляется, по неведению становится мужем собственной сестры Ниэнор (утратившей память в силу козней злых сил) и в итоге кончает с собой. Однако до самой своей гибели он борется с Морготом и его слугами, убивает чудовищного дракона Глаурунга, Отца Драконов и величайшего из нелетающих драконов Средиземья — и в конце времён сыграет роль в окончательном поражении Моргота (в некоторых своих черновиках Толкин даже допускал, что именно воскресший из мёртвых Турин убьёт Моргота в Дагор Дагорат, аналоге Апокалипсиса в истории Средиземья):

«Но ныне молитвы Урина и Мавуин дошли до самого Манвэ, и боги сжалились над их несчастной судьбой, посему эти двое, Турин и Ниэнори, вступили в Фос’Алмир, огненную купель, ту, что Урвэнди и её девы сотворили века назад до первого восхода Солнца, и так омылись они от всех своих скорбей и позора, зажив среди благословенных подобно сияющим валар, и ныне любовь брата и сестры сделалась прекрасна; но, поистине, Турамбар встанет подле Фионвэ при Великом Разрушении, и Мэлько и его драконы проклянут меч Мормакиль».
(«Турамбар и Фоалокэ»).

Также в «Турамбаре и Фоалокэ» упомянуто «Очищение Турамбара и Вайнони, что путешествуют в сиянии над миром и идут с воинствами Тулкаса против Мэлько» (Вайнони — раннее имя Ниэнор).

Тот же мотив присутствует в сюжете о падении Гондолина — тайный город Гондолин, прекраснейший из всех, что возвели нолдор в Средиземье, вследствие предательства оказывается обнаружен и разрушен полчищами Моргота, однако его защитники при обороне покрывают себя немеркнущей славой, а слуги Моргота в ходе сражения с ними несут огромные, доселе невиданные потери:

«Тогда возопил Рог:

 — Кому страшны балроги со всеми их ужасами? Смотрите, вот они, эти проклятые твари, что многие века мучили детей нолдолов, а теперь поджигают город у нас за спиной. Ко мне, воины Гневного Молота, расплатимся с ними за их злодеяния!

И воздел он свою булаву на длинной рукояти; и в пылу битвы проложил себе путь к самым воротам, ныне поверженным; и весь народ Молота и Наковальни мчался за ним клином, и искры сыпались у них из глаз от неудержимой ярости. Великим подвигом была та вылазка, и до сих пор поют о ней нолдолы, и немало орков рухнуло вниз и нашло свою смерть в пламени; а воины Рога взбирались даже на железных змей и нападали на балрогов, и тяжело ранили многих, несмотря на то, что те были вооружены огненными бичами и стальными когтями и огромного роста. Нолдолы сравнивали их с землей или, вырвав бичи, обращали их против самих балрогов, обжигая и раздирая их тела, как они сами некогда обжигали и раздирали гномов; так много балрогов перебили они, что просто диво, и устрашились полчища Мелько, ибо до тех пор ещё ни один балрог не погибал от рук эльфа или человека».
(«Падение Гондолина» из «Книги Утраченных Сказаний»).

Можно вспомнить и эпизод из «Сильмариллиона», в который Феанор, предводитель отправившихся в Средиземье нолдор, на слова Мандоса, одного из Валар, предрекающего нолдор в Средиземье поражение и чудовищные страдания («бессчётные слёзы»), отвечает:

«Многими бедами угрожают нам, и не меньшее зло среди них — предательство; но одного не сказали нам — что пострадаем мы от трусости; от малодушных или страха перед малодушными. Потому объявляю я, что мы пойдем вперёд; и вот что добавлю я к вашему приговору: деяния наши станут воспевать в песнях, пока длятся дни Арды».

В конечном итоге в этом с Феанором оказываются вынуждены отчасти согласиться даже Валар:

“Но при последних словах Феанора о том, что по крайней мере свершения нолдор будут вечно прославлять в песнях, Манвэ поднял голову, точно услышав голос издалека, и молвил: «Да будет так! Дорогой ценою заплатят за эти песни, и все-таки они того стоят. Ибо иной цены не дано. Только так, как и возвестил нам Эру, красота, доселе неведомая, должна прийти в Эа, и зло ещё обернется добром»”.

Однако нельзя не отметить, что, сравнительно с «Книгой Утраченных Сказаний» «Сильмариллион» претерпел ряд изменений, связанных, в первую очередь, с изменением авторской концепции Валар. В «Книге Утраченных Сказаний» они ближе к языческим богам, чем к христианским архангелам — среди них присутствуют кровожадные бог и богиня войны Макар и Меассэ[5] (исчезающие в позднейших текстах), а Мандос, владыка чертогов усопших, предстаёт как мрачное существо, не любящее солнечный свет[6]. Сказано, что «люди любят Манве даже больше, чем могучего Улмо, ибо он никогда не имел намерения причинить им вред, а при этом он так же честен и так же ревностен в своей власти, как и тот древний из Ваи» («Музыка Айнур») — то есть на стадии «Книги Утраченных Сказаний» от других Валар могла исходить угроза для людей.

Как отмечает Сергей Алексеев, автор биографии Толкина:

«Иная картина в «Забытых сказаниях»: здесь концепция Валар почти диаметрально противоположна. После сотворения мира между Айнур произошёл спор. Те, «кто в своей музыке был поглощен думами о промысле и замысле Илуватара и пёкся только о том, чтобы изложить его, не украшая какими-то собственными изобретениями», остались с Творцом. Другие (в их числе Мелько) откололись от остальных и «умоляли Илуватара позволить им поселиться в пределах мира». Они вызываются быть хранителями, но, как выясняется в дальнейшем, двигали ими гордыня и жажда власти над Детьми Илуватара — прежде всего людьми. «Всецело прозревая сердца их, Илуватар всё же внял желанию Айнур». Валар спускаются в мир, и первым из них в огне низвергается Мелько. В ранней версии эти духи, по мере развития сюжета многократно проявляющие гордыню, близорукость и эгоистичность, — действительно вполне «языческие боги». И если Мелько и его присные — очевидные демоны, то Валар Валинора (за редкими исключениями) в «Книге» — существа полудемонической природы, прикованные к земле и аиру в наказание за свою гордыню, хотя и не последовавшие за мятежом Люцифера».

В «Книге Утраченных Сказаний» решение Валар отказаться от помощи нолдор и закрывать Валинор от внешнего мира наиболее дальновидные и дружественные к людям Валар — Манвэ, владыка воздуха, и Ульмо, владыка вод — характеризуют как преступное:

«Тщетно Улмо в прозрении молил о жалости и прощении для нолдоли, напрасно Манвэ открывал тайны Музыки Айнур и цель бытия мира; долгим и весьма шумным был тот совет и исполнен горечи и полыхающих слов больше любого другого, бывшего впредь. Посему Манвэ Сулимо наконец ушёл оттуда, молвив, что ни стены, ни крепостные валы не оградят их от зла Мэлько, что уже живёт средь них, затуманивая весь их разум».
(«Сокрытие Валинора»).

Однако по мере возрастания тенденции к «ангелизации» Валар в более поздних текстах Толкина, в рамках которой они переосмысляются автором как наместники Бога, поставленные им над миром, осуждение этого решения исчезает. Напротив, решение Валар воздержаться от немедленного выступления против Моргота в «Сильмариллионе» переосмысляется как поступок, предпринятый ими во имя безопасности человеческого рода («хильдор» — люди, «квенди» — эльфы):

«И действительно, говорится, что, как Валар начали войну против Мелькора во имя квенди, так на сей раз они воздержались от битв во имя хильдор, Пришедших Позже, младших Детей Илуватара. Ибо столь ужасные разрушения в Средиземье повлекла за собою война против Утумно, что опасались Валар, как бы на этот раз не случилось худшего, ибо предначертано было, что хильдор смертны, и слабее квенди пред страхом и бурями мира. Более того, не открылось Манвэ, где пробудится род людей: на севере, юге или на востоке».

В позднем черновом тексте под названием «Преображённые Мифы» этот мотив получает дальнейшие развитие — решения Валар представляются как следствие мудрого расчёта, направленного на благо для обитателей Средиземья (причём получившееся объяснение весьма цинично — по версии «Преображённых Мифов», Валар решили вести войну с Морготом посредством восставших против них нолдор):

«На предмет обсуждения можно посмотреть иначе. Закрытие Валинора от восставших Нолдор (которые покинули его добровольно, и после предупреждения) было справедливым. Но если мы осмеливаемся приписывать Древнему Королю какие-то мотивы и обсуждать его ошибки, то, высказывая свое мнение, нам нужно помнить несколько вещей, Манвэ был мудрейшим и осмотрительнейшим духом на Арде. Он представлен обладающим великими знаниями о Музыке в целом, кроме того (единственный из лиц того времени) он владеет мощью, достаточной для прямого общения с Эру. Он должен был ясно осознавать то, что мы понимаем с большим трудом: появление нового зла и нового добра — неотъемлемая деталь «истории» Арды. Особый аспект этого — обращение стараний Исказителя и его наследников в оружие против зла. Рассмотрим ситуацию после побега Моргота и восстановления его обиталищ в Средиземье. Отважные Нолдор лучше всего удерживали Моргота на Севере — фактически в осаде, в то же время не побуждая его к буйству нигилистического разрушения. Между тем люди (или те из них, кто сбросил с себя тень Чёрного Владыки) встретились с народом, видевшим Благословенное Королевство. Общаясь с непримиримыми Эльдар, Люди возвысились до максимально возможного для них состояния. Два брака влили в род Людской кровь благороднейших эльфийских Домов, подготовив человечество к тогда ещё далеким дням «увядания» Эльфов. В таком случае, последнее явление Валар, закончившее падением Тангородрима, может быть не вынужденно задержанным, а точно рассчитанным по времени».

В другом позднем тексте Толкина — «Законы и Обычаи Эльдар» — и вовсе прямо высказывается мнение, что критиковать Валар — совершать грех:

«Те, кто дает плохие советы или говорит против Властей (и даже против Единого, если отваживаются) — несут зло, и их нужно остерегаться, будь они во плоти или развоплощены».

Таким образом, мы видим любопытную метаморфозу — пока Толкин рассматривал придуманных им Валар как своего рода «языческих богов», существ, не однозначно-благих в моральном плане (хотя и способных — по крайней мере, в лице лучших своих представителей — заботиться о чужом благе и, в целом, более дружественных к эльфам и людям, чем откровенный злодей Моргот), он был способен к критической оценке их поступков. Но как только он в более поздних текстах переосмысляет Валар как наместников Бога, он всё больше и больше склоняется к безоговорочной апологетике принятых ими решений. Это весьма любопытным образом повлияло на развитие придуманного им мира.

Во-первых, Валар становятся более жестокими. В «Книге Утраченных Сказаний» во время исхода нолдор из Валинора в Средиземье один из духов на службе Мандоса предсказывает их будущее поражение, убеждаясь их вернуться в Валинор из беспокойства за них — он «умолял их вернуться, но они отвечали ему насмешками, и тогда он, стоя на высокой скале, обратился к ним так громко, что его голос услышали даже на судах; и он предсказал им многие несчастья, что пали на них потом, предупреждая их о коварстве Мелько» («Исход нолдоли»).

В «Сильмариллионе» соответствующее предсказание озвучивает сам Мандос, причем оно охарактеризовано как «проклятие и пророчество, что называют Пророчеством Севера и Приговором нолдор», и оно является не только предсказанием, но и неприкрытой угрозой — в частности, Мандос заявляет нолдор, что «Валар оградят от вас Валинор и захлопнут перед вами двери, так, что даже эхо стенаний ваших не услышат за горами» (хотя некоторые из Валар — Манвэ и Ульмо — позднее всё же помогают нолдор в их злоключениях) и что после гибели их ждёт долгое заточение в его чертогах умерших: «Долго томиться вам там, тоскуя по утраченной плоти, и не обрести жалости, пусть даже все убиенные вами станут просить за вас».

Приговор Мандоса становится наказанием за убийство тэлери в Альквалондэ. Тот мотив, что в Средиземье нолдор не только пострадали от козней Моргота, но и поплатились за злодеяния, совершённые ими в Альквалондэ (то есть что зло нельзя совершить безнаказанно), присутствовал и в «Книге Утраченных Сказаний»:

«В то время свободные нолдоли весьма опасались своих родичей, что отведали рабства, ибо, принужденные страхом, пытками и чарами, вершили те измену; так отмщены были злодеяния гномов в Копас Алквалунтэн: гном [здесь имеются в виду не гномы-карлики, а нолдор, именуемые гномами или номами — прим. автора] обратился против гнома, и прокляли нолдоли день, когда впервые вняли они обману Мэлько, и горько раскаивались в том, что покинули благословенное королевство Валинор».
(«Турамбар и Фоалокэ»).

Но теперь наказание нолдор ставится в связь с волей Валар — они заявляют, что не простят их, даже если их простят тэлери — в то время как в «Книге Утраченных Сказаний» даже сокрытие Валинора и отказ от помощи обитателям Средиземья были связаны не только с волей самих Валар, но и с тем, что закрыть Валинор от внешнего мира потребовали живущие в нём эльфы.

Любопытно, что из более поздних текстов Толкина исчезает следующий пассаж, вложенный им исходно в уста Мелько в «Книге Утраченных Сказаний» при описании его деятельности по подстрекательству нолдор к восстанию против Валар:

« — Вы — рабы, — говорил он, — либо, ежели вам угодно, дети, которым приказано играть в игрушки и не велено ходить далеко либо знать слишком много. Может статься, скажете вы: «Добрые времена даровали нам Валар»; но попробуйте только выйти за поставленные ими пределы, и вы узнаете жестокость их сердец».
(«Воровство Мэлько и затмение Валинора»).

В «Книге Утраченных Сказаний» Манвэ отговаривает нолдор от переселения в Средиземье, опасаясь раздоров между эльфами и людьми:

« — Моё сердце чувствует, а мудрость — предрекает, — молвил он, — что немного времени осталось до того, как иные Дети Илуватара, отцы отцов Людей, вступят в мир — и знайте: в Музыке Айнур, что не изменится, было явлено, что в конце концов мир перейдёт на долгие времена под власть Людей. Но будет то к счастью или к печали, Илуватар не открыл. И не хочу я, дабы раздор, страх или гнев царили между несхожими Детьми Илуватара, и желал бы я, чтобы много веков в мире не было созданий, могущих враждовать с пришедшими Людьми и повредить им, пока их племена не окрепли, пока народы, живущие на земле, ещё дети.

К этому он прибавил множество сведений о Людях, их природе и о том, что произойдёт с ними, и Нолдоли был поражены, ибо чрезвычайно редко случалось им слышать от Валар о Людях; и потому мало размышляли они об этом, полагая, что создания сии слабы, слепы, неуклюжи, смерть преследует их, и что никоим образом не могут они равняться со славою Эльдалиэ. И теперь, хотя Манвэ излил свое сердце в надежде, что Нолдоли увидят, что действует он не без цели и без причины, успокоятся и уверятся в его любви, те, скорее, были изумлены, открыв, что Айнур столь серьезно относятся к Людям, и слова Манвэ достигли лишь противного его желанию».
(«Воровство Мэлько и затмение Валинора»).

Напротив, в «Сильмарилионе» Валар, по сути, ничего толком не сообщают эльфам о людях, и Мелькор пользуется их молчанием в своих собственных целях, убеждая нолдор, что Валар увели эльфов из Средиземья, дабы отдать его людям:

«Более того, хотя Валар в те дни и знали о назначенном приходе людей, эльфам о том до поры было неведомо; ибо Манвэ им того не открыл. Мелькор же тайно поведал эльдар о Смертных людях, видя, что умолчание Валар можно исказить и обратить во зло <…> Долго говорил Феанор, убеждая нолдор последовать за ним и собственной доблестью завоевать свободу и обширные королевства восточных земель, пока не поздно; ибо в речах его эхом звучали лживые наветы Мелькора о том, что будто бы Валар обманули эльфов и намерены держать их в плену, чтобы люди стали править в Средиземье. Многие эльдар в первый раз тогда услышали о Пришедших Позже».

Проще говоря, в «Сильмариллионе» Валар не считают нужным объяснять своим подданным мотивы собственных действий.

Во-вторых, как ни странно, по мере «ангелизации» Валар становятся, вдобавок ко всему, ещё и более некомпетентными. В «Книге Утраченных Сказаний» они своевременно реагируют на козни Мелько, когда те обнаруживаются:

«Наконец, столь сильно встревожился он, что держал совет с Фэанором и даже с Инвэ и Эллу Мэлемно (который был главой Солосими), и согласился с их словами, что надлежит поведать о тёмных происках Мэлько самому Манвэ. <...> Однако и Мэлько, и Нолдоли были отосланы с укоризной. Мэлько было приказано воротиться в Мандос и жить там в покаянии».
(«Воровство Мэлько и затмение Валинора»).

Лишь позднее, переманив на свою сторону часть слуг Мандоса, Мелько удаётся бежать из заточения, похитить Сильмарилы и убить светоносные Древа Валар, погрузив Валинор во тьму. В окончательной версии «Сильмариллиона» Мелькор совершенно безнаказанно и беспрепятственно обрабатывает нолдор — не только подстрекая их к восстанию против Валар, но и стравливая друг с другом их вождей, сыновей их короля Финвэ (в «Книге Утраченных Сказаний» этот персонаж носил имя Нолэмэ), и попутно вооружая их тайно от Валар прямо у них под боком:

«Тогда Мелькор распустил в Эльдамаре новые лживые слухи, и коварные наветы достигли ушей Феанора, будто бы Финголфин и его сыновья замышляют захватить власть, принадлежащую Финвэ и Феанору, его прямому наследнику, и сместить их с дозволения Валар, ибо Валар недовольны тем, что Сильмарили хранятся в Тирионе, а не доверены им. А Финголфину и Финарфину говорилось иное:

«Остерегайтесь! Никогда не питал любви надменный сын Мириэли к детям Индис. Теперь он могуч, и отец во всем уступает ему. Недалеко то время, когда он изгонит вас с холма Туна!»

Когда же убедился Мелькор, что лживые наветы его уже дают плоды и что в сердцах нолдор пробудились гордыня и гнев, он заговорил с ними об оружии; и тогда нолдор стали ковать мечи, и секиры, и копья. И щиты они делали, и изображали на них знаки домов и родов, что соперничали друг с другом; щиты носили они открыто, а о прочем оружии умалчивали, ибо каждый полагал, что он один вовремя упреждён. А Феанор выстроил тайную кузницу, о которой не проведал даже Мелькор; и там закалил смертоносные мечи для себя и своих сыновей, и выковал высокие шлемы, и украсил их алыми перьями».

Козни Мелькора в «Сильмариллионе» обнаруживаются лишь тогда, когда дело доходит до открытого недовольства среди нолдор («Ибо теперь Феанор открыто вел бунтарские речи противу Валар, объявляя повсюду, что уйдёт из Валинора назад во внешний мир и освободит нолдор от рабства, если те последуют за ним») — и угрозы убийством со стороны Феанора Финголфину. Но даже в такой ситуации Валар оказываются неспособны Мелькора поймать:

«Тогда наконец обнаружился корень зла и разоблачено было коварство Мелькора; и тотчас же Тулкас покинул совет, чтобы схватить его и вновь привести на суд <…> Мелькор же, узнав, что ухищрения его разоблачены, скрылся и скитался от места к месту, словно туча в холмах; и тщетно разыскивал его Тулкас».

То есть в окончательной версии «Сильмариллиона» Валар элементарно неспособны поддерживать порядок даже в Валиноре, своём собственном королевстве.

Любопытную метаморфозу переживает и толкиновский сюжет о тайном городе Гондолине, последнем оплоте нолдор. В «Книге Утраченных Сказаний» Гондолин возводится нолдор во главе с королем Тургоном после поражения от Моргота в Битве Бессчётных Слёз: «Тургон с большим воинством, видя, что сражение проиграно, развернулся, прорубил себе путь к отступлению и спас часть женщин и детей <…>».

После упоминания о «Рудниках Мэлько» и «Заклятии Бездонного Ужаса» (которое Мэлько накладывал на своих рабов) история завершается «Строительством Гондолина» («Рассказ Гильфанона: страдания нолдоли и приход людей»). Для того, чтобы в Гондолине могли укрыться другие нолдор, живущие во внешнем мире, подвластном Морготу после Битвы Бессчётных Слёз, его жители «прорыли тот сокрытый проход, который народ называл Путём Избавления, и много было споров об этом, но в в конце концов, сострадая нолдолам, томящимся в рабстве, решили прорыть его» («Падение Гондолина»). Сказано, что «многие отважные нолдолы ускользали из тех гор и спускались по Сириону; и хотя немало их погубила злоба Мелько, многие все же находили эту волшебную дверь и в конце концов попадали в Каменный Град и пополняли собой число его жителей»[7].

.

Один из ключевых персонажей сюжета о Гондолине на всём протяжении его развития — человек Туор, пришедший в Гондолин как посланник от Ульмо и женившийся на Идриль, дочери короля Гондолина Тургона (в их браке родился величайший из мореходов, Эарендиль, отправившийся в Валинор просить о помощи против Моргота и добившийся отправки армии Валар на войну в Средиземье). В «Книге Утраченных Сказаний» Туор от имени Ульмо призывает Тургона «преумножить воинство твое и готовиться к битве, ибо время приспело <…> если же ты доверишься ныне валар, то падут орки, хоть и будет та битва ужасна, и владычество Мелько обратится в ничто» («Падение Гондолина») — то есть начать войну против Моргота за освобождение эльфов и людей из рабства (ср. с пассажем из «Турамбара и Фоалокэ» — «С каждым днём всё более темнели челом вожди родотлим, и приходили к ним сны, повелевая восстать и отправиться быстро и тайно на поиски Тургона, если сие возможно, ибо от него могло еще придти спасение гномам»). Однако из страха перед опасностями войны Тургон решил, что «ничья воля не заставит его вопреки собственному решению подвергнуть опасности драгоценный труд стольких веков», падение Моргота оказывается отсрочено, а прекрасный Гондолин, который Тургон надеялся таким путём сберечь — разрушен.

В «Сильмариллионе» история Гондолина подвергается значительным изменениям. Тургон строит Гондолин ещё до Битвы Бессчётных Слёз (когда у эльфов ещё оставалась, пусть и призрачная, надежда на победу — впрочем, объективности ради, в самой Битве Бессчетных Слёз гондолинцы во главе с Тургоном участвовали и в «Сильмариллионе») по совету Ульмо. Мотив того, что по «пути избавления» в Гондолин успешно бежали эльфы из внешнего мира, исчезает — напротив, когда Гондолин ищет Хурин, он обнаруживает, что этот путь завален. «После Нирнаэт Арноэдиад гондолиндрим предпочли навсегда отгородиться от страданий эльфов и людей внешнего мира» («Сильмариллион»). В «Приходе Туора в Гондолин» из «Неоконченных сказаний» эльф Арминас говорит встреченному им Туору: «Жилище Тургона сокрыто, сокрыты и пути к нему. Я не знаю их, хотя долго искал их». Когда эльф из Гондолина Воронвэ приводит Туора в Гондолин, стражники говорят ему: «Но за то, что он привел сюда чужеземца, он лишается этого права и подлежит королевскому суду, куда он должен быть отведён под стражей. Что касается чужеземца, он будет убит или взят в плен, по усмотрению Стражи», причём один из стражи добавляет Воронвэ: «Если бы ты без дозволения привёл сюда одного из Нолдор, это уже было бы тяжким проступком. Но ты показал Заветный путь Человеку, Смертному, — ибо по его глазам я вижу, кто он»[8]. Туора приняли лишь потому, что он пришёл как посланник Ульмо, облачённый в доспехи Тургона, специально оставленные им в его бывшем обиталище — Неврасте. Туор, прибыв в Гондолин как посланник Ульмо, призывает Тургона не к выступлению против Моргота, а к отступлению на побережье: «И упредил он Тургона, что Проклятие Мандоса уже готово свершиться — и тогда погибнут все творения рук нолдор; и повелел королю покинуть прекрасный и могучий город, отстроенный им встарь, и уйти, и спуститься вниз по течению Сириона к морю»[9].

Видоизменяется и сюжет о последней войне Валар и эльфов с Морготом, в которой тот был окончательно повержен (в «Сильмариллионе» это Война Гнева). В «Книге Утраченных Сказаний» она, к сожалению, разработана лишь в виде отдельных набросков, но в «Сказании об Эарендэле» упомянуто, что «птицы рассказывают эльфам о Падении Гондолина и об ужасной судьбе гномов. Советы богов и волнение эльфов. Поход Инвэр и тэлери» («тэлери» здесь — эльфийский народ, позднее названный «ваньяр»). Насколько можно судить по черновым наброскам, поход первоначально начался даже вопреки воле Валар, поскольку упомянуто о том, что «пала завеса между Валмаром и Кором, ибо хотя боги не разрушают город, они не в силах взирать на него» (Кор — город эльфов Валинора, позднее получивший название «Тирион», где жили нолдор, а в версии «Книги Утраченных Сказаний» — нолдор и «тэлери»-ваньяр). Напротив, в «Сильмариллионе» после прибытия в Валинор морехода Эарендиля с вестями о бедствиях, постигших народы Средиземья, выступление эльфов на Войну Гнева происходит по инициативе Валар.

Нетрудно заметить, что в окончательной версии истории Гондолина и Войны Гнева действия эльфов Гондолина и Валинора оказываются в меньшей степени исходящими от их собственной инициативы и в большей степени — исходящими от воли высших сил. При этом они примечательным образом становятся более чёрствыми и эгоистичными — так, эльфы Гондолина по версии «Сильмариллиона» (в отличие от версии «Книги Утраченных Сказаний») не помогают эльфам из внешнего мира бежать в их город, а ваньяр выступают на войну не самочинно из жалости к нолдор Средиземья (во всяком случае, этот мотив из текста исчезает), а по инициативе Валар, армию которых в их походе против Моргота возглавляет Эонвэ, герольд Манвэ как Верховного Короля Арды.

Специфическое влияние религиозное мировоззрение Толкина оказало и на «Властелин Колец». С одной стороны, с гуманистической точки зрения вызывает одобрение ответ Гэндальфа на слова Фродо Бэггинса о Голлуме (пожалуй, одном из самых неприятных персонажей «Властелина Колец»), что тот «заслуживает смерти» — здесь автор руководствуется идеалом милосердия:

« — Верно. Заслуживает. И не только он. Многие из живущих заслуживают смерти, а многие из умерших — жизни. Ты можешь вернуть ее им? То-то же. Тогда не спеши осуждать и на смерть. Никому, даже мудрейшим из Мудрых, не дано видеть все хитросплетения судьбы. Вряд ли Горлум исправится прежде, чем умрёт, и всё же такая возможность есть. Его судьба не случайно переплелась с историей Кольца и, сдаётся мне, роль свою он сыграл не конца. А коли так, еще неизвестно, чем обернется простая жалость хоббита Бильбо для судеб всего этого мира, а для твоей собственной судьбы — тем паче».
(«Братство Кольца»).

С другой стороны, финал «Властелина Колец» — когда Фродо, поднявшись на Ородруин, чтобы уничтожить созданное Сауроном Единое Кольцо, поддаётся искушению и объявляет Кольцо своим, и лишь появление Голлума, отнимающего у Фродо Кольцо и падающего в жерло вулкана (что и приводит к гибели Саурона и падению Мордора) — вызывает некоторые вопросы, поскольку получается, что Голлум был пощажён Бильбо для того, чтобы (Божьим промыслом) погибнуть много лет спустя (причем раскаяться он так и не смог, как и предвидел Гэндальф — напротив, он во время путешествия героев в Мордор предал Фродо и Сэма, ранее оставивших ему жизнь, паучихе Шелоб). Получается, что Единое Кольцо было уничтожено не вследствие положительных человеческих качеств (способности сопротивляться искушению Единого Кольца — при ином построении сюжета остановить Фродо для его же блага мог бы и его преданный друг Сэм Гэмджи), а вследствие действий глубоко внутренне порочного Голлума (а точнее, вследствие вмешательства Бога в происходящее, направившего ход событий — и Голлума — нужным образом).

Толкин соответствующий эпизод своего произведения так и толковал:

«Да, Фродо “потерпел неудачу”. Не исключено, что, после уничтожения кольца последняя сцена практически изгладилась из его памяти. Однако приходится посмотреть в лицо правде: в конечном счете в этом мире воплощённые создания силе Зла до конца сопротивляться не способны, какими бы “хорошими” они ни были; а Сочинитель Повествования — не один из нас».
(Письмо 181).

Возникает жуткая ситуация, когда описывается действие предмета (Единого Кольца), которое в конечном итоге при долгом взаимодействии способно развратить сколь угодно порядочного человека (что вступает в определённое противоречие даже с вполне себе христианской идеей свободой воли). Даже Сэм Гэмджи — пожалуй, самый порядочный и чистый душой персонаж «Властелина Колец», носивший Единое Кольцо совсем недолго — сталкивается с соблазном присвоить его.

Стремясь подчеркнуть слабость твари и величие Творца, Толкин, вольно или невольно, в этом отношении по степени пессимизма и фатализма оказался на одном уровне с античным язычником Платоном, рассказавшим во второй книге «Государства» легенду о кольце лидийского царя Гигеса, способном делать человека невидимым (собственно, историю кольца Гигеса многие рассматривают как прямой прототип истории Единого Кольца):

«Итак, если бы было два перстня, и один на руке справедливого, а другой — несправедливого; то никто, как надобно полагать, не был бы столь адамантовым, чтоб остался верным справедливости, решился воздерживаться от чужого и не прикасаться к нему, тогда как имеет возможность и на площади, без опасения, брать, что ему угодно, и входя в домы, обращаться, с кем хочет, и убивать или освобождать от оков, кого вздумает, и делать всё прочее, будто бог между человеками».

Вымышленный мир Толкина сравнительно с оригинальными языческими мифами и легендами выглядит сильно более гуманно и современно; даже в окончательной версии толкиновской мифологии Валар в сравнении с олимпийскими богами античности или асами скандинавской мифологии (жестокими, развратными, вероломными и с презрением относящимися к людям) более человечны, дружественны к обитателям мира и склонны заботиться о них (в частности, они передают знания эльфам, поселившимся в Валиноре, а позднее — и людям Нуменора). Это можно рассматривать как своего рода «облагораживание» языческого материала христианской моралью автора — в соответствии с рассуждениями самого Толкина о необходимости христианизации «северного духа»[10].

Однако, напротив, дальнейшая «христианизация» вымышленного мира Толкина и окончательная «ангелизация» Валар сделала повествование в некоторых аспектах сильно более проблематичным в моральном плане, поскольку привела к оправданию задним числом откровенно сомнительных поступков Валар по принципу «они большие, им виднее» (тут можно усмотреть, в частности, ещё и определённую параллель с отношением католической церкви, к числу приверженцев которой Толкин принадлежал, к папской власти и с доктриной о непогрешимости Папы ex cathedra). В случае же с религиозным посылом «Властелина Колец» это дало ещё более неутешительный результат.

Примечания:

[1] Нолдор «превосходят в искусстве всех прочих эльфов; и уже по-своему, сообразно тем дарам, коими наделил их Илуватар, немало всего добавили нолдор к тому, чему учил их Аулэ. Отрадно было им постигать языки и письмена, овладевать цветным шитьём, и рисунком, и резьбою. Это нолдор первыми начали создавать драгоценные камни, а прекраснейшими из всех драгоценностей земли стали Сильмарили, только утрачены они навсегда <…> Великие знания и искусство обрели нолдор, но не иссякала их неуёмная жажда новых знаний, и вскоре во многом превзошли они своих учителей. Речь их непрестанно менялась, ибо велика была любовь нолдор к слову, и постоянно стремились они подобрать более точные названия всему, что знали и о чём помышляли. И так случилось, что каменщики дома Финвэ, трудясь в горных каменоломнях (ибо в радость им было возводить высокие башни), первыми нашли драгоценные кристаллы земли, и добыли их бесчисленное множество; и придумали орудия для обработки и огранки камней, и придали им многие формы» («Сильмариллион»).

[2] «Кроме того, — и здесь, надеюсь, слова мои не прозвучат совсем уж абсурдно, — меня с самых юных лет огорчала нищета моей любимой родины: у нее нет собственных преданий (связанных с её языком и почвой), во всяком случае, того качества, что я искал и находил (в качестве составляющей части) в легендах других земель. Есть эпос греческий и кельтский, романский, германский, скандинавский и финский (последний произвёл на меня сильнейшее впечатление); но ровным счетом ничего английского, кроме дешёвых изданий народных сказок» (Письмо 131).

[3] «Во-вторых, что более важно: артуриана не только связана с христианством, но также явным образом его в себе содержит. В силу причин, в которые я вдаваться не буду, это мне кажется пагубным. Миф и волшебная сказка должны, как любое искусство, отражать и содержать в растворённом состоянии элементы моральной и религиозной истины (или заблуждения), но только не эксплицитно, не в известной форме первичного «реального» мира» (Письмо 131).

[4] Вообще Толкину в «Сильмариллионе» удалось создать яркие, запоминающиеся и неоднозначные образы героев, находящихся в конфликте с высшими силами (Феанор и его сыновья), злым роком (Турин Турамбар) или просто общественными условностями. Даже такие персонажи, как Берен и Лютиэн или мореход Эарендиль, формально не конфликтующие с высшими силами, на практике пытаются обойти их волю или установленные ими законы. Лютиэн добивается от Валар воскрешения из мёртвых её возлюбленного Берена (и сам их союз — человеческого мужчины и эльфийской женщины — идёт против предубеждений в отношении людей, существующих у многих эльфов, особенно эльфов родины Лютиэн — Дориата). Эарендиль отправляется на запад в Валинор вопреки Приговору Мандоса, закрывающему его для жителей Средиземья, тем более что он не имеет права находиться в Валиноре и как человек: “Говорится среди эльфов, что едва ушел Эарендиль разыскивать свою жену Эльвинг, Мандос заговорил об участи его и молвил: «Ужели дозволено будет смертному при жизни вступить на неувядаемые земли — и сохранить жизнь?». Но отозвался Улмо: «Для того и явился он в мир. Вот что скажи мне: кто он — Эарендиль ли, сын Туора из рода Хадора, или сын Идрили, дочери Тургона из эльфийского дома Финвэ?» И ответствовал Мандос: «Нолдор, по доброй воле ушедшим в изгнание, равно не позволено возвратиться сюда»” («Сильмариллион).

[5] Они — «духи раздора», о которых сказано, что «было бы лучше, если бы они никогда не нашли дорогу в мир». Они были «первыми и главными из тех, кто присоединился к разладу Мелько и кто помог ему творить его музыку». Макар «любил спорить и затевать драку без причины». У Макара и Меассэ в Валиноре имеются «мрачные чертоги», где между вассалами Макара идёт непрерывная битва (за вычетом того времени, которое обитатели чертогов тратят на пиры), а Меассэ поит потерявших чувство воинов крепким вином, чтобы они возвращались к сражению. В чертогах звучат «свирепые песни победы, грабежа и разорения». Макар вооружён огромной секирой, а Меассэ — копьём.

[6] «Велико было чудесное волшебство Солнца в дни блистающей Урвэнди, но не столь нежно и дивно светило оно, как Древо Лаурэлин в прежние дни. И оттого снова пробудился в Валиноре шепот недовольства среди Детей Богов, ибо гневались Мандос и Фуи, пеняя Аулэ и Варде, что тем лишь бы вносить путаницу в миропорядок и превращать землю в край, где не осталось тихой мирной тени» («Сказание о Солнце и Луне»).

Не менее примечателен образ Фуи Ниенны, супруги Мандоса в версии «Утраченных Сказаний», ставшей прототипом для Ниенны из «Сильмариллиона» и отчасти — для Вайрэ как супруги Мандоса оттуда же. Она «превращает солёные испарения в слёзы и ткёт она чёрные облака», несущие «отчаяние, слёзы без надежды, скорбь, слепое горе». Крыши её чертога — из крыльев летучих мышей, а сам чертог — из базальта. Другое её имя — «Хэскиль», то есть «та, что приносит зиму».

[7] В Гондолине в версии «Книги Утраченных Сказаний» даже существовал возглавляемый Рогом (см. выше) Дом Гневного Молота, состоявший из беглых рабов Моргота и покрывший себя в сражении с напавшими на город врагами особенной славой.

[8] В ранней версии («Падении Гондолина») Воронвэ и Туора встречают гораздо более тепло (несмотря на то, что в версии «Книги Утраченных Сказаний» большинство людей служило Морготу, а друзья эльфов вроде Хурина или Туора были скорее исключением):

«И сказал Воронве:

 — Отведи же нас туда, ибо мы жаждем войти, — а Туор добавил, что душа его рвётся вступить на стези того дивного града.

И ответил тогда старший из Стражников, что они сами должны остаться у входа, ибо пройдёт ещё много дней, прежде чем окончится месячный срок их стражи, но Воронве с Туором могут отправиться в Гондолин, да и не надобен им провожатый».

[9] Для сравнения, в «Падении Гондолина» Туор также предлагает Тургону отступление на побережье, но лишь как альтернативу немедленному выступлению против Моргота на случай, если Тургон не согласится на войну: «но Туор, по велению Ульмо, который боялся, что Тургон не согласится, сказал так: — Тогда поручено мне сказать, чтобы люди Гондотлим быстро и незаметно спустились по Сириону к морю и там построили себе ладьи и отправились на поиски пути в Валинор» («Падение Гондолина»).

[10] В письме к своему сыну Майклу от 9 июня 1941 года Толкин, враждебно настроенный к нацизму, рассуждал о Гитлере: «Не он ли уничтожает, извращает, растрачивает и обрекает на вечное проклятие этот благородный северный дух, высший из даров Европе, — дух, который я всегда любил всем сердцем и тщился представить в истинном его свете. Нигде, к слову сказать, дух этот не проявился благороднее, нежели в Англии, нигде не был освящён и христианизирован так рано» (Письмо 45).

Такой могла выглядеть частная космическая станция Bigelow. Это два состыкованных модуля Bigelow Aerospace B330. Но нет.

Две компании — Bigelow Aerospace и Axiom Space уже в 2020 году планировали вывести на орбиту частные космические станции. Предполагалось даже, что именно эти коммерческие объекты станут основой будущей орбитальной космонавтики после того, как МКС исчерпает свой ресурс. Вопрос о работе МКС после 2024 года всё ещё остаётся дискуссионным и возможно, что международная станция доживает свои последние годы.

Bigelow Aerospace запатентовала конструкцию надувных модулей, которая позволяет с меньшими затратами выводить на орбиту аппараты большого объёма. Станция могла строиться из модулей Bigelow Aerospace B330, прототипы такого модуля (Genesis I и II) были выведены на орбиту в 2006—2007 годах и успешно испытаны. Следующим этапом развития идеи надувных элементов стал эксперимент, начатый на МКС весной 2016 года (см. «Астронавты НАСА со второй попытки смогли развернуть на МКС надувной модуль»).

Bigelow Aerospace — частная американская компания, занимающаяся созданием космических аппаратов. Компания была основана Робертом Бигелоу в 1999 году и в значительной степени финансировалась из его личных средств. К 2010 году Бигелоу вложил в компанию 180 млн долларов, к 2013 году — уже 250 млн. А потом всё пошло не так...

В случае успеха проекта станция Bigelow могла стать «отелем» для космических туристов, а национальные космические агентства могли бы арендовать место для проведения научных экспериментов, не занимаясь вопросами содержания и обслуживания станции.

Когда писался первый вариант этой заметки для XX2 века (это было в октябре 2016-го), основным фактором, тормозившем развитие проекта Бигелоу, был дефицит ракет-носителей. Предполагалось, что первый модуль Bigelow Aerospace B330 будет выведен на орбиту в 2017 году, но запуск был перенесён на 2020. Соглашение о запуске было достигнуто в апреле 2016-го, носитель — Atlas V. Обсуждался и вопрос о стыковке модуля с МКС.

Один модуль Bigelow Aerospace B330 был рассчитан на пребывание шести человек, но им было бы в нём тесновато. Ожидалось, что на станции, состоящей из двух таких модулей, будет находиться семеро — четверо космических туристов и трое сотрудников станции — профессиональных космонавтов.

Задержки запусков повлекли за собой сокращения в компании. По оценкам отраслевых источников, от 30 до 50 человек из 150 сотрудников были уволены уже в начале 2016-го. В феврале 2018 года компания объявила о создании новой дочерней компании — Bigelow Space Operations для решения оперативных аспектов маркетинга и эксплуатации космических станций на низкой околоземной орбите. В марте 2020 года компания уволила всех оставшихся сотрудников, на тот момент — 88 человек.

26 марта 2021 года компанияBigelow Aerospaceподала иск противНАСАв окружной суд США по округу Невада. В иске утверждалось, чтоНАСАвсё ещё должно 1,05 миллиона долларов «за проделанную работу по разработке и тестированию расширяемого космического модуля».

В декабре 2021 года Bigelow передала право собственности на надувной модуль Космическому центру имени Джонсона НАСА. 

В 2016 году стало известно ещё об одной компании, которая готова начать строительство частной космической станции. Тогда об этом в Сиэтле, на конференции Newspace—2016, сообщил Майкл Саффредини (Michael Suffredini), бывший руководитель программы МКС в НАСА. В январе 2016 он основал компанию Axiom Space LLC.

В отличие от Bigelow, Axiom Space LLC продолжает работу и не отказывается от идеи создания станции.

Модули, из которых Axiom Space собирается строить свою станцию, не обещают быть чем-то революционно новым. В отличие от надувного трансформера Бигелоу, это привычно жёсткая конструкция, построенная известными производителями — Boeing, Thales Alenia Space и другими.

Предполагается, что станция Axiom Space станет сначала сегментом МКС, а затем, после вывода МКС из эксплуатации, будет отсоединена и продолжит работу как самостоятельный объект. Планы, озвученные Майклом Саффредини ещё в 2016-м, масштабны: создание к 2030 году многомодульной станции, на которой единовременно смогут находиться до ста человек.

27 января 2020 года НАСА объявило, что выбрало компанию Аксиом Спейс для разработки, постройки, запуска и пристыковки к МКС трёх больших модулей, которые составят сегмент «Аксиом». Первый модуль планируется запустить в 2024 году.

Календарь «XX2 века» состоит из двух разделов: «ретроспектива» и «прогноз». И некоторые публикации не особо вписываются в эту схему — прогнозы несбывшиеся. Некоторое время мы такие удаляли, но сейчас достанем некоторые из «корзины» и посмотрим, что с ними не так. Начнём с простого.

Несбывшийся прогноз на 2020: Китай инвестирует 500 млрд долларов в другие страны.

Об этом мы писали в конце марта 2015 года. Тогда «председатель КНР Си Цзиньпин, выступая на открытии ежегодного Азиатского экономического форума в Боао на острове Хайнань, обещал, что объём китайских инвестиций в экономику других стран превысит 500 млрд долларов к 2020 году».

Тогда же говорилось, что в 2015 году объём прямых нефинансовых инвестиций Китая в экономики других стран увеличится на 10% — до 113 млрд долларов.

Что же происходило с китайскими инвестициями в тяжёлый пандемийный 2020?

В 2021 году РИА Новости цитировало официального представителя Минкоммерции Китая Гао Фэна:

«Прямые нефинансовые капиталовложения КНР в экономику 58 стран, участвующих в строительстве «Одного пояса и одного пути», в 2020 году увеличились на 18,3% в годовом исчислении, составив 17 миллиардов 790 миллионов долларов. Стоимость новых подрядных контрактов с заинтересованными государствами составила почти 141,5 миллиарда долларов».

Всего же в этот не самый удачный для мировой экономики год объём прямых иноинвестиций КНР достиг 132,9 миллиарда долларов, увеличившись в годовом исчислении на 3,3%.  

Проект «XX2 век» продолжит работу. Каких изменений ждать? Всё созданное за девять лет останется на своём месте — на сайте и в соцсетях. Статьи и новостные заметки будут выходить реже, но в ваших силах это изменить — единовременная помощь и подписки дадут нам возможность готовить больше материалов. Проекту можно помочь и совершенно бесплатно — подписавшись на наш Дзен-канал и участвуя в дискуссиях.

Последние годы почти все создатели контента время от времени жалуются на изменившиеся алгоритмы соцсетей, из-за которых в них стало сложнее показывать собственным подписчикам, не говоря уже о ком-то ещё, что-то, кроме откровенно развлекательного и хайпового контента. Внешние ссылки, особенно на платформы-конкуренты, часто не просто пессимизируются, но не показываются вообще никому. Народ довольно массово побежал из fb сразу, когда это началось, а после того, как fb заблокировали на территории РФ, побежал с удвоенной силой.

В ВК жизнь пока вполне бьёт ключом, но ключ уже не такого размера, как в иные годы. Очень многие перебежали в telegram (кстати, у нас там есть канал), который стал сегодня едва ли не главным СМИ рунета. А по итогам 2022 года четвёртым сайтом рунета по посещаемости (после ютьюба, яндекса и гугла) стал Дзен.

Мы как раз в прошедшем году возобновили регулярную публикацию материалов в нашем Дзен-канале, и под некоторыми нашими материалами там разгорелись нешуточные дискуссии.

Почему-то очень многих пользователей Дзена сильно задевают статьи об эволюции. Под двумя статьями, тематика которых связана с живорождением людей и вообще млекопитающих, десятки людей выражают своё несогласие с вирусной природой плаценты (ну и ещё много с чем). Поучаствовать в беседах об этом можно здесь и здесь. 

Не нравится многим нашим комментаторам на Дзене и осознавать собственное родство с другими приматами. Некоторых особенно беспокоит то, что у наших общих предков был хвост.

Почти так же, как эволюция, некоторых наших читателей беспокоит татаро-монгольское иго. По их мнению, никогда не было ни его (https://dzen.ru/a/Ywd1MnrY6CWJiYMB), ни вообще монгольской империи (https://dzen.ru/a/Y4UtjxnvKUdebRza).

Примерно тех же людей (во всяком случае, тот же тип) сильно триггерит любое взаимодействие американцев с Луной.

Раздражает их и тематика ГМО.

Очень живые обсуждения возникли и под двумя статьями, связанными с легендариумом Толкина (здесь и здесь), а также с проблемами расизма и культурной слепоты.

Ну и без ВИЧ-диссидентов тоже не обошлось (здесь).

Друзья, новогодние каникулы закончились. Мы снова с вами. Редакция и авторы проекта благодарны нашим бустерам и донатерам (в первую очередь! потому что они помогают нам существовать и делать контент), нашим подписчикам и всем нашим читателям.

Следите за обновлениями.

Ваш «XX2 век».

Друзья, сегодня, 21 декабря 2022 года, мы предлагаем вам дайджест событий мира науки и технологий.

Две публикации на нашем сайте можно объединить словом «спирали». О «спиралисте» Джеймсе Белле Петтигрю (James Bell Pettigrew), книга которого «Дизайн в Природе» («Design in Nature») названа «вероятно, самым объёмным и серьёзным единовременным вкладом в юмористическую литературу за последние годы». И о реализме Ван Гога — как астрономы вычисляют время, когда были написаны картины художника, и откуда он узнал о спиралевидности невидимых глазу галактик.

***

Исследования космоса.

Когда-то мы могли изучать только то внеземное вещество, что случайным образом упало на Землю. Потом добрались до Луны и её грунта. Сейчас же космический зонд везёт нам образцы грунта околоземного астероида.

В сентябре 2023 года ожидается возвращение на Землю капсулы, которая доставит образцы породы с астероида Бенну. После этого корабль OSIRIS-REx полетит к следующему астероиду. На Земле к встрече контейнера с образцами готовятся заранее — весь следующий год инженеры будут заниматься плавной корректировкой курса корабля, а возле места приземления капсулы воздвигается инфраструктура, которая позволит сохранить и исследовать находку.

***

Марс не совсем ещё остыл. Наблюдения с марсианских орбитальных станций и совокупность геофизических данных указывают на существование на Марсе гигантского активного мантийного плюма, который вызывает поднятие марсианской коры на определённых участках и определяет современную вулканическую и сейсмическую активность в этих областях.

***

В Австралии и Южной Африке началось строительство новой радиообсерватории, которая станет крупнейшей в мире. Речь о проекте Square Kilometer Array (SKA), он разрабатывался около тридцати лет и наконец перешёл в стадию практической реализации; две группы радиоантенн, размещённые на двух континентах, будут работать в несколько разных диапазонах длин волн и, соответственно, решать разные задачи по наблюдению за космосом. Планируется, что обе части обсерватории будут готовы ко вводу в эксплуатацию в конце текущего десятилетия.

***

От космоса к человеку и человеческому обществу. Исследование давно известного музейного образца поднимает ряд вопросов об эволюционных путях нашего вида и его ближайших родственников. Кому принадлежит найденная ещё в XIX веке челюсть? Неандертальцу? Но на ней есть очевидно сапиентные черты. Сапиенсу? Но где тогда подбородок?

***

От инфографики до цифрового рендеринга — столь широк спектр методов, которые помогают визуально представить результаты исследований и которые любой нынешний учёный может свободно использовать. Так было не всегда. Грегорио Астенго исследует инновации, применявшиеся при издании первых номеров первого в англоязычном мире (и, видимо, второго в мире вообще) научного журнала «Философские труды Королевского общества» (Philosophical Transactions of the Royal Society). Для XVII века это были принципиально новые формы создания изображений, раздвинувшие границы книгопечатания.

***

Очередное исследование подтверждает: малоподвижный образ жизни — вреден. Конкретнее — длительность сидения у телевизора коррелирует с появлением болей в теле.  

***

Курить тоже вредно, причём настолько, что некоторые правительства готовы  пожизненно запретить гражданам, родившимся после определённого числа, даже приобретать эту привычку. Преступивших закон в тюрьму не посадят, но штраф — пугающе большой.

***

А вот аккуратно, под присмотром врача, голодать — бывает полезно.

Новое исследование сообщает: периодическое голодание способно избавить от диабета второго типа.

***

Модерна и Мерк разрабатывают новый протокол лечения меланомы. Но у Мерк лекарство старое (сравнительно, одобрено в Европе семь лет назад), а Модерна создаёт свежую "вакцину от рака" — и её акции на этом фоне заметно поднимаются в цене.

***

А пчёлы странным образом даже там, где их не травят пестицидами, живут всё меньше.

К неожиданному выводу пришли энтомологи Университета Мэриленда. Получены данные о том, что продолжительность жизни особей медоносных пчёл, содержащихся в контролируемых лабораторных условиях, за последние 50 лет сократилась на внушительные 50%.